Перед театром, возразил он, венецианский трус может убить храброго поляка. Он напрасно ждал четверть часа. Он написал вызов, который кронмаршал принял. Браницкий и Казанова выстрелили одновременно. Пуля задела живот Казановы и вышла через левую ладонь. Казанова поразил Браницкого между ребер. Спутники Браницкого хотели убить Казанову, если бы Браницкий не отозвал их. Казанова скрылся в монастырь (Rekollektenkloster). Три польских врача хотели вначале ампутировать кисть, а потом и всю руку, грозила гангрена. Казанова прогнал хирургов. Когда противники вылечились и помирились, Казанова ходил из салона в салон и ездил по всей Польше до Лемберга, Подолии и Волыни, рассказывая, наконец, вместо «Бегства из-под Свинцовых Крыш» новое героическое деяние «Дуэль с кронмаршалом». Это вызвало в Европе сенсацию, напечатанную во многих газетах, в «Фоссише Цайтунг» в Берлине, в «Винер Диариум», в «Паблик Эдвертизер», в «Кельнише Цайтунг», во французских и итальянских листках, и стало темой писем современников. До написания мемуаров Казанова изобразил дуэль с Браницким в «Opuscoli Miscellanei» 1780 года. (Джуз. Поллио перепечатал сообщение: «Il Duello, episodio autografico»; на французском: книга II, «Pages Casanoviennes»).
Но когда Казанова возвратился в Варшаву, король приказал покинуть город в восемь дней. Мадам Жоффрен прибыла в Варшаву и рассказывала каждому, что в Париже Казанова повешен in effigie, что он убежал с кассой лотереи Военной Школы и путешествует по Италии со странствующей труппой. Казанова написал всем друзьям срочные письма о деньгах и поехал с красивой женщиной через Бреслау до Дрездена, где выпросил ей место гувернантки у какой-то баронессы, которую Казанова посетил первый раз в жизни. Не хотите ли стать моей гувернанткой, говорил Казанова, вначале в шутку, потом серьезно, и отвязался от Матон в Дрездене, когда открыл, что она заразила его постыдной болезнью.
«Я жил тогда», пишет он, «не меняя свои привычки, и намеренно не думая над тем, что я уже больше не молод и на любовь с первого взгляда, которая так часто выпадала мне на долю, больше нельзя рассчитывать… Я хотел быть любимым, это было моей идеей фикс.»
В Дрездене он занял весь первый этаж отеля «Сакас». Он посетил свою мать, брата Джованни с женой-римлянкой Терезой Роланд, и сестру — жену Петера Августа. Матон, с которой он жил в отеле, заражала офицеров дюжинами. Тогда он поехал на Лейпцигскую ярмарку и к неудовольствию всего семейства привез возлюбленную Кастельбажака в отель в Дрезден. Кастельбажак тотчас призналась, что она заразилась и он должен вначале ее вылечить, прежде чем лечь с нею.
Он хотел в Португалию, он всегда хотел в Португалию, в Лондоне и Варшаве, в Дрездене, Вене и Париже. Но до сих пор он не видел Лиссабона.
С Кастельбажак он поехал в Вену. Полиция императрицы Марии-Терезии выслала вначале Кастельбажак, которая уехала на свою родину в Монпелье, а потом и самого Казанову, за шулерство, говорит венский полицай-президент граф Шраттенбах, из-за тринадцатилетней «дочери» Поччини, говорит Казанова. Милая малышка пришла однажды в его дом, читала уместные и неуместные латинские стихи и дала свой адрес. Несмотря на свои сорок два года и жизненный опыт, он пошел туда и застал Поччини с двумя славонскими разбойниками, которые отняли у него кошелек. Казанова пошел домой и лег в постель в отчаяньи. Его вызвали в полицию. Казанова записал свое злое приключение. Шраттенбах смеялся ему в лицо. Известно, почему он выслан из Варшавы. Его знают. Он играет в фараон краплеными картами и мечет обоими руками: при этом его левая рука все еще была на повязке. Однако графиня Сальмур уже говорила ему без обиняков, что девять месяцев после дуэли все еще носить руку на повязке это шарлатанство. Домой Казанова шел пораженный. «Ограбленный, обруганный негодяями всех сортов, не в состоянии уничтожить ни того, ни другого, подозреваемый юстицией в преступлениях… Моя левая рука затекала без повязки. Только через двадцать месяцев после дуэли она зажила полностью.»
Но в Аугсбурге, пишет он, он жил игрой, и «я думал так же над тем, как мне добыть возлюбленную; что за жизнь без любви?» Дважды или трижды в неделю он обедал с графом Ламбергом.
Из Спа он написал принцу Карлу Курляндскому и обещал за сто дукатов безошибочный рецепт, как получить камень мудрости и делать золото. Когда принца посадили в Бастилию, это письмо вместе с другими бумагами попало в ее архив и после разрушения Бастилии было напечатано вместе с другими редкостными документами («Memoires historiques et authetiques sur la Bastille») и переведено на немецкий и английский. Опиц пишет в 1790 году Ламбергу, что «Journal de Paris» говорит при этом «о знаменитом авантюристе Казанове». 1 января 1798 года, как пишет Казанова, он решил включить в свои мемуары это компрометирующее письмо.
Казанова поехал в Мангейм и напрасно хлопотал о должности. Он поехал в Кельн и посетил бургомистершу, Милли отказала ему в сватовстве. Он пришел в редакцию «Кельнише Цайтунг», сказал: «Я — авантюрист Казанова!» и побил редактора Жакмота, который в газете назвал его авантюристом.
В его гостиницу въехали маркиз дон Антонио де ла Кроче с женой, камеристкой, двумя секретарями и двумя лакеями. Это был старый шулер Кроче. Он похитил Шарлотту де Ламотт из монастыря в Брюсселе, она была на шестом месяце, блондинка семнадцати лет с прекрасными манерами. Казанова пылко влюбился в беременную Шарлотту, как он уже влюблялся в беременную Джустиниану Вини. Он не понимал, что видели столь многие прелестные молодые женщины в грубом мошеннике Кроче, который не был ни красив, ни умен. Кроче потерял в игре свои последние деньги, всю одежду, драгоценности и украшения Шарлотты, которая продолжала любить его как ангела. Когда у него больше ничего не осталось, он вышел с Казановой за городские ворота Спа. Он пойдет пешком в Варшаву и оставит ему свою жену. Казанова ведь молится на нее, он должен позаботиться о ней и уехать с ней в Париж. У него только три луи серебром. И обливаясь слезами, Кроче ушел без плаща, в одной рубашке, в шелковых чулках, в красивом бархатном костюме цвета зеленого яблока, с тросточкой в руках.
Казанова любил Шарлотту как отец. Кроче часто рассказывал ей о женщине из Марселя, которую Казанова увел и чье счастье он устроил. Но Шарлотта говорила, что если Кроче жив, она любит только его. Часами Казанова держал ее в своих объятьях, но лишь целовал ее глаза. Их отношения обладали чистотой первой любви.
В Париже он остановился с ней в отеле «Монморенси». Париж был словно новый мир: новые улицы, новые знакомства, новые связи, новые вкусы, новые актрисы. 17 октября 1767 года Шарлотта родила мальчика, которого отдали кормилице Ламарр в воспитательный дом, где он умер через тринадцать дней. 26 октября на руках Казановы умерла Шарлотта. Даже в старости он плачет, когда описывает эту сцену. Едва ее предали земле, он получает от Дандоло сообщение о смерти Брагадино. Двойная потеря жестоко поражает его. Три дня он остается в доме брата Франческо. Историю этих двух покинутых возлюбленных Кроче долго считали сказкой, одной из новелл Казановы. Но Эдуард Мейналь нашел записи о рождениях и смертях в 83 регистре подкидышей Парижа с именами отца, матери, кормилицы и точными датами, которые полностью совпадают с именами и датами Казановы.
На пути в Португалию он хотел побывать в Испании и вооружился множеством наилучших рекомендаций. Но вдруг на концерте он услышал позади как молодой человек говорит: «Казанова стоил мне по меньшей мере миллион, который он украл у моей тетки д'Урфе.» Казанова обругал его, вышел и долго ждал напрасно, что молодой человек ответит на вызов.
Когда два дня спустя он обедал у брата Франческо, пришел посланник короля и дал Казанове бумагу с подписью «Луи», где ему предписывалось покинуть Париж в двадцать четыре часа и Францию через три недели. Это было знаменитое леттр-де-каше. Друзья племянника д'Урфе предотвратили таким способом его дуэль с Казановой. 20 октября 1767 года при лунном свете он покидал прекраснейший город Париж. Европа становилась тесной. «Я наслаждался полным здоровьем, но мое жизнеощущение было совершенно иным… Я потерял все свои источники помощи; смерть сделала меня одиноким; я был уже в своих собственных глазах господином определенно пожилым. В этом возрасте уже мало думают о счастье, а о женщинах и того меньше.»
В Испании ему так сильно не понравилась война всюду присутствующей Святой Инквизиции против свободного разума, против книг и против штанов с разрезами, что он объявил испанскую революцию необходимой. Перед Мадридом таможенники конфисковали две его книги: «Илиаду» и Горация. Министр Аранда сказал: «Что же вы хотите в Испании?» В сорок три года он выучил фанданго, «сладострастнейший танец мира», и начал любовную связь с доньей Игнасией, дочерью настоящего благородного холодного сапожника.
Ночью он посетил другую прекрасную соседку, которая нежно обняла его, откинула полог постели, там лежал труп ее неверного любовника, которого она убила. В залог любви Казанова должен был спровадить этот труп. (Эта история стоит лишь в издании Бузони.)
Из-за того что он прятал оружие в своей комнате и был выдан слугой инквизиции, полицейские чиновники вытащили его из дома дворцового художника и кавалера Рафаэля Менгса, чтобы привести в гнусную тюрьму Буэн Ретиро, куда обычно бросали только галерных каторжников. Казанова написал Аранде и некоторым другим грандам неистовые огненные письма и был выпущен. Согласно своим привычкам он оставлял копии своих писем, эти копии можно во множестве найти в Дуксе.
Его судьба так же редкостна, как он сам. Кавалер Менгс пригласил его жить в своем доме. Министр принимает его, то же делают и гранды. Что других разбивает, то для Казановы становится тропой удачи. Он затевает бойкую фабрикацию прожектов. Для колонистов из Швейцарии он подыскивает Сьерру Морену — родину дон Кихота! Казанова набрасывает программу поднятия их духа и морали. Он приносит министру готовый план табачной фабрики в Мадриде. В Испании слишком много праздношатающихся, цыган, гитаристов и нищенствующих монахов? У Казановы есть план внутренней колонизации. Между делом он пишет текст оперы, посещает Толедо и бой быков, порывает с Менгсом, спит с доньей Игнасией, сам выдает Великому Инквизитору свои фривольные крайности, чтобы не быть выданным кем-то еще, общается с шулерами и смертельно оскорбляет своего лучшего друга в Испании, секретаря посольства Венеции в Мадриде графа Мануцци, любимчика посла и сына шпиона инквизиции Джам Батиста Мануцци, того самого, который своими уловками с гадальными книгами Казановы выдал его в лапы инквизиции и привел под Свинцовые Крыши.
Казанова разболтал все тайны своего друга Мануцци какому-то шулеру, что Мануцци мнимый граф, что посол является женой Мануцци, и т.п. Шулер за сто цехинов доказал Мануцци, что его будто-бы друг Казанова является его врагом. А Казанова стыдился знакомства с Мануцци, и еще больше самого себя за гнусное предательство, неблагодарность и болтовню. Мануцци «посоветовал» ему исчезнуть из Испании. Кроме того, у Казановы больше не было ни монетки. В Португалию он не хотел, «так как не получал больше писем». Он уже хотел продать часы и табакерку, когда книготорговец из Генуи занял ему семнадцать сотен франков, которые Казанова не вернул. Он собирался в Константинополь, чтобы сделать там свое счастье, без того чтобы стать мусульманином.
В Валенсии он встретил танцовщицу из Венеции Нину Бергонци, «красивую, как Венера, испорченную, как Сатана», которая содержалась графом Рикла, генерал-капитаном Каталонии, и более или менее открыто терпела Казанову. Она пригласила его в Барселону, он приходил к ней каждый вечер после десяти, когда уходил ее любовник. 14 ноября 1768 года он пришел к Нине и нашел там мужчину, продающего ей миниатюры — это был Пассано. Казанова велел ему убираться. Пассано сказал: «Ты будешь раскаиваться».
Когда на следующий вечер около полуночи Казанова выходил от Нины, на него во тьме напали двое, он закричал: «Убийцы!», ранил одного, потерял шляпу и с окровавленной шпагой пришел к своему швейцарскому хозяину, который посоветовал немедленно бежать. Казанова улегся в постель и на рассвете, несмотря на предъявленный паспорт, был заключен в цитадель, а через четыре дня — в подземную тюрьму, нору, где он не получал ни бумаги с карандашом, ни лампы, ни приличной еды. Находясь сорок два дня в этой норе без книг и источников, как он хочет заставить поверить читателей, он пишет книгу в защиту венецианских порядков «Confutazione…» против работы Амелота де ла Уссе, сатиры на Венецию, которой Уссе каялся, сидя в Бастилии. Позднее Казанова сам создал еще более острую сатиру на республику Венецию в своем «Иксомероне». Кроме нападок на Уссе, «Confutazione» содержит аналогичные нападки на Вольтера и сотни отступлений от темы; мастер отступлений в жизни, в любви и в литературе любил отступление от основного пути почти так же сильно, как и распутство.
28 декабря 1768 года Казанова был освобожден с приказом в течении трех дней покинуть Каталонию. Не поэтому ли он не мог больше мечтать о Константинополе? Не чудо, что от таких душевных потрясений он получил в Аи воспаление легких, которое привело его на край могилы. Он излечился благодаря заботам женщины, которую ни он, ни хозяин, ни врач не звали, и которую не знал никто.
В гостинице он встретил паломника, около двадцати пяти лет, небольшого и хорошо сложенного, и красивую паломницу с распятием в шесть дюймов в руках. Паломника звали Бальзамо. Десять лет спустя Казанова видел его в Венеции; его звали Калиостро или граф Пеллегрини и красивая женщина все еще была с ним. Казанова посоветовал ему ехать в Рим, где его заключили в тюрьму, а его жену заперли в монастырь. Казанова описал Калиостро в памфлете «Soliloque d'un penseur» («Одинокие размышления мудреца»), Прага, 1786.
Маркиз д'Аргенс, друг Фридриха II, подарил Казанове свои сочинения и не советовал ему писать мемуары. Правду нельзя высказать. Казанова знал, что правда — это центральная проблема мемуаристов, да, вероятно, и всей литературы.
На пути в Марсель он въехал в замок Анриетты и узнал, что она уже шесть месяцев находится в Аи и ей он обязан сиделкой, которую узнал в замке. Он написал ей, она ответила, обещала писать и объяснила, что он ее видел и не узнал, потому что она располнела. Она потребовала, чтобы он письменно рассказал свою жизнь, она сделала то же, он получил от нее сорок писем. В Дуксе не найдено ни одного.
Анриетта, «племянница» в Марселе, граф де ла Перуз, Рамберти в Турине — все говорили ему, что он постарел. Ему было сорок пять лет. В Турине он собрал подписчиков на свои «Confutazione», получил три тысячи франков подписных сборов и велел отпечатать это сочинение в Лугано у доктора Аньели тиражом в 1200 экземпляров, работая над корректурой по десять часов ежедневно; он хотел не столько получить деньги за книгу, сколько с ее помощью завоевать прощение инквизиторов Венеции. У него была тоска по дому, как у швейцарца, он устал от Европы. Везде его преследовали полиция и кредиторы. Отовсюду он бывал выслан и везде был заключен. Он тосковал по родине, по венецианской лагуне, по чувственным девушкам, по остроумным господам. Он видел в Венеции земной рай. После четырнадцатилетней ссылки он хотел милости. Он должен был ждать еще пять лет — и терпеть нужду. С его большими успехами было покончено, покончено с его блеском, покончено с его счастьем. Даже с лошади он упал, раны кровоточили, с той поры он больше не ездил верхом. Везде он встречал мошенников, которые брали его в кассу и надували (kujonieren). Всю жизнь Казанова был любимцем трех интернациональных групп: танцовщиц, высшей аристократии и мошенников. С помощью Берлендиса, венецианского резидента в Турине, Казанова официально послал свое сочинение в инквизицию. Она приказала Берлендису строго следить за Казановой. В Турине у него не было больше ни одной любовной связи. Он читал. Он читал, не любя.
Он опускался все ниже. Он поехал в Ливорно с «фантастической идеей». Он хотел помочь завоевать Константинополь флоту русского адмирала графа Орлова, «тогда он, вообще говоря, не знал, чем должен жить», как два года спустя он написал князю Любомирскому. И баронесса Ролль, которую он встретил в Лугано, уверяла его,что он стареет; ужаснувшись, он подавил всякое желание к ней. Он был обречен идти от разочарования к разочарованию. Граф Марулли и господин да Лолио, когда-то друг Дзанетты, оклеветали его перед Орловым, и адмирал не захотел больше знать о нем. В Неаполе один англичанин вызвал его на соревнование в плавании. Он проиграл. Он выпрашивал у князя Любомирского какую-нибудь должность в Польше, но словно говорил с глухим.
Во Флоренции он искал должность секретаря, но напрасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Но когда Казанова возвратился в Варшаву, король приказал покинуть город в восемь дней. Мадам Жоффрен прибыла в Варшаву и рассказывала каждому, что в Париже Казанова повешен in effigie, что он убежал с кассой лотереи Военной Школы и путешествует по Италии со странствующей труппой. Казанова написал всем друзьям срочные письма о деньгах и поехал с красивой женщиной через Бреслау до Дрездена, где выпросил ей место гувернантки у какой-то баронессы, которую Казанова посетил первый раз в жизни. Не хотите ли стать моей гувернанткой, говорил Казанова, вначале в шутку, потом серьезно, и отвязался от Матон в Дрездене, когда открыл, что она заразила его постыдной болезнью.
«Я жил тогда», пишет он, «не меняя свои привычки, и намеренно не думая над тем, что я уже больше не молод и на любовь с первого взгляда, которая так часто выпадала мне на долю, больше нельзя рассчитывать… Я хотел быть любимым, это было моей идеей фикс.»
В Дрездене он занял весь первый этаж отеля «Сакас». Он посетил свою мать, брата Джованни с женой-римлянкой Терезой Роланд, и сестру — жену Петера Августа. Матон, с которой он жил в отеле, заражала офицеров дюжинами. Тогда он поехал на Лейпцигскую ярмарку и к неудовольствию всего семейства привез возлюбленную Кастельбажака в отель в Дрезден. Кастельбажак тотчас призналась, что она заразилась и он должен вначале ее вылечить, прежде чем лечь с нею.
Он хотел в Португалию, он всегда хотел в Португалию, в Лондоне и Варшаве, в Дрездене, Вене и Париже. Но до сих пор он не видел Лиссабона.
С Кастельбажак он поехал в Вену. Полиция императрицы Марии-Терезии выслала вначале Кастельбажак, которая уехала на свою родину в Монпелье, а потом и самого Казанову, за шулерство, говорит венский полицай-президент граф Шраттенбах, из-за тринадцатилетней «дочери» Поччини, говорит Казанова. Милая малышка пришла однажды в его дом, читала уместные и неуместные латинские стихи и дала свой адрес. Несмотря на свои сорок два года и жизненный опыт, он пошел туда и застал Поччини с двумя славонскими разбойниками, которые отняли у него кошелек. Казанова пошел домой и лег в постель в отчаяньи. Его вызвали в полицию. Казанова записал свое злое приключение. Шраттенбах смеялся ему в лицо. Известно, почему он выслан из Варшавы. Его знают. Он играет в фараон краплеными картами и мечет обоими руками: при этом его левая рука все еще была на повязке. Однако графиня Сальмур уже говорила ему без обиняков, что девять месяцев после дуэли все еще носить руку на повязке это шарлатанство. Домой Казанова шел пораженный. «Ограбленный, обруганный негодяями всех сортов, не в состоянии уничтожить ни того, ни другого, подозреваемый юстицией в преступлениях… Моя левая рука затекала без повязки. Только через двадцать месяцев после дуэли она зажила полностью.»
Но в Аугсбурге, пишет он, он жил игрой, и «я думал так же над тем, как мне добыть возлюбленную; что за жизнь без любви?» Дважды или трижды в неделю он обедал с графом Ламбергом.
Из Спа он написал принцу Карлу Курляндскому и обещал за сто дукатов безошибочный рецепт, как получить камень мудрости и делать золото. Когда принца посадили в Бастилию, это письмо вместе с другими бумагами попало в ее архив и после разрушения Бастилии было напечатано вместе с другими редкостными документами («Memoires historiques et authetiques sur la Bastille») и переведено на немецкий и английский. Опиц пишет в 1790 году Ламбергу, что «Journal de Paris» говорит при этом «о знаменитом авантюристе Казанове». 1 января 1798 года, как пишет Казанова, он решил включить в свои мемуары это компрометирующее письмо.
Казанова поехал в Мангейм и напрасно хлопотал о должности. Он поехал в Кельн и посетил бургомистершу, Милли отказала ему в сватовстве. Он пришел в редакцию «Кельнише Цайтунг», сказал: «Я — авантюрист Казанова!» и побил редактора Жакмота, который в газете назвал его авантюристом.
В его гостиницу въехали маркиз дон Антонио де ла Кроче с женой, камеристкой, двумя секретарями и двумя лакеями. Это был старый шулер Кроче. Он похитил Шарлотту де Ламотт из монастыря в Брюсселе, она была на шестом месяце, блондинка семнадцати лет с прекрасными манерами. Казанова пылко влюбился в беременную Шарлотту, как он уже влюблялся в беременную Джустиниану Вини. Он не понимал, что видели столь многие прелестные молодые женщины в грубом мошеннике Кроче, который не был ни красив, ни умен. Кроче потерял в игре свои последние деньги, всю одежду, драгоценности и украшения Шарлотты, которая продолжала любить его как ангела. Когда у него больше ничего не осталось, он вышел с Казановой за городские ворота Спа. Он пойдет пешком в Варшаву и оставит ему свою жену. Казанова ведь молится на нее, он должен позаботиться о ней и уехать с ней в Париж. У него только три луи серебром. И обливаясь слезами, Кроче ушел без плаща, в одной рубашке, в шелковых чулках, в красивом бархатном костюме цвета зеленого яблока, с тросточкой в руках.
Казанова любил Шарлотту как отец. Кроче часто рассказывал ей о женщине из Марселя, которую Казанова увел и чье счастье он устроил. Но Шарлотта говорила, что если Кроче жив, она любит только его. Часами Казанова держал ее в своих объятьях, но лишь целовал ее глаза. Их отношения обладали чистотой первой любви.
В Париже он остановился с ней в отеле «Монморенси». Париж был словно новый мир: новые улицы, новые знакомства, новые связи, новые вкусы, новые актрисы. 17 октября 1767 года Шарлотта родила мальчика, которого отдали кормилице Ламарр в воспитательный дом, где он умер через тринадцать дней. 26 октября на руках Казановы умерла Шарлотта. Даже в старости он плачет, когда описывает эту сцену. Едва ее предали земле, он получает от Дандоло сообщение о смерти Брагадино. Двойная потеря жестоко поражает его. Три дня он остается в доме брата Франческо. Историю этих двух покинутых возлюбленных Кроче долго считали сказкой, одной из новелл Казановы. Но Эдуард Мейналь нашел записи о рождениях и смертях в 83 регистре подкидышей Парижа с именами отца, матери, кормилицы и точными датами, которые полностью совпадают с именами и датами Казановы.
На пути в Португалию он хотел побывать в Испании и вооружился множеством наилучших рекомендаций. Но вдруг на концерте он услышал позади как молодой человек говорит: «Казанова стоил мне по меньшей мере миллион, который он украл у моей тетки д'Урфе.» Казанова обругал его, вышел и долго ждал напрасно, что молодой человек ответит на вызов.
Когда два дня спустя он обедал у брата Франческо, пришел посланник короля и дал Казанове бумагу с подписью «Луи», где ему предписывалось покинуть Париж в двадцать четыре часа и Францию через три недели. Это было знаменитое леттр-де-каше. Друзья племянника д'Урфе предотвратили таким способом его дуэль с Казановой. 20 октября 1767 года при лунном свете он покидал прекраснейший город Париж. Европа становилась тесной. «Я наслаждался полным здоровьем, но мое жизнеощущение было совершенно иным… Я потерял все свои источники помощи; смерть сделала меня одиноким; я был уже в своих собственных глазах господином определенно пожилым. В этом возрасте уже мало думают о счастье, а о женщинах и того меньше.»
В Испании ему так сильно не понравилась война всюду присутствующей Святой Инквизиции против свободного разума, против книг и против штанов с разрезами, что он объявил испанскую революцию необходимой. Перед Мадридом таможенники конфисковали две его книги: «Илиаду» и Горация. Министр Аранда сказал: «Что же вы хотите в Испании?» В сорок три года он выучил фанданго, «сладострастнейший танец мира», и начал любовную связь с доньей Игнасией, дочерью настоящего благородного холодного сапожника.
Ночью он посетил другую прекрасную соседку, которая нежно обняла его, откинула полог постели, там лежал труп ее неверного любовника, которого она убила. В залог любви Казанова должен был спровадить этот труп. (Эта история стоит лишь в издании Бузони.)
Из-за того что он прятал оружие в своей комнате и был выдан слугой инквизиции, полицейские чиновники вытащили его из дома дворцового художника и кавалера Рафаэля Менгса, чтобы привести в гнусную тюрьму Буэн Ретиро, куда обычно бросали только галерных каторжников. Казанова написал Аранде и некоторым другим грандам неистовые огненные письма и был выпущен. Согласно своим привычкам он оставлял копии своих писем, эти копии можно во множестве найти в Дуксе.
Его судьба так же редкостна, как он сам. Кавалер Менгс пригласил его жить в своем доме. Министр принимает его, то же делают и гранды. Что других разбивает, то для Казановы становится тропой удачи. Он затевает бойкую фабрикацию прожектов. Для колонистов из Швейцарии он подыскивает Сьерру Морену — родину дон Кихота! Казанова набрасывает программу поднятия их духа и морали. Он приносит министру готовый план табачной фабрики в Мадриде. В Испании слишком много праздношатающихся, цыган, гитаристов и нищенствующих монахов? У Казановы есть план внутренней колонизации. Между делом он пишет текст оперы, посещает Толедо и бой быков, порывает с Менгсом, спит с доньей Игнасией, сам выдает Великому Инквизитору свои фривольные крайности, чтобы не быть выданным кем-то еще, общается с шулерами и смертельно оскорбляет своего лучшего друга в Испании, секретаря посольства Венеции в Мадриде графа Мануцци, любимчика посла и сына шпиона инквизиции Джам Батиста Мануцци, того самого, который своими уловками с гадальными книгами Казановы выдал его в лапы инквизиции и привел под Свинцовые Крыши.
Казанова разболтал все тайны своего друга Мануцци какому-то шулеру, что Мануцци мнимый граф, что посол является женой Мануцци, и т.п. Шулер за сто цехинов доказал Мануцци, что его будто-бы друг Казанова является его врагом. А Казанова стыдился знакомства с Мануцци, и еще больше самого себя за гнусное предательство, неблагодарность и болтовню. Мануцци «посоветовал» ему исчезнуть из Испании. Кроме того, у Казановы больше не было ни монетки. В Португалию он не хотел, «так как не получал больше писем». Он уже хотел продать часы и табакерку, когда книготорговец из Генуи занял ему семнадцать сотен франков, которые Казанова не вернул. Он собирался в Константинополь, чтобы сделать там свое счастье, без того чтобы стать мусульманином.
В Валенсии он встретил танцовщицу из Венеции Нину Бергонци, «красивую, как Венера, испорченную, как Сатана», которая содержалась графом Рикла, генерал-капитаном Каталонии, и более или менее открыто терпела Казанову. Она пригласила его в Барселону, он приходил к ней каждый вечер после десяти, когда уходил ее любовник. 14 ноября 1768 года он пришел к Нине и нашел там мужчину, продающего ей миниатюры — это был Пассано. Казанова велел ему убираться. Пассано сказал: «Ты будешь раскаиваться».
Когда на следующий вечер около полуночи Казанова выходил от Нины, на него во тьме напали двое, он закричал: «Убийцы!», ранил одного, потерял шляпу и с окровавленной шпагой пришел к своему швейцарскому хозяину, который посоветовал немедленно бежать. Казанова улегся в постель и на рассвете, несмотря на предъявленный паспорт, был заключен в цитадель, а через четыре дня — в подземную тюрьму, нору, где он не получал ни бумаги с карандашом, ни лампы, ни приличной еды. Находясь сорок два дня в этой норе без книг и источников, как он хочет заставить поверить читателей, он пишет книгу в защиту венецианских порядков «Confutazione…» против работы Амелота де ла Уссе, сатиры на Венецию, которой Уссе каялся, сидя в Бастилии. Позднее Казанова сам создал еще более острую сатиру на республику Венецию в своем «Иксомероне». Кроме нападок на Уссе, «Confutazione» содержит аналогичные нападки на Вольтера и сотни отступлений от темы; мастер отступлений в жизни, в любви и в литературе любил отступление от основного пути почти так же сильно, как и распутство.
28 декабря 1768 года Казанова был освобожден с приказом в течении трех дней покинуть Каталонию. Не поэтому ли он не мог больше мечтать о Константинополе? Не чудо, что от таких душевных потрясений он получил в Аи воспаление легких, которое привело его на край могилы. Он излечился благодаря заботам женщины, которую ни он, ни хозяин, ни врач не звали, и которую не знал никто.
В гостинице он встретил паломника, около двадцати пяти лет, небольшого и хорошо сложенного, и красивую паломницу с распятием в шесть дюймов в руках. Паломника звали Бальзамо. Десять лет спустя Казанова видел его в Венеции; его звали Калиостро или граф Пеллегрини и красивая женщина все еще была с ним. Казанова посоветовал ему ехать в Рим, где его заключили в тюрьму, а его жену заперли в монастырь. Казанова описал Калиостро в памфлете «Soliloque d'un penseur» («Одинокие размышления мудреца»), Прага, 1786.
Маркиз д'Аргенс, друг Фридриха II, подарил Казанове свои сочинения и не советовал ему писать мемуары. Правду нельзя высказать. Казанова знал, что правда — это центральная проблема мемуаристов, да, вероятно, и всей литературы.
На пути в Марсель он въехал в замок Анриетты и узнал, что она уже шесть месяцев находится в Аи и ей он обязан сиделкой, которую узнал в замке. Он написал ей, она ответила, обещала писать и объяснила, что он ее видел и не узнал, потому что она располнела. Она потребовала, чтобы он письменно рассказал свою жизнь, она сделала то же, он получил от нее сорок писем. В Дуксе не найдено ни одного.
Анриетта, «племянница» в Марселе, граф де ла Перуз, Рамберти в Турине — все говорили ему, что он постарел. Ему было сорок пять лет. В Турине он собрал подписчиков на свои «Confutazione», получил три тысячи франков подписных сборов и велел отпечатать это сочинение в Лугано у доктора Аньели тиражом в 1200 экземпляров, работая над корректурой по десять часов ежедневно; он хотел не столько получить деньги за книгу, сколько с ее помощью завоевать прощение инквизиторов Венеции. У него была тоска по дому, как у швейцарца, он устал от Европы. Везде его преследовали полиция и кредиторы. Отовсюду он бывал выслан и везде был заключен. Он тосковал по родине, по венецианской лагуне, по чувственным девушкам, по остроумным господам. Он видел в Венеции земной рай. После четырнадцатилетней ссылки он хотел милости. Он должен был ждать еще пять лет — и терпеть нужду. С его большими успехами было покончено, покончено с его блеском, покончено с его счастьем. Даже с лошади он упал, раны кровоточили, с той поры он больше не ездил верхом. Везде он встречал мошенников, которые брали его в кассу и надували (kujonieren). Всю жизнь Казанова был любимцем трех интернациональных групп: танцовщиц, высшей аристократии и мошенников. С помощью Берлендиса, венецианского резидента в Турине, Казанова официально послал свое сочинение в инквизицию. Она приказала Берлендису строго следить за Казановой. В Турине у него не было больше ни одной любовной связи. Он читал. Он читал, не любя.
Он опускался все ниже. Он поехал в Ливорно с «фантастической идеей». Он хотел помочь завоевать Константинополь флоту русского адмирала графа Орлова, «тогда он, вообще говоря, не знал, чем должен жить», как два года спустя он написал князю Любомирскому. И баронесса Ролль, которую он встретил в Лугано, уверяла его,что он стареет; ужаснувшись, он подавил всякое желание к ней. Он был обречен идти от разочарования к разочарованию. Граф Марулли и господин да Лолио, когда-то друг Дзанетты, оклеветали его перед Орловым, и адмирал не захотел больше знать о нем. В Неаполе один англичанин вызвал его на соревнование в плавании. Он проиграл. Он выпрашивал у князя Любомирского какую-нибудь должность в Польше, но словно говорил с глухим.
Во Флоренции он искал должность секретаря, но напрасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48