Два гусара взяли Казанову в галоп и поскакали в Римини к генералу.
Ничего не прося, Казанова с удовольствием рассказал всю историю. Генерал захохотал. Рассказ не очень правдоподобен и он должен бы его задержать. Но чтобы избавить его от неприятностей, он прикажет своему адъютанту отвезти его к цезенским воротам и там отпустить. Он должен только не появляться в Римини без паспорта.
Чтобы не бросаться в глаза, он квартировал в Болонье в скромнейшей гостинице, купил свежее белье и одежду и внезапно пришел к мысли одеться как офицер. Портной по имени Морте сделал ему роскошный мундир несуществующей армии. Мундир был белым, куртка — голубая с золотыми и серебряными аксельбантами. С ним он носил длинную шпагу с рукояткой из золотых и серебряных нитей. Он купил длинную искусственную косу, на которую прикрепил дерзко вздернутую шляпу с черной кокардой. С элегантной тростью в руке он прогуливался по улицам Болоньи. Теперь он переехал в лучшую гостиницу. Этим он был обязан мундиру. Часами он восхищался отражением в зеркале. «Я с восторгом нравился сам себе.»
В кофейне из-за газеты он тайком наблюдал, как им восхищаются посторонние. Он был счастлив. В одной из газет он причитал заметку: «Господин Казанова, офицер королевского полка, дезертировал, после того как на дуэли убил капитана. Никто не знает точных обстоятельств, известно лишь, что этот офицер прискакал в Римини на лошади другого офицера, который остался лежать мертвым.»
После этого Казанова почувствовал недоверие к газетам и к исторической правде. Он смеялся над тем случайным обстоятельством, что как только набрел на идею сшить мундир, так другой офицер по имени Казанова устроил дуэль. Конечно, это газетное сообщение уже распространилось в Венеции.
Он решил съездить туда, насладиться триумфом в качестве дуэлянта и жениться на Терезе. Тут он получил от нее толстое письмо. Герцог Кастропиньяно, пятидесятилетний неаполитанский генерал, услышал ее пение и тотчас предложил годичный контракт в оперу Сан Карло за тысячу золотых унций и дорожные расходы. Она попросила на раздумья восемь дней. К письму приложен контракт, который она подпишет только по желанию Казановы, так как ее подлинной обязанностью является пожизненное служение Казанове. Если он хочет поехать с ней в Неаполь, она встретит его, где он хочет. Иначе она порвет контракт и поедет с ним, куда он захочет.
Первый раз в жизни он тщательно обдумывал свое решение. Он просил курьера заехать за ответом только на следующий день. Он колебался между тщеславием и любовью. Может ли Тереза потерять такой шанс? Может ли он вернуться в Неаполь как жиголо некой певицы, туда, где семь месяцев назад он играл роль молодого господина, отпрыска старой аристократии? Должен ли он закабалить себя в двадцать лет? Отречься от большого будущего, которое он считал таким близким?
Чтобы выиграть время, он написал Терезе, что в июле после возвращения из Константинополя он конечно разыщет ее в Неаполе. (Тем временем живи так, чтобы я не краснел за тебя.) Благодаря красоте она может сделать быструю карьеру, как и благодаря своим талантам. Однако, он не станет играть роль терпеливого супруга или услужливого любовника.
Неделей раньше он был готов на совсем другое. Время, признается Казанова, и в любви играет главную роль. Тереза ответила покорно и печально. Она будет ждать — пока он будет ей писать. Это было его предпоследнее письмо. Через четыре дня он уехал в Венецию.
Как позже Фабрицио — герой стендалевских «Пармских фиалок», Казанова блуждал там и сям меж двух враждующих армий. Юный солдат Стендаля посреди битвы при Ватерлоо тщетно ищет битву. Казанова в разнообразных сюртуках и юбках искал удовольствий и находил их. Как на венецианском маскараде менял он маски, так двадцать лет подряд Казанова менял профессии, мундиры и женщин, во все и во всех влюбленный, и особенно в самого себя.
Перед отъездом он заплатил пятьдесят дублонов за похищенную лошадь, получил паспорт и сундук.
В Венецию он прибыл 2 апреля 1745 года. Это был его день рождения. Десятки раз в его жизни решающие события происходили в день его рождения. (Он говорит, впрочем, что шел 1744 год.)
Казанова пошел на биржу, чтобы взять каюту на венецианском судне, идущем на Корфу, так как до следующего месяца ни одно судно не шло прямо в Константинополь. Он навестил своего опекуна, аббата Гримани, который вскрикнул от сюрприза, увидев вместо священника офицера. Казанова посетил госпожу Манцони, предсказавшую так верно, и госпожу Орио, у которой за пятнадцать цехинов он на четыре-пять недель снял комнату рядом со спальней ее племянниц Мартины и Нанетты, причем он там же и питался. Племянницы сочли, что он стал красивее. Три часа подряд, разумно отбирая, он рассказывал свои приключения за последние девять месяцев. Обе «маленькие женщины» опять завоевали его сердце, несмотря на любовь к Терезе, «которую он всегда видел глазами своей души». Совместное проживание с племянницами представлялось ему лишь «как преходящая незначительная неверность и никакого непостоянства».
В военном министерстве он встретил майора Пелодоро, который посоветовал ему вступить на военную службу. Некий лейтенант хочет продать патент за сто цехинов и Казанова может получить его, если согласится военный министр. Он также может поехать в Константинополь вместе с венецианским посланником шевалье Франсуа Венье. Он отъезжает самое позднее через два месяца.
В конце месяца Казанова поступил фенрихом на службу республики Венеции в полк Бала, стоящий на Корфу. Кроме этого он получил разрешение несколько месяцев сопровождать в Константинополь байли или посланника.
5 мая 1745 года с пятьюстами цехинов и со множеством красивых нарядов он взошел на борт судна «Богоматерь в розовом венке». Когда на следующее утро оно пристало в Орсера, он с удовольствием гулял в своем мундире по бедному захолустью, где девять месяцев назад был голоден и болен.
Тереза была забыта. Был забыт и путь в церковь. Была забыта прошлая нищета. Он был молодым офицером и через десять лет вероятно будет великим генералом. И разве он не с удовольствием, как сыновья знатных венецианцев, путешествует в Константинополь? С пятьюстами золотых в кармане Казанова верил, что скоро ему будет принадлежать полмира. И он получит его весь, половину за половиной.
На Корфу целый месяц Казанова ждал прибытия посланника Венье. Вместо того, чтобы изучать страну и людей, он днем и ночью сидел в кофейне, за исключением времени, когда был в карауле, и просадил деньги в фараон. В конце концов он заложил или продал ценные вещи. Каждый может подолгу проигрывать в азартной игре, объясняет Казанова, который был тогда так называемым умным игроком, что хватает удачу мастерством, не приобретая репутацию обманщика. Прежде чем стать шулером, Казанова был игроком из страсти. Жозеф Ле Грас утверждает, что игра была самой сильной страстью Казановы, сильнее, чем любовь к любой женщине. На Корфу его утешало, что при каждом большом проигрыше банкомет говорил, что Казанова такой прекрасный игрок.
Наконец прибыла «Европа» с семьюдесятью двумя пушками на борту. Казанова получил шесть месяцев отпуска. В Константинополь Казанова вез письмо кардинала Аквавивы Бонневалю, которого звали Осман (или Ахмет), он был пашой Карамании. На полстолетия старше Казановы, такой же авантюрист, но в чинах и славе, в элегантном французском придворном костюме он, несмотря на свое брюхо, был еще красивым мужчиной.
Что же может сделать, спросил он смеясь, константинопольский паша для протеже римского кардинала?
Казанова рассказал историю своей жизни. Он пригласил Казанову на обед, мероприятие, где восемь гостей за столом были итальянцы, а кухня французской. Один эфенди упомянул своего венецианского друга Андреа да Лецце. Казанова достал рекомендательное письмо последнего благородному турку, оно было адресовано этому эфенди. Тот поцеловал письмо, обнял Казанову и пригласил на обед. В его павильоне с глазу на глаз он угостил его тем, что не пришлось по вкусу Казанове.
Бонневаль объяснил, что по турецкому обычаю эфенди Исмаил хотел дать ему доказательства своей дружбы, и что Казанова должен посетить его еще раз. У Бонневаля Казанова заполучил и другого друга, Юсуфа Али, богача шестидесяти лет. Казанова тоже рассказал ему всю свою жизнь. Турок был фаталистом. Они вели длинные философские беседы. Много месяцев Казанова регулярно ходил к нему.
Юсуф Али в третий раз взял в жены молодую женщину, от второй жены у него была пятнадцатилетняя дочь по имени Зелми. Она будет его наследницей.
Юсуф Али и Казанова говорили о жизни, о религии, об онанизме, о внебрачных связях, о талантах Зелми. Зелми будет прекрасной женой — если Казанова всего лишь за год у одного из родственников Юсуфа Али в Адрианополе выучит обычаи, язык и религию турок и захочет обратиться в ислам. Кроме красивой жены, он будет наслаждаться обставленным домом, рабами, богатейшими доходами и мудрыми разговорами с Юсуфом Али. Задумайся!
Казанова ходил как во сне. Он ждал какого-нибудь знака. Он говорит, что всегда следовал Богу, а следовал каждому искушению. После пятнадцатого визита он все еще ждал вдохновения свыше. Он был рад, что еще не видел Зелми. А вдруг он влюбится, а потом пожалеет о своем обращении? Разве он не может добыть богатство в христианской Европе? Он стремится к славе в европейской литературе. Должен ли такой блестящий рассказчик, как он, целый год подряд в провинциальном Адрианополе учить варварский язык, которым он может и не овладеть?
На званном ужине у эфенди Исмаила Казанова танцевал с венецианской рабыней двенадцать форланов — венецианский танец на шесть восьмых или шесть четвертых, такой же быстрый и буйный как тарантелла.
Эти двенадцать форланов были «единственным настоящим удовольствием» Казановы в Константинополе.
Светлой лунной ночью эфенди и Казанова сходили на рыбалку, ели потом жареную рыбу и через окно павильона в белом сиянии луны увидели, как три нагие нимфы купались в пруду и показывали себя на мраморных ступенях во всех позах сладострастия.
Через несколько дней Казанова пришел к своему другу Юсуфу Али и встретил в павильоне женщину, которая тотчас закрыла лицо. У окна молчаливая рабыня сидела за пяльцами. Казанова хотел уйти, но дама указала ему на подушку и уселась поблизости на другую со скрещенными ногами. Это была жена Юсуфа, восемнадцатилетняя хиотинка, платье которой не скрывало ни форму лодыжек, ни сладострастные бедра, ни подрагивающие груди. Он пожирал ее взглядами. Вне себя он протянул было руку, чтобы совлечь покрывало. Она резко воспротивилась и пригрозила карой Юсуфа. В ужасе он бросился к ее ногам. Она успокоилась. Он может снова сесть. Она так небрежно скрестила ноги, что он увидел прелести, вновь вскружившие его. Он проклинал свою поспешность. Она со смехом спросила: «Ты воспламенен?» Он схватил ее руку.
В это время пришел Юсуф Али. Он обнял Казанову и проводил жену к двери, где она подняла покрывало поцеловать супруга и как бы невзначай показала свой красивый профиль. Юсуф признался, что она девственна, что он не может иметь от нее детей.
Бонневаль хохотал над рассказом Казановы. Он дал красавице превратные представления о способностях молодых итальянцев. Если б он сам был моложе… Зачем он засмотрелся на нос хиотинки? Надо всегда стремиться к центру!
«Она же девственна!», вскричал Казанова. Бонневаль хохотал. Хиотинки знамениты своим искусством казаться девственницами.
Юсуф Али не забыл на прощание приготовить богатые подарки, подарки сделал ему и эфенди.
На Корфу губернатор острова господин Андреас Дольфин обещал при первой возможности сделать его лейтенантом. Именем Венеции Дольфин правил неограниченно и с большим великолепием. Ему было пятьдесят семь, но Казанове он не нравился и за это он сделал его семидесятилетним. Дольфин любил получать комплименты дам, Ежедневно он принимал за столом двадцать четыре персоны, при этом кокоток и шулеров.
Командир полка господин да Рива — Д.Р., как следуя литературной сдержанности называет его Казанова в воспоминаниях — сделал его своим адъютантом, дал комнату в своем доме и солдата-денщика, крестьянина из Пикардии, пьяницу и мота, который едва мог накарябать свое имя. Но он был хорошим парикмахером, знал массу двусмысленных анекдотов, и Казанова учился у него языку французского народа.
Казанова промотал турецкие подарки за пятьсот цехинов, а свои же заложенные ценные вещи выкупил и продал; так хотелось ему стать умным игроком. Он дал эти деньги профессиональному игроку по имени Мароли (или Марулли), тому самому, которому когда-то проиграл. На этот раз они играли совместно. Казанова становился крупье, когда Маролли отказывался. Чаще крупье был Маролли, а Казанова держал карту, так как Маролли не любил выдавать свои карточные приемы.
Казанова внушал доверие. На выигрыше он не был жадным, а проигрывал со смехом. Своей любезностью он нравился игрокам. Шулер должен выглядеть честным. Так Казанова в двадцать лет стал профессиональным игроком, а Мароли его учителем в тех областях, без знания которых нельзя участвовать в азартных играх.
Два последних месяца на Корфу были для Казановы пыткой.
Дважды он прибывал на Корфу богатым, дважды покидал его нищим. Последний раз он кроме того оставил за собой долги, которые так и не оплатил, но «не по злой воле, а по беззаботности».
«О, люди!», восклицает он. «Меня избегали как неудачника, как будто я был заразным.» 14 октября 1745 года он прибыл в Венецию, где судно поставили на карантин.
Казанова писал восточную главу в 1797 году, за год до смерти, и предсказывал, что в Венеции всегда будут галеры. Что иначе должна делать Венеция с преступниками, приговоренными к галерам?
Глава седьмая
Молодой человек
Глупцы пишут текст, а умники — комментарий.
Поверьте мне, ворам и мошенникам нет нужды страшиться, рано или поздно они сами себя разоблачают; боятся только честные люди, которые заблуждаются.
Аббат Галиани
В Венеции Казанова сразу пошел к госпоже Орио. Дом стоял пустым. Она вышла замуж за господина Росу и жила у него. Он пошел туда. Его Нанетта стала графиней Р. и жила в Гуасталье с мужем. Мартина стала монахиней в Мурано.
Два года спустя Мартина написала ему, что во имя Христа и богоматери он никогда не должен ее разыскивать. Его грех, то есть свое совращение, она ему простила, и раскаянье обеспечивает ей по крайней мере будущее блаженство избранных. Она никогда не перестанет молиться о его спасении.
Он никогда не видел ее более, но через девять лет она видела его, он это не заметил. В сорок четыре года он встретил старшего сына Нанетты, офицера пармского герцога.
Аббат Гримани встретил его дружески. Сестра Казановы уехала к матери в Дрезден; брат Франческо в форте Сан-Андре копировал батальные картины Симонини по заказу майора Спиридиола, одного из закадычных друзей Раццеты.
«Франческо арестован?», спросил Казанова и пошел в форт, где встретил брата с кистью в руках; Франческо не был ни обрадован, ни удручен. «В чем ты провинился?», спросил Казанова. Вошел майор. Казанова по-военному приветствовал его и спросил:
«По какому праву вы его задержали?» Он просил Франческо взять свою шляпу и пойти с ним пообедать.
Майор со смехом воскликнул, что стража задержит Франческо.
На следующее утро Казанова посетил военное министерство. Он хотел освободить брата и отказаться от места фенриха. За полчаса все уладилось. Казанова с Франческо расположились в одной меблированной комнате. Он получил отставку и сто цехинов от своего заместителя. Радостно он снял мундир и решил взяться за профессию игрока в карты. Через восемь дней он проиграл последнее сольди.
Надо было жить и он за талер в день стал скрипачом в театре Сан-Самуэле, выстроенном в 1655 году одним из Гримани.
С тех пор как он «утонул так глубоко», он не ходил больше в благородные дома. Его предупреждали, что он будет стыдиться, обдуманно став бездельником и наслаждаясь этим.
Привлекательный, здоровый, талантливый, знающий, развитый, он стал второсортным скрипачом, после того как представлялся своим знакомым доктором обоих прав, священником, секретарем римского кардинала и офицером. Так много банкротств в двадцать лет делало его смешным. Он кончил там, где могли бы начать даже неуклюжие. Его честолюбие дремало.
Как и его товарищи, после спектакля он шел в кабак и в бордель. Они дрались с гуляками и ложились с женщинами, не заплатив. Они отвязывали гондолы у берега, по ночам посылали акушерок к благородным дамам, которые не были беременны, они посылали священника для последнего причастия к молодоженам, звонили как на пожар в колокола домов и церковных башен, на площади Сан Анджело свалили мраморный памятник, убегали из гондол, не заплатив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Ничего не прося, Казанова с удовольствием рассказал всю историю. Генерал захохотал. Рассказ не очень правдоподобен и он должен бы его задержать. Но чтобы избавить его от неприятностей, он прикажет своему адъютанту отвезти его к цезенским воротам и там отпустить. Он должен только не появляться в Римини без паспорта.
Чтобы не бросаться в глаза, он квартировал в Болонье в скромнейшей гостинице, купил свежее белье и одежду и внезапно пришел к мысли одеться как офицер. Портной по имени Морте сделал ему роскошный мундир несуществующей армии. Мундир был белым, куртка — голубая с золотыми и серебряными аксельбантами. С ним он носил длинную шпагу с рукояткой из золотых и серебряных нитей. Он купил длинную искусственную косу, на которую прикрепил дерзко вздернутую шляпу с черной кокардой. С элегантной тростью в руке он прогуливался по улицам Болоньи. Теперь он переехал в лучшую гостиницу. Этим он был обязан мундиру. Часами он восхищался отражением в зеркале. «Я с восторгом нравился сам себе.»
В кофейне из-за газеты он тайком наблюдал, как им восхищаются посторонние. Он был счастлив. В одной из газет он причитал заметку: «Господин Казанова, офицер королевского полка, дезертировал, после того как на дуэли убил капитана. Никто не знает точных обстоятельств, известно лишь, что этот офицер прискакал в Римини на лошади другого офицера, который остался лежать мертвым.»
После этого Казанова почувствовал недоверие к газетам и к исторической правде. Он смеялся над тем случайным обстоятельством, что как только набрел на идею сшить мундир, так другой офицер по имени Казанова устроил дуэль. Конечно, это газетное сообщение уже распространилось в Венеции.
Он решил съездить туда, насладиться триумфом в качестве дуэлянта и жениться на Терезе. Тут он получил от нее толстое письмо. Герцог Кастропиньяно, пятидесятилетний неаполитанский генерал, услышал ее пение и тотчас предложил годичный контракт в оперу Сан Карло за тысячу золотых унций и дорожные расходы. Она попросила на раздумья восемь дней. К письму приложен контракт, который она подпишет только по желанию Казановы, так как ее подлинной обязанностью является пожизненное служение Казанове. Если он хочет поехать с ней в Неаполь, она встретит его, где он хочет. Иначе она порвет контракт и поедет с ним, куда он захочет.
Первый раз в жизни он тщательно обдумывал свое решение. Он просил курьера заехать за ответом только на следующий день. Он колебался между тщеславием и любовью. Может ли Тереза потерять такой шанс? Может ли он вернуться в Неаполь как жиголо некой певицы, туда, где семь месяцев назад он играл роль молодого господина, отпрыска старой аристократии? Должен ли он закабалить себя в двадцать лет? Отречься от большого будущего, которое он считал таким близким?
Чтобы выиграть время, он написал Терезе, что в июле после возвращения из Константинополя он конечно разыщет ее в Неаполе. (Тем временем живи так, чтобы я не краснел за тебя.) Благодаря красоте она может сделать быструю карьеру, как и благодаря своим талантам. Однако, он не станет играть роль терпеливого супруга или услужливого любовника.
Неделей раньше он был готов на совсем другое. Время, признается Казанова, и в любви играет главную роль. Тереза ответила покорно и печально. Она будет ждать — пока он будет ей писать. Это было его предпоследнее письмо. Через четыре дня он уехал в Венецию.
Как позже Фабрицио — герой стендалевских «Пармских фиалок», Казанова блуждал там и сям меж двух враждующих армий. Юный солдат Стендаля посреди битвы при Ватерлоо тщетно ищет битву. Казанова в разнообразных сюртуках и юбках искал удовольствий и находил их. Как на венецианском маскараде менял он маски, так двадцать лет подряд Казанова менял профессии, мундиры и женщин, во все и во всех влюбленный, и особенно в самого себя.
Перед отъездом он заплатил пятьдесят дублонов за похищенную лошадь, получил паспорт и сундук.
В Венецию он прибыл 2 апреля 1745 года. Это был его день рождения. Десятки раз в его жизни решающие события происходили в день его рождения. (Он говорит, впрочем, что шел 1744 год.)
Казанова пошел на биржу, чтобы взять каюту на венецианском судне, идущем на Корфу, так как до следующего месяца ни одно судно не шло прямо в Константинополь. Он навестил своего опекуна, аббата Гримани, который вскрикнул от сюрприза, увидев вместо священника офицера. Казанова посетил госпожу Манцони, предсказавшую так верно, и госпожу Орио, у которой за пятнадцать цехинов он на четыре-пять недель снял комнату рядом со спальней ее племянниц Мартины и Нанетты, причем он там же и питался. Племянницы сочли, что он стал красивее. Три часа подряд, разумно отбирая, он рассказывал свои приключения за последние девять месяцев. Обе «маленькие женщины» опять завоевали его сердце, несмотря на любовь к Терезе, «которую он всегда видел глазами своей души». Совместное проживание с племянницами представлялось ему лишь «как преходящая незначительная неверность и никакого непостоянства».
В военном министерстве он встретил майора Пелодоро, который посоветовал ему вступить на военную службу. Некий лейтенант хочет продать патент за сто цехинов и Казанова может получить его, если согласится военный министр. Он также может поехать в Константинополь вместе с венецианским посланником шевалье Франсуа Венье. Он отъезжает самое позднее через два месяца.
В конце месяца Казанова поступил фенрихом на службу республики Венеции в полк Бала, стоящий на Корфу. Кроме этого он получил разрешение несколько месяцев сопровождать в Константинополь байли или посланника.
5 мая 1745 года с пятьюстами цехинов и со множеством красивых нарядов он взошел на борт судна «Богоматерь в розовом венке». Когда на следующее утро оно пристало в Орсера, он с удовольствием гулял в своем мундире по бедному захолустью, где девять месяцев назад был голоден и болен.
Тереза была забыта. Был забыт и путь в церковь. Была забыта прошлая нищета. Он был молодым офицером и через десять лет вероятно будет великим генералом. И разве он не с удовольствием, как сыновья знатных венецианцев, путешествует в Константинополь? С пятьюстами золотых в кармане Казанова верил, что скоро ему будет принадлежать полмира. И он получит его весь, половину за половиной.
На Корфу целый месяц Казанова ждал прибытия посланника Венье. Вместо того, чтобы изучать страну и людей, он днем и ночью сидел в кофейне, за исключением времени, когда был в карауле, и просадил деньги в фараон. В конце концов он заложил или продал ценные вещи. Каждый может подолгу проигрывать в азартной игре, объясняет Казанова, который был тогда так называемым умным игроком, что хватает удачу мастерством, не приобретая репутацию обманщика. Прежде чем стать шулером, Казанова был игроком из страсти. Жозеф Ле Грас утверждает, что игра была самой сильной страстью Казановы, сильнее, чем любовь к любой женщине. На Корфу его утешало, что при каждом большом проигрыше банкомет говорил, что Казанова такой прекрасный игрок.
Наконец прибыла «Европа» с семьюдесятью двумя пушками на борту. Казанова получил шесть месяцев отпуска. В Константинополь Казанова вез письмо кардинала Аквавивы Бонневалю, которого звали Осман (или Ахмет), он был пашой Карамании. На полстолетия старше Казановы, такой же авантюрист, но в чинах и славе, в элегантном французском придворном костюме он, несмотря на свое брюхо, был еще красивым мужчиной.
Что же может сделать, спросил он смеясь, константинопольский паша для протеже римского кардинала?
Казанова рассказал историю своей жизни. Он пригласил Казанову на обед, мероприятие, где восемь гостей за столом были итальянцы, а кухня французской. Один эфенди упомянул своего венецианского друга Андреа да Лецце. Казанова достал рекомендательное письмо последнего благородному турку, оно было адресовано этому эфенди. Тот поцеловал письмо, обнял Казанову и пригласил на обед. В его павильоне с глазу на глаз он угостил его тем, что не пришлось по вкусу Казанове.
Бонневаль объяснил, что по турецкому обычаю эфенди Исмаил хотел дать ему доказательства своей дружбы, и что Казанова должен посетить его еще раз. У Бонневаля Казанова заполучил и другого друга, Юсуфа Али, богача шестидесяти лет. Казанова тоже рассказал ему всю свою жизнь. Турок был фаталистом. Они вели длинные философские беседы. Много месяцев Казанова регулярно ходил к нему.
Юсуф Али в третий раз взял в жены молодую женщину, от второй жены у него была пятнадцатилетняя дочь по имени Зелми. Она будет его наследницей.
Юсуф Али и Казанова говорили о жизни, о религии, об онанизме, о внебрачных связях, о талантах Зелми. Зелми будет прекрасной женой — если Казанова всего лишь за год у одного из родственников Юсуфа Али в Адрианополе выучит обычаи, язык и религию турок и захочет обратиться в ислам. Кроме красивой жены, он будет наслаждаться обставленным домом, рабами, богатейшими доходами и мудрыми разговорами с Юсуфом Али. Задумайся!
Казанова ходил как во сне. Он ждал какого-нибудь знака. Он говорит, что всегда следовал Богу, а следовал каждому искушению. После пятнадцатого визита он все еще ждал вдохновения свыше. Он был рад, что еще не видел Зелми. А вдруг он влюбится, а потом пожалеет о своем обращении? Разве он не может добыть богатство в христианской Европе? Он стремится к славе в европейской литературе. Должен ли такой блестящий рассказчик, как он, целый год подряд в провинциальном Адрианополе учить варварский язык, которым он может и не овладеть?
На званном ужине у эфенди Исмаила Казанова танцевал с венецианской рабыней двенадцать форланов — венецианский танец на шесть восьмых или шесть четвертых, такой же быстрый и буйный как тарантелла.
Эти двенадцать форланов были «единственным настоящим удовольствием» Казановы в Константинополе.
Светлой лунной ночью эфенди и Казанова сходили на рыбалку, ели потом жареную рыбу и через окно павильона в белом сиянии луны увидели, как три нагие нимфы купались в пруду и показывали себя на мраморных ступенях во всех позах сладострастия.
Через несколько дней Казанова пришел к своему другу Юсуфу Али и встретил в павильоне женщину, которая тотчас закрыла лицо. У окна молчаливая рабыня сидела за пяльцами. Казанова хотел уйти, но дама указала ему на подушку и уселась поблизости на другую со скрещенными ногами. Это была жена Юсуфа, восемнадцатилетняя хиотинка, платье которой не скрывало ни форму лодыжек, ни сладострастные бедра, ни подрагивающие груди. Он пожирал ее взглядами. Вне себя он протянул было руку, чтобы совлечь покрывало. Она резко воспротивилась и пригрозила карой Юсуфа. В ужасе он бросился к ее ногам. Она успокоилась. Он может снова сесть. Она так небрежно скрестила ноги, что он увидел прелести, вновь вскружившие его. Он проклинал свою поспешность. Она со смехом спросила: «Ты воспламенен?» Он схватил ее руку.
В это время пришел Юсуф Али. Он обнял Казанову и проводил жену к двери, где она подняла покрывало поцеловать супруга и как бы невзначай показала свой красивый профиль. Юсуф признался, что она девственна, что он не может иметь от нее детей.
Бонневаль хохотал над рассказом Казановы. Он дал красавице превратные представления о способностях молодых итальянцев. Если б он сам был моложе… Зачем он засмотрелся на нос хиотинки? Надо всегда стремиться к центру!
«Она же девственна!», вскричал Казанова. Бонневаль хохотал. Хиотинки знамениты своим искусством казаться девственницами.
Юсуф Али не забыл на прощание приготовить богатые подарки, подарки сделал ему и эфенди.
На Корфу губернатор острова господин Андреас Дольфин обещал при первой возможности сделать его лейтенантом. Именем Венеции Дольфин правил неограниченно и с большим великолепием. Ему было пятьдесят семь, но Казанове он не нравился и за это он сделал его семидесятилетним. Дольфин любил получать комплименты дам, Ежедневно он принимал за столом двадцать четыре персоны, при этом кокоток и шулеров.
Командир полка господин да Рива — Д.Р., как следуя литературной сдержанности называет его Казанова в воспоминаниях — сделал его своим адъютантом, дал комнату в своем доме и солдата-денщика, крестьянина из Пикардии, пьяницу и мота, который едва мог накарябать свое имя. Но он был хорошим парикмахером, знал массу двусмысленных анекдотов, и Казанова учился у него языку французского народа.
Казанова промотал турецкие подарки за пятьсот цехинов, а свои же заложенные ценные вещи выкупил и продал; так хотелось ему стать умным игроком. Он дал эти деньги профессиональному игроку по имени Мароли (или Марулли), тому самому, которому когда-то проиграл. На этот раз они играли совместно. Казанова становился крупье, когда Маролли отказывался. Чаще крупье был Маролли, а Казанова держал карту, так как Маролли не любил выдавать свои карточные приемы.
Казанова внушал доверие. На выигрыше он не был жадным, а проигрывал со смехом. Своей любезностью он нравился игрокам. Шулер должен выглядеть честным. Так Казанова в двадцать лет стал профессиональным игроком, а Мароли его учителем в тех областях, без знания которых нельзя участвовать в азартных играх.
Два последних месяца на Корфу были для Казановы пыткой.
Дважды он прибывал на Корфу богатым, дважды покидал его нищим. Последний раз он кроме того оставил за собой долги, которые так и не оплатил, но «не по злой воле, а по беззаботности».
«О, люди!», восклицает он. «Меня избегали как неудачника, как будто я был заразным.» 14 октября 1745 года он прибыл в Венецию, где судно поставили на карантин.
Казанова писал восточную главу в 1797 году, за год до смерти, и предсказывал, что в Венеции всегда будут галеры. Что иначе должна делать Венеция с преступниками, приговоренными к галерам?
Глава седьмая
Молодой человек
Глупцы пишут текст, а умники — комментарий.
Поверьте мне, ворам и мошенникам нет нужды страшиться, рано или поздно они сами себя разоблачают; боятся только честные люди, которые заблуждаются.
Аббат Галиани
В Венеции Казанова сразу пошел к госпоже Орио. Дом стоял пустым. Она вышла замуж за господина Росу и жила у него. Он пошел туда. Его Нанетта стала графиней Р. и жила в Гуасталье с мужем. Мартина стала монахиней в Мурано.
Два года спустя Мартина написала ему, что во имя Христа и богоматери он никогда не должен ее разыскивать. Его грех, то есть свое совращение, она ему простила, и раскаянье обеспечивает ей по крайней мере будущее блаженство избранных. Она никогда не перестанет молиться о его спасении.
Он никогда не видел ее более, но через девять лет она видела его, он это не заметил. В сорок четыре года он встретил старшего сына Нанетты, офицера пармского герцога.
Аббат Гримани встретил его дружески. Сестра Казановы уехала к матери в Дрезден; брат Франческо в форте Сан-Андре копировал батальные картины Симонини по заказу майора Спиридиола, одного из закадычных друзей Раццеты.
«Франческо арестован?», спросил Казанова и пошел в форт, где встретил брата с кистью в руках; Франческо не был ни обрадован, ни удручен. «В чем ты провинился?», спросил Казанова. Вошел майор. Казанова по-военному приветствовал его и спросил:
«По какому праву вы его задержали?» Он просил Франческо взять свою шляпу и пойти с ним пообедать.
Майор со смехом воскликнул, что стража задержит Франческо.
На следующее утро Казанова посетил военное министерство. Он хотел освободить брата и отказаться от места фенриха. За полчаса все уладилось. Казанова с Франческо расположились в одной меблированной комнате. Он получил отставку и сто цехинов от своего заместителя. Радостно он снял мундир и решил взяться за профессию игрока в карты. Через восемь дней он проиграл последнее сольди.
Надо было жить и он за талер в день стал скрипачом в театре Сан-Самуэле, выстроенном в 1655 году одним из Гримани.
С тех пор как он «утонул так глубоко», он не ходил больше в благородные дома. Его предупреждали, что он будет стыдиться, обдуманно став бездельником и наслаждаясь этим.
Привлекательный, здоровый, талантливый, знающий, развитый, он стал второсортным скрипачом, после того как представлялся своим знакомым доктором обоих прав, священником, секретарем римского кардинала и офицером. Так много банкротств в двадцать лет делало его смешным. Он кончил там, где могли бы начать даже неуклюжие. Его честолюбие дремало.
Как и его товарищи, после спектакля он шел в кабак и в бордель. Они дрались с гуляками и ложились с женщинами, не заплатив. Они отвязывали гондолы у берега, по ночам посылали акушерок к благородным дамам, которые не были беременны, они посылали священника для последнего причастия к молодоженам, звонили как на пожар в колокола домов и церковных башен, на площади Сан Анджело свалили мраморный памятник, убегали из гондол, не заплатив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48