— Опять! — проворчал шейх. — Еще в Гранаде, когда мы только познакомились, вы уже тогда утверждали; шестерка может представлять собой в графической символике шесть равносторонних треугольников, вписанных в невидимую окружность. А потом, буквально несколько дней спустя, в Ла-Рабиде, когда мы говорили о Да'ва, вы принялись рассказывать об Абулафие и о значении букв тетраграмматона. Вы накарябали, — тут шейх нарочно залопотал, — шесть равносторонних треугольников, вписанных в невидимую окружность. Варгас схватил треугольник и повертел в руках.— А меня этот предмет наводит на мысль о тройной смерти Хирама…Араб откусил кусок черного хлеба. Его взгляд непроизвольно обратился на человека с птичьей головой. Тот вроде бы дремал, сложив руки на груди.— Все эти умозаключения по-прежнему не говорят нам, почему Баруэль счел нужным заставлять нас пересекать Эстремадуру ради этого треугольника.Они замолчали, погрузившись каждый в свои мысли.Мануэла воспользовалась этим, чтобы отыскать взглядом Мендосу. Но тот исчез. Она пообещала себе, что при первой же возможности устроит ему выволочку за неосмотрительность.Мысленно она прокручивала разговор мужчин: тамплиеры, кровавая башня, печать Соломона, бронзовый треугольник. К чему вся эта абракадабра? Сколько она ни ломала себе голову, никак не могла уловить смысл этого таинственного заговора. Что скрывается за всеми этими перемещениями?Ее внимание привлекло движение возле стойки. К гитаристу подошла жена трактирщика. Толстая, широкобедрая, с огромными темными бархатными глазами и кожей цвета сепии, обычной у гитан. Голову ее украшал перевитый красной лентой обруч. Платье обтягивало объемистый бюст, расширяясь книзу ворохом юбок до щиколоток длиной. Она заговорщически переглянулась с музыкантом, который выдал резкий короткий аккорд. И тогда женщина начала танец. Сперва это было лишь монотонное раскачивание, медленное топтание, слабое движение бедер. Но вскоре ее тело, приближавшееся к пятидесяти годам, словно утратило возраст. Выпрямившись и подняв над головой руки, она медленно кружилась вокруг своей оси.Тут, словно дождавшись этого момента, поднялся мужчина с загорелым морщинистым лицом. Он приблизился к танцовщице, чуть выдвинув вперед грудь, чем-то похожий на кентавра. Он пробормотал что-то поощрительное, и женщина ответила колыханием бедер. Все ускорилось. Мужчина хлопнул в ладоши. И начал похлопывать в определенном четком ритме, и с каждым хлопком танцовщица двигалась все быстрей. От нее вдруг пошла чувственная жаркая волна, а ноги стучали и стучали по полу. Грудь вперед, голова откинута назад — она напоминала фигуру на носу рассекающего волны корабля. Она была сам танец. Танцовщица завелась, все время наращивая темп, влекомая страстью, пределы которой знала лишь она.Мануэла пожирала сцену глазами. Щеки ее раскраснелись, напряжение преобразило черты. Чувственность, страсть, жизнь, смерть, ненависть и любовь: ее лицо отображало все существующие в мире чувства.Сидевший рядом Рафаэль Варгас наблюдал за ней. Каким-то образом метаморфоза молодой женщины пробудила в нем странное волнение. Она до такой степени оживила прежние воспоминания, эмоции, которые францисканец считал давно умершими, что он лишь огромным усилием воли оторвал от нее взгляд.А Сарраг тем временем тихим, почти плачущим голосом затянул мелодию, где говорилось об изгнании, смерти какого-то султана и любви. Его пение смешивалось со звуками гитары, движением танцоров, и нельзя было сказать, кто из троих подстегивал другого.Когда снова воцарилась тишина, то показалось, что жасмин, мирт и амбра сменили кислый запах, отравлявший до этого воздух постоялого двора. Даже не закрывая глаза, можно было увидеть Сад Львов Альгамбры, фонтан, аркады и крошечный садик Линдарахи с розами, лимонником и изумрудной листвой.— А я и не подозревал в вас талант певца, шейх ибн Сарраг! — воскликнул Эзра. — Что это вы напевали?— Катрены, приписываемые Мукаддаму ибн Муафе. Поэту, прозванному слепцом из Кабры.— Великолепно. Я частенько спрашивал себя, не является ли музыка — если бы не придумали языки — средством общения душ. Как вам кажется?Вопрос был адресован Варгасу.Тот, с раскрасневшимися щеками, глухо ответил:— Безусловно.Эзра взял треугольник и прижал к щеке.— А вы заметили, что он бронзовый…— Знаю я, что вы сейчас скажете, — опередил его араб. — Бронза — это сплав серебра, меди и олова.— Это куда больше, чем просто сплав. Будучи результатом слияния противоположностей, он, возможно, представляет собой вот что: три металла, три человека, между которыми нет ничего общего. Еще один намек Баруэля. И еще мне припоминается стих из Чисел. «И сделал Моисей медного змея и выставил его на знамя, и когда змей ужалил человека, он, взглянув на медного змея…» — Перестаньте, прошу вас, перечислять свойства этого металла, и давайте лучше постараемся понять, к чему он нам.— По-моему, это пустая трата времени, — отрезал Варгас. — Сперва нам нужно расшифровать продолжение криптограммы, чтобы выяснить, куда ехать дальше. И тогда мы, быть может, найдем сведения о треугольнике. Он совершенно очевидно связан со Скрижа… — Он осекся. Его взгляд встретился с взглядом Мануэлы. Та казалась погруженной в свои мысли. И тогда францисканец быстро предложил: — Пошли отсюда. Куда-нибудь в спокойное место, более подходящее для изучения следующего Чертога. Предлагаю нашу комнату.— А почему не здесь? — изумился Эзра. Варгас сердито глянул на него:— Вы совершенно перестали соображать! — Он кивнул на Мануэлу. — Мы ничего о ней не знаем! Признаю, что мы вынуждены еще некоторое время терпеть ее рядом с нами. Но совершенно не вижу причины посвящать ее в нашу работу!Раввин собрался возразить, но вмешалась Мануэла:— Не волнуйтесь, падре. Я вовсе не собираюсь разнюхивать ваши секреты. До завтра, сеньоры…Не удостоив Варгаса взглядом, она направилась к лестнице.— Странно, — подумал вслух раввин. — Один иудей, один мусульманин и двое христиан. И вот эти двое, которые, по идее, должны встать спина к спине против остальных, цепляют друг друга с поразительной яростью. Удивительно…Постоялый двор начал погружаться во тьму, и уже зажгли первые свечи.Араб, прилегший на шерстяном покрывале более чем сомнительного вида, еще раз посмотрел на исчерканный заметками листок.— Касерес! Впервые Баруэль оказался столь любезен, сразу указывая нам следующий пункт назначения. — Он поднял глаза к небу. — Да хранит тебя Всевышний, Абен!Положив листок на пол, он еще раз просмотрел восстановленный текст. ВТОРОЙ МАЛЫЙ ЧЕРТОГ Да славится И. Е. В. Е. в царствии своем.Имя есть 6.К чему говорить то, что Отроку уже известно?Сыны человеческие ждали часа. Аллах сдержит обещание. За крепостными стенами бежит дорога, ведущая в Джабал-эль-Нур. Там, в каменном чреве, вы увидите тех, кто поклоняется в небесах и на земле: солнце, луна, небесные светила, твердыни гор, деревья, звери. Когда прибудете туда, секите руку вору и воровке. Когда они станут красными, как пурпур, станут как шерсть.Пусть сопровождает вас удод.
Повернувшись к монаху, он уважительно поклонился.— Примите благодарность, фра Варгас. Это ваша заслуга.— Моей заслуги в том нет. Все содержится в этой фразе: К чему говорить то, что Отроку уже известно? А что я «уже» знаю? Помните фразу: я знал лишь одного ангела? Баруэль знал о связи моей семьи и меня самого с тамплиерами и орденом Сантьяго-де-ла-Эспада. Когда мы познакомились, я вам сообщил, в каком городе зародился этот орден. У Баруэля не было ни малейших сомнений, что я сразу уловлю связь.— Во всяком случае, мы проделали изрядный путь, — заметил раввин.Он взял листок.— Мы изучили настолько глубоко, насколько возможно, каждую часть. И знаем, на что они намекают. Ключевое слово, бесспорно, «Джабал-эль-Нур», известная также как гора Света или гора Хира. Согласно нашему другу Саррагу, на этой горе, расположенной в окрестностях Мекки, находится пещера, куда удалялся Пророк, чтобы предаться размышлениям. Отсюда вытекает, что в окрестностях города — или, воспользовавшись словами Баруэля, «за крепостными стенами» — мы найдем возвышенность, холм или гору, как-то связанную с этой Джабал-эль-Нур. У кого-нибудь есть возражения?Араб с францисканцем покачали головами. Эзра подавил зевок.— В таком случае я ложусь спать. — Укладываясь на тюфяке, он добавил: — Позволите мне маленькое замечание, фра Варгас?— Конечно.— Мне кажется, вы слишком суровы с сеньорой Виверо. На этом раввин повернулся на бок и закрыл глаза.
— Я вам говорила и повторяю — больше всех меня остерегается монах, — сухо оборвала Мануэла мужчину с птичьей головой.— Представитель Церкви? Христианин остерегается христианки? В это трудно поверить. — Он провел рукой по морщинистому лбу и задумчиво произнес: — Возможно, он в чем-то себя упрекает. — И без перехода спросил: — Вы по-прежнему не знаете, что затевают эти типы?— Пока что все слишком запутанно, — вынуждена была признаться в своем бессилии Мануэла. — Я слышала какие-то обрывки, но ничего особо интересного.— Ладно, — вздохнул Мендоса. — Ничего другого не остается, как следовать за вами по пятам. Только не забывайте, донья Мануэла: как только у вас появится хоть малейшая информация…— Да, Мендоса, знаю… Сообщу. И вот что: прекратите «светиться». Они ведь не слепые, как вам известно.Фамильяр промолчал. Он терпеть не мог безапелляционный тон, каким разговаривала эта женщина. Будь его воля, он бы ей доходчиво объяснил, что она всего лишь слуга Церкви. И ничего больше. Но сейчас не время и не место. Быть может, позже… Позже… ГЛАВА 16 Святой Иаков, спаси Испанию! Сервантес. Дон-Кихот В свете полуденного солнца город рыцарей казался сошедшим со страниц книги миниатюр. Яркое освещение подчеркивало охру камней и серый окрас мощеных улиц. От Арко-де-ла-Эстрелла до Арко-дель-Кристо лазоревый цвет растворялся в сплетении перерезанных лестницами улочек.Тень одной из могучих башен нависала над мостовой, заканчиваясь у порога аристократического жилища. В центре площади журчал мраморный фонтан. Около него четверо всадников и спешились. Араб с евреем плюхнулись на ступеньки возле фонтана. Монах, прислонившись к парапету, изучал окружающий пейзаж. Неподалеку от него Мануэла, перегнувшись через край фонтана, с наслаждением брызгала водой на шею и руки. Когда она выпрямилась, капельки воды сверкали на ее коже, как крошечные светлячки. Она завязала волосы в узел, открыв лицо теплому ветерку. Было видно, как на обнаженной шее бьется пульс. Несколько капелек воды стекали вниз под слегка расстегнутый ворот платья. В этот миг она была невероятно красива. Красива, как может быть красива нежность или взаимная любовь. Возможно, сравнение чересчур сильное, но именно оно пришло Варгасу в голову. Францисканец еще некоторое время понаблюдал за молодой женщиной, сушившей платочком глаза, и решительно направился к арабу. Хватит пялиться на эту женщину.— Ну? Местный пейзаж не навел вас ни на какие мысли?— На данный момент я не вижу ни Джабал-эль-Нур, ни детей человеческих, ожидающих Страшного Суда, ни павших ниц, не говоря уже о воре с воровкой. Да и удода я что-то тоже не наблюдаю. — Шейх тоже погрузил руки в воду фонтана.— Предлагаю отправиться на поиски подсказки, — сказал Варгас.— И куда же вы намерены идти? — поинтересовался раввин.— Куда глаза глядят. Мы наверняка обнаружим какой-нибудь знак, который подскажет нам дорогу.— Делайте что хотите. Лично я спекся. И подожду вас внутри. — Он указал на церковь. — Мне нужно охладиться.Сарраг, умывавшийся в фонтане, изумленно выпрямился.— Вы серьезно?— Весьма.— Вы? В церкви?— Я, в церкви, — повторил Эзра, — да еще и в субботу, день шаббат. Неужели дом вашего бога откажет спасающемуся от жары раввину в том, что дарует спасающимся от правосудия преступникам?И Эзра широким шагом направился к церкви.— Н-да, — заметил Сарраг специально для Варгаса, — этот еврей не устает вас подначивать.Варгас огорченно вздохнул.— Вы идете?Араб кивнул и спросил Мануэлу:— А вы, сеньора?Но молодая женщина отклонила предложение.— Я выдохлась и останусь здесь. Присмотрю за лошадьми.— Как вам угодно, — произнес шейх и последовал за монахом.
Усевшись в тенечке у входа в церковь, Мануэла подтянула колени к груди и закрыла глаза. Она чувствовала себя опустошенной. На смену эйфории пришла физическая и моральная усталость. Мануэла, всю жизнь старавшаяся выглядеть безукоризненно, ощущала, что превращается в сущую замарашку. Из одежды у нее с собой было лишь три скромных наряда, мантилья и две пары ботинок.Она ничего не понимала во всей этой истории. Ни один из этих мужчин не производил впечатления заговорщика, одержимого идеей уничтожить Испанию или христианство. Ни разу за все время она не слышала от них ни малейшего намека на это, ни какой-либо завуалированной угрозы. Но, быть может, это просто видимость?Единственный намек, да и то весьма эфемерный, — упоминание Варгасом тогда на постоялом дворе какой-то скрижали… Его слова не ускользнули от внимания Мануэлы. Он сказал, изучая треугольник: «Этот предмет наверняка связан со скри…» Скри… Скрижаль? Что еще за скрижаль? Почему, едва эти слова соскользнули с его губ, он явственно смутился? Словно невольно выдал какие-то важные сведения. Ей просто необходимо разузнать побольше.Внезапно ее внимание привлек стук копыт. Она открыла глаза. На площадь выехали вооруженные всадники. В первый момент Мануэла подумала, что это члены Святой Германдады разыскивают преступника. Кавалеристы спешились, о чем-то переговариваясь между собой, потом один из них быстро зашагал в церковь.Заинтригованная Мануэла встала и, сама толком не понимая почему, вдруг встревожилась. Время шло. Всадники, не вынимая мечей из ножен, отошли на несколько шагов. На безопасном расстоянии от них начали собираться любопытные. Заржала лошадь. Раздался смех. Из церкви появился зашедший туда несколькими минутами ранее всадник. И не один. Рядом с ним шагал Эзра. Мануэла собралась кинуться к ним, но в последний момент внутренний голос подсказал ей не высовываться. К тому же раввин вовсе не казался слишком взволнованным. Он вполне спокойно беседовал с кавалеристом, и Мануэле даже показалось, что он улыбается. Но позже, когда всадники уведут его с собой, она поймет — то была не улыбка, а выражение удрученной покорности. Внезапно кто-то резко схватил раввина и скрутил ему руки. Всадники вскочили в седла, кроме трех, окруживших Эзру. К первым зрителям присоединилась целая толпа. Тут и там раздавались комментарии. Может, ей это показалось, или кто-то действительно выкрикнул: «Святотатцы! Марраны!»Мануэла пришла в ужас. Эзру только что арестовали, и весьма вероятно, фамильяры Инквизиции. Но с чего вдруг Святая Инквизиция решила вмешаться? Или посланец Торквемады решил действовать по своему усмотрению? Но это просто немыслимо!Самуэля схватили за руки и поволокли по улочкам.Мануэла решила, что ей не остается ничего другого, как проследовать за ними в надежде повстречать Саррага или Варгаса.Толпа рассосалась. За кавалькадой следовала одна лишь Мануэла. Улочки местами были такими узкими, что туда даже не проникали солнечные лучи. Мостовую, ведшую бог знает куда, пересекали лестницы. Они двигались мимо домов из серого камня, под испуганными или осуждающими взглядами обитателей. Появилась площадь. И дворец. Процессия его миновала. Проходя мимо массивных дубовых ворот, Мануэла мельком увидела вырезанную над ними надпись: «Здесь Гольфины ожидают Божьего суда». Преследуемая ею четверка свернула за угол. Там возвышалось огромное здание, подавляя своими размерами все окружающее. У решетки стояла стража, а за воротами виднелся маленький пустой дворик. Военные остановились, и Мануэла увидела, как один из них достал из кармана колпак. Эзра отшатнулся. Но колпак все равно напялили ему на голову и натянули до самой шеи. Если прежде у Мануэлы и имелись какие-то сомнения, это действие поставило окончательную точку: Эзру собирались посадить в тюрьму. Закрыв лицо раввина от посторонних глаз, стражники следовали одному из самый строгих правил Инквизиции: анонимность обвиняемого должна строго соблюдаться. Причем отнюдь не из гуманных соображений, а потому что нельзя было допустить, чтобы другие заключенные могли опознать вновь прибывшего, и наоборот. Секретность во всем — основное правило Святой Инквизиции.Решетка отодвинулась, и фигура раввина исчезла за ней, растворившись во тьме.Да что происходит?! Неужели Эзра, находясь в церкви, совершил какое-то святотатство? Нет. Только не он. Мануэле часто доводилось слышать, что обращенные евреи неподобающе ведут себя в церквах. Например, Хуан дель Рио, проповедовавший иудаизм у алтаря, или тот иеронимит, использовавший исповедальню в тех же целях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46