— В самом деле? — переспросил я.
— Драгоценные камни нужны для украшения танцоров и танцовщиц, для наших одежд, для храмов и статуй. Как в Виджаянагаре. Но к чему хранить их в мешках?
— Ты забываешь я родился в других местах, к тому же я путешественник, а путешественнику может пригодиться и запас драгоценных камней — в мешках.
Аниш соизволил признать, что нам не удалось бы добраться до этих мест, покупать теплую одежду, еду и напитки, почти каждую ночь находить себе кров и постель, если бы по моему совету князь не захватил с собой большое количество драгоценных камней — именно в мешках.
Все это время князь Харихара наблюдал за нами из угла возле двери. Лицо его скрывалось в тени, только темные глаза сверкали. Теперь он окликнул нас:
— Довольно на сегодня, Аниш. Довольно, Али. Завтра мы все узнаем.
Итак, нет никакого Небесного града, чьи улицы усыпаны драгоценными камнями в таком количестве, что способны утолить любую алчность. Что же мы нашли? Сперва реку Мерси, через которую нас переправил перевозчик, затем лес, а в центре леса поляну. Эдвин простился с нами еще в лодке. Перевозчик сказал, что необразованному бедняку опасно даже показываться вблизи тех мест, где когда-то обитали братья Свободного Духа. «Когда-то?» — переспросили мы. Джеральд, перевозчик, поглядел на нас сумрачно и ничего не ответил.
— За лесом смотреть надо, не то пропадет, — так сказал нам лесник, встретивший нас на другом берегу реки и согласившийся стать нашим проводником. Это был великан, я редко встречал людей такого роста, с кудрявой рыжей бородой и веселыми глазами.
Нужно вырубать старые и начавшие гнить деревья, пролагать просеки, которые летом послужат также противопожарной полосой, следить, чтобы деревья не заглушали кустарники ведь олени, а в особенности лани, именно там прячут своих малышей, да и некоторые птицы предпочитают вить гнезда в кустах, а не на деревьях. Нужно также расчищать ручьи, а в тех местах, где рельеф местности подходит для этого, перегораживать их, создавая пруды и разводя в них рыбу. Во время войн и с внешними, и с внутренними врагами Манчестерский лес, как и многие другие части Ингерлонда, был заброшен. За двадцать с лишним лет тропинки и просеки заросли шиповником и куманикой, упавшие от старости деревья так и оставались гнить, однако зимой все это не так уж мешало путникам, поскольку шиповник превратился в колючие стволы, лишившись почти всех побегов, трава засохла, и высокие деревья и молодая поросль сбросили листву, так что, поднявшись на холм, мы могли оглядеть окрестности. Лесник уверенно вел нас вперед, продолжая давать пояснения.
Шел дождь, правда не столь сильный, как накануне в Манчестере, не дождь, а так, изморось. Наш проводник радовался дождю. Лесник был не только высок, но и хорошо сложен, одет весь в зеленое — очень ему к лицу. С собой он нес большой лук, на поясе болтался рог. Брат Питер несколько раз называл лесника Робин Гудом, пока выведенный из терпения лесник не заявил, что снаряжение полностью соответствует его профессии. Помимо прочего, к его седлу был приторочен большой топор с зачехленным лезвием. По-моему, топор и впрямь вещь необходимая для лесника, но брат Питер проворчал в ответ, что, коли уж наш рыжий спутник не Робин Гуд, стало быть, он Зеленый Великан, которому сэр Гавейн, рыцарь короля Артура, отрубил голову его собственным топором.
Лесник пришпорил свою лошадку. Мы добрались до склона холма. Отсюда открывался вид на почти идеальной формы ложбину. Даже зимой, издали, мы видели, что это место зеленеет и цветет, оно, в отличие от всего леса, полно жизни и свежих соков.
— Одни называют это место райским садом, — проговорил наш провожатый, — другие зовут его садом земных радостей, но епископы и церковь назвали это место расселиной дьявола. Примерно пятьдесят лет тому назад с неба упал огненный шар, вся земля содрогнулась, здесь с неделю бушевал пожар, и к тому времени, когда дым рассеялся и огонь погас, в земле осталось вот это углубление, похожее на подставленную горстью ладонь. Все тогда перепугались, никто не решался спуститься вниз, а потом, примерно через год, там все зазеленело, сперва попер мох, папоротник, а затем и деревья, а поскольку люди сюда не ходили, здесь стали собираться животные, спасаясь от охотников, здесь они размножались в безопасности, словно и впрямь попали в рай. Там живут олени и зайцы, дикие кабаны, фазаны рябчики, иволги, там есть и река, и в ней обитают бобры и выдры, форель и раки, а в начале лета заходит лосось. Все они гораздо крупнее и красивее, чем в других местах. Там много разных растений, есть не только лесные, но и садовые: яблони, груши, вишни, смородина, клубника и крыжовник все они прижились там, прежде чем большие лесные деревья, такие как дуб, ясень, береза, успели вырасти и отнять у них солнечный свет. И, конечно же, цветы: аконит уже цветет у подножия леса — не вздумайте его отведать, он ядовит, потом чистотел, анемоны, примула, подснежники, фиалки, ромашки, купена, бурачник, дикий чеснок и прочие съедобные травы. Жаль, что вы не приехали сюда в мае или июне. — Натянув поводья, лесник на прощание кивнул каждому из нас. — Если доберетесь до самого центра ложбины, там и найдете дом, где жили братья.
— А сами братья? — вскрикнул князь Харихара, побледнев от дурных предчувствий.
Но зеленый великан уже поворотил коня и поспешил прочь по склону холма, который, как мы уже выяснили, оказался одной из стенок огромной чаши, образовавшейся в этом месте в земле. Всадник мчался прочь, и в этот миг луч солнца, пробившись сквозь тучи, подсветил капельки дождя на его плечах, и мне на миг почудилось, что они обратились в прозрачные халцедоны. Лесник скрылся из виду.
Глава сорок пятая
Нам пришлось пройти с полмили вниз по дороге, некогда широкой, лишь сверху накрытой сводом сомкнувшихся березовых крон, а ныне поросшей иглицей и чертополохом. Рыжие белки прыгали над нашими головами с сучка на сучок и швыряли вниз скорлупу от орехов. Мы пересекли речку с берегами из красной глины, к воде наклонялась ива, в ветвях ее пела малиновка-красногрудка. Красный, заметил я, это цвет смерти, но никто из моих спутников не ответил мне, и я поспешил выбросить эту мысль из головы.
Мы сразу поняли, что пришли на то самое место. Сперва мы увидели изгородь из остролиста, даже сейчас, зимой, на нем оставались красные ягоды, внутри ограды заключалась лужайка примерно двадцати ярдов в ширину; олени и зайцы приходили сюда пастись, и обгрызенная ими трава приподнималась лишь на дюйм от земли, однако и в январе казалась зеленой и сочной. Как оказалось, лужайка, в свою очередь, образовывала кольцо вокруг приземистой ограды из ивняка. Многие прутья внутренней изгороди давно выпали или были кем-то с силой раздвинуты. В самом центре было маленькое селение, десяток каменных домиков, накрытых дерном. Здесь тоже виднелись знаки, оставленные либо временем, либо врагами. Посреди селения стояла круглая каменная хижина, побольше остальных и почти не пострадавшая, если не считать пары отверстий в крыше, где успел выкрошиться мох.
В домиках и в узких проходах между ними мы насчитали пятнадцать скелетов, в том числе восемь принадлежали детям младенцам, ребятишкам постарше, подросткам. Вернее, это были не совсем скелеты дикие животные сожрали сердце, печень и легкие, птицы выклевали глаза и растащили кусочки плоти, но летняя жара высушила все, что осталось от этих тел, так что на их лицах еще можно было различить остатки кожи, сохранились волосы на голове — у тех, у кого сохранилась голова. Большинство погибли от удара копья или были разрублены мечами и топорами, но кое-кого обезглавили.
Все погибшие были обнажены. Четверо из них держали в руках розы, по одному цветку, теперь уже высохшему и увядшему. То ли заранее, уже зная о готовившемся на них нападении, то ли непосредственно перед ним они сорвали эти цветы в заглохшем теперь саду на краю поселка и вышли с ними навстречу убийцам.
Большая хижина в центре казалась пустой, в опоясывавшей ее стене не было видно ни двери, ни окна. Мы обошли ее со всех сторон. Брат Питер что-то бормотал, вздыхая и спотыкаясь на каждом шагу, по все еще пухлым щекам Аниша катились слезы, князь Харихара, казалось, был возмущен до глубины души, он побелел и крепко сжимал губы, глаза его странно блестели. Я на миг замедлил шаг, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. Мне слишком часто доводилось видеть подобные вещи с тех самых пор, как меня бросили умирать в колодце на телах моих родителей, братьев и сестер. Во мне все онемело, я чувствовал только, как все сильнее ноют колени и костяшки пальцев.
Я знал, что здесь произошло, я различал знакомые приметы. Когда люди убивают ради власти и славы, из жадности, из-за голода, даже когда они убивают ради мести или наказания, можно как-то понять, что ими движет, в их побуждениях есть нечто естественное, даже разумное, не противоречащее нашей природе. В происходящем есть все же какой-то смысл, и жертвы тоже его видят, они знают, за что и почему погибают. Но самые жестокие, самые идиотские, самые подлые и чудовищные убийства, убийства с предварительным изнасилованием, пытками, издевательствами над жертвами имеют лишь один источник, противный и разуму и природе, одну бессмысленную и нелепую причину — религию. Эти люди, как и мои родные, выбрали себе не того бога.
Зачем, к чему все это? Человек живет в бедности, в скудности и нищете, тяжкий, пригибающий его к земле труд обогащает других, но только не его самого, и до тех пор, пока все делятся на хозяев и рабов, единственная наша надежда — получить награду на небесах. Но вот выясняется, что сосед представляет себе рай иначе, что у него другие боги, чем у тебя, стало быть, один из вас заблуждается. А хуже всего если кто-нибудь, как эти люди, утверждает, что бога нет вообще… Немыслимо, нестерпимо. Он утверждает, что ты не только несчастен, но еще и обманут? Так разбей ему голову, в которой зародилась столь чудовищная мысль!
— Али, я знаю, ты плохо себя чувствуешь, но нам нужна твоя помощь! — Князь, как всегда, говорил любезно и не сомневался, что все готовы ему повиноваться. Он хотел сдвинуть с места большой плоский камень, по форме напоминавший угловатое яйцо. Края его не превышали фута в ширину, но посредине он был шириной в три фута, а высота его была не менее шести. Похоже, этот камень прежде загораживал вход в дом, но теперь он врос в дерн, и лишь совместными усилиями нам четверым удалось его сдвинуть, и то мы провозились не меньше часа. Сперва казалось, что все наши старания тщетны.
— Зачем его двигать? — пропыхтел я, опасаясь, что так мы ничего не добьемся.
— Здесь моего брата нет. Возможно, он там, внутри.
Он был прав.
Наконец камень поддался. Хижина обдала нас долго хранившимся в ней ароматом насыщенный, сухой запах, отчасти даже приятный. Внутрь дома хлынул поток холодного зимнего света, слился с лучом, проникавшим сквозь дыру в потолке, лег лимонно-желтой полоской на кривоватые, неотесанные камни. Через дыру в крыше поспешно вылетели воробьи. Кошечка, похожая на ту, что принадлежала брату Питеру, зафыркала на нас, зашипела и соскочила с коленей одного из покойников.
Их было семеро, они сидели по кругу, скрестив ноги, выставив перед собой руки ладонями вверх. Одежды на них не было, эти семеро, трое женщин и четверо мужчин, выбрали себе другой наряд венцы и ожерелья, ручные и ножные браслеты и цепочки из скрученной свинцовой или медной проволоки, они потемнели от времени, но в них по-прежнему блистал хрусталем полевой шпат, желтые, белые, красные и зеленые камушки, прозрачные, словно лунные камни, сверкающие, как те, что посвящены солнцу. У ног каждого из умерших стояла простая оловянная кружка без ручки. Питер поднял один из сосудов. В нем оставался какой-то осадок, красновато-черная засохшая паста на самом дне. Питер понюхал кружку.
— Смесь экстракта белладонны, аконита и болиголова, — сказал он. — Этот напиток вызывает спазм мускулатуры и обезвоживание, вот почему они и после смерти остались сидеть в тех же позах, какие приняли перед тем, как выпить яд. Правда, им пришлось вытерпеть приступ сильной, хотя и кратковременной боли.
Князь Харихара не слушал его. Он опустился на колени перед одним из тел, закрыл лицо руками и беззвучно раскачивался взад и вперед. Тела всех умерших потемнели и высохли со временем, но у этого кожа, несомненно, была темнее, чем у других, и, пусть лица всех семерых казались похожими, после того как над ними потрудились яд и иссушающее время, холод и жара, в этой маске князь безошибочно угадал черты своего младшего брата. К тому же нам ведь говорили, что Джехани лишился обеих ног ниже колена.
Посреди этого круга призраков стоял единственный ценный предмет во всем поселке: золотая чаша с тонюсенькими стенками, с примитивным орнаментом в виде дубовых листьев. Когда мы вышли из хижины и смогли заговорить о том, чему стали свидетелями, Аниш спросил, не чаша ли это Святого Грааля, ведь многие христиане верят, что она спрятана где-то в этих местах. Нет, сказал Питер, эта чаша гораздо древнее христианства. Подобные предметы находят в могильных курганах в разных местах страны.
Когда-то в этой чаше была вода, но теперь она высохла, в ней стояло два цветка — лотос, или водяная лилия, и роза, — оба увяли, засохли, умерли. Мы поставили камень на место — пусть Джехани покоится там, где он пожелал остаться, — и увели князя прочь. Два дня он молчал, затем пришел в себя и держался как прежде, но у края его губ так и застыла печальная складка.
Наша миссия завершилась, мы повернули на юг. Питер спешил вернуться в Осни, а мы надеялись добраться до Лондона, нанять корабль и отплыть на восток, в обратный путь. Мы успели пройти лишь несколько миль и наткнулись на группу солдат во главе с рыцарем, который по приказу своего господина спешил в Шрусбери там король собирал ополчение. Какой король? Генрих? Нет, речь об Эдуарде, сыне герцога Йорка, о короле Эдуарде IV.
По пути князь Харихара расспрашивал брата Питера о том, что нам довелось увидеть, пытаясь понять, какая участь постигла его брата.
Князь надеялся, что мы вернемся в Виджаянагару раньше, чем туда попадет письмо, но тем не менее он отправил очередное послание своему царственному двоюродному брату. Нас все же задержали обстоятельства, о которых я расскажу далее, и письмо на месяц опередило нас в Виджаянагаре. Вот оно.
Глава сорок шестая
«Дорогой брат,
вынужден сообщить тебе печальное известие. Мы обнаружили тело Джехани, моего родного и твоего двоюродного брата, в тайном поселении. Он умер два или три года назад и разделил общую могилу с шестью своими друзьями. Место его успокоения вполне достойно его сана и соответствует избранному им образу жизни и верованиям, которых он придерживался, а потому мы предпочли оставить его там и не тревожить его покой. Уходя, мы вновь закрыли его гробницу.
С помощью образованного человека, хорошо разбирающегося в подобного рода вещах, мы смогли более или менее точно восстановить картину последних месяцев или даже лет, прожитых в этой стране Джехани.
Джехани, по-видимому, был здесь вполне счастлив. Пусть эта мысль послужит нам утешением, хотя я никогда не смогу избавиться от чувства вины — ведь это моя бессмысленная ревность толкнула его отправиться в путешествие. Я верю, что он обрел здесь столь же полное и возвышенное блаженство, как то, каким мог бы наслаждаться в Виджаянагаре, если бы не я.
Джехани был членом небольшой группы, принадлежавшей к секте братьев Свободного Духа. Эта секта прячется в потайных убежищах в различных городах западного мира, некоторым из них удается найти безлюдное место где-нибудь в лесу, и там они живут согласно своим убеждениям, не опасаясь властей во всяком случае, какое-то время.
Али говорил мне, что ассассины, орден, созданный Хассаном ибн Саббахом, Горным Старцем, и душители-таги поддерживают отношения с этой сектой, однако таги и ассассины отличаются от братьев Свободного Духа излишним, навязчивым интересом к смерти как к особого рода экстазу, братья же считают смерть частью естественного порядка вещей и просто принимают ее, когда приходит их час.
Я перечислю основные положения их веры, если подобное слово применимо, когда речь идет скорее о практике, нежели об умозрительной догме.
У братьев все общее, ни у кого нет личного имущества. Женщины и мужчины равны. Если позволяет климат или время года, они полностью снимают с себя одежду, сохраняя, однако, украшения. Они часто поют, танцуют, складывают стихи и пересказывают различные истории, они любят музицировать. Они употребляют самую простую пищу, воздерживаясь от мяса, кроме особых праздников. Они прибегают к гашишу или к вызывающим видения грибам и тому подобным субстанциям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45