Это неправда! Все совсем не так!— Хотел бы я этому верить! Но, увы!Мануэла схватила его за руку и сжала так, словно от этого зависела ее жизнь.— Выслушайте меня, умоляю! Это правда, я лгала, хитрила, но все изменилось с той минуты, как я вас полюбила. Иначе зачем мне было отступаться? Решить все бросить? Рискуя при этом потерять единственную подругу, которая у меня есть в жизни? Да я готова отказаться от всего, во что верила! Вы должны мне верить! Прошу вас!Он холодно покачал головой:— Мне очень жаль, сеньора. Слишком поздно.— Поздно?— Слишком поздно… — повторил он.— Но я люблю вас! Вы что, не понимаете? Рафаэль Варгас, я люблю вас! Когда вы говорили о тех редких случаях, когда человек уверен в том, что другой является его второй половиной, у меня было лишь одно желание: сказать вам, что именно этим вы для меня и являетесь. Что вы действительно моя вторая половина. — Ее голос упал. Она выпустила его руку и словно вдруг постарела на тысячу лет. — Это слишком несправедливо…Варгас долго смотрел на нее. Выражение его лица не изменилось. Оно по-прежнему оставалось холодным и решительным, как у упрямого ребенка.— Советую вам уехать. К тому же вы все равно именно это и собирались сделать… — Он стиснул кулаки. — И не то, что я поверил в вашу любовь, причиняет мне самую большую боль. А то, что я усомнился в моем призвании.Мануэла вздрогнула. В нее вдруг словно вселился дикий зверь, и она не стала его сдерживать.— Призвание, фра Варгас? Или бегство? ГЛАВА 31 Истины, открытые разумом, остаются бесплодными.Только сердце способно оплодотворить мечты. Анатоль Франс. Суждения господина Жерома Куаньяра — Она и впрямь испарилась! — Сарраг кипел и булькал. — Трактирщик это только что подтвердил. Раввин нервно погладил бороду. — Ничего не понимаю. Значит, она все это время вела двойную игру? И ее связь с Абеном Баруэлем — выдумка чистой воды? У вас есть какие-нибудь объяснения? — обратился он к Варгасу.— Я вас предостерегал…— Предостерегали, но против чего? Если сеньора Виверо присоединилась к нам, чтобы нас уничтожить, то скажите мне, когда, в какой момент у вас возникло впечатление, что ее поведение выдает это намерение? Лично я считаю, что она, наоборот, не раз демонстрировала солидарность с нами, чтобы не сказать уважение к нам. Стоит ли мне напоминать о ее преданности нам, которую она доказала в день моего ареста?— Факт остается фактом, — сухо оборвал его Варгас. — Она уехала.— Вот это-то как раз совершенно непонятно!— Раввин прав, — поддержал Эзру Сарраг. — Этот побег лишен смысла. — Он вдруг с подозрением поглядел на францисканца: — Скажите-ка, а не вы ли, часом, являетесь причиной отъезда сеньоры?— Шейх Сарраг, будьте любезны избавить меня от дурацких намеков! Вам с раввином поступок этой молодой женщины кажется непонятным, я же считаю его абсолютно логичным. У нее никогда не было того пресловутого ключа, который якобы должен был привести нас к Скрижали. Все это — сплошная ложь. Когда сеньора Виверо обнаружила, что оказалась в ловушке, у нее не осталось другого выхода, кроме бегства.— Но тогда объясните мне, каким образом эта женщина могла знать ответ на третий Чертог? — вопросил Эзра. — Бургос! Она ведь совершенно точно сказала: Бургос.— Понятия не имею. Единственное, в чем я уверен: несмотря ни на что, нам нужно ехать в Караваку. А там разберемся.— Это мы уже решили. Вы только что говорили о сеньоре, назвав все рассказанное ею — скорее всего справедливо — ложью. К этому можно приплюсовать и письмо, якобы адресованное ей Абеном Баруэлем. Оно тоже наверняка фальшивка. Фальшивка, но состряпанная со знанием дела. Вы ведь понимаете, что тот, кто ее составил, не мог этого сделать, не имей он в своем распоряжении, помимо украденных у меня слугой — да примет Аллах его душу — документов, и ответ на третий Чертог. Таким образом, все это наводит на мысль, что кто-то проинструктировал Мануэлу Виверо. По каким-то непонятым причинам ею воспользовались, чтобы добраться до нас, а через нас — до Скрижали. Возможно, сеньора и оказалась зажатой в угол, но вы можете не сомневаться, что те, на кого она работала, доведут свою затею до конца. — И шейх мрачно подытожил: — А значит, с этой минуты наша жизнь под угрозой.— Ошибочка, — возразил Эзра. — Она была бы под угрозой, если бы мы нашли Скрижаль. А в данный момент мы с вами знаем, что вряд ли мы ее отыщем. Если эта женщина и впрямь играла ту роль, что мы ей приписываем, то имейте в виду, что ее сообщникам это тоже известно. Поэтому не думаю, что нам стоит волноваться. Пока что.— Да, пока не стоит, — согласился Сарраг. Он задумчиво уставился в пол, а потом добавил: — Есть способ избежать этой угрозы.— И какой же? — поинтересовался раввин.— Бросить все и прямиком направиться в Гранаду.— Вы ведь не серьезно?! — возопил Варгас.— Верно. Не серьезно. И все же, если в конце пути нас поджидает смерть, мне бы хотелось, чтобы она подождала, пока мы не ознакомимся с божественным текстом Аллаха.Францисканец стиснул висящее на груди распятие.— Да услышит вас Господь… — Он произнес это очень устало, как побежденный, и, слегка спохватившись, пробормотал: — Святой Крест ждет нас в Караваке… Мы и так потеряли много времени.
Мануэла, вцепившись в поводья, мчалась во весь опор. Она не замечала ни оврага, мимо которого проносилась, ни горных пиков на горизонте, за которыми ее поджидала небольшая деревушка Канете. Теплый ветер овевал щеки, но она видела перед собой только лицо Рафаэля Варгаса. Жесткое лицо, выражавшее лишь непонимание. Лицо человека, предпочитающего уничтожить то, что считал не способным создать. Его отказу поверить ей имелось только одно объяснение: неприятие им реальности. Не способный пережить историю с Кристиной Рибадео, он спрятался в тиши монастыря, отказываясь принять факт, что отравляющие ему существование треволнения исходят не из внешнего мира, а из его собственного сердца.Она подавила рыдание. Никогда прежде не возникало у нее чувства, что счастье было так близко. С самого отъезда из Теруэля Мануэла пыталась совладать с отчаянием. Если бы она могла его презирать… Несмотря на неопытность в любовных делах, внутренний голос подсказывал Мануэле, что презрение — единственное оружие, способное выжечь из сердца тех, кого любил.К глазам снова подступили слезы, и на сей раз она не стала их сдерживать.Она вернется в Толедо. Только вот как бы ей обрести смысл жизни? В литературе? Искусстве? В прогулках галопом вдоль Тахо? Приемах при дворе? Ее существование окажется лишенным всякого смыла, потому что не будет самого главного: с кем разделить свою жизнь. Красота пейзажа будет радовать лишь ее душу. Находка какой-нибудь прекрасной рукописи или картины будет вызывать восторг только у нее одной. Конечно, она свободна. Но зачем нужна эта самая свобода, если кругом пустота?Мануэла, ослепшая от слез, не заметила впереди двух всадников. А может, просто ей не пришло в голову встревожиться. Лишь в самый последний момент, когда до них оставалось буквально несколько туазов, в ее голове зазвенел тревожный колокольчик.Они перекрыли ей путь. Мануэла резко остановилась. Один из всадников, улыбаясь, направился к ней. Мендоса… Здесь? Изумленная Мануэла выговорила его имя одними губами.— Добрый день, сеньора…Молодая женщина настороженно молчала.— Гордая всадница, а? — обратился человек с птичьей головой к своему приятелю. — Какая осанка, какая выдержка…Его напарник цинично хохотнул. Мануэла взяла себя в руки.— Что вы тут делаете? Разве вы не должны преследовать вашу дичь?— А вы, сеньора?— Вы отлично знаете: я возвращаюсь в Толедо.Мендоса присвистнул.— Гордая всадница, да к тому же еще и решительная. Вы и впрямь редкостное создание. Во всех смыслах. — Не сходившая с его лица улыбка превратилась в мерзкую ухмылку. — Но всему этому пришел конец, сеньора… Я получил приказ.— Приказ?Он вытащил из ножен кинжал. Лезвие сверкнуло на солнце. — Поверьте, я тут ни при чем. Я заступался за вас. Но ваше решение оч-чень расстроило Великого Инквизитора.Голос Мендосы прямо-таки сочился елеем, являя собой классический образчик лицемерия.У Мануэлы душа ушла в пятки. Повлажневшими руками она вцепилась в поводья и сжала коленями бока лошади. Нет, она не умрет здесь. Не от руки этой омерзительной скотины.— Слазьте с лошади, сеньора! И не пытайтесь бежать. Я попадаю в куропатку со ста шагов. Верно, амиго? — повернулся он к напарнику. — Скажи сеньоре…Мануэла тут же воспользовалась моментом. Вставшая на дыбы лошадь ударом копыт чуть не вышибла Мендосу из седла, и молодая женщина пустила скакуна в галоп, вихрем промчавшись между двумя всадниками.Мужчины, оправившись от изумления, понеслись за ней.Мануэла мчалась вперед, буквально слившись с лошадью. Умное животное, поощряемое всадницей, словно летело над землей. Подвернувшиеся на дороге заросли кустарника они с легкостью перемахнули. Справа возвышался неровный склон. Мануэла рванула туда, взлетела на вершину и припустила еще сильней. Казалось, ничто ее не остановит. Стороннему наблюдателю могло показаться, что в отчаянной гонке она стремится подняться к небу, нависающему над ландшафтом.Мануэла быстро оглянулась. Преследователи вроде бы уступали ей в скорости, но упорно продолжали висеть у нее на хвосте. Сколько времени она сможет выдержать этот бешеный темп? И до какого места? До деревни еще далеко, а вокруг, насколько хватал глаз, ни единой живой души. По лицу хлестнула ветка. Мануэла, поглощенная скачкой, даже не почувствовала боли. Ею владело лишь одно чувство: ужас. Она до смерти боялась, что человек с птичьей головой ее нагонит.Бешеная гонка длилась уже больше часа. Лошадь начала проявлять признаки усталости. Мануэла снова обернулась. Преследователи не отставали. Ей даже показалось, что они ее нагоняют.«Этого не может быть! Я не могу умереть. Это слишком глупо!»Внезапно земля под лошадью разверзлась, небо покачнулось, и Мануэла со страшной силой полетала на землю. Что это? Обрыв? Дерево? Она не могла понять, обо что споткнулся конь. Мануэла ударилась виском о камень. Перед глазами стоял образ Мендосы. Она попыталась подняться, но ноги не слушались. В висках стучала кровь. Стучала так сильно, что казалось, голова сейчас лопнет.Мануэла поняла, что вот-вот потеряет сознание.И буквально за мгновение до того, как погрузиться во тьму, Мануэла услышала встревоженный крик:— Сеньора!.. Сеньора!.. Вы можете встать?Вокруг нее нарисовались силуэты в мундирах. Она узнала солдат Ее Величества Изабеллы, королевы Кастилии.И тогда Мануэла перестала сопротивляться и уплыла во мрак.
Над пустой равниной нависало вечернее небо, превратив окружающий пейзаж в бесформенные пятна. По настоянию Эзры они остановились возле смоковницы на берегу Турий, в нескольких лье от небольшого городка Торребаха. Над ними повис только-только появившийся месяц, но вскоре должны были замерцать и звезды.Сарраг, лицом к Мекке, в последний раз коснулся земли лбом, затем встал, аккуратно скатал коврик и уселся рядом с Варгасом и Эзрой.— Вижу, вы снова обрели вкус к молитве, — заметил, чуть улыбаясь, раввин. И добавил, словно опасаясь возражений: — Я тоже. Мы все, кстати говоря.Францисканец согласился с этим утверждением. После отъезда из Теруэля он действительно ощутил потребность возобновить диалог с Господом. Естественно, первая молитва, пришедшая ему на язык, была «Отче наш». «Да будет воля Твоя…» Никогда еще эти слова не казались ему столь глубокими, никогда не черпал он в них такую сильную поддержку.Теплый ветерок стих, и воздух стал прозрачен и неподвижен.— Давно известно — когда не можешь найти на что-то ответа, то не остается ничего другого, как спросить Создателя, — медленно проговорил Сарраг.— Конечно, — кивнул Эзра. — Только вот захочет ли Адонаи нам ответить? А если и ответит, то услышим ли мы его? Через своего слугу, я имею в виду Абена Баруэля, Он показал нам путь, ведущий к посланию, которое Он хочет нам передать, но и одновременно делает его недостижимым.— Недостижимым — неточное выражение, — внезапно заявил Варгас. — Более подходящее — невидимым. Мы призываем Господа. Так почему же мы перестали доверять ему? Смущенные словом «Брейшит», разочарованные тем, что проехали по всем этим городам лишь ради того, чтобы вернуться в начало, мы позволили себе усомниться. Мы сами признали, что вот уже некоторое время, устав и морально, и физически, мы перестали обращаться к Господу. А ведь каждый из нас отправился в этот поиск, уверенный в том, что был избран стать хранителем или — кто знает? — вестником чудесного события. А на протяжении истории человечества удостаивались этой редкостной привилегии лишь очень необычные люди. Я имею в виду пророков, будь то Моисей, Илия, Мухаммед или Иоанн Креститель. Думается мне, что сейчас, оказавшись в тупике, нам стоит задаться лишь одним вопросом: а достойны ли мы все еще той священной миссии, которую возложил на нас Господь?— Рафаэль, друг мой, а были ли мы вообще когда-нибудь ее достойны? — Араб говорил с искренним смирением. — Вы упоминали необычных людей. Вы правда считаете, что раввин, вы или я — из их числа? Мы заблудились. Наша вера непоколебима, но в процессе поисков, сами того не заметив, мы начали опираться лишь на наше знание Писаний. Мы полагались только на холодное Знание, забыв основную истину: мозг ближе человеку. А сердце — ближе Господу.Некоторое время все молчали.— Коль уж мы заговорили о мозге, — нарушил тишину Сарраг, — я тут снова поразмыслил о Чертоге, связанном с Каравакой. В городе, который видел явление Святого Креста. Там, где отдыхали кони равных Отроку, лежит также и 3. Пьющий воду сию, возжаждет опять. Слово «Отрок» привело нас к вам, следовательно, оно касается непосредственно вас, вам не кажется?Варгас кивнул.— Я над этим поразмыслил. Фразу «равные Отроку» можно толковать двояко. Либо это намек на моих братьев по церкви, сиречь францисканцев. Либо это намек на моих предков-тамплиеров. Но определить, какая из этих версий правильная, мы сможем только на месте. Что же касается воды и жажды, то, по-моему, это связано со встречей Иисуса с самарянкой. Но еще рано это с уверенностью утверждать.— Францисканцы или тамплиеры? — нахмурился Сарраг. — Монастырь или замок?Шейх повернулся к Эзре, чтобы узнать его мнение, но вынужден был отложить это дело. Пока он беседовал с францисканцем, раввин набросил таллит и тихим голосом затянул: «Слушай, Израиль».
Рассвет они встретили в дороге. После Торребахи была Альягилья, а три дня спустя они пересекли реку Кабриэль и в пятницу въехали в Виллатою. Поскольку Эзра выразил желание соблюсти шаббат, они снова двинулись в путь лишь в воскресенье утром. И в тот же вечер оказались в окрестностях Альбасеты, которую Сарраг всю дорогу упорно называл на арабский лад Аль-Басит. Каким-то образом сбившись с пути, они оказались посреди вонючего болота, которое не смогли высушить ни ирригационные, ни дренажные работы, веками непрерывно проводимые маврами. Невыносимая вонь, исходившая от трав и стволов деревьев, не давала дышать. То ли от усталости, то ли из-за нехватки воздуха, то ли потому, что был самым слабым из них, но раввин свалился с лошади и ушел под черную воду. Он непременно утонул бы, не приди ему на помощь Варгас с Саррагом. Им пришлось раздеть Эзру догола, а одежду выбросить, настолько она воняла. Поскольку раввина нужно было во что-то переодеть, францисканец тут же предложил ему свою запасную сутану, а араб — шерстяную накидку. Эзра без колебаний выбрал накидку.Ночь они провели в городе и на следующий день отправились через залитые солнцем поля в направлении Торрабы.Два дня спустя, в окрестностях Лас-Минас, появились первые следы войны. Сожженные крестьянские дома, вытоптанные поля, арабские крестьяне, тупо сидящие на обочине. Здесь царила такая же атмосфера, с которой они столкнулись несколько недель назад, выехав из Гранады. Когда уже виднелся Каравака-де-ла-Крус, им повстречалась королевская армия, направляющаяся на юг, в Андалусию. Тысячи пехотинцев, арбалетчиков, кавалеристов шли более или менее стройными рядами. Замыкали колонну лошади, тащившие бомбарды.— Давайте отъедем в сторону. — У Саррага в горле стоял комок.— Сохраняйте спокойствие, — порекомендовал Варгас. — С чего вдруг этим людям интересоваться тремя безоружными путешественниками?— Не будьте так наивны. Вы ведь отлично знаете, что сейчас моим соотечественникам, не важно, вооруженным или нет, не стоит привлекать к себе внимание. Мне вовсе не улыбается закончить жизнь без головы или повешенным. Мы вам не рассказывали, но, когда мы ехали в Ла-Рабиду, нас задержало подразделение насридов.— Шейх правильно говорит, — подтвердил Эзра. — И не будь он Банну Саррагом, мы бы с вами сейчас не разговаривали…Варгас сдался. Чуть тронув удила, он развернул лошадь вслед за компаньонами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Мануэла, вцепившись в поводья, мчалась во весь опор. Она не замечала ни оврага, мимо которого проносилась, ни горных пиков на горизонте, за которыми ее поджидала небольшая деревушка Канете. Теплый ветер овевал щеки, но она видела перед собой только лицо Рафаэля Варгаса. Жесткое лицо, выражавшее лишь непонимание. Лицо человека, предпочитающего уничтожить то, что считал не способным создать. Его отказу поверить ей имелось только одно объяснение: неприятие им реальности. Не способный пережить историю с Кристиной Рибадео, он спрятался в тиши монастыря, отказываясь принять факт, что отравляющие ему существование треволнения исходят не из внешнего мира, а из его собственного сердца.Она подавила рыдание. Никогда прежде не возникало у нее чувства, что счастье было так близко. С самого отъезда из Теруэля Мануэла пыталась совладать с отчаянием. Если бы она могла его презирать… Несмотря на неопытность в любовных делах, внутренний голос подсказывал Мануэле, что презрение — единственное оружие, способное выжечь из сердца тех, кого любил.К глазам снова подступили слезы, и на сей раз она не стала их сдерживать.Она вернется в Толедо. Только вот как бы ей обрести смысл жизни? В литературе? Искусстве? В прогулках галопом вдоль Тахо? Приемах при дворе? Ее существование окажется лишенным всякого смыла, потому что не будет самого главного: с кем разделить свою жизнь. Красота пейзажа будет радовать лишь ее душу. Находка какой-нибудь прекрасной рукописи или картины будет вызывать восторг только у нее одной. Конечно, она свободна. Но зачем нужна эта самая свобода, если кругом пустота?Мануэла, ослепшая от слез, не заметила впереди двух всадников. А может, просто ей не пришло в голову встревожиться. Лишь в самый последний момент, когда до них оставалось буквально несколько туазов, в ее голове зазвенел тревожный колокольчик.Они перекрыли ей путь. Мануэла резко остановилась. Один из всадников, улыбаясь, направился к ней. Мендоса… Здесь? Изумленная Мануэла выговорила его имя одними губами.— Добрый день, сеньора…Молодая женщина настороженно молчала.— Гордая всадница, а? — обратился человек с птичьей головой к своему приятелю. — Какая осанка, какая выдержка…Его напарник цинично хохотнул. Мануэла взяла себя в руки.— Что вы тут делаете? Разве вы не должны преследовать вашу дичь?— А вы, сеньора?— Вы отлично знаете: я возвращаюсь в Толедо.Мендоса присвистнул.— Гордая всадница, да к тому же еще и решительная. Вы и впрямь редкостное создание. Во всех смыслах. — Не сходившая с его лица улыбка превратилась в мерзкую ухмылку. — Но всему этому пришел конец, сеньора… Я получил приказ.— Приказ?Он вытащил из ножен кинжал. Лезвие сверкнуло на солнце. — Поверьте, я тут ни при чем. Я заступался за вас. Но ваше решение оч-чень расстроило Великого Инквизитора.Голос Мендосы прямо-таки сочился елеем, являя собой классический образчик лицемерия.У Мануэлы душа ушла в пятки. Повлажневшими руками она вцепилась в поводья и сжала коленями бока лошади. Нет, она не умрет здесь. Не от руки этой омерзительной скотины.— Слазьте с лошади, сеньора! И не пытайтесь бежать. Я попадаю в куропатку со ста шагов. Верно, амиго? — повернулся он к напарнику. — Скажи сеньоре…Мануэла тут же воспользовалась моментом. Вставшая на дыбы лошадь ударом копыт чуть не вышибла Мендосу из седла, и молодая женщина пустила скакуна в галоп, вихрем промчавшись между двумя всадниками.Мужчины, оправившись от изумления, понеслись за ней.Мануэла мчалась вперед, буквально слившись с лошадью. Умное животное, поощряемое всадницей, словно летело над землей. Подвернувшиеся на дороге заросли кустарника они с легкостью перемахнули. Справа возвышался неровный склон. Мануэла рванула туда, взлетела на вершину и припустила еще сильней. Казалось, ничто ее не остановит. Стороннему наблюдателю могло показаться, что в отчаянной гонке она стремится подняться к небу, нависающему над ландшафтом.Мануэла быстро оглянулась. Преследователи вроде бы уступали ей в скорости, но упорно продолжали висеть у нее на хвосте. Сколько времени она сможет выдержать этот бешеный темп? И до какого места? До деревни еще далеко, а вокруг, насколько хватал глаз, ни единой живой души. По лицу хлестнула ветка. Мануэла, поглощенная скачкой, даже не почувствовала боли. Ею владело лишь одно чувство: ужас. Она до смерти боялась, что человек с птичьей головой ее нагонит.Бешеная гонка длилась уже больше часа. Лошадь начала проявлять признаки усталости. Мануэла снова обернулась. Преследователи не отставали. Ей даже показалось, что они ее нагоняют.«Этого не может быть! Я не могу умереть. Это слишком глупо!»Внезапно земля под лошадью разверзлась, небо покачнулось, и Мануэла со страшной силой полетала на землю. Что это? Обрыв? Дерево? Она не могла понять, обо что споткнулся конь. Мануэла ударилась виском о камень. Перед глазами стоял образ Мендосы. Она попыталась подняться, но ноги не слушались. В висках стучала кровь. Стучала так сильно, что казалось, голова сейчас лопнет.Мануэла поняла, что вот-вот потеряет сознание.И буквально за мгновение до того, как погрузиться во тьму, Мануэла услышала встревоженный крик:— Сеньора!.. Сеньора!.. Вы можете встать?Вокруг нее нарисовались силуэты в мундирах. Она узнала солдат Ее Величества Изабеллы, королевы Кастилии.И тогда Мануэла перестала сопротивляться и уплыла во мрак.
Над пустой равниной нависало вечернее небо, превратив окружающий пейзаж в бесформенные пятна. По настоянию Эзры они остановились возле смоковницы на берегу Турий, в нескольких лье от небольшого городка Торребаха. Над ними повис только-только появившийся месяц, но вскоре должны были замерцать и звезды.Сарраг, лицом к Мекке, в последний раз коснулся земли лбом, затем встал, аккуратно скатал коврик и уселся рядом с Варгасом и Эзрой.— Вижу, вы снова обрели вкус к молитве, — заметил, чуть улыбаясь, раввин. И добавил, словно опасаясь возражений: — Я тоже. Мы все, кстати говоря.Францисканец согласился с этим утверждением. После отъезда из Теруэля он действительно ощутил потребность возобновить диалог с Господом. Естественно, первая молитва, пришедшая ему на язык, была «Отче наш». «Да будет воля Твоя…» Никогда еще эти слова не казались ему столь глубокими, никогда не черпал он в них такую сильную поддержку.Теплый ветерок стих, и воздух стал прозрачен и неподвижен.— Давно известно — когда не можешь найти на что-то ответа, то не остается ничего другого, как спросить Создателя, — медленно проговорил Сарраг.— Конечно, — кивнул Эзра. — Только вот захочет ли Адонаи нам ответить? А если и ответит, то услышим ли мы его? Через своего слугу, я имею в виду Абена Баруэля, Он показал нам путь, ведущий к посланию, которое Он хочет нам передать, но и одновременно делает его недостижимым.— Недостижимым — неточное выражение, — внезапно заявил Варгас. — Более подходящее — невидимым. Мы призываем Господа. Так почему же мы перестали доверять ему? Смущенные словом «Брейшит», разочарованные тем, что проехали по всем этим городам лишь ради того, чтобы вернуться в начало, мы позволили себе усомниться. Мы сами признали, что вот уже некоторое время, устав и морально, и физически, мы перестали обращаться к Господу. А ведь каждый из нас отправился в этот поиск, уверенный в том, что был избран стать хранителем или — кто знает? — вестником чудесного события. А на протяжении истории человечества удостаивались этой редкостной привилегии лишь очень необычные люди. Я имею в виду пророков, будь то Моисей, Илия, Мухаммед или Иоанн Креститель. Думается мне, что сейчас, оказавшись в тупике, нам стоит задаться лишь одним вопросом: а достойны ли мы все еще той священной миссии, которую возложил на нас Господь?— Рафаэль, друг мой, а были ли мы вообще когда-нибудь ее достойны? — Араб говорил с искренним смирением. — Вы упоминали необычных людей. Вы правда считаете, что раввин, вы или я — из их числа? Мы заблудились. Наша вера непоколебима, но в процессе поисков, сами того не заметив, мы начали опираться лишь на наше знание Писаний. Мы полагались только на холодное Знание, забыв основную истину: мозг ближе человеку. А сердце — ближе Господу.Некоторое время все молчали.— Коль уж мы заговорили о мозге, — нарушил тишину Сарраг, — я тут снова поразмыслил о Чертоге, связанном с Каравакой. В городе, который видел явление Святого Креста. Там, где отдыхали кони равных Отроку, лежит также и 3. Пьющий воду сию, возжаждет опять. Слово «Отрок» привело нас к вам, следовательно, оно касается непосредственно вас, вам не кажется?Варгас кивнул.— Я над этим поразмыслил. Фразу «равные Отроку» можно толковать двояко. Либо это намек на моих братьев по церкви, сиречь францисканцев. Либо это намек на моих предков-тамплиеров. Но определить, какая из этих версий правильная, мы сможем только на месте. Что же касается воды и жажды, то, по-моему, это связано со встречей Иисуса с самарянкой. Но еще рано это с уверенностью утверждать.— Францисканцы или тамплиеры? — нахмурился Сарраг. — Монастырь или замок?Шейх повернулся к Эзре, чтобы узнать его мнение, но вынужден был отложить это дело. Пока он беседовал с францисканцем, раввин набросил таллит и тихим голосом затянул: «Слушай, Израиль».
Рассвет они встретили в дороге. После Торребахи была Альягилья, а три дня спустя они пересекли реку Кабриэль и в пятницу въехали в Виллатою. Поскольку Эзра выразил желание соблюсти шаббат, они снова двинулись в путь лишь в воскресенье утром. И в тот же вечер оказались в окрестностях Альбасеты, которую Сарраг всю дорогу упорно называл на арабский лад Аль-Басит. Каким-то образом сбившись с пути, они оказались посреди вонючего болота, которое не смогли высушить ни ирригационные, ни дренажные работы, веками непрерывно проводимые маврами. Невыносимая вонь, исходившая от трав и стволов деревьев, не давала дышать. То ли от усталости, то ли из-за нехватки воздуха, то ли потому, что был самым слабым из них, но раввин свалился с лошади и ушел под черную воду. Он непременно утонул бы, не приди ему на помощь Варгас с Саррагом. Им пришлось раздеть Эзру догола, а одежду выбросить, настолько она воняла. Поскольку раввина нужно было во что-то переодеть, францисканец тут же предложил ему свою запасную сутану, а араб — шерстяную накидку. Эзра без колебаний выбрал накидку.Ночь они провели в городе и на следующий день отправились через залитые солнцем поля в направлении Торрабы.Два дня спустя, в окрестностях Лас-Минас, появились первые следы войны. Сожженные крестьянские дома, вытоптанные поля, арабские крестьяне, тупо сидящие на обочине. Здесь царила такая же атмосфера, с которой они столкнулись несколько недель назад, выехав из Гранады. Когда уже виднелся Каравака-де-ла-Крус, им повстречалась королевская армия, направляющаяся на юг, в Андалусию. Тысячи пехотинцев, арбалетчиков, кавалеристов шли более или менее стройными рядами. Замыкали колонну лошади, тащившие бомбарды.— Давайте отъедем в сторону. — У Саррага в горле стоял комок.— Сохраняйте спокойствие, — порекомендовал Варгас. — С чего вдруг этим людям интересоваться тремя безоружными путешественниками?— Не будьте так наивны. Вы ведь отлично знаете, что сейчас моим соотечественникам, не важно, вооруженным или нет, не стоит привлекать к себе внимание. Мне вовсе не улыбается закончить жизнь без головы или повешенным. Мы вам не рассказывали, но, когда мы ехали в Ла-Рабиду, нас задержало подразделение насридов.— Шейх правильно говорит, — подтвердил Эзра. — И не будь он Банну Саррагом, мы бы с вами сейчас не разговаривали…Варгас сдался. Чуть тронув удила, он развернул лошадь вслед за компаньонами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46