Велико было искушение взять те платья, которые она когда-то носила в Карлайле, но, к сожалению, они уже были ей малы.
Повернувшись к мужу, Дженси спросила:
– Где мы будем хранить твои бумаги? В каюте?
– Нет, они у Хэла. Он делит каюту с Тредвелом и Оглторпом, так что документы будут под присмотром. Впрочем, нам нечего опасаться. Ты ведь не считаешь, что мадам Шахиня – сообщница Макартура?
Дженси снова рассмеялась, но все-таки ей казалось, что следует соблюдать осторожность.
Они ненадолго ушли в свою каюту, а потом, когда раздался сигнал к отплытию, опять вышли на палубу, чтобы проститься с Канадой. Матросы с грохотом подняли якорь, тут же подвесили его под поручнями, и «Эверетта» вышла из порта. Началось долгое возвращение домой.
Глава 21
Со своими попутчиками они познакомились только за обедом, который на «Эверетте» сервировали в пять часов. Завтрак же здесь подавали в восемь, ленч – в полдень, а в одиннадцать – ужин для тех, кто пожелает. И всем полагалось садиться за стол вовремя, потому что салон служил не только столовой, но и гостиной.
Все же Дженси очень хотелось надеть свое лучшее черное платье, но в конце концов она отказалась от него. «Мужчинам гораздо легче, чем мне, – думала она. – Саймону, например, достаточно надеть коричневый сюртук, лосины и жилет». Когда Тредвел повязал ему шейный платок, он с усмешкой пробормотал:
– Я мог бы и сам, но рука сильно болит при сгибе. Как странно… Такая незначительная рана, а беспокоит больше, чем ребра.
Дженси следила, как муж преображается у нее на глазах. В Йорке он носил довольно простые шейные платки, а теперь Тредвел повязал ему шикарный платок и воткнул в него булавку с драгоценным камнем. Что это за сверкающий камень? Топаз?
Дженси посмотрелась в зеркало. Платье не лучше, чем у служанки Рэнсом-Браунов, к тому же никаких украшений в волосах. К платью она приколола аметистовую брошь и вдела в уши жемчужные серьги, придававшие ей некоторое достоинство.
Заметив, что Саймон за ней наблюдает, она залилась краской.
– Прости, дорогая, – пробормотал он в смущении. – Я должен был подумать об украшениях для тебя. Но ты ничего не должна стыдиться. – Он приподнял пальцем ее подбородок и с ласковой улыбкой добавил: – Ты Джейн Сент-Брайд, и этого вполне достаточно.
Она тоже улыбнулась:
– Прекрасно, милый. Так что, пойдем на встречу с важной персоной?
За столом председательствовал капитан, и он объяснил, что поначалу кораблем некоторое время управляет лоцман, затем провозгласил тост за «Эверетту» и за удачное плавание. После этого капитан представил пассажиров друг другу.
Полковник был в алом мундире с тесьмой, а его жена – в синем атласном платье с глубоким вырезом и в синем же тюрбане, украшенном россыпью бриллиантов. «Как настоящий паша», – подумала Дженси, в смущении отводя глаза. Но зато утихли ее страхи: выяснилось, что Рэнсом-Брауны прожили в Канаде три года, все это время провели в Монреале, и, следовательно, они никак не могли быть тайными союзниками Макартура и его помощников.
Молоденькая мисс Рэнсом-Браун была в розовом платье и с кудряшками вокруг хмурого личика. Таким же хмурым был юный мистер Рэнсом-Браун, облаченный в яркий полосатый жилет. А служанка и младший ребенок, видимо, обедали в каюте. «Как жаль», – подумала Дженси. Она чувствовала, что с той женщиной у нее было бы больше общего.
Полковник сообщил, что они возвращаются в Англию, где он займет «некую должность». Самодовольство его жены явно свидетельствовало о том, что это будет чрезвычайно значительная должность.
Преподобный Шор оказался высоким и тощим, с жидкими седыми волосами. Ему было уже за семьдесят, и у него был болезненный вид.
– Почти всю свою жизнь я был священником у англиканских поселенцев в Квебеке, но теперь из-за возраста возвращаюсь домой, где проведу оставшиеся мне годы. В пути я намерен писать воспоминания, пользуясь своими дневниками и записками.
Другими словами: «Оставьте меня в покое». Да, примерно так следовало понимать слова Шора. И было совершенно очевидно, что преподобный никак не связан с Макартуром.
Хэл и Нортон представились, затем Саймон сказал:
– А мы с женой возвращаемся в Брайдсуэлл, в Линкольншире.
Миссис Рэнсом-Браун тотчас же изменилась в лице, и Дженси поняла, что Брайдсуэлл – воистину волшебное слово; теперь Важная Персона взирала на Саймона с величайшим уважением. А он, конечно же, упомянул об этом специально – словно хотел сказать: «Не смейте пренебрегать мной и моей женой».
Ах, если бы она уже не обожала Саймона, то непременно влюбилась бы в него сейчас! Он же едва заметно улыбнулся и добавил:
– Видите ли, мы оба в трауре по случаю смерти дяди моей жены, но он не одобрял долгое уныние, и поэтому мы не станем расхолаживать компанию.
– Превосходно, превосходно, – закивал капитан Стоддард. – Мои пассажиры обычно развлекаются картами, музыкой и устраивают театральные представления. Все будет, как вы пожелаете. Некоторые предпочитают побыть в тишине. В хорошую погоду у нас устраивались даже танцы на палубе, но боюсь, в этом плавании их не будет. Отличный суп, не правда ли?
Суп действительно был «отличный», но Дженси не смогла проглотить ни ложки.
Театральные представления и танцы? Что же касается карт, то до приезда в Йорк она умела только гадать на них. И она никогда не участвовала в самодеятельном театре – Марта упала бы в обморок. Правда, Марта не возражала против народных танцев, но у них ни разу не было случая поплясать.
Дженси невольно вздохнула – она вдруг почувствовала себя так же, как в тот день, когда появилась на Касл-роу в лохмотьях.
К счастью, мужчины заговорили о своем – о канадской и британской политике, об экономике и о положении дел в континентальной Европе.
Раньше всех из-за стола поднялся преподобный Шор. Он сразу же удалился к себе в каюту, но остальные решили задержаться, чтобы продолжить разговор. Говорили о налогах и о новой валюте, а полковника Рэнсом-Брауна очень заботила судьба бывших солдат, но он нисколько не сочувствовал тем, кого называл «бездельниками».
Саймон, однако, возразил:
– При всем моем уважении к вам, полковник, про новых безработных никак нельзя сказать, что они стали ими по собственной воле.
– Да-да, разумеется. Но всегда есть и такие, которые не хотят иметь постоянную работу.
– Подозреваю, что таких очень немного.
«О, Саймон, тебе бы познакомиться с моей семьей!» – мысленно воскликнула Дженси. Тут миссис Рэнсом-Браун повернулась к ней и спросила:
– А вы из Йорка, не так ли?
Сердце Дженси тревожно екнуло, но она тут же ответила:
– Нет, миледи, я прожила в Канаде только год.
– Так вы из Англии? Вы жили в…
Уклониться от ответа было невозможно.
– В Карлайле, миледи. – Чтобы покончить с этим разговором, Дженси добавила: – Мой отец был школьным учителем, но он умер несколько лет назад. Когда умерла и мать, я отправилась к своему дяде в Йорк.
– Понятно, – кивнула миссис Рэнсом-Браун. – А теперь умер и дядя. Печально, очень печально.
– А вы, мэм? – спросила Дженси. – Откуда вы родом?
«Только бы не с севера», – взмолилась она.
– Я из Ратленда, но мы с мужем купим поместье под Лондоном, поскольку его новая должность требует, чтобы он большую часть времени проводил в столице.
А преподобный Шор – из Девона. Значит пока она в безопасности, но возникли новые опасения. По глупости она воображала, что жизнь с Саймоном будет похожа на ее жизнь в Карлайле. И только сейчас Дженси поняла, что будет встречать самых разных людей, даже тех, кто долго жил в Камберленде и Карлайле. Едва ли ей придется столкнуться со знакомыми из Карлайла, но все же…
Конечно, здесь, на «Эверетте», она в полной безопасности, однако следовало подготовиться заранее – подготовиться к будущим столкновениям.
Еще немного посидев, Дженси поднялась из-за стола и, извинившись, сказала, что устала и поэтому должна уйти к себе. В каюте же села на тумбочку и глубоко задумалась.
А может, она тревожится попусту? Ведь в высшем обществе Камберленда и Карлайла никто не знал о существовании Джейн и Нэн Оттерберн. А если какие-нибудь леди заходили в лавку Марты – впрочем, Дженси не помнила такого случая, – то они не знали, кто их обслуживал.
Тут раздался стук в дверь, и она вздрогнула от неожиданности. Но оказалось, что это Керкби – он принес кувшин горячей воды. Дженси поблагодарила стюарда, и тот, вежливо поклонившись, вышел из каюты.
Умывшись, Дженси говорила себе, что все будет хорошо и никакая опасность ей не грозит. Да, все очень даже хорошо. Ведь Саймон уже почти здоров, и, судя по всему, он едва сдерживал желание…
Думая о предстоящих удовольствиях, Дженси сменила нижнюю рубашку и надела теплый халат. Вынув шпильки из волос, она распустила косу и, сев на тумбочку, стала расчесываться. Когда же Саймон, постучавшись, вошел, ее охватил трепет желания.
– Ах, дорогая… – Он приблизился к ней с ласковой улыбкой. – Что же ты, милая?.. Продолжай, пожалуйста. Я люблю смотреть, как ты причесываешься.
Она тоже улыбнулась и еще несколько раз провела щеткой по волосам. А он принялся раздеваться. Сначала снял башмаки, потом сюртук, жилет, галстук.
– Что же дальше, моя милая?
Дженси тихо рассмеялась и вдруг выпалила:
– А дальше – неприличное. Раздевайся же…
Он тоже засмеялся и распустил ремень.
– А теперь что? Еще более неприличное?
– Ты ужасно порочный, если так дразнишь даму. Продолжай.
Несколько секунд спустя он уже стоял перед ней обнаженным.
– Так меньше дразню?
Щетка выпала из ее руки и со стуком упала на пол. Дженси встала, чтобы обнять мужа, но вдруг увидела заживавшую рану на его руке. Наклонившись, она поцеловала ее.
– Саймон, ты же чуть не умер.
– Не умер, потому что решил сделать тебе одолжение. – Он снял с нее рубашку, и они поцеловались.
За дверью раздался взрыв хохота, и Дженси уткнулась лицом ему в грудь.
– А если нас услышат? – прошептала она.
– Мы ведь муж и жена, – также шепотом ответил Саймон. – Нам это позволяется.
– Но мы же голые… Я уверена, что голыми… не полагается.
Он тихо рассмеялся.
– Почему же?
Она подняла голову.
– Опять ты надо мной смеешься.
– Глупенькая, напрасно ты так беспокоишься. Но если не можешь не волноваться, то запомни: тебе не следует шуметь, и тогда никто ничего не узнает.
Саймон сел на тумбочку и привлек жену к себе. Поцеловав, прошептал:
– Милая, я так по тебе соскучился.
– Я тоже ужасно…
Внезапно за дверью послышался голос полковника; он сказал: «Спокойной ночи».
Дженси в испуге замерла, а Саймон рассмеялся. Она посмотрела на него с укоризной:
– Тогда и ты не шуми.
– Но я же не запретил тебе шуметь. Если хочешь, кричи во весь голос, любимая. – В следующее мгновение он взял ее за бедра и вошел в нее.
Она вскрикнула, но тут же умолкла, крепко прижавшись к нему.
– Что же ты молчишь? – проговорил Саймон с улыбкой.
– Но я…
Он снова улыбнулся:
– В таком случае я заставлю тебя кричать.
Она чуть приподнялась и поцеловала его в губы. Он еще крепче сжал ее бедра, и Дженси, задыхаясь, прошептала:
– О, Саймон, любимый…
В какой-то момент она не выдержала и из горла ее вырвался крик. Несколько секунд спустя оба затихли, прижавшись друг к другу.
Потом холод заставил их перебраться на нижнюю койку, и они снова прильнули друг к другу.
– Саймон, я люблю тебя все сильнее, – прошептала Дженси. – Люблю так сильно, что даже не могу выразить словами. Всегда помни о моей любви, хорошо?
– Как же я смогу об этом забыть? – Он приподнял ее ногу и снова вошел в нее. – Поверь, моя милая, я всегда буду тебя любить.
Через миг их губы слились в поцелуе.
Саймон проснулся от звона колокольчика, которым стюард призывал пассажиров на завтрак. Повернувшись, он немного приподнялся и заглянул в лицо жены. Волосы ее разметались по подушке, и он осторожно провел по ним ладонью, затем поцеловал Дженси в губы.
Глаза ее тотчас же открылись, а на губах появилась радостная улыбка.
Саймон улыбнулся ей в ответ и прошептал:
– Зовут завтракать. Как спала?
– Замечательно.
– Что ж, ничего удивительного. Было бы странно, если бы после таких упражнений…
– Прекрати, Саймон.
Он ухмыльнулся:
– Хорошо, любимая.
– Милый, не надо…
– Не надо называть тебя любимой?
– Просто я хотела сказать…
Тут опять зазвонил колокольчик, и Дженси, вскочив с кровати, стала одеваться. Саймон какое-то время смотрел на нее, потом тоже поднялся.
Она взглянула на него с беспокойством:
– Ты хорошо себя чувствуешь? Ничего не болит?
– Я чувствую себя прекрасно. Даже спал хорошо. Но если хочешь, то можешь помочь мне одеться.
Она кивнула и принесла его вещи. Через несколько минут вновь зазвонил колокольчик – зазвонил уже более настойчиво. Саймон рассмеялся и, взяв щетку, принялся расчесывать волосы Дженси. Она молча улыбалась, наслаждаясь этой процедурой.
– Кажется, все, – пробормотал он и тут же поцеловал ее в затылок. Потом заплел косу и перетянул ее ленточкой. – Оставь так. Очень красиво.
– Но это как-то… по-детски. Я хочу выглядеть как твоя жена.
– Ты замечательно выглядишь, уверяю тебя.
Она повертелась перед зеркалом.
– Все догадаются, что это твоя работа.
– Верно, догадаются. – Саймон подтолкнул жену к двери. – И будут тебе завидовать.
Глава 22
«Эверетта» спускалась вниз по реке Святого Лаврентия, и теперь Дженси, встречаясь с другими пассажирами, почти не нервничала. Отчасти этому способствовало и то обстоятельство, что миссис Рэнсом-Браун больше не появлялась в блистательных нарядах.
Правда, эта леди по-прежнему докучала Дженси вопросами о ее происхождении; судя по всему, она была из тех, кому «щит с гербом следовало бы прибить ко лбу», как в шутку заметил Саймон. Очень скоро Дженси уже знала, что Рэнсомы – весьма влиятельная в Ратленде семья, состоящая в родстве с Маннерзами и Уоллопами. Вечером Дженси спросила у Саймона, кто они такие, и он с усмешкой ответил:
– Маннерз – герцог, а Уоллоп – граф.
– Неужели важная персона думала, что я должна об этом знать? – удивилась Дженси.
– Именно так она и думала. – Саймон снова усмехнулся. – Полагаю, ей даже в голову не приходило, что ты можешь не знать таких важных вещей.
Дженси принялась раздеваться, потом вдруг сказала:
– Все-таки странная она, эта дама.
– Таких, как она, – великое множество. – Саймон начал вынимать шпильки из ее волос.
Она весело рассмеялась.
– Значит, на свете очень много странных людей.
Саймон тоже засмеялся и поцеловал ее. Дженси ответила на его поцелуй, потом сказала:
– По-моему, мне нужно разбираться в людях. К сожалению, я слишком мало знаю о графах и герцогах. Знаю так же мало, как ты, например, о рукоделии. Ты должен многому меня научить. Понятно?
Он энергично закивал:
– Понятно, моя милая, понятно…
Вытащив последнюю шпильку, Саймон провел ладонью по ее распущенным волосам.
– У тебя чудесные волосы. А губки…
Он впился поцелуем в ее губы, и Дженси, запрокинув голову, ответила на его поцелуй со всей страстью. Минуту спустя она скинула платье, и Саймон тут же стащил с нее нижнюю рубашку.
– Так вот, английские графы – наши самые древние дворяне, правившие страной до завоевания.
Его губы коснулись ее груди, и Дженси тихонько застонала.
– А разве английские графы какие-то особенные? – спросила она.
Он поднял голову и снова закивал:
– Конечно, особенные. А вот французские графы – просто ничтожества.
– А графини? Нравятся ли тебе английские графини?
– Ты, моя милая, будешь очаровательной графиней. – Он опустился на колени и принялся покрывать поцелуями ее бедра.
Дженси почувствовала, что у нее подгибаются колени.
– А виконты и бароны… – продолжал Саймон. – О, они просто не заслуживают внимания!
– По-моему, я поняла. С баронами и виконтами можно совершенно не считаться, не так ли?
– Совершенно верно. Было бы глупо считаться с этими выскочками. – Развязав ее подвязки, он добавил: – Знаешь, мы ведь чуть не забыли про награды. Про орден Подвязки, орден Бани, например.
Она вцепилась ему в плечи.
– Ох, Саймон…
Он выпрямился и, взяв ее за руки, поцеловал ладони. Отступив на шаг, с улыбкой сказал:
– Дорогая, но ведь я-то еще одет. Так что тебе придется повторить урок.
Она тотчас же взялась за дело и показала себя прекрасной ученицей.
На следующий день «Эвереста» подошла к Квебеку, столице Канады. Город стоял на высоком утесе, у которого шестьдесят лет назад были разгромлены французы. Дженси очень хотелось хотя бы ненадолго сойти на берег, но капитан Стоддард запретил, так как все еще беспокоился, что река замерзнет.
На судно погрузили продукты и пресную воду, а затем на борту появились последние пассажиры – мистер Дакр и его супруга. Они оказались довольно симпатичной парой примерно того же возраста, что и Дженси с Саймоном. Одеты были неброско, но со вкусом. Мистер Дакр был полный, румяный, улыбчивый, а его жена являлась полной противоположностью – бледная, худощавая и застенчивая, она ужасно смутилась и потупилась, когда ее муж сказал, что они новобрачные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Повернувшись к мужу, Дженси спросила:
– Где мы будем хранить твои бумаги? В каюте?
– Нет, они у Хэла. Он делит каюту с Тредвелом и Оглторпом, так что документы будут под присмотром. Впрочем, нам нечего опасаться. Ты ведь не считаешь, что мадам Шахиня – сообщница Макартура?
Дженси снова рассмеялась, но все-таки ей казалось, что следует соблюдать осторожность.
Они ненадолго ушли в свою каюту, а потом, когда раздался сигнал к отплытию, опять вышли на палубу, чтобы проститься с Канадой. Матросы с грохотом подняли якорь, тут же подвесили его под поручнями, и «Эверетта» вышла из порта. Началось долгое возвращение домой.
Глава 21
Со своими попутчиками они познакомились только за обедом, который на «Эверетте» сервировали в пять часов. Завтрак же здесь подавали в восемь, ленч – в полдень, а в одиннадцать – ужин для тех, кто пожелает. И всем полагалось садиться за стол вовремя, потому что салон служил не только столовой, но и гостиной.
Все же Дженси очень хотелось надеть свое лучшее черное платье, но в конце концов она отказалась от него. «Мужчинам гораздо легче, чем мне, – думала она. – Саймону, например, достаточно надеть коричневый сюртук, лосины и жилет». Когда Тредвел повязал ему шейный платок, он с усмешкой пробормотал:
– Я мог бы и сам, но рука сильно болит при сгибе. Как странно… Такая незначительная рана, а беспокоит больше, чем ребра.
Дженси следила, как муж преображается у нее на глазах. В Йорке он носил довольно простые шейные платки, а теперь Тредвел повязал ему шикарный платок и воткнул в него булавку с драгоценным камнем. Что это за сверкающий камень? Топаз?
Дженси посмотрелась в зеркало. Платье не лучше, чем у служанки Рэнсом-Браунов, к тому же никаких украшений в волосах. К платью она приколола аметистовую брошь и вдела в уши жемчужные серьги, придававшие ей некоторое достоинство.
Заметив, что Саймон за ней наблюдает, она залилась краской.
– Прости, дорогая, – пробормотал он в смущении. – Я должен был подумать об украшениях для тебя. Но ты ничего не должна стыдиться. – Он приподнял пальцем ее подбородок и с ласковой улыбкой добавил: – Ты Джейн Сент-Брайд, и этого вполне достаточно.
Она тоже улыбнулась:
– Прекрасно, милый. Так что, пойдем на встречу с важной персоной?
За столом председательствовал капитан, и он объяснил, что поначалу кораблем некоторое время управляет лоцман, затем провозгласил тост за «Эверетту» и за удачное плавание. После этого капитан представил пассажиров друг другу.
Полковник был в алом мундире с тесьмой, а его жена – в синем атласном платье с глубоким вырезом и в синем же тюрбане, украшенном россыпью бриллиантов. «Как настоящий паша», – подумала Дженси, в смущении отводя глаза. Но зато утихли ее страхи: выяснилось, что Рэнсом-Брауны прожили в Канаде три года, все это время провели в Монреале, и, следовательно, они никак не могли быть тайными союзниками Макартура и его помощников.
Молоденькая мисс Рэнсом-Браун была в розовом платье и с кудряшками вокруг хмурого личика. Таким же хмурым был юный мистер Рэнсом-Браун, облаченный в яркий полосатый жилет. А служанка и младший ребенок, видимо, обедали в каюте. «Как жаль», – подумала Дженси. Она чувствовала, что с той женщиной у нее было бы больше общего.
Полковник сообщил, что они возвращаются в Англию, где он займет «некую должность». Самодовольство его жены явно свидетельствовало о том, что это будет чрезвычайно значительная должность.
Преподобный Шор оказался высоким и тощим, с жидкими седыми волосами. Ему было уже за семьдесят, и у него был болезненный вид.
– Почти всю свою жизнь я был священником у англиканских поселенцев в Квебеке, но теперь из-за возраста возвращаюсь домой, где проведу оставшиеся мне годы. В пути я намерен писать воспоминания, пользуясь своими дневниками и записками.
Другими словами: «Оставьте меня в покое». Да, примерно так следовало понимать слова Шора. И было совершенно очевидно, что преподобный никак не связан с Макартуром.
Хэл и Нортон представились, затем Саймон сказал:
– А мы с женой возвращаемся в Брайдсуэлл, в Линкольншире.
Миссис Рэнсом-Браун тотчас же изменилась в лице, и Дженси поняла, что Брайдсуэлл – воистину волшебное слово; теперь Важная Персона взирала на Саймона с величайшим уважением. А он, конечно же, упомянул об этом специально – словно хотел сказать: «Не смейте пренебрегать мной и моей женой».
Ах, если бы она уже не обожала Саймона, то непременно влюбилась бы в него сейчас! Он же едва заметно улыбнулся и добавил:
– Видите ли, мы оба в трауре по случаю смерти дяди моей жены, но он не одобрял долгое уныние, и поэтому мы не станем расхолаживать компанию.
– Превосходно, превосходно, – закивал капитан Стоддард. – Мои пассажиры обычно развлекаются картами, музыкой и устраивают театральные представления. Все будет, как вы пожелаете. Некоторые предпочитают побыть в тишине. В хорошую погоду у нас устраивались даже танцы на палубе, но боюсь, в этом плавании их не будет. Отличный суп, не правда ли?
Суп действительно был «отличный», но Дженси не смогла проглотить ни ложки.
Театральные представления и танцы? Что же касается карт, то до приезда в Йорк она умела только гадать на них. И она никогда не участвовала в самодеятельном театре – Марта упала бы в обморок. Правда, Марта не возражала против народных танцев, но у них ни разу не было случая поплясать.
Дженси невольно вздохнула – она вдруг почувствовала себя так же, как в тот день, когда появилась на Касл-роу в лохмотьях.
К счастью, мужчины заговорили о своем – о канадской и британской политике, об экономике и о положении дел в континентальной Европе.
Раньше всех из-за стола поднялся преподобный Шор. Он сразу же удалился к себе в каюту, но остальные решили задержаться, чтобы продолжить разговор. Говорили о налогах и о новой валюте, а полковника Рэнсом-Брауна очень заботила судьба бывших солдат, но он нисколько не сочувствовал тем, кого называл «бездельниками».
Саймон, однако, возразил:
– При всем моем уважении к вам, полковник, про новых безработных никак нельзя сказать, что они стали ими по собственной воле.
– Да-да, разумеется. Но всегда есть и такие, которые не хотят иметь постоянную работу.
– Подозреваю, что таких очень немного.
«О, Саймон, тебе бы познакомиться с моей семьей!» – мысленно воскликнула Дженси. Тут миссис Рэнсом-Браун повернулась к ней и спросила:
– А вы из Йорка, не так ли?
Сердце Дженси тревожно екнуло, но она тут же ответила:
– Нет, миледи, я прожила в Канаде только год.
– Так вы из Англии? Вы жили в…
Уклониться от ответа было невозможно.
– В Карлайле, миледи. – Чтобы покончить с этим разговором, Дженси добавила: – Мой отец был школьным учителем, но он умер несколько лет назад. Когда умерла и мать, я отправилась к своему дяде в Йорк.
– Понятно, – кивнула миссис Рэнсом-Браун. – А теперь умер и дядя. Печально, очень печально.
– А вы, мэм? – спросила Дженси. – Откуда вы родом?
«Только бы не с севера», – взмолилась она.
– Я из Ратленда, но мы с мужем купим поместье под Лондоном, поскольку его новая должность требует, чтобы он большую часть времени проводил в столице.
А преподобный Шор – из Девона. Значит пока она в безопасности, но возникли новые опасения. По глупости она воображала, что жизнь с Саймоном будет похожа на ее жизнь в Карлайле. И только сейчас Дженси поняла, что будет встречать самых разных людей, даже тех, кто долго жил в Камберленде и Карлайле. Едва ли ей придется столкнуться со знакомыми из Карлайла, но все же…
Конечно, здесь, на «Эверетте», она в полной безопасности, однако следовало подготовиться заранее – подготовиться к будущим столкновениям.
Еще немного посидев, Дженси поднялась из-за стола и, извинившись, сказала, что устала и поэтому должна уйти к себе. В каюте же села на тумбочку и глубоко задумалась.
А может, она тревожится попусту? Ведь в высшем обществе Камберленда и Карлайла никто не знал о существовании Джейн и Нэн Оттерберн. А если какие-нибудь леди заходили в лавку Марты – впрочем, Дженси не помнила такого случая, – то они не знали, кто их обслуживал.
Тут раздался стук в дверь, и она вздрогнула от неожиданности. Но оказалось, что это Керкби – он принес кувшин горячей воды. Дженси поблагодарила стюарда, и тот, вежливо поклонившись, вышел из каюты.
Умывшись, Дженси говорила себе, что все будет хорошо и никакая опасность ей не грозит. Да, все очень даже хорошо. Ведь Саймон уже почти здоров, и, судя по всему, он едва сдерживал желание…
Думая о предстоящих удовольствиях, Дженси сменила нижнюю рубашку и надела теплый халат. Вынув шпильки из волос, она распустила косу и, сев на тумбочку, стала расчесываться. Когда же Саймон, постучавшись, вошел, ее охватил трепет желания.
– Ах, дорогая… – Он приблизился к ней с ласковой улыбкой. – Что же ты, милая?.. Продолжай, пожалуйста. Я люблю смотреть, как ты причесываешься.
Она тоже улыбнулась и еще несколько раз провела щеткой по волосам. А он принялся раздеваться. Сначала снял башмаки, потом сюртук, жилет, галстук.
– Что же дальше, моя милая?
Дженси тихо рассмеялась и вдруг выпалила:
– А дальше – неприличное. Раздевайся же…
Он тоже засмеялся и распустил ремень.
– А теперь что? Еще более неприличное?
– Ты ужасно порочный, если так дразнишь даму. Продолжай.
Несколько секунд спустя он уже стоял перед ней обнаженным.
– Так меньше дразню?
Щетка выпала из ее руки и со стуком упала на пол. Дженси встала, чтобы обнять мужа, но вдруг увидела заживавшую рану на его руке. Наклонившись, она поцеловала ее.
– Саймон, ты же чуть не умер.
– Не умер, потому что решил сделать тебе одолжение. – Он снял с нее рубашку, и они поцеловались.
За дверью раздался взрыв хохота, и Дженси уткнулась лицом ему в грудь.
– А если нас услышат? – прошептала она.
– Мы ведь муж и жена, – также шепотом ответил Саймон. – Нам это позволяется.
– Но мы же голые… Я уверена, что голыми… не полагается.
Он тихо рассмеялся.
– Почему же?
Она подняла голову.
– Опять ты надо мной смеешься.
– Глупенькая, напрасно ты так беспокоишься. Но если не можешь не волноваться, то запомни: тебе не следует шуметь, и тогда никто ничего не узнает.
Саймон сел на тумбочку и привлек жену к себе. Поцеловав, прошептал:
– Милая, я так по тебе соскучился.
– Я тоже ужасно…
Внезапно за дверью послышался голос полковника; он сказал: «Спокойной ночи».
Дженси в испуге замерла, а Саймон рассмеялся. Она посмотрела на него с укоризной:
– Тогда и ты не шуми.
– Но я же не запретил тебе шуметь. Если хочешь, кричи во весь голос, любимая. – В следующее мгновение он взял ее за бедра и вошел в нее.
Она вскрикнула, но тут же умолкла, крепко прижавшись к нему.
– Что же ты молчишь? – проговорил Саймон с улыбкой.
– Но я…
Он снова улыбнулся:
– В таком случае я заставлю тебя кричать.
Она чуть приподнялась и поцеловала его в губы. Он еще крепче сжал ее бедра, и Дженси, задыхаясь, прошептала:
– О, Саймон, любимый…
В какой-то момент она не выдержала и из горла ее вырвался крик. Несколько секунд спустя оба затихли, прижавшись друг к другу.
Потом холод заставил их перебраться на нижнюю койку, и они снова прильнули друг к другу.
– Саймон, я люблю тебя все сильнее, – прошептала Дженси. – Люблю так сильно, что даже не могу выразить словами. Всегда помни о моей любви, хорошо?
– Как же я смогу об этом забыть? – Он приподнял ее ногу и снова вошел в нее. – Поверь, моя милая, я всегда буду тебя любить.
Через миг их губы слились в поцелуе.
Саймон проснулся от звона колокольчика, которым стюард призывал пассажиров на завтрак. Повернувшись, он немного приподнялся и заглянул в лицо жены. Волосы ее разметались по подушке, и он осторожно провел по ним ладонью, затем поцеловал Дженси в губы.
Глаза ее тотчас же открылись, а на губах появилась радостная улыбка.
Саймон улыбнулся ей в ответ и прошептал:
– Зовут завтракать. Как спала?
– Замечательно.
– Что ж, ничего удивительного. Было бы странно, если бы после таких упражнений…
– Прекрати, Саймон.
Он ухмыльнулся:
– Хорошо, любимая.
– Милый, не надо…
– Не надо называть тебя любимой?
– Просто я хотела сказать…
Тут опять зазвонил колокольчик, и Дженси, вскочив с кровати, стала одеваться. Саймон какое-то время смотрел на нее, потом тоже поднялся.
Она взглянула на него с беспокойством:
– Ты хорошо себя чувствуешь? Ничего не болит?
– Я чувствую себя прекрасно. Даже спал хорошо. Но если хочешь, то можешь помочь мне одеться.
Она кивнула и принесла его вещи. Через несколько минут вновь зазвонил колокольчик – зазвонил уже более настойчиво. Саймон рассмеялся и, взяв щетку, принялся расчесывать волосы Дженси. Она молча улыбалась, наслаждаясь этой процедурой.
– Кажется, все, – пробормотал он и тут же поцеловал ее в затылок. Потом заплел косу и перетянул ее ленточкой. – Оставь так. Очень красиво.
– Но это как-то… по-детски. Я хочу выглядеть как твоя жена.
– Ты замечательно выглядишь, уверяю тебя.
Она повертелась перед зеркалом.
– Все догадаются, что это твоя работа.
– Верно, догадаются. – Саймон подтолкнул жену к двери. – И будут тебе завидовать.
Глава 22
«Эверетта» спускалась вниз по реке Святого Лаврентия, и теперь Дженси, встречаясь с другими пассажирами, почти не нервничала. Отчасти этому способствовало и то обстоятельство, что миссис Рэнсом-Браун больше не появлялась в блистательных нарядах.
Правда, эта леди по-прежнему докучала Дженси вопросами о ее происхождении; судя по всему, она была из тех, кому «щит с гербом следовало бы прибить ко лбу», как в шутку заметил Саймон. Очень скоро Дженси уже знала, что Рэнсомы – весьма влиятельная в Ратленде семья, состоящая в родстве с Маннерзами и Уоллопами. Вечером Дженси спросила у Саймона, кто они такие, и он с усмешкой ответил:
– Маннерз – герцог, а Уоллоп – граф.
– Неужели важная персона думала, что я должна об этом знать? – удивилась Дженси.
– Именно так она и думала. – Саймон снова усмехнулся. – Полагаю, ей даже в голову не приходило, что ты можешь не знать таких важных вещей.
Дженси принялась раздеваться, потом вдруг сказала:
– Все-таки странная она, эта дама.
– Таких, как она, – великое множество. – Саймон начал вынимать шпильки из ее волос.
Она весело рассмеялась.
– Значит, на свете очень много странных людей.
Саймон тоже засмеялся и поцеловал ее. Дженси ответила на его поцелуй, потом сказала:
– По-моему, мне нужно разбираться в людях. К сожалению, я слишком мало знаю о графах и герцогах. Знаю так же мало, как ты, например, о рукоделии. Ты должен многому меня научить. Понятно?
Он энергично закивал:
– Понятно, моя милая, понятно…
Вытащив последнюю шпильку, Саймон провел ладонью по ее распущенным волосам.
– У тебя чудесные волосы. А губки…
Он впился поцелуем в ее губы, и Дженси, запрокинув голову, ответила на его поцелуй со всей страстью. Минуту спустя она скинула платье, и Саймон тут же стащил с нее нижнюю рубашку.
– Так вот, английские графы – наши самые древние дворяне, правившие страной до завоевания.
Его губы коснулись ее груди, и Дженси тихонько застонала.
– А разве английские графы какие-то особенные? – спросила она.
Он поднял голову и снова закивал:
– Конечно, особенные. А вот французские графы – просто ничтожества.
– А графини? Нравятся ли тебе английские графини?
– Ты, моя милая, будешь очаровательной графиней. – Он опустился на колени и принялся покрывать поцелуями ее бедра.
Дженси почувствовала, что у нее подгибаются колени.
– А виконты и бароны… – продолжал Саймон. – О, они просто не заслуживают внимания!
– По-моему, я поняла. С баронами и виконтами можно совершенно не считаться, не так ли?
– Совершенно верно. Было бы глупо считаться с этими выскочками. – Развязав ее подвязки, он добавил: – Знаешь, мы ведь чуть не забыли про награды. Про орден Подвязки, орден Бани, например.
Она вцепилась ему в плечи.
– Ох, Саймон…
Он выпрямился и, взяв ее за руки, поцеловал ладони. Отступив на шаг, с улыбкой сказал:
– Дорогая, но ведь я-то еще одет. Так что тебе придется повторить урок.
Она тотчас же взялась за дело и показала себя прекрасной ученицей.
На следующий день «Эвереста» подошла к Квебеку, столице Канады. Город стоял на высоком утесе, у которого шестьдесят лет назад были разгромлены французы. Дженси очень хотелось хотя бы ненадолго сойти на берег, но капитан Стоддард запретил, так как все еще беспокоился, что река замерзнет.
На судно погрузили продукты и пресную воду, а затем на борту появились последние пассажиры – мистер Дакр и его супруга. Они оказались довольно симпатичной парой примерно того же возраста, что и Дженси с Саймоном. Одеты были неброско, но со вкусом. Мистер Дакр был полный, румяный, улыбчивый, а его жена являлась полной противоположностью – бледная, худощавая и застенчивая, она ужасно смутилась и потупилась, когда ее муж сказал, что они новобрачные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33