– Этому типу следует поучиться манерам, прежде чем открывать рот на публике. – Он вперил взгляд в Ричарда. – Советую впредь не распускать руки.
Бросив на него последний многообещающий взгляд, Калеб подсадил Келли на жеребца, швырнул пакет с покупками на переднюю луку, легко взлетел в седло позади девушки и направил коня к своему дому.
Стараясь избегать любопытных взглядов толпящихся на тротуаре зевак, Келли низко опустила голову. Господи, у нее и без того не лучшая репутация в городе, а к вечеру и от нее ничего не останется, стоит лишь Брюстерше повидаться с миссис Колтон и обменяться с ней мнениями о событиях сегодняшнего дня. Уж эти кумушки сумеют раздуть все до неузнаваемости и разнести дальше. К заходу солнца все начнут судачить, что между Калебом и Ричардом произошла из-за нее стычка прямо на улице, и ни у кого не останется больше сомнений, что она пошла по стопам матери.
На какое-то мгновение она решила сказать Страйкеру, что передумала, что не будет у него работать, что собирается покинуть Шайенн, есть у нее деньги или нет.
Однако здравый смысл взял верх над эмоциями: у нее не хватило бы даже на железнодорожный билет; ей не к кому обратиться за помощью, негде переночевать. И если уж говорить начистоту, ей совсем не хотелось уезжать из дома Калеба Страйкера – и от Калеба Страйкера тоже. Как бы глупо это ни звучало, но с ним она чувствовала себя в безопасности. Вручить себя его попечению было все равно что доверить овечку охране льва, но… ему удалось поставить на место Ричарда Эштона! И хоть ее пугала какая-то неведомая тайна, скрывающаяся в глубине его стальных глаз, пугала ярость, с которой несколько минут назад он накинулся на Эштона, пугали рассказы о нем, ходившие по городу, но… она его не боялась.
Доехав до дома, Калеб помог ей выбраться из седла, передал пакет и коробку с сигарами и повел жеребца в конюшню.
Келли проводила его глазами и взбежала по ступеням в дом. Поднявшись в свою комнату, она разложила на кровати обновки, восхищаясь щедрыми подарками. Три новых платья! У нее никогда в жизни не было трех платьев одновременно. Две пары обуви – простые добротные ботинки на каждый день и пара бальных лаковых туфелек, хотя Келли никогда раньше не доводилось посещать балы, да и вряд ли когда-нибудь придется.
Тонкие пальчики с удовольствием погладили бархатный жакет, дотронулись до мягкого пера на шляпке. Очаровательная шляпка! Нежные розочки, белые перья, широкая шелковая лента. Не удержавшись, девушка надела шляпку и подвязала ее под подбородком темно-синей лентой, которая великолепно подчеркивала цвет ее глаз, делая их ярче и глубже. Келли взяла с кровати новый веер и, любуясь своим отражением в зеркале, стала неторопливо им обмахиваться.
Калеб, тихо поднявшийся по лестнице и оставшийся не замеченным увлекшейся девушкой, застыл в дверном проеме. Глядя, как грациозно Келли стоит перед зеркалом, он почувствовал, как что-то замирает глубоко в груди. Ее огромные синие глаза подернулись мечтательной дымкой, но в них таилась многообещающая страстность; приоткрытые губы, казалось, ждут поцелуев. Его поцелуев… Тут Келли стала медленно двигаться под звуки музыки, которую слышала лишь она одна. Калеб едва не застонал от охватившего его желания.
– Могу ли я потанцевать с вами?
Келли крутанулась на каблуках и вскрикнула от неожиданности, увидев Калеба в дверях своей комнаты. Его глаза светились удовольствием; он успел переодеться, теперь все на нем было черное, что очень выгодно подчеркивало смуглую кожу и серые глаза. Келли отметила, что ремень для револьвера – черной кожи, без украшений и довольно поношенный – он так и не снял. Кольт свободно покоился на бедре метиса, от чего она сразу вспомнила, что этот человек крайне опасен, постоянно готов к отпору с любой, с самой неожиданной стороны, даже в своем собственном доме.
– Вы давно тут стоите? – спросила она, чувствуя, как дрожит ее голос.
Замерев в дверях, он и так, казалось, заполнял все пространство спальни, а уж вступив в комнату, и вовсе подавил ее своим присутствием.
– Ну не так уж и долго.
Он пересек комнату и, протянув к ней руку, подошел совсем близко.
Не произнося ни слова, забрал у нее веер и бросил его на кровать, потом обнял ее и стал вальсировать по спальне, держа ее на приличествующем расстоянии, как того требовал этикет, но ее тело от его близости мгновенно зажглось огнем.
Решившись наконец посмотреть ему в лицо, она едва не задохнулась, поймав на себе жаждущий взгляд полуприкрытых длинными ресницами сверкающих глаз. Сдерживая рвущееся дыхание, она промолвила:
– Мы не должны так… – Она с трудом подавила всхлип, непроизвольно возникший в горле. – Это не совсем…
– Правильно? – Он изогнул бровь, что, как ни странно, стало для нее привычным.
Келли кивнула. Какой потрясающий танцор! Какое изящество движений! Кто бы мог подумать? А вот она, видимо, его разочаровала – никак не могла собраться и попасть в такт, потому что ее мучила одна-единственная мысль: они здесь совершенно одни в ее спальне.
Вот он развернул Келли, и на глаза ей попалась широкая кровать, показавшаяся ей такой огромной, что заполняла всю комнату. Жарко вспыхнув, она подняла на него глаза и облизала пересохшие губы.
– Все в порядке, – успокаивающим голосом произнес гигант. – Ничего не случилось, мы просто танцуем.
– У вас хорошо получается.
– Моей маме хотелось, чтобы я выучился танцам белых людей.
– Она ведь была индианкой?
– Да, из племени лакотов.
– Фанни рассказывала мне, что до двенадцати лет вы жили с индейцами. Это правда?
Калеб кивнул; из его глаз вдруг исчезло всяческое выражение.
– Вам там нравилось?
– Да.
– А вы туда возвращались после того, как уехали?
– Нет.
– Почему?
– Не знаю. По всей вероятности, мне слишком нравилось проводить время, выпивая с друзьями, играя в карты, гуляя с… – Он остановился на полуслове, вовремя вспомнив, чем занималась мать Келли. – Когда я решил вернуться, оказалось, что уже слишком поздно. Начались столкновения, а я не захотел оказаться вовлеченным в них, потому что сочувствовал обеим сторонам.
Красивым жестом развернув девушку, Калеб замер, но не выпустил ее из объятий. Мягким, обволакивающим взглядом обвел ее лицо. Когда он продолжил, голос прозвучал печально:
– Большинство полукровок не ощущают себя счастливыми ни там, ни тут, они нигде не приходятся к месту. Им трудно, а иногда и просто невозможно решить для себя, к какому же миру они принадлежат – к тому или к этому. Я не отношу себя к их числу. Я испытываю огромное уважение к народу моей матери, но и в белых людях мне многое близко.
– Но Фанни говорила, что вам пришлось покинуть город из-за вашего отца…
Калеб снова кивнул.
– У вас были с ним конфликты?
– О, мы с ним дрались едва ли не каждый день. Целых пять лет.
– Пять лет? Почему же вы дрались?
– Из-за любой ерунды. Он хотел стереть из моей памяти воспоминания о том, что я наполовину индеец, хотел подогнать меня под свои мерки, чтобы я верил в то, во что верил он сам. – Калеб потряс головой. – Но я не мог стать таким, я был молод, горд и не менее упрям. И чем больше он настаивал на своем, тем сильнее я сопротивлялся его воле. Я прекрасно понимал, что он стыдился того, что моя мать была индианкой, а я, его единственный сын и наследник, – полукровкой. За это я его ненавидел.
Подняв голову, Келли смотрела на него. Хотелось сказать что-нибудь успокаивающее, но слова, как на зло, не шли в голову.
Заглянув ей в глаза, Калеб прочел ее мысли, словно они были на листе бумаги. Она его пожалела. Какого черта, подумал он, взял и раскрыл первой попавшейся девчонке душу, разболтался тут о своем прошлом! Раньше никогда бы не подумал сделать подобное. Ему вовсе не нужна ее жалость!
С губ Келли слетел легкий вздох. Дыхание ее было таким нежным, теплым, от изящно очерченного рта не оторвать глаз. Да что там говорить, он хотел эту девушку. Прямо сейчас. Здесь. Сам не знал, почему, но – хотел. Какая разница – почему? А может, причина все-таки была? Он одинок, она тоже, но достаточная ли это причина?
Внезапно он выпустил ее из своих объятий и твердым шагом направился к двери.
– К обеду меня не ждите, – буркнул он на ходу и вышел, оставив ее посреди комнаты.
Глава 7
Калеб расположился за задним столиком салуна «Три королевы», зажав в ладони стакан с виски и стараясь представить себя членом «Сток гроверз ассошиэйшнз», примерным прихожанином, вносящим постоянные месячные взносы в казну местной школы.
Горожане Шайенна принимали Дункана Страйкера только потому, что он был очень богат, а в те времена богатство было еще внове. Однако Калеб понимал, что сейчас его, наследника состояния своих родителей, не станут особо приветствовать, раз он, полукровка, столько лет состоял на службе у правительства и ловил преступников.
Однако если еще пару дней назад он был тверд в решении немедленно переехать на ранчо и заняться разведением скота, то сегодня с удивлением обнаружил, что уже не так стремится уехать из города.
Единым глотком допив виски, Калеб уставился в пустой стакан и задумался. Может быть, самым лучшим для него было бы приспособиться к спокойной цивилизованной жизни и навсегда забыть о прошлом?..
Он снова наполнил стакан и медленно повертел его в ладонях, наблюдая, как янтарная жидкость переливается на свету. Почему он не дал Келли денег, чтобы она смогла уехать? Что его остановило? Почему захотел, чтобы девушка осталась? Она для него слишком молода. К тому же так наивна, так чиста и доверчива. Не надо было нанимать ее на работу, ох, не надо было! Но почему-то ему отчаянно не хотелось, чтобы она уехала из города и обосновалась где-то в другом месте. С другим мужчиной.
Надоело жить в одиночестве. Слишком уж долго это продолжается. Хватит.
Калеб расплатился, вышел во двор и глубоко вдохнул свежий воздух. Вернуться назад, сыграть партию в покер? Нет, лучше вернуться домой.
По пути он проехал мимо Шайеннского клуба, что на 17-й Восточной улице. Интересно, мелькнула мысль, действительно ли там царит то великолепие, о котором он был наслышан? Как говорили, там была огромная гостиная, несколько комнат для игры в карты, читальный зал, бильярдная и просторные помещения для отдыха на втором этаже. Шеф-повара специально пригласили из Канады.
Проезжая мимо, Калеб насчитал девятнадцать столбов для привязывания лошадей и огромную стоянку для экипажей. Ему были известны строгие правила, предъявляемые клубом своим членам: никакого богохульства в его стенах, никаких попоек, драк, мошенничества за игорным столом, а по воскресным дням играть в карты вообще запрещалось. Вход женщинам также был категорически воспрещен.
Калеб думал, что Келли давно спит, когда наконец он вернулся домой, однако он застал девушку в гостиной с расписанием движения поездов на коленях.
– Вы еще не ложились? Уже поздно.
– Но вы тоже только что приехали, – последовал ответ.
Калеб хмыкнул. Опустившись в одно из кресел напротив дивана, он ткнул пальцем в расписание.
– Куда-нибудь собираетесь?
– Да, и как можно скорее.
– И куда хотите ехать?
– Еще не решила. Может, в Дуранго. Или в Калифорнию. Мне давно хотелось увидеть Сан-Франциско.
– Я бывал в Дуранго, и во Фриско тоже. Все города похожи, все на одно лицо.
– Вполне возможно.
– И люди везде одинаковы.
От Келли не укрылись нотка горечи в его голосе и мгновенно посуровевший взгляд.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего, забудьте. – Девушка промолчала и только посмотрела на него глубокими, как море, глазами. Калеб нахмурился. – Вам понравится Сан-Франциско.
– А вам? Вам он понравился?
– Я ездил туда не для развлечений. Мне надо было разыскать одного… человека. И как только я его нашел, мы сразу уехали.
Келли закусила губу. Интересно, увез ли Калеб его живым? По городу ходило множество слухов о Калебе Страйкере, безжалостном охотнике за преступниками, человеке без сердца, который не моргнув глазом может запросто прикончить пойманного.
Ей захотелось спросить, за кем он гонялся в Сан-Франциско, скольких людей убил, но она сдержалась. Куда безопасней беседовать о Калифорнии.
– Вы видели Тихий океан?
– Да.
– Он красив?
– Он бескраен. – Заметив разочарование в ее глазах, Калеб добавил: – И красив.
Лицо девушки порозовело, и он понял, что она сейчас представляет себе великолепные океанские просторы. До чего же она прекрасна, в который раз подумал он, какая чудесная гладкая кожа, какие фантастические глаза!
– Уже поздно. – Калеб поднялся из кресла и направился к лестнице.
– Мистер Страйкер!
Остановившись, он посмотрел на нее через плечо.
– Завтра воскресенье. Вы пойдете в церковь? Губы метиса скривились в мрачной ухмылке.
– Думаю, обойдусь без подобных зрелищ.
Придя на богослужение, Келли почувствовала, как все взгляды сразу обратились к ней. Она прошла по проходу между рядами, села на скамью, аккуратно расправив юбку, и, сложив руки на коленях, уставилась прямо перед собой в витражное стекло за кафедрой проповедника. Спаситель на витраже был изображен в виде Доброго Пастыря – с посохом в левой руке и маленькой белой овечкой на сгибе правой.
Через несколько минут на кафедру взошел отец Карделла, и служба началась. Келли подпевала тихо, но голос ее звучал ясно; ей очень нравились торжественные слова гимнов и ощущение душевного покоя от слов отца Карделлы, обещающего всем молящимся прощение на этом свете и вечное блаженство на небесах.
Едва богослужение завершилось, Келли поднялась со скамьи, но успела расслышать обрывки разговора между миссис Колтон, Эвери и Брюстер.
– …по стопам своей матери…
– …а он-то хорош – взял под крылышко дочь любовницы своего отца…
– …живут одни в доме…
– …яблочко от яблони…
– …совсем как мамаша…
– …стыдилась бы в храм-то являться…
Келли сморгнула прихлынувшие к глазам слезы. Пожав руку отцу Карделле, она вышла из церкви и поспешила вниз по тротуару. Деньги больше не имеют значения, она завтра же навсегда покинет Шайенн, даже если всю дорогу придется идти пешком.
Хлопнула входная дверь, и Калеб оторвался от чтения газеты. Через несколько секунд до его слуха донесся шум с кухни, клацанье крышек от кастрюль и сковородок.
Что там происходит? Он заинтригованно отложил газету и прошел на кухню. Отодвинув стул, сел на него верхом, обнял руками спинку и принялся наблюдать за Келли. Та разбила яйца в миску и стала яростно их взбалтывать.
– Эй, – негромко окликнул он девушку, – на кого зло вымещаете?
– На Марту Брюстер, – процедила Келли сквозь плотно сжатые зубы.
Калеб весело взглянул на миску в ее руках и изогнул дугой бровь.
– В таком случае можете считать, что она уже мертва.
– Это было бы здорово!
– Келли, выкладывайте, что случилось.
– Ничего. Утром уезжаю отсюда.
– Вот как?
– Именно так.
– Сколько же, по вашему мнению, я вам должен за двухдневную работу по дому?
– Не знаю. Мы ведь не обговаривали мое жалованье. – Оторвавшись от миски, Келли растерянно посмотрела на Калеба. – Но вы обещали, что не поскупитесь.
– Да, я это не забыл.
Плавным, кошачьим движением он поднялся со стула и подошел к Келли, забрал у нее миску с яйцами, поставил на стол и положил руки на плечи девушки.
– В чем дело? Что вас беспокоит?
– Дело в Марте Брюстер. Она говорит, что я веду себя совсем как моя мать и что я не должна показываться в церкви.
Желваки заходили на смуглых скулах Калеба.
– Кому она это сказала? Вам?
– Нет, не мне, я услышала случайно.
– И поэтому вы решили уехать из города?
– Да.
– Ну, допустим, уедете, и что это решит? Ничего, ровным счетом ничего.
– Ну уж не вам об этом говорить! Вы же сами когда-то уехали отсюда.
– Верно, но это не решило мои проблемы и ни к чему хорошему не привело. Жизнь моя была очень тяжела, Келли, и постоянно била меня по мозгам, уж поверьте. Я вынес из этого времени хороший урок: человек должен выстоять сам, за него это никто не сделает.
– Вам было легче справиться, вы мужчина, а мне не выстоять, я никогда уже не смогу ходить по этому городу с высоко поднятой головой. Все с легкостью поверят любым сплетням в мой адрес, как верили всему, что болтали о моей маме. И правильно делали, что верили, потому что это была правда.
Калеб тяжело вздохнул.
– Хорошо, Келли, я кривил душой. Если вы действительно решили уехать, я дам вам денег на дорогу.
Синие глаза просияли.
– Правда?
Он кивнул.
– Правда. Но мне бы очень хотелось, чтобы вы остались.
– Почему?
Он спустил руки с ее плеч и взял за запястья.
– По-моему, вы знаете сами.
От грубоватого голоса по телу девушки поползли мурашки, а от жаркого взгляда его глаз она и вовсе лишилась воли и сил.
– Но я не могу..
Хватка пальцев на запястьях стала сильнее, пламя в глазах разгорелось еще ярче. «Да, он хочет меня, – мелькнула мысль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Бросив на него последний многообещающий взгляд, Калеб подсадил Келли на жеребца, швырнул пакет с покупками на переднюю луку, легко взлетел в седло позади девушки и направил коня к своему дому.
Стараясь избегать любопытных взглядов толпящихся на тротуаре зевак, Келли низко опустила голову. Господи, у нее и без того не лучшая репутация в городе, а к вечеру и от нее ничего не останется, стоит лишь Брюстерше повидаться с миссис Колтон и обменяться с ней мнениями о событиях сегодняшнего дня. Уж эти кумушки сумеют раздуть все до неузнаваемости и разнести дальше. К заходу солнца все начнут судачить, что между Калебом и Ричардом произошла из-за нее стычка прямо на улице, и ни у кого не останется больше сомнений, что она пошла по стопам матери.
На какое-то мгновение она решила сказать Страйкеру, что передумала, что не будет у него работать, что собирается покинуть Шайенн, есть у нее деньги или нет.
Однако здравый смысл взял верх над эмоциями: у нее не хватило бы даже на железнодорожный билет; ей не к кому обратиться за помощью, негде переночевать. И если уж говорить начистоту, ей совсем не хотелось уезжать из дома Калеба Страйкера – и от Калеба Страйкера тоже. Как бы глупо это ни звучало, но с ним она чувствовала себя в безопасности. Вручить себя его попечению было все равно что доверить овечку охране льва, но… ему удалось поставить на место Ричарда Эштона! И хоть ее пугала какая-то неведомая тайна, скрывающаяся в глубине его стальных глаз, пугала ярость, с которой несколько минут назад он накинулся на Эштона, пугали рассказы о нем, ходившие по городу, но… она его не боялась.
Доехав до дома, Калеб помог ей выбраться из седла, передал пакет и коробку с сигарами и повел жеребца в конюшню.
Келли проводила его глазами и взбежала по ступеням в дом. Поднявшись в свою комнату, она разложила на кровати обновки, восхищаясь щедрыми подарками. Три новых платья! У нее никогда в жизни не было трех платьев одновременно. Две пары обуви – простые добротные ботинки на каждый день и пара бальных лаковых туфелек, хотя Келли никогда раньше не доводилось посещать балы, да и вряд ли когда-нибудь придется.
Тонкие пальчики с удовольствием погладили бархатный жакет, дотронулись до мягкого пера на шляпке. Очаровательная шляпка! Нежные розочки, белые перья, широкая шелковая лента. Не удержавшись, девушка надела шляпку и подвязала ее под подбородком темно-синей лентой, которая великолепно подчеркивала цвет ее глаз, делая их ярче и глубже. Келли взяла с кровати новый веер и, любуясь своим отражением в зеркале, стала неторопливо им обмахиваться.
Калеб, тихо поднявшийся по лестнице и оставшийся не замеченным увлекшейся девушкой, застыл в дверном проеме. Глядя, как грациозно Келли стоит перед зеркалом, он почувствовал, как что-то замирает глубоко в груди. Ее огромные синие глаза подернулись мечтательной дымкой, но в них таилась многообещающая страстность; приоткрытые губы, казалось, ждут поцелуев. Его поцелуев… Тут Келли стала медленно двигаться под звуки музыки, которую слышала лишь она одна. Калеб едва не застонал от охватившего его желания.
– Могу ли я потанцевать с вами?
Келли крутанулась на каблуках и вскрикнула от неожиданности, увидев Калеба в дверях своей комнаты. Его глаза светились удовольствием; он успел переодеться, теперь все на нем было черное, что очень выгодно подчеркивало смуглую кожу и серые глаза. Келли отметила, что ремень для револьвера – черной кожи, без украшений и довольно поношенный – он так и не снял. Кольт свободно покоился на бедре метиса, от чего она сразу вспомнила, что этот человек крайне опасен, постоянно готов к отпору с любой, с самой неожиданной стороны, даже в своем собственном доме.
– Вы давно тут стоите? – спросила она, чувствуя, как дрожит ее голос.
Замерев в дверях, он и так, казалось, заполнял все пространство спальни, а уж вступив в комнату, и вовсе подавил ее своим присутствием.
– Ну не так уж и долго.
Он пересек комнату и, протянув к ней руку, подошел совсем близко.
Не произнося ни слова, забрал у нее веер и бросил его на кровать, потом обнял ее и стал вальсировать по спальне, держа ее на приличествующем расстоянии, как того требовал этикет, но ее тело от его близости мгновенно зажглось огнем.
Решившись наконец посмотреть ему в лицо, она едва не задохнулась, поймав на себе жаждущий взгляд полуприкрытых длинными ресницами сверкающих глаз. Сдерживая рвущееся дыхание, она промолвила:
– Мы не должны так… – Она с трудом подавила всхлип, непроизвольно возникший в горле. – Это не совсем…
– Правильно? – Он изогнул бровь, что, как ни странно, стало для нее привычным.
Келли кивнула. Какой потрясающий танцор! Какое изящество движений! Кто бы мог подумать? А вот она, видимо, его разочаровала – никак не могла собраться и попасть в такт, потому что ее мучила одна-единственная мысль: они здесь совершенно одни в ее спальне.
Вот он развернул Келли, и на глаза ей попалась широкая кровать, показавшаяся ей такой огромной, что заполняла всю комнату. Жарко вспыхнув, она подняла на него глаза и облизала пересохшие губы.
– Все в порядке, – успокаивающим голосом произнес гигант. – Ничего не случилось, мы просто танцуем.
– У вас хорошо получается.
– Моей маме хотелось, чтобы я выучился танцам белых людей.
– Она ведь была индианкой?
– Да, из племени лакотов.
– Фанни рассказывала мне, что до двенадцати лет вы жили с индейцами. Это правда?
Калеб кивнул; из его глаз вдруг исчезло всяческое выражение.
– Вам там нравилось?
– Да.
– А вы туда возвращались после того, как уехали?
– Нет.
– Почему?
– Не знаю. По всей вероятности, мне слишком нравилось проводить время, выпивая с друзьями, играя в карты, гуляя с… – Он остановился на полуслове, вовремя вспомнив, чем занималась мать Келли. – Когда я решил вернуться, оказалось, что уже слишком поздно. Начались столкновения, а я не захотел оказаться вовлеченным в них, потому что сочувствовал обеим сторонам.
Красивым жестом развернув девушку, Калеб замер, но не выпустил ее из объятий. Мягким, обволакивающим взглядом обвел ее лицо. Когда он продолжил, голос прозвучал печально:
– Большинство полукровок не ощущают себя счастливыми ни там, ни тут, они нигде не приходятся к месту. Им трудно, а иногда и просто невозможно решить для себя, к какому же миру они принадлежат – к тому или к этому. Я не отношу себя к их числу. Я испытываю огромное уважение к народу моей матери, но и в белых людях мне многое близко.
– Но Фанни говорила, что вам пришлось покинуть город из-за вашего отца…
Калеб снова кивнул.
– У вас были с ним конфликты?
– О, мы с ним дрались едва ли не каждый день. Целых пять лет.
– Пять лет? Почему же вы дрались?
– Из-за любой ерунды. Он хотел стереть из моей памяти воспоминания о том, что я наполовину индеец, хотел подогнать меня под свои мерки, чтобы я верил в то, во что верил он сам. – Калеб потряс головой. – Но я не мог стать таким, я был молод, горд и не менее упрям. И чем больше он настаивал на своем, тем сильнее я сопротивлялся его воле. Я прекрасно понимал, что он стыдился того, что моя мать была индианкой, а я, его единственный сын и наследник, – полукровкой. За это я его ненавидел.
Подняв голову, Келли смотрела на него. Хотелось сказать что-нибудь успокаивающее, но слова, как на зло, не шли в голову.
Заглянув ей в глаза, Калеб прочел ее мысли, словно они были на листе бумаги. Она его пожалела. Какого черта, подумал он, взял и раскрыл первой попавшейся девчонке душу, разболтался тут о своем прошлом! Раньше никогда бы не подумал сделать подобное. Ему вовсе не нужна ее жалость!
С губ Келли слетел легкий вздох. Дыхание ее было таким нежным, теплым, от изящно очерченного рта не оторвать глаз. Да что там говорить, он хотел эту девушку. Прямо сейчас. Здесь. Сам не знал, почему, но – хотел. Какая разница – почему? А может, причина все-таки была? Он одинок, она тоже, но достаточная ли это причина?
Внезапно он выпустил ее из своих объятий и твердым шагом направился к двери.
– К обеду меня не ждите, – буркнул он на ходу и вышел, оставив ее посреди комнаты.
Глава 7
Калеб расположился за задним столиком салуна «Три королевы», зажав в ладони стакан с виски и стараясь представить себя членом «Сток гроверз ассошиэйшнз», примерным прихожанином, вносящим постоянные месячные взносы в казну местной школы.
Горожане Шайенна принимали Дункана Страйкера только потому, что он был очень богат, а в те времена богатство было еще внове. Однако Калеб понимал, что сейчас его, наследника состояния своих родителей, не станут особо приветствовать, раз он, полукровка, столько лет состоял на службе у правительства и ловил преступников.
Однако если еще пару дней назад он был тверд в решении немедленно переехать на ранчо и заняться разведением скота, то сегодня с удивлением обнаружил, что уже не так стремится уехать из города.
Единым глотком допив виски, Калеб уставился в пустой стакан и задумался. Может быть, самым лучшим для него было бы приспособиться к спокойной цивилизованной жизни и навсегда забыть о прошлом?..
Он снова наполнил стакан и медленно повертел его в ладонях, наблюдая, как янтарная жидкость переливается на свету. Почему он не дал Келли денег, чтобы она смогла уехать? Что его остановило? Почему захотел, чтобы девушка осталась? Она для него слишком молода. К тому же так наивна, так чиста и доверчива. Не надо было нанимать ее на работу, ох, не надо было! Но почему-то ему отчаянно не хотелось, чтобы она уехала из города и обосновалась где-то в другом месте. С другим мужчиной.
Надоело жить в одиночестве. Слишком уж долго это продолжается. Хватит.
Калеб расплатился, вышел во двор и глубоко вдохнул свежий воздух. Вернуться назад, сыграть партию в покер? Нет, лучше вернуться домой.
По пути он проехал мимо Шайеннского клуба, что на 17-й Восточной улице. Интересно, мелькнула мысль, действительно ли там царит то великолепие, о котором он был наслышан? Как говорили, там была огромная гостиная, несколько комнат для игры в карты, читальный зал, бильярдная и просторные помещения для отдыха на втором этаже. Шеф-повара специально пригласили из Канады.
Проезжая мимо, Калеб насчитал девятнадцать столбов для привязывания лошадей и огромную стоянку для экипажей. Ему были известны строгие правила, предъявляемые клубом своим членам: никакого богохульства в его стенах, никаких попоек, драк, мошенничества за игорным столом, а по воскресным дням играть в карты вообще запрещалось. Вход женщинам также был категорически воспрещен.
Калеб думал, что Келли давно спит, когда наконец он вернулся домой, однако он застал девушку в гостиной с расписанием движения поездов на коленях.
– Вы еще не ложились? Уже поздно.
– Но вы тоже только что приехали, – последовал ответ.
Калеб хмыкнул. Опустившись в одно из кресел напротив дивана, он ткнул пальцем в расписание.
– Куда-нибудь собираетесь?
– Да, и как можно скорее.
– И куда хотите ехать?
– Еще не решила. Может, в Дуранго. Или в Калифорнию. Мне давно хотелось увидеть Сан-Франциско.
– Я бывал в Дуранго, и во Фриско тоже. Все города похожи, все на одно лицо.
– Вполне возможно.
– И люди везде одинаковы.
От Келли не укрылись нотка горечи в его голосе и мгновенно посуровевший взгляд.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего, забудьте. – Девушка промолчала и только посмотрела на него глубокими, как море, глазами. Калеб нахмурился. – Вам понравится Сан-Франциско.
– А вам? Вам он понравился?
– Я ездил туда не для развлечений. Мне надо было разыскать одного… человека. И как только я его нашел, мы сразу уехали.
Келли закусила губу. Интересно, увез ли Калеб его живым? По городу ходило множество слухов о Калебе Страйкере, безжалостном охотнике за преступниками, человеке без сердца, который не моргнув глазом может запросто прикончить пойманного.
Ей захотелось спросить, за кем он гонялся в Сан-Франциско, скольких людей убил, но она сдержалась. Куда безопасней беседовать о Калифорнии.
– Вы видели Тихий океан?
– Да.
– Он красив?
– Он бескраен. – Заметив разочарование в ее глазах, Калеб добавил: – И красив.
Лицо девушки порозовело, и он понял, что она сейчас представляет себе великолепные океанские просторы. До чего же она прекрасна, в который раз подумал он, какая чудесная гладкая кожа, какие фантастические глаза!
– Уже поздно. – Калеб поднялся из кресла и направился к лестнице.
– Мистер Страйкер!
Остановившись, он посмотрел на нее через плечо.
– Завтра воскресенье. Вы пойдете в церковь? Губы метиса скривились в мрачной ухмылке.
– Думаю, обойдусь без подобных зрелищ.
Придя на богослужение, Келли почувствовала, как все взгляды сразу обратились к ней. Она прошла по проходу между рядами, села на скамью, аккуратно расправив юбку, и, сложив руки на коленях, уставилась прямо перед собой в витражное стекло за кафедрой проповедника. Спаситель на витраже был изображен в виде Доброго Пастыря – с посохом в левой руке и маленькой белой овечкой на сгибе правой.
Через несколько минут на кафедру взошел отец Карделла, и служба началась. Келли подпевала тихо, но голос ее звучал ясно; ей очень нравились торжественные слова гимнов и ощущение душевного покоя от слов отца Карделлы, обещающего всем молящимся прощение на этом свете и вечное блаженство на небесах.
Едва богослужение завершилось, Келли поднялась со скамьи, но успела расслышать обрывки разговора между миссис Колтон, Эвери и Брюстер.
– …по стопам своей матери…
– …а он-то хорош – взял под крылышко дочь любовницы своего отца…
– …живут одни в доме…
– …яблочко от яблони…
– …совсем как мамаша…
– …стыдилась бы в храм-то являться…
Келли сморгнула прихлынувшие к глазам слезы. Пожав руку отцу Карделле, она вышла из церкви и поспешила вниз по тротуару. Деньги больше не имеют значения, она завтра же навсегда покинет Шайенн, даже если всю дорогу придется идти пешком.
Хлопнула входная дверь, и Калеб оторвался от чтения газеты. Через несколько секунд до его слуха донесся шум с кухни, клацанье крышек от кастрюль и сковородок.
Что там происходит? Он заинтригованно отложил газету и прошел на кухню. Отодвинув стул, сел на него верхом, обнял руками спинку и принялся наблюдать за Келли. Та разбила яйца в миску и стала яростно их взбалтывать.
– Эй, – негромко окликнул он девушку, – на кого зло вымещаете?
– На Марту Брюстер, – процедила Келли сквозь плотно сжатые зубы.
Калеб весело взглянул на миску в ее руках и изогнул дугой бровь.
– В таком случае можете считать, что она уже мертва.
– Это было бы здорово!
– Келли, выкладывайте, что случилось.
– Ничего. Утром уезжаю отсюда.
– Вот как?
– Именно так.
– Сколько же, по вашему мнению, я вам должен за двухдневную работу по дому?
– Не знаю. Мы ведь не обговаривали мое жалованье. – Оторвавшись от миски, Келли растерянно посмотрела на Калеба. – Но вы обещали, что не поскупитесь.
– Да, я это не забыл.
Плавным, кошачьим движением он поднялся со стула и подошел к Келли, забрал у нее миску с яйцами, поставил на стол и положил руки на плечи девушки.
– В чем дело? Что вас беспокоит?
– Дело в Марте Брюстер. Она говорит, что я веду себя совсем как моя мать и что я не должна показываться в церкви.
Желваки заходили на смуглых скулах Калеба.
– Кому она это сказала? Вам?
– Нет, не мне, я услышала случайно.
– И поэтому вы решили уехать из города?
– Да.
– Ну, допустим, уедете, и что это решит? Ничего, ровным счетом ничего.
– Ну уж не вам об этом говорить! Вы же сами когда-то уехали отсюда.
– Верно, но это не решило мои проблемы и ни к чему хорошему не привело. Жизнь моя была очень тяжела, Келли, и постоянно била меня по мозгам, уж поверьте. Я вынес из этого времени хороший урок: человек должен выстоять сам, за него это никто не сделает.
– Вам было легче справиться, вы мужчина, а мне не выстоять, я никогда уже не смогу ходить по этому городу с высоко поднятой головой. Все с легкостью поверят любым сплетням в мой адрес, как верили всему, что болтали о моей маме. И правильно делали, что верили, потому что это была правда.
Калеб тяжело вздохнул.
– Хорошо, Келли, я кривил душой. Если вы действительно решили уехать, я дам вам денег на дорогу.
Синие глаза просияли.
– Правда?
Он кивнул.
– Правда. Но мне бы очень хотелось, чтобы вы остались.
– Почему?
Он спустил руки с ее плеч и взял за запястья.
– По-моему, вы знаете сами.
От грубоватого голоса по телу девушки поползли мурашки, а от жаркого взгляда его глаз она и вовсе лишилась воли и сил.
– Но я не могу..
Хватка пальцев на запястьях стала сильнее, пламя в глазах разгорелось еще ярче. «Да, он хочет меня, – мелькнула мысль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37