Правда, тут много значит — на кого матушка заглядывалась.
— А вам Вокульский, видно, очень нравится, — тихо заметила панна Изабелла.
— Да, очень! — твердо ответила старушка. — Я любила дядю его и всю жизнь была несчастлива только потому, что меня разлучили с ним — из тех же побуждений, из каких сейчас твоя тетка пытается свысока смотреть на Вокульского. Да только он не позволит собой помыкать, о нет! Кто сумел выбиться из такой нищеты, как он, кто с незапятнанной совестью добыл богатство и образование — тому неважно, что о нем скажут в свете. Ты, верно, слышала, какую он нынче играет роль и зачем ездил в Париж. И поверь мне, он не станет заискивать перед светским обществом, оно само к нему явится, и первая придет твоя тетка, если ей что-нибудь понадобится. Я лучше тебя знаю наш свет, дитя мое, и помяни мое слово — он очень скоро окажется в прихожей Вокульского. Это тебе не бездельник вроде Старского, не мечтатель вроде князя и не полоумный вроде Кшешовского… Вокульский — человек действия… Счастлива будет женщина, которую он назовет своей женой… К сожалению, у наших барышень больше притязаний, нежели чуства и житейского опыта. Правда, не у всех… Ну, не взыщи, если я выразилась слишком уж резко. Сейчас будет обед…
И с этими словами председательша удалилась, оставив панну Изабеллу в глубоком раздумье.
«Разумеется, он мог бы с успехом заменить барона… — мысленно говорила она. — Барон истаскался и просто смешон, а этого по крайней мере все уважают… Казя Вонсовская знает толк в мужчинах, недаром она взяла его на прогулку. Посмотрим же, способен ли пан Вокульский быть верным… Хороша верность — кататься с другой женщиной! Вот уж поистине рыцарь!»
В эту минуту Вокульский, возвращавшийся с Вонсовской с прогулки, заметил во дворе экипаж, из которого выпрягали лошадей.
Его кольнуло какое-то смутное предчуствие, но он не посмел расспрашивать, даже притворился, будто и не смотрит на экипаж.
Подъехав к крыльцу, он бросил поводья слуге, а второму велел принести к себе в комнату воды. Он было совсем уже решился спросить: кто приехал? — как вдруг что-то сдавило ему горло, и он не мог произнести ни слова.
«Какая чушь! — думал он. — Ну, допустим, это она; что из того? Панна Изабелла такая же женщина, как пани Вонсовская, панна Фелиция или панна Эвелина… Я же не таков, как барон…»
Но, говоря себе это, он чуствовал, что она для него — не то, что все остальные женщины, и стоит ей пожелать — он готов бросить к ее ногам все свое богатство и даже жизнь.
— Чушь, чушь! — бормотал он, шагая по комнате. — Ведь здесь уже ждет ее поклонник, пан Старский, с которым она сговаривалась весело провести лето… О, я помню, как они переглядывались.
Его охватил гнев.
«Посмотрим, панна Изабелла, какой вы покажете себя и чего стоите? Теперь я буду вашим судьей…» — подумал он.
В дверь постучали, и вошел старый лакей. Он оглянулся по сторонам и сказал вполголоса.
— Ее милость велели доложить вам, что приехала панна Ленцкая, и если ваша милость готовы, то просят пожаловать к столу.
— Передай, что я сию минуту приду.
Слуга ушел, а Вокульский еще с минуту постоял у окна, глядя на парк, освещенный косыми лучами солнца, и на сиреневый куст, в котором весело щебетали птицы. В сердце его нарастала глухая тревога при мысли о том, как он встретится с панной Изабеллой.
«Что я скажу ей, как мне держаться?» Ему казалось, что все глаза обратятся на них обоих, и тогда он непременно сделает какой-нибудь промах и попадет в неловкое положение.
«Разве я не сказал ей, что служу ей верно… как пес!.. Однако надо идти…»
Он вышел из комнаты, опять вернулся и опять вышел. Медленно шагал он по коридору, еле передвигая ноги, обессиленный и оробелый, как пастушонок, который должен предстать пред королевские очи.
Возле двери он остановился. В столовой прозвенел женский смех. У Вокульского потемнело в глазах; он уже хотел уйти и передать через лакея, что заболел, но в эту минуту позади раздались чьи-то шаги, и он толкнул дверь.
Среди общества, собравшегося в столовой, он сразу же увидел панну Изабеллу. Она разговаривала со Старским и смотрела на него так же, как тогда в Варшаве, а он так же насмешливо улыбался…
К Вокульскому сразу вернулось присутствие духа; гнев горячей волной залил его мозг. Он вошел, высоко подняв голову, поздоровался с председательшей и поклонился панне Изабелле; она покраснела и протянула ему руку.
— Здравствуйте, сударыня. Как поживает пан Ленцкий?
— Папа чувствует себя несколько лучше… Он шлет вам привет…
— Весьма признателен. А графиня?
— Тетя совершенно здорова.
Председательша села в свое кресло; гости стали размещаться вокруг стола.
— Пан Вокульский, вы сядете рядом со мной, — заявила Вонсовская.
— С величайшим удовольствием, если только солдату разрешается сидеть в присутствии командира.
— Разве она уже взяла тебя под свою команду, пан Станислав? — усмехнулась председательша.
— Еще как! Не часто случалось мне проходить такую муштру!
— Пан Вокульский мстит мне за то, что я сбивала его с пути, — вмешалась Вонсовская.
— Всего приятнее именно сбиваться с пути, — возразил Вокульский.
— Я предвидел, что это произойдет, но не думал, что так скоро, — заметил барон, открывая два ряда великолепных вставных зубов.
— Передайте мне соль, кузен, — сказала панна Изабелла Старскому.
— Пожалуйста… ах, рассыпал!.. Наверное, мы поссоримся.
— Пожалуй, нам это уже не грозит, — возразила панна Изабелла с комической важностью.
— Вы уговорились никогда не ссориться? — спросила Вонсовская.
— Мы собираемся никогда не мириться, — ответила панна Изабелла.
— Хороши! — воскликнула Вонсовская. — На вашем месте, пан Казимеж, я потеряла бы теперь последнюю надежду.
— А разве я когда-нибудь смел надеяться? — вздохнул Старский.
— Поистине, к счастью для нас обоих… — тихо сказала панна Изабелла.
Вокульский присматривался и прислушивался. Панна Изабелла говорила естественно и очень спокойно подшучивала над Старским, а он, по-видимому, отнюдь не был этим расстроен. Зато время от времени он украдкой поглядывал на панну Эвелину Яноцкую, которая перешептывалась с бароном, попеременно краснея и бледнея.
Вокульский почуствовал, как с души его сваливается огромная тяжесть.
«В самом деле, — думал он, — если Старский кем-нибудь интересуется в этом обществе, то разве лишь панной Эвелиной, так же, как она им…»
Он сразу повеселел и проникся горячей симпатией к обманутому барону.
«Ну, я-то, во всяком случае, не стану его предостерегать! — мысленно решил он. — Однако это подло — радоваться чужой беде».
Когда встали из-за стола, панна Изабелла подошла к Вокульскому.
— Знаете, — сказала она, — какое чуство я испытала, увидев вас? Сожаление! Я вспомнила, как мы собирались втроем ехать в Париж — я, папа и вы, а из нашего трио только к вам судьба была благосклонна. По крайней мере приятно ли вы провели там время за нас троих?.. Теперь вы должны уступить мне третью часть своих впечатлений.
— А если они были невеселы?
— Почему же?
— Хотя бы потому, что вас не было там, где мы предполагали быть вместе.
— Насколько мне известно, вы умеете совсем неплохо развлекаться там, где меня нет, — возразила она и отошла.
— Пан Вокульский! — позвала Вонсовская, но, глянув на него и на панну Изабеллу, недовольно прибавила: — Нет, ничего… На сегодня я вас освобождаю. Господа, пойдемте в парк. Пан Охоцкий…
— Пан Охоцкий должен сегодня дать мне урок по метеорологии, — ответила за него панна Фелиция.
— Метеорологии? — переспросила Вонсовская.
— Да… Мы сейчас пойдем наверх, в обсерваторию…
— Вы, сударь, собираетесь преподавать только метеорологию? — поинтересовалась вдовушка. — На всякий случай я бы посоветовала спросить бабушку, что она думает об этих уроках…
— Вечно вы устраиваете мне какую-нибудь гадость! — вскипел Охоцкий. — Вам-то можно забираться со мною бог весть в какие дебри, а панне Фелиции нельзя даже заглянуть в обсерваторию…
— Да заглядывайте, пожалуйста, куда угодно! Только теперь пойдемте же наконец в парк. Барон… Белла…
Общество направилось в парк. В первой паре Вонсовская с панной Изабеллой, за ними Вокульский, далее барон со своею невестой, а позади панна Фелиция с Охоцким, который горячился и размахивал руками.
— Никогда и ничему вы не научитесь, разве только носить дурацкие модные шляпки или танцевать восьмую фигуру в контрдансе, если какой-нибудь болван ее выдумает! Никогда и ничему, — повторил он трагическим тоном, — ибо всегда найдется какая-нибудь баба…
— Фи, пан Юлиан! Кто же так выражается?
— Да, да, несносная баба, которая сочтет неприличным, что вы идете со мной в лабораторию…
— Может быть, это и вправду нехорошо…
— Конечно, нехорошо! Носить декольте до пояса — это хорошо, брать уроки пения у какого-то итальянца с грязными ногтями…
— Но, видите ли… если молодых девушек подолгу оставлять наедине с молодыми людьми, так иная, пожалуй, еще и влюбится…
— Ну, и что же? Пусть влюбляется. Разве лучше, если она не влюблена, но глупа как пробка? У вас просто дикие понятия, панна Фелиция…
— О, сударь!..
— Оставьте, пожалуйста, эти восклицания! Или вы хотите учиться метеорологии, и тогда идем наверх…
— Только с Эвелиной или с пани Вонсовской.
— Ладно, ладно уж… Оставим этот разговор, — сказал Охоцкий и в знак возмущения засунул руки в карманы.
Молодая парочка препиралась так громко, что ее слышно было во всем парке, к великому удовольствию Вонсовской, которая покатывалась со смеху. Когда они замолчали, до ушей Вокульского донесся шепот барона и панны Эвелины.
— Вы заметили, — говорил барон, — как этот Старский теряет свои позиции? Одну за другой, знаете ли. Пани Вонсовская издевается над ним, панна Изабелла обходится с ним в высшей степени пренебрежительно, и даже панна Фелиция не обращает на него внимания. Не правда ли?
— Да, — еле слышно отвечала невеста.
— Он из тех молодых людей, единственным достоинством которых являются виды на крупное наследство. Разве я не прав?
— Да.
— А как только исчезла надежда, что председательша оставит ему имение, Старский сразу потерял всякое обаяние. Ведь правда?
— Да, — ответила панна Эвелина, тяжело вздохнув. — Я посижу здесь, — громко прибавила она, — а вы, может быть, принесете мне из дому шаль… Пожалуйста.
Вокульский обернулся. Панна Эвелина, бледная и измученная, сидела на скамье, а барон увивался вокруг нее.
— Иду, сию минуту иду… Сударь, — окликнул он приближавшегося Вокульского, — не можете ли вы занять мое место… Я только сбегаю и сейчас же вернусь…
Он поцеловал невесте ручку и направился к дому.
Вокульский посмотрел ему вслед и впервые заметил, что у барона ножки очень тоненькие и держится он на них не особенно твердо.
— Вы давно знаете барона? — обратилась к нему панна Эвелина. — Может быть, пройдем к беседке…
Вокульский поклонился и пошел.
— Я только в последние дни имел удовольствие ближе познакомиться с бароном.
— Он ваш горячий поклонник… и неоднократно мне говорил, что впервые встретил человека, с которым так приятно разговаривать.
Вокульский усмехнулся.
— Вероятно, потому, что сам он все время говорит со мной о вас, сударыня.
Панна Эвелина сильно покраснела.
— Да, барон очень благородный человек и очень любит меня. Правда, между нами большая разница в летах, но что же из этого? Опытные дамы утверждают, что муж, чем старше, тем вернее, а ведь для женщины привязанность мужа — это все, не правда ли? Каждая из нас ищет в жизни любви, а кто мне поручится, что я встречу еще раз подобное чуство?.. Бывают мужчины моложе, красивее, может даже умнее барона, но никто из них не говорил мне с таким жаром, что все счастье последних лет их жизни — в моих руках. Можно ли тут устоять, даже если такой брак требует известных жертв? Ну скажите сами!
Она остановилась посреди аллеи и посмотрела ему в глаза, с тревогой ожидая ответа.
— Не знаю, сударыня. Это вопрос сугубо личный, — ответил Вокульский.
— Плохо, если вы мне так отвечаете. Бабушка говорит, что вы человек с сильным характером; я до сих пор никогда не встречала людей с сильным характером, а у меня самой характер очень слабый. Я не умею противиться, боюсь отказать… Может быть, это дурно, что я выхожу за барона, — во всяком случае, некоторые дают мне понять, что я дурно поступаю. Вы тоже так думаете? Разве вы могли бы отстраниться от человека, который любит вас больше жизни, который без вашей взаимности проведет скудный остаток своих дней в безнадежном одиночестве и тоске? Если б кто-нибудь у вас на глазах катился в пропасть и взывал о спасении, неужели вы не протянули бы ему руку и не связали бы себя с ним, пока не подоспеет помощь?
— Я не женщина, и меня никогда не просили, чтобы я жертвовал ради кого-нибудь своей свободой, поэтому не знаю, как бы я поступил в подобном случае, — с раздражением ответил Вокульский. — Знаю одно: как мужчина, я ничего не стал бы вымаливать, даже любовь.
Она глядела на него, полураскрыв губы.
— Скажу вам больше, — продолжал он, — я не только не стал бы просить, но и не принял бы подачки, брошенной мне из сострадания. Такие дары почти всегда половинчаты…
По боковой дорожке к ним с очень деловым видом торопливо шел Старский.
— Пан Вокульский, дамы вас ждут в липовой аллее… — сказал он. — Там моя бабка, пани Вонсовская…
Вокульский заколебался, не зная, как поступить.
— О, я не хочу вас стеснять, — сказала панна Эвелина, покраснев сильнее обычного. — Не задерживайтесь из-за меня. Сейчас вернется барон, и мы втроем присоединимся к вам…
Вокульский поклонился и отошел.
«Вот так история! — думал он. — Панна Эвелина из жалости выходит за барона и, вероятно, из жалости же, заводит роман со Старским… Я еще понимаю барышню, которая выходит замуж по расчету, хотя это и не самый умный способ зарабатывать деньги. Понимаю даже замужнюю женщину, которая после нескольких лет семейного счастья вдруг увлечется и начнет обманывать мужа… Обычно ее толкает на обман страх перед скандалом, дети, тысяча условностей… Но девушка, обманывающая своего жениха, — это нечто совершенно новое!..»
— Панна Эвелина! Панна Эвелина! — вдруг услышал он голос барона где-то совсем близко.
Вокульский круто свернул с аллеи и зашагал по газону.
«Хотел бы я знать, что я ему отвечу, если он меня сейчас заметит? И какого черта я залез в эту грязь?»
— Панна Эвелина! Панна Эвелина! — звал барон уже значительно дальше.
«Соловей приманивает свою самочку, — думал Вокульский. — Но, собственно говоря, можно ли решительно осуждать эту девушку? Она сама признается, что у нее слабый характер, а потихоньку — что ей нужны деньги. Между тем денег у нее нет, а без них она, как рыба без воды. Что же ей остается делать? Бедняжка идет за богатого старика, но сердце у девушки не камень, а поклонник уговаривает идти замуж, и оба полагают, что ласки старого мужа не испортят им удовольствия, — вот они и изобретают нечто новое, измену перед свадьбой, и даже не хлопочут о патенте на свое изобретение. Впрочем, они, может быть, настолько добродетельны, что решили наставить ему рога лишь после свадьбы… Хорошенькая компания! Общество порождает иногда любопытные явления… И подумать только, что каждому из нас может достаться такой гостинец!.. Право, следовало бы поменьше верить поэтам, восхваляющим любовь как высшее счастье в жизни…»
— Панна Эвелина! Панна Эвелина! — стонущим голосом звал барон.
— Экая подлая роль! — пробормотал Вокульский. — Я предпочел бы пустить себе пулю в лоб, чем превратиться в подобного шута.
Он нашел дам в боковой аллее, неподалеку от скотного двора; председательшу сопровождала горничная с корзинкой в руках.
— А, вот и ты! — встретила старушка Вокульского. — Ну, хорошо. Вы подождите здесь Эвелину с бароном; может, он ее найдет в конце концов, — тут она слегка нахмурилась, — а мы с Казей пойдем к лошадям.
— Пану Вокульскому тоже не мешало бы угостить сахаром своего коня за то, что он так славно прокатил его сегодня, — заметила Вонсовская, надув губки.
— Оставь его в покое, — прервала ее председательша. — Мужчины любят ездить верхом, а нежничать — не их дело.
— Неблагодарные! — шепнула Вонсовская, подавая председательше руку, и повела ее к калитке.
Пройдя несколько шагов, она оглянулась, но, заметив, что Вокульский смотрит ей вслед, быстро отвернула голову.
— Мы пойдем искать жениха с невестой? — спросила панна Изабелла.
— Как вам будет угодно, — ответил Вокульский.
— Так, может быть, оставим их в покое. Говорят, счастливые свидетелей не любят.
— А вы никогда не были счастливы?
— Ах, я… Конечно… Но не так, как Эвелина с бароном.
Вокульский пристально посмотрел на нее. Она была задумчива и невозмутимо спокойна, как статуя греческой богини.
«Нет, эта не станет обманывать», — подумал Вокульский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
— А вам Вокульский, видно, очень нравится, — тихо заметила панна Изабелла.
— Да, очень! — твердо ответила старушка. — Я любила дядю его и всю жизнь была несчастлива только потому, что меня разлучили с ним — из тех же побуждений, из каких сейчас твоя тетка пытается свысока смотреть на Вокульского. Да только он не позволит собой помыкать, о нет! Кто сумел выбиться из такой нищеты, как он, кто с незапятнанной совестью добыл богатство и образование — тому неважно, что о нем скажут в свете. Ты, верно, слышала, какую он нынче играет роль и зачем ездил в Париж. И поверь мне, он не станет заискивать перед светским обществом, оно само к нему явится, и первая придет твоя тетка, если ей что-нибудь понадобится. Я лучше тебя знаю наш свет, дитя мое, и помяни мое слово — он очень скоро окажется в прихожей Вокульского. Это тебе не бездельник вроде Старского, не мечтатель вроде князя и не полоумный вроде Кшешовского… Вокульский — человек действия… Счастлива будет женщина, которую он назовет своей женой… К сожалению, у наших барышень больше притязаний, нежели чуства и житейского опыта. Правда, не у всех… Ну, не взыщи, если я выразилась слишком уж резко. Сейчас будет обед…
И с этими словами председательша удалилась, оставив панну Изабеллу в глубоком раздумье.
«Разумеется, он мог бы с успехом заменить барона… — мысленно говорила она. — Барон истаскался и просто смешон, а этого по крайней мере все уважают… Казя Вонсовская знает толк в мужчинах, недаром она взяла его на прогулку. Посмотрим же, способен ли пан Вокульский быть верным… Хороша верность — кататься с другой женщиной! Вот уж поистине рыцарь!»
В эту минуту Вокульский, возвращавшийся с Вонсовской с прогулки, заметил во дворе экипаж, из которого выпрягали лошадей.
Его кольнуло какое-то смутное предчуствие, но он не посмел расспрашивать, даже притворился, будто и не смотрит на экипаж.
Подъехав к крыльцу, он бросил поводья слуге, а второму велел принести к себе в комнату воды. Он было совсем уже решился спросить: кто приехал? — как вдруг что-то сдавило ему горло, и он не мог произнести ни слова.
«Какая чушь! — думал он. — Ну, допустим, это она; что из того? Панна Изабелла такая же женщина, как пани Вонсовская, панна Фелиция или панна Эвелина… Я же не таков, как барон…»
Но, говоря себе это, он чуствовал, что она для него — не то, что все остальные женщины, и стоит ей пожелать — он готов бросить к ее ногам все свое богатство и даже жизнь.
— Чушь, чушь! — бормотал он, шагая по комнате. — Ведь здесь уже ждет ее поклонник, пан Старский, с которым она сговаривалась весело провести лето… О, я помню, как они переглядывались.
Его охватил гнев.
«Посмотрим, панна Изабелла, какой вы покажете себя и чего стоите? Теперь я буду вашим судьей…» — подумал он.
В дверь постучали, и вошел старый лакей. Он оглянулся по сторонам и сказал вполголоса.
— Ее милость велели доложить вам, что приехала панна Ленцкая, и если ваша милость готовы, то просят пожаловать к столу.
— Передай, что я сию минуту приду.
Слуга ушел, а Вокульский еще с минуту постоял у окна, глядя на парк, освещенный косыми лучами солнца, и на сиреневый куст, в котором весело щебетали птицы. В сердце его нарастала глухая тревога при мысли о том, как он встретится с панной Изабеллой.
«Что я скажу ей, как мне держаться?» Ему казалось, что все глаза обратятся на них обоих, и тогда он непременно сделает какой-нибудь промах и попадет в неловкое положение.
«Разве я не сказал ей, что служу ей верно… как пес!.. Однако надо идти…»
Он вышел из комнаты, опять вернулся и опять вышел. Медленно шагал он по коридору, еле передвигая ноги, обессиленный и оробелый, как пастушонок, который должен предстать пред королевские очи.
Возле двери он остановился. В столовой прозвенел женский смех. У Вокульского потемнело в глазах; он уже хотел уйти и передать через лакея, что заболел, но в эту минуту позади раздались чьи-то шаги, и он толкнул дверь.
Среди общества, собравшегося в столовой, он сразу же увидел панну Изабеллу. Она разговаривала со Старским и смотрела на него так же, как тогда в Варшаве, а он так же насмешливо улыбался…
К Вокульскому сразу вернулось присутствие духа; гнев горячей волной залил его мозг. Он вошел, высоко подняв голову, поздоровался с председательшей и поклонился панне Изабелле; она покраснела и протянула ему руку.
— Здравствуйте, сударыня. Как поживает пан Ленцкий?
— Папа чувствует себя несколько лучше… Он шлет вам привет…
— Весьма признателен. А графиня?
— Тетя совершенно здорова.
Председательша села в свое кресло; гости стали размещаться вокруг стола.
— Пан Вокульский, вы сядете рядом со мной, — заявила Вонсовская.
— С величайшим удовольствием, если только солдату разрешается сидеть в присутствии командира.
— Разве она уже взяла тебя под свою команду, пан Станислав? — усмехнулась председательша.
— Еще как! Не часто случалось мне проходить такую муштру!
— Пан Вокульский мстит мне за то, что я сбивала его с пути, — вмешалась Вонсовская.
— Всего приятнее именно сбиваться с пути, — возразил Вокульский.
— Я предвидел, что это произойдет, но не думал, что так скоро, — заметил барон, открывая два ряда великолепных вставных зубов.
— Передайте мне соль, кузен, — сказала панна Изабелла Старскому.
— Пожалуйста… ах, рассыпал!.. Наверное, мы поссоримся.
— Пожалуй, нам это уже не грозит, — возразила панна Изабелла с комической важностью.
— Вы уговорились никогда не ссориться? — спросила Вонсовская.
— Мы собираемся никогда не мириться, — ответила панна Изабелла.
— Хороши! — воскликнула Вонсовская. — На вашем месте, пан Казимеж, я потеряла бы теперь последнюю надежду.
— А разве я когда-нибудь смел надеяться? — вздохнул Старский.
— Поистине, к счастью для нас обоих… — тихо сказала панна Изабелла.
Вокульский присматривался и прислушивался. Панна Изабелла говорила естественно и очень спокойно подшучивала над Старским, а он, по-видимому, отнюдь не был этим расстроен. Зато время от времени он украдкой поглядывал на панну Эвелину Яноцкую, которая перешептывалась с бароном, попеременно краснея и бледнея.
Вокульский почуствовал, как с души его сваливается огромная тяжесть.
«В самом деле, — думал он, — если Старский кем-нибудь интересуется в этом обществе, то разве лишь панной Эвелиной, так же, как она им…»
Он сразу повеселел и проникся горячей симпатией к обманутому барону.
«Ну, я-то, во всяком случае, не стану его предостерегать! — мысленно решил он. — Однако это подло — радоваться чужой беде».
Когда встали из-за стола, панна Изабелла подошла к Вокульскому.
— Знаете, — сказала она, — какое чуство я испытала, увидев вас? Сожаление! Я вспомнила, как мы собирались втроем ехать в Париж — я, папа и вы, а из нашего трио только к вам судьба была благосклонна. По крайней мере приятно ли вы провели там время за нас троих?.. Теперь вы должны уступить мне третью часть своих впечатлений.
— А если они были невеселы?
— Почему же?
— Хотя бы потому, что вас не было там, где мы предполагали быть вместе.
— Насколько мне известно, вы умеете совсем неплохо развлекаться там, где меня нет, — возразила она и отошла.
— Пан Вокульский! — позвала Вонсовская, но, глянув на него и на панну Изабеллу, недовольно прибавила: — Нет, ничего… На сегодня я вас освобождаю. Господа, пойдемте в парк. Пан Охоцкий…
— Пан Охоцкий должен сегодня дать мне урок по метеорологии, — ответила за него панна Фелиция.
— Метеорологии? — переспросила Вонсовская.
— Да… Мы сейчас пойдем наверх, в обсерваторию…
— Вы, сударь, собираетесь преподавать только метеорологию? — поинтересовалась вдовушка. — На всякий случай я бы посоветовала спросить бабушку, что она думает об этих уроках…
— Вечно вы устраиваете мне какую-нибудь гадость! — вскипел Охоцкий. — Вам-то можно забираться со мною бог весть в какие дебри, а панне Фелиции нельзя даже заглянуть в обсерваторию…
— Да заглядывайте, пожалуйста, куда угодно! Только теперь пойдемте же наконец в парк. Барон… Белла…
Общество направилось в парк. В первой паре Вонсовская с панной Изабеллой, за ними Вокульский, далее барон со своею невестой, а позади панна Фелиция с Охоцким, который горячился и размахивал руками.
— Никогда и ничему вы не научитесь, разве только носить дурацкие модные шляпки или танцевать восьмую фигуру в контрдансе, если какой-нибудь болван ее выдумает! Никогда и ничему, — повторил он трагическим тоном, — ибо всегда найдется какая-нибудь баба…
— Фи, пан Юлиан! Кто же так выражается?
— Да, да, несносная баба, которая сочтет неприличным, что вы идете со мной в лабораторию…
— Может быть, это и вправду нехорошо…
— Конечно, нехорошо! Носить декольте до пояса — это хорошо, брать уроки пения у какого-то итальянца с грязными ногтями…
— Но, видите ли… если молодых девушек подолгу оставлять наедине с молодыми людьми, так иная, пожалуй, еще и влюбится…
— Ну, и что же? Пусть влюбляется. Разве лучше, если она не влюблена, но глупа как пробка? У вас просто дикие понятия, панна Фелиция…
— О, сударь!..
— Оставьте, пожалуйста, эти восклицания! Или вы хотите учиться метеорологии, и тогда идем наверх…
— Только с Эвелиной или с пани Вонсовской.
— Ладно, ладно уж… Оставим этот разговор, — сказал Охоцкий и в знак возмущения засунул руки в карманы.
Молодая парочка препиралась так громко, что ее слышно было во всем парке, к великому удовольствию Вонсовской, которая покатывалась со смеху. Когда они замолчали, до ушей Вокульского донесся шепот барона и панны Эвелины.
— Вы заметили, — говорил барон, — как этот Старский теряет свои позиции? Одну за другой, знаете ли. Пани Вонсовская издевается над ним, панна Изабелла обходится с ним в высшей степени пренебрежительно, и даже панна Фелиция не обращает на него внимания. Не правда ли?
— Да, — еле слышно отвечала невеста.
— Он из тех молодых людей, единственным достоинством которых являются виды на крупное наследство. Разве я не прав?
— Да.
— А как только исчезла надежда, что председательша оставит ему имение, Старский сразу потерял всякое обаяние. Ведь правда?
— Да, — ответила панна Эвелина, тяжело вздохнув. — Я посижу здесь, — громко прибавила она, — а вы, может быть, принесете мне из дому шаль… Пожалуйста.
Вокульский обернулся. Панна Эвелина, бледная и измученная, сидела на скамье, а барон увивался вокруг нее.
— Иду, сию минуту иду… Сударь, — окликнул он приближавшегося Вокульского, — не можете ли вы занять мое место… Я только сбегаю и сейчас же вернусь…
Он поцеловал невесте ручку и направился к дому.
Вокульский посмотрел ему вслед и впервые заметил, что у барона ножки очень тоненькие и держится он на них не особенно твердо.
— Вы давно знаете барона? — обратилась к нему панна Эвелина. — Может быть, пройдем к беседке…
Вокульский поклонился и пошел.
— Я только в последние дни имел удовольствие ближе познакомиться с бароном.
— Он ваш горячий поклонник… и неоднократно мне говорил, что впервые встретил человека, с которым так приятно разговаривать.
Вокульский усмехнулся.
— Вероятно, потому, что сам он все время говорит со мной о вас, сударыня.
Панна Эвелина сильно покраснела.
— Да, барон очень благородный человек и очень любит меня. Правда, между нами большая разница в летах, но что же из этого? Опытные дамы утверждают, что муж, чем старше, тем вернее, а ведь для женщины привязанность мужа — это все, не правда ли? Каждая из нас ищет в жизни любви, а кто мне поручится, что я встречу еще раз подобное чуство?.. Бывают мужчины моложе, красивее, может даже умнее барона, но никто из них не говорил мне с таким жаром, что все счастье последних лет их жизни — в моих руках. Можно ли тут устоять, даже если такой брак требует известных жертв? Ну скажите сами!
Она остановилась посреди аллеи и посмотрела ему в глаза, с тревогой ожидая ответа.
— Не знаю, сударыня. Это вопрос сугубо личный, — ответил Вокульский.
— Плохо, если вы мне так отвечаете. Бабушка говорит, что вы человек с сильным характером; я до сих пор никогда не встречала людей с сильным характером, а у меня самой характер очень слабый. Я не умею противиться, боюсь отказать… Может быть, это дурно, что я выхожу за барона, — во всяком случае, некоторые дают мне понять, что я дурно поступаю. Вы тоже так думаете? Разве вы могли бы отстраниться от человека, который любит вас больше жизни, который без вашей взаимности проведет скудный остаток своих дней в безнадежном одиночестве и тоске? Если б кто-нибудь у вас на глазах катился в пропасть и взывал о спасении, неужели вы не протянули бы ему руку и не связали бы себя с ним, пока не подоспеет помощь?
— Я не женщина, и меня никогда не просили, чтобы я жертвовал ради кого-нибудь своей свободой, поэтому не знаю, как бы я поступил в подобном случае, — с раздражением ответил Вокульский. — Знаю одно: как мужчина, я ничего не стал бы вымаливать, даже любовь.
Она глядела на него, полураскрыв губы.
— Скажу вам больше, — продолжал он, — я не только не стал бы просить, но и не принял бы подачки, брошенной мне из сострадания. Такие дары почти всегда половинчаты…
По боковой дорожке к ним с очень деловым видом торопливо шел Старский.
— Пан Вокульский, дамы вас ждут в липовой аллее… — сказал он. — Там моя бабка, пани Вонсовская…
Вокульский заколебался, не зная, как поступить.
— О, я не хочу вас стеснять, — сказала панна Эвелина, покраснев сильнее обычного. — Не задерживайтесь из-за меня. Сейчас вернется барон, и мы втроем присоединимся к вам…
Вокульский поклонился и отошел.
«Вот так история! — думал он. — Панна Эвелина из жалости выходит за барона и, вероятно, из жалости же, заводит роман со Старским… Я еще понимаю барышню, которая выходит замуж по расчету, хотя это и не самый умный способ зарабатывать деньги. Понимаю даже замужнюю женщину, которая после нескольких лет семейного счастья вдруг увлечется и начнет обманывать мужа… Обычно ее толкает на обман страх перед скандалом, дети, тысяча условностей… Но девушка, обманывающая своего жениха, — это нечто совершенно новое!..»
— Панна Эвелина! Панна Эвелина! — вдруг услышал он голос барона где-то совсем близко.
Вокульский круто свернул с аллеи и зашагал по газону.
«Хотел бы я знать, что я ему отвечу, если он меня сейчас заметит? И какого черта я залез в эту грязь?»
— Панна Эвелина! Панна Эвелина! — звал барон уже значительно дальше.
«Соловей приманивает свою самочку, — думал Вокульский. — Но, собственно говоря, можно ли решительно осуждать эту девушку? Она сама признается, что у нее слабый характер, а потихоньку — что ей нужны деньги. Между тем денег у нее нет, а без них она, как рыба без воды. Что же ей остается делать? Бедняжка идет за богатого старика, но сердце у девушки не камень, а поклонник уговаривает идти замуж, и оба полагают, что ласки старого мужа не испортят им удовольствия, — вот они и изобретают нечто новое, измену перед свадьбой, и даже не хлопочут о патенте на свое изобретение. Впрочем, они, может быть, настолько добродетельны, что решили наставить ему рога лишь после свадьбы… Хорошенькая компания! Общество порождает иногда любопытные явления… И подумать только, что каждому из нас может достаться такой гостинец!.. Право, следовало бы поменьше верить поэтам, восхваляющим любовь как высшее счастье в жизни…»
— Панна Эвелина! Панна Эвелина! — стонущим голосом звал барон.
— Экая подлая роль! — пробормотал Вокульский. — Я предпочел бы пустить себе пулю в лоб, чем превратиться в подобного шута.
Он нашел дам в боковой аллее, неподалеку от скотного двора; председательшу сопровождала горничная с корзинкой в руках.
— А, вот и ты! — встретила старушка Вокульского. — Ну, хорошо. Вы подождите здесь Эвелину с бароном; может, он ее найдет в конце концов, — тут она слегка нахмурилась, — а мы с Казей пойдем к лошадям.
— Пану Вокульскому тоже не мешало бы угостить сахаром своего коня за то, что он так славно прокатил его сегодня, — заметила Вонсовская, надув губки.
— Оставь его в покое, — прервала ее председательша. — Мужчины любят ездить верхом, а нежничать — не их дело.
— Неблагодарные! — шепнула Вонсовская, подавая председательше руку, и повела ее к калитке.
Пройдя несколько шагов, она оглянулась, но, заметив, что Вокульский смотрит ей вслед, быстро отвернула голову.
— Мы пойдем искать жениха с невестой? — спросила панна Изабелла.
— Как вам будет угодно, — ответил Вокульский.
— Так, может быть, оставим их в покое. Говорят, счастливые свидетелей не любят.
— А вы никогда не были счастливы?
— Ах, я… Конечно… Но не так, как Эвелина с бароном.
Вокульский пристально посмотрел на нее. Она была задумчива и невозмутимо спокойна, как статуя греческой богини.
«Нет, эта не станет обманывать», — подумал Вокульский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101