Поскольку же нам известно, что сладострастие полностью зависит от естественных наклонностей, то всякое ему сопротивление становится бессмысленным. Напротив, мы должны позаботиться о том, как бы вернее удовлетворить подобную страсть.
Итак, здесь нам представляется необходимым внести должную упорядоченность и обеспечить гражданину, который пожелает развлечься, полнейшую безопасность. Оный гражданин без всяких ограничений станет предаваться любым видам любовной страсти с лицами, предназначенными обществом к распутству, ведь ни одна человеческая страсть не требует себе большей свободы, нежели разврат.
В городах должны существовать различные помещения, удобные, просторные, опрятно убранные и безопасные во всех отношениях, где причудам наслаждающихся распутников будут предоставлены лица любого пола и возраста, любое создание. Полнейшее подчинение станет для этих лиц неукоснительным правилом, так что малейший отказ тут же повлечет за собой наказание, которое соизволит назначить получивший отказ развратник. Я еще разъясню мною сказанное, соизмеряя предложенное с республиканскими нравами. Обещав строго следовать логике, я сдержу свое слово.
Ни одна страсть, как я только что уже сказал, не требует для себя большей свободы, ни одна страсть, несомненно, не сравнится по силе со стремлением повелевать, когда человек, окружив себя рабынями, вынужденными удовлетворять все его прихоти, черпает наслаждение в их покорности. Отнимите у человека все тайные средства, пользуясь которыми он может избавить себя от той доли деспотизма, что ему вложила в душу природа, — и он тут же перенесет его разрушающее действие на окружающие объекты, беспокоя тем самым правительство.
Если же вы хотите избегнуть этой опасности, то предоставьте свободный ход тираническим стремлениям, без устали мучающим душу человека помимо его воли. Пусть ваши заботы и ваша помощь дадут человеку возможность употребить свою маленькую верховную власть в гареме, в окружении ичогланов и одалисок, откуда гражданин выйдет вполне удовлетворенным, без всякого желания беспокоить правительство, предоставляющее с такой снисходительностью своим подданным все средства для удовлетворения похоти.
Впрочем, вы можете прибегнуть к противоположным средствам, наложив смешные узы на объекты общественного сладострастия, к которым некогда охотно прибегала тирания королевских министров, поощряемая похотливостью наших Сарданапалов. (Всем известно, что Сартин, презренный злодей, предоставлявший Людовику XV средства для удовлетворения королевской похоти, три раза в неделю передавал королю через Дюбарри сильно приукрашенные подробности того, что происходило в злачных местах Парижа. Только одна такая распутная привычка французского Нерона обошлась государству в три миллиона!) Но тогда раздраженный гражданин тут же станет испытывать зависть к правительству, склонному к проявлениям подобного деспотизма. В конце концов, люди стряхнут с себя иго, которое вы на них накладываете, и, устав от вашей манеры править, они переменят правление подобно тому, как то было сделано совсем недавно.
Вы знаете, что великомудрые греческие законодатели одобряли распутство как в Лакедемоне, так и в Афинах, где для опьяненного развратом гражданина не был запрещен ни один из видов похоти. Сократ, например, переходил без разбора из объятий Аспазии к Алкивиаду, и тем не менее дельфийский оракул назвал Сократа мудрейшим в мире философом, и он, действительно, составлял славу Греции.
Несмотря на то, что мои идеи далеко расходятся с современными обычаями, я пойду еще дальше. В своей речи я преследую следующую цель: доказать необходимость быстрейшего изменения наших нравов, если мы хотим сохранить принятый однажды тип правления. Я попытаюсь вас убедить и в том, что женская проституция, известная под названием "благопристойной", не более опасна, чем мужская.
Прежде всего, по какому праву вы считаете женщин свободными от слепого подчинения своим капризам, которые природа им предписывает в равной мере с мужчинами? Далее, по какому праву вы стремитесь принудить женщин к воздержанию, несовместимому с их физической организацией и совершенно бесполезному для их чести?
Все названные вопросы будут рассмотрены мною отдельно.
Женщины по природе своей, безусловно, рождаются склонными к разврату, то есть они наслаждаются всеми преимуществами других животных женского пола, которые без всякого исключения отдаются любому самцу. Таковы были, вне всякого сомнения, и первые законы природы, и первые установления тех сообществ, в которые вначале собирались люди.
Впрочем, корыстолюбие, эгоизм и любовь быстро извратили эти простые и естественные законы природы. Некоторые, стремясь к личному обогащению, вместе с женщиной получали богатство ее семьи, так что удовлетворялись первые два чувства из мною указанных. Чаще же всего женщину похищали и впоследствии к ней привязывались: таким образом возникала любовь. Тем не менее, несправедливость проявлялась во всех трех случаях.
В самом деле, акт обладания никогда не может распространяться на существо свободное, поэтому исключительное право одного мужчины на обладание женщиной представляется .равно несправедливым, как и право обладать рабами, ведь все люди равноправны, — и эти принципы всегда следует иметь в виду каждому.
Итак, в соответствии со сказанным, один пол не может законным образом преимущественно владеть другим полом, ни один из полов или из слоев общества не может произвольно предъявлять права на обладание другим полом или общественным слоем.
Подчиняясь законам природы, женщина не будет выставлять в качестве причины отказа свою любовь к какому-нибудь одному мужчине, если ее пожелает другой мужчина. В случае отказа уже имеет место исключение, тогда как ни один мужчина не должен быть лишен права обладания любой из женщин с того времени, когда стало ясно, что женщина безусловно принадлежит всем мужчинам.
Собственно говоря, акт владения может распространяться только на недвижимость и животных, но никак не на сходных с нами индивидов. Следовательно, все узы, связующие мужчину и женщину, к какому бы виду они не относились, надобно рассматривать как несправедливые и химеричные. Если неопровержимо доказано, что мы обладаем по природе правом испытывать половое влечение ко всем без исключения женщинам, то, сходным образом, мы обладаем правом заставить их удовлетворить наши желания, впрочем, подобное право нельзя считать каким-то исключительным правом, ведь тогда я бы впадал в противоречие с самим собой; итак, это право на удовлетворение с данной женщиной должно быть временным. (Пусть здесь не говорят, будто бы я противоречу сам себе. А именно, установив выше то, что мы не имеем никакого права привязывать женщину к себе, я якобы опровергаю свое же утверждение, говоря о праве принудить женщину к сношению силой. Я повторяю еще раз, дело идет о сношении, но не о собственности. Действительно, я не имею права собственности на источник воды, попавшийся мне у дороги, когда я начал испытывать жажду. Подобно этому я не обладаю преимущественным правом владеть той или иной женщиной как своей собственностью, однако я, вне всякого сомнения, с полным правом могу наслаждаться любой женщиной. Я даже обязан принудить ее доставить мне это наслаждение в случае ее несогласия, каким бы веским не представлялся мотив такого отказа.) Вне всякого сомнения, мы имеем полное право установить законы, способные принудить женщину уступать любовному пылу того человека, который ее пожелает, так что в силу подобного права мы сможем насиловать женщину в полном соответствии с законом. Да и сама природа, снабдив мужчин силой, необходимой для подчинения женщин нашим желаниям, разве не подтверждает подобное право?
Напрасно женщины попробуют выставить в качестве своих адвокатов целомудрие или привязанность к каким-нибудь определенным лицам. Все это, будучи химерой, ровно ничего не значит.
Выше нами уже было показано, в какой мере целомудрие является жалким и искусственным чувством. Любовь же, которую можно определить как душевное безумие, также не имеет права притязать на законность присущего ей постоянства.
Говоря иначе, любовь удовлетворяет только двух людей, а именно, существо любящее и существо любимое, следовательно, она выглядит совершенно бесполезной для счастья всех остальных. Женщины же существуют с той целью, дабы доставлять наслаждение всем, а не обеспечивать привилегированное и эгоистическое счастье. Итак, все мужчины имеют равное право на наслаждение со всеми женщинами, поэтому не существует мужчины, который бы по законам природы пользовался единоличным правом обладания женщиной.
Закон должен обязать женщин заниматься проституцией, если они сами этого не желают. Более того, женщины в силу закона будут вынуждены посещать дома терпимости. Если же женщины начнут отказываться выполнять свою самую справедливую обязанность, против которой нельзя привести ни одного законного возражения, то они будут наказаны. Допустив справедливость принимаемых вами законов, мы можем рассчитывать на то, что мужчина, пожелав насладиться любой женщиной или девушкой, сможет потребовать от нее встречи в одном из тех домов, о которых я сказал ранее. Там, под надзором матрон из храма Венеры, она будет предоставлена этому мужчине: дабы с равным ее покорности унижением исполнить все те прихоти, которые он вздумает от нее потребовать, какими бы странными или необычными его прихоти всем не казались — ведь ни одна из них не противоречит природе, которая одобряет любой наш каприз.
Остается только определить возрастные границы. Однако же я отрицаю, что это можно сделать, не ограничивая свободу человека, пожелавшего насладиться девушкой того или иного возраста. В самом деле, прохожий обладает правом сорвать плод с дерева и, разумеется, съесть его спелым или зеленым, следуя своим наклонностям.
Но все-таки в раннем возрасте, возразите вы мне, действия мужчины определенно могут повредить здоровью девушки. Подобное возражение совершенно неправомерно. Поскольку вы даете мне право на наслаждение, постольку оно оказывается, независимым от того, каковы последствия деяния, доставляющего мне удовольствие. Со времени наделения меня таким правом становится совершенно безразличным то обстоятельство, испытывает ли служащий моему удовольствию объект какой-нибудь вред или же извлекает выгоду. Разве не доказал я раньше, что мы имеем полное право принудить женщину к сожитию, как только мы почувствуем к ней хоть какое-нибудь влечение? И не должна ли такая женщина с покорностью нам отдаться, совершенно оставив любое эгоистическое чувство? С ее здоровьем дело обстоит подобным же образом. К тому же осторожность в обращении наверняка уничтожит или значительно ослабит наслаждение вожделеющего мужчины, который имеет право распоряжаться женщиной, не взирая на ее возраст. В самом деле, разве мы рассуждаем о том, какие ощущения может испытывать объект, обреченный в силу законов естественных и человеческих к скорейшему удовлетворению желаний другого лица? Нас, напротив, интересует только то, что пристало желающему. Равновесие мы постараемся установить в дальнейшем.
И мы его восстановим, это равновесие, можете не сомневаться в моих словах, ведь мы обязаны, безусловно, каким-то образом вознаградить наших женщин, с такой жестокостью обращенных мною в рабство. Итак, я отвечаю на второй из поставленных вопросов.
Если мы допускаем то, что все женщины без исключения должны подчиняться желаниям мужчин, а мы согласились с подобным мнением совсем недавно, то мы равным образом позволим и женшинам удовлетворять их желания с одинаковой свободой. В итоге наши законы будут лишь поощрять горячий женский темперамент, ведь совершенно нелепо сводить достоинство и добродетель, присущие этому полу, к тем противоестественным усилиям, которые употребляет кое-кто из женщин на сопротивление своим природным наклонностям, кстати сказать, значительно более сильным, чем у мужчин. Несправедливость господствующих нравов становится совершенно очевидной, стоит лишь обратить внимание на то, с какой охотой соглашаемся мы совращать женщин и в то же самое время не скупимся на наказания, если поддавшаяся своей слабости женщина уступит тем усилиям, которые были нами предприняты, дабы ускорить ее падение. Подобная беспримерная жестокость, как мне представляется, лучше всего отражает всю бессмысленность общепринятых правил нравственности, так что уже один этот иск вполне дает нам почувствовать крайнюю необходимость введения более совершенной морали.
Итак, я настаиваю на том, чтобы женщины, получившие от природы сильнейшую, по сравнению с нами, склонность к разврату, смогли предаваться сладострастию при первом к тому желании, полностью освободившись от уз Гименея и всех ложных предрассудков стыдливости и обратившись, наконец, к своему естественному состоянию.
Я требую от законодателей предоставить женщинам право свободно отдаваться любому числу мужчин, если у первых появится такое желание. Я хочу того, чтобы женщины, следуя в том нашему примеру, смогли наслаждаться лицами обоих полов, всеми частями тела, какими им только ни заблагорассудится.
Предусмотрев в наших законах специальную оговорку, заставляющюю женщин отдаваться любому желающему мужчине, мы оставляем им полную свободу наслаждения с теми лицами, которых они сочтут достойными удовлетворить их желания.
Каковы же, я спрашиваю, опасности, связанные с подобной распущенностью? Дети, которые не будут иметь отцов? Да какое значение это может иметь в республике, ведь граждане республики имеют только одну общую мать — родину, так что все рождающиеся дети остаются детьми родины. Ах! Насколько сильнее любят родину те, кто с первого мига рождения никого кроме нее не знает, ибо такие дети ожидают получить все единственно от родины. Не думайте о том, что вам удастся создать настоящих граждан республики, если вы позволите родителям воспитывать детей в семейном лоне, ибо наше потомство должно всецело принадлежать государству. В самом деле, в семье родительская любовь распределяется всего лишь между немногими, тогда как подобное чувство в республике распространится на всех собратьев. Далее, родители, вне всякого сомнения, передают своим детям множество предрассудков, часто весьма опасных, ведь под влиянием воспринятых в семье идей и мнений ребенок начинает понемногу удаляться от общественной жизни, стремясь стать в чем-либо отличным от прочих, так что добродетели государственного человека становятся для него совершенно невозможными. Привязавшись к своим родителям узами сыновней любви, дети, таким образом, остаются равнодушными к родине, поистине, даровавшей им жизнь, знания и славу, блага несравненно более важные, нежели родительская любовь!
Итак, мы причиним сами себе значительное неудобство, если позволим нашим детям приобретать в семейном кругу наклонности, как правило, сильно отличающиеся от интересов родины; зато, если нам удастся отделить детей от родителей, то мы извлечем, единственно, значительные преимущества. Не окажется ли наше потомство во втором случае в состоянии, наиболее близком к естественному, когда узы Гименея расторгнутся окончательно и женщины начнут приносить обществу плоды нежной страсти, более уже не принадлежащие какому-нибудь одному семейству? Тогда наши дети в полном соответствии с законом так и не узнают имени своего отца, оставаясь лишь только воспитанниками родины, как это и должно быть в республике.
Государство возьмет под свою опеку специальные дома, предназначенные для женского разврата, подобно тому как оно устроит в будущем похожие заведения для мужчин. Само собой разумеется, женщины смогут там наслаждаться с лицами, принадлежащими к тому и другому полу, в полном соответствии со своими желаниями, так что самой уважаемой гражданкой будет считаться та, которая чаще всего станет посещать означенные дома разврата.
Едва ли можно привести более наглядный пример смехотворного варварства нежели тот, когда мы связываем добродетель и достоинство женщины с тем сопротивлением, которое она оказывает полученным от природы желаниям, часто посещающим, к тому же, и тех, кто имеет обыкновение с такой жестокостью предавать их порицанию. Начиная с юнейшего возраста, (Вавилоняне не ждали истечения семилетнего срока, чтобы привести своих первенцев в храм Венеры. Едва лишь девочка почувствует первое похотливое влечение, так сейчас же ей следует, согласно велению природы, заняться проституцией. Приказам природы необходимо уступать без всякого раздумья, ведь сопротивление только лишь оскорбляет нашу общую мать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Итак, здесь нам представляется необходимым внести должную упорядоченность и обеспечить гражданину, который пожелает развлечься, полнейшую безопасность. Оный гражданин без всяких ограничений станет предаваться любым видам любовной страсти с лицами, предназначенными обществом к распутству, ведь ни одна человеческая страсть не требует себе большей свободы, нежели разврат.
В городах должны существовать различные помещения, удобные, просторные, опрятно убранные и безопасные во всех отношениях, где причудам наслаждающихся распутников будут предоставлены лица любого пола и возраста, любое создание. Полнейшее подчинение станет для этих лиц неукоснительным правилом, так что малейший отказ тут же повлечет за собой наказание, которое соизволит назначить получивший отказ развратник. Я еще разъясню мною сказанное, соизмеряя предложенное с республиканскими нравами. Обещав строго следовать логике, я сдержу свое слово.
Ни одна страсть, как я только что уже сказал, не требует для себя большей свободы, ни одна страсть, несомненно, не сравнится по силе со стремлением повелевать, когда человек, окружив себя рабынями, вынужденными удовлетворять все его прихоти, черпает наслаждение в их покорности. Отнимите у человека все тайные средства, пользуясь которыми он может избавить себя от той доли деспотизма, что ему вложила в душу природа, — и он тут же перенесет его разрушающее действие на окружающие объекты, беспокоя тем самым правительство.
Если же вы хотите избегнуть этой опасности, то предоставьте свободный ход тираническим стремлениям, без устали мучающим душу человека помимо его воли. Пусть ваши заботы и ваша помощь дадут человеку возможность употребить свою маленькую верховную власть в гареме, в окружении ичогланов и одалисок, откуда гражданин выйдет вполне удовлетворенным, без всякого желания беспокоить правительство, предоставляющее с такой снисходительностью своим подданным все средства для удовлетворения похоти.
Впрочем, вы можете прибегнуть к противоположным средствам, наложив смешные узы на объекты общественного сладострастия, к которым некогда охотно прибегала тирания королевских министров, поощряемая похотливостью наших Сарданапалов. (Всем известно, что Сартин, презренный злодей, предоставлявший Людовику XV средства для удовлетворения королевской похоти, три раза в неделю передавал королю через Дюбарри сильно приукрашенные подробности того, что происходило в злачных местах Парижа. Только одна такая распутная привычка французского Нерона обошлась государству в три миллиона!) Но тогда раздраженный гражданин тут же станет испытывать зависть к правительству, склонному к проявлениям подобного деспотизма. В конце концов, люди стряхнут с себя иго, которое вы на них накладываете, и, устав от вашей манеры править, они переменят правление подобно тому, как то было сделано совсем недавно.
Вы знаете, что великомудрые греческие законодатели одобряли распутство как в Лакедемоне, так и в Афинах, где для опьяненного развратом гражданина не был запрещен ни один из видов похоти. Сократ, например, переходил без разбора из объятий Аспазии к Алкивиаду, и тем не менее дельфийский оракул назвал Сократа мудрейшим в мире философом, и он, действительно, составлял славу Греции.
Несмотря на то, что мои идеи далеко расходятся с современными обычаями, я пойду еще дальше. В своей речи я преследую следующую цель: доказать необходимость быстрейшего изменения наших нравов, если мы хотим сохранить принятый однажды тип правления. Я попытаюсь вас убедить и в том, что женская проституция, известная под названием "благопристойной", не более опасна, чем мужская.
Прежде всего, по какому праву вы считаете женщин свободными от слепого подчинения своим капризам, которые природа им предписывает в равной мере с мужчинами? Далее, по какому праву вы стремитесь принудить женщин к воздержанию, несовместимому с их физической организацией и совершенно бесполезному для их чести?
Все названные вопросы будут рассмотрены мною отдельно.
Женщины по природе своей, безусловно, рождаются склонными к разврату, то есть они наслаждаются всеми преимуществами других животных женского пола, которые без всякого исключения отдаются любому самцу. Таковы были, вне всякого сомнения, и первые законы природы, и первые установления тех сообществ, в которые вначале собирались люди.
Впрочем, корыстолюбие, эгоизм и любовь быстро извратили эти простые и естественные законы природы. Некоторые, стремясь к личному обогащению, вместе с женщиной получали богатство ее семьи, так что удовлетворялись первые два чувства из мною указанных. Чаще же всего женщину похищали и впоследствии к ней привязывались: таким образом возникала любовь. Тем не менее, несправедливость проявлялась во всех трех случаях.
В самом деле, акт обладания никогда не может распространяться на существо свободное, поэтому исключительное право одного мужчины на обладание женщиной представляется .равно несправедливым, как и право обладать рабами, ведь все люди равноправны, — и эти принципы всегда следует иметь в виду каждому.
Итак, в соответствии со сказанным, один пол не может законным образом преимущественно владеть другим полом, ни один из полов или из слоев общества не может произвольно предъявлять права на обладание другим полом или общественным слоем.
Подчиняясь законам природы, женщина не будет выставлять в качестве причины отказа свою любовь к какому-нибудь одному мужчине, если ее пожелает другой мужчина. В случае отказа уже имеет место исключение, тогда как ни один мужчина не должен быть лишен права обладания любой из женщин с того времени, когда стало ясно, что женщина безусловно принадлежит всем мужчинам.
Собственно говоря, акт владения может распространяться только на недвижимость и животных, но никак не на сходных с нами индивидов. Следовательно, все узы, связующие мужчину и женщину, к какому бы виду они не относились, надобно рассматривать как несправедливые и химеричные. Если неопровержимо доказано, что мы обладаем по природе правом испытывать половое влечение ко всем без исключения женщинам, то, сходным образом, мы обладаем правом заставить их удовлетворить наши желания, впрочем, подобное право нельзя считать каким-то исключительным правом, ведь тогда я бы впадал в противоречие с самим собой; итак, это право на удовлетворение с данной женщиной должно быть временным. (Пусть здесь не говорят, будто бы я противоречу сам себе. А именно, установив выше то, что мы не имеем никакого права привязывать женщину к себе, я якобы опровергаю свое же утверждение, говоря о праве принудить женщину к сношению силой. Я повторяю еще раз, дело идет о сношении, но не о собственности. Действительно, я не имею права собственности на источник воды, попавшийся мне у дороги, когда я начал испытывать жажду. Подобно этому я не обладаю преимущественным правом владеть той или иной женщиной как своей собственностью, однако я, вне всякого сомнения, с полным правом могу наслаждаться любой женщиной. Я даже обязан принудить ее доставить мне это наслаждение в случае ее несогласия, каким бы веским не представлялся мотив такого отказа.) Вне всякого сомнения, мы имеем полное право установить законы, способные принудить женщину уступать любовному пылу того человека, который ее пожелает, так что в силу подобного права мы сможем насиловать женщину в полном соответствии с законом. Да и сама природа, снабдив мужчин силой, необходимой для подчинения женщин нашим желаниям, разве не подтверждает подобное право?
Напрасно женщины попробуют выставить в качестве своих адвокатов целомудрие или привязанность к каким-нибудь определенным лицам. Все это, будучи химерой, ровно ничего не значит.
Выше нами уже было показано, в какой мере целомудрие является жалким и искусственным чувством. Любовь же, которую можно определить как душевное безумие, также не имеет права притязать на законность присущего ей постоянства.
Говоря иначе, любовь удовлетворяет только двух людей, а именно, существо любящее и существо любимое, следовательно, она выглядит совершенно бесполезной для счастья всех остальных. Женщины же существуют с той целью, дабы доставлять наслаждение всем, а не обеспечивать привилегированное и эгоистическое счастье. Итак, все мужчины имеют равное право на наслаждение со всеми женщинами, поэтому не существует мужчины, который бы по законам природы пользовался единоличным правом обладания женщиной.
Закон должен обязать женщин заниматься проституцией, если они сами этого не желают. Более того, женщины в силу закона будут вынуждены посещать дома терпимости. Если же женщины начнут отказываться выполнять свою самую справедливую обязанность, против которой нельзя привести ни одного законного возражения, то они будут наказаны. Допустив справедливость принимаемых вами законов, мы можем рассчитывать на то, что мужчина, пожелав насладиться любой женщиной или девушкой, сможет потребовать от нее встречи в одном из тех домов, о которых я сказал ранее. Там, под надзором матрон из храма Венеры, она будет предоставлена этому мужчине: дабы с равным ее покорности унижением исполнить все те прихоти, которые он вздумает от нее потребовать, какими бы странными или необычными его прихоти всем не казались — ведь ни одна из них не противоречит природе, которая одобряет любой наш каприз.
Остается только определить возрастные границы. Однако же я отрицаю, что это можно сделать, не ограничивая свободу человека, пожелавшего насладиться девушкой того или иного возраста. В самом деле, прохожий обладает правом сорвать плод с дерева и, разумеется, съесть его спелым или зеленым, следуя своим наклонностям.
Но все-таки в раннем возрасте, возразите вы мне, действия мужчины определенно могут повредить здоровью девушки. Подобное возражение совершенно неправомерно. Поскольку вы даете мне право на наслаждение, постольку оно оказывается, независимым от того, каковы последствия деяния, доставляющего мне удовольствие. Со времени наделения меня таким правом становится совершенно безразличным то обстоятельство, испытывает ли служащий моему удовольствию объект какой-нибудь вред или же извлекает выгоду. Разве не доказал я раньше, что мы имеем полное право принудить женщину к сожитию, как только мы почувствуем к ней хоть какое-нибудь влечение? И не должна ли такая женщина с покорностью нам отдаться, совершенно оставив любое эгоистическое чувство? С ее здоровьем дело обстоит подобным же образом. К тому же осторожность в обращении наверняка уничтожит или значительно ослабит наслаждение вожделеющего мужчины, который имеет право распоряжаться женщиной, не взирая на ее возраст. В самом деле, разве мы рассуждаем о том, какие ощущения может испытывать объект, обреченный в силу законов естественных и человеческих к скорейшему удовлетворению желаний другого лица? Нас, напротив, интересует только то, что пристало желающему. Равновесие мы постараемся установить в дальнейшем.
И мы его восстановим, это равновесие, можете не сомневаться в моих словах, ведь мы обязаны, безусловно, каким-то образом вознаградить наших женщин, с такой жестокостью обращенных мною в рабство. Итак, я отвечаю на второй из поставленных вопросов.
Если мы допускаем то, что все женщины без исключения должны подчиняться желаниям мужчин, а мы согласились с подобным мнением совсем недавно, то мы равным образом позволим и женшинам удовлетворять их желания с одинаковой свободой. В итоге наши законы будут лишь поощрять горячий женский темперамент, ведь совершенно нелепо сводить достоинство и добродетель, присущие этому полу, к тем противоестественным усилиям, которые употребляет кое-кто из женщин на сопротивление своим природным наклонностям, кстати сказать, значительно более сильным, чем у мужчин. Несправедливость господствующих нравов становится совершенно очевидной, стоит лишь обратить внимание на то, с какой охотой соглашаемся мы совращать женщин и в то же самое время не скупимся на наказания, если поддавшаяся своей слабости женщина уступит тем усилиям, которые были нами предприняты, дабы ускорить ее падение. Подобная беспримерная жестокость, как мне представляется, лучше всего отражает всю бессмысленность общепринятых правил нравственности, так что уже один этот иск вполне дает нам почувствовать крайнюю необходимость введения более совершенной морали.
Итак, я настаиваю на том, чтобы женщины, получившие от природы сильнейшую, по сравнению с нами, склонность к разврату, смогли предаваться сладострастию при первом к тому желании, полностью освободившись от уз Гименея и всех ложных предрассудков стыдливости и обратившись, наконец, к своему естественному состоянию.
Я требую от законодателей предоставить женщинам право свободно отдаваться любому числу мужчин, если у первых появится такое желание. Я хочу того, чтобы женщины, следуя в том нашему примеру, смогли наслаждаться лицами обоих полов, всеми частями тела, какими им только ни заблагорассудится.
Предусмотрев в наших законах специальную оговорку, заставляющюю женщин отдаваться любому желающему мужчине, мы оставляем им полную свободу наслаждения с теми лицами, которых они сочтут достойными удовлетворить их желания.
Каковы же, я спрашиваю, опасности, связанные с подобной распущенностью? Дети, которые не будут иметь отцов? Да какое значение это может иметь в республике, ведь граждане республики имеют только одну общую мать — родину, так что все рождающиеся дети остаются детьми родины. Ах! Насколько сильнее любят родину те, кто с первого мига рождения никого кроме нее не знает, ибо такие дети ожидают получить все единственно от родины. Не думайте о том, что вам удастся создать настоящих граждан республики, если вы позволите родителям воспитывать детей в семейном лоне, ибо наше потомство должно всецело принадлежать государству. В самом деле, в семье родительская любовь распределяется всего лишь между немногими, тогда как подобное чувство в республике распространится на всех собратьев. Далее, родители, вне всякого сомнения, передают своим детям множество предрассудков, часто весьма опасных, ведь под влиянием воспринятых в семье идей и мнений ребенок начинает понемногу удаляться от общественной жизни, стремясь стать в чем-либо отличным от прочих, так что добродетели государственного человека становятся для него совершенно невозможными. Привязавшись к своим родителям узами сыновней любви, дети, таким образом, остаются равнодушными к родине, поистине, даровавшей им жизнь, знания и славу, блага несравненно более важные, нежели родительская любовь!
Итак, мы причиним сами себе значительное неудобство, если позволим нашим детям приобретать в семейном кругу наклонности, как правило, сильно отличающиеся от интересов родины; зато, если нам удастся отделить детей от родителей, то мы извлечем, единственно, значительные преимущества. Не окажется ли наше потомство во втором случае в состоянии, наиболее близком к естественному, когда узы Гименея расторгнутся окончательно и женщины начнут приносить обществу плоды нежной страсти, более уже не принадлежащие какому-нибудь одному семейству? Тогда наши дети в полном соответствии с законом так и не узнают имени своего отца, оставаясь лишь только воспитанниками родины, как это и должно быть в республике.
Государство возьмет под свою опеку специальные дома, предназначенные для женского разврата, подобно тому как оно устроит в будущем похожие заведения для мужчин. Само собой разумеется, женщины смогут там наслаждаться с лицами, принадлежащими к тому и другому полу, в полном соответствии со своими желаниями, так что самой уважаемой гражданкой будет считаться та, которая чаще всего станет посещать означенные дома разврата.
Едва ли можно привести более наглядный пример смехотворного варварства нежели тот, когда мы связываем добродетель и достоинство женщины с тем сопротивлением, которое она оказывает полученным от природы желаниям, часто посещающим, к тому же, и тех, кто имеет обыкновение с такой жестокостью предавать их порицанию. Начиная с юнейшего возраста, (Вавилоняне не ждали истечения семилетнего срока, чтобы привести своих первенцев в храм Венеры. Едва лишь девочка почувствует первое похотливое влечение, так сейчас же ей следует, согласно велению природы, заняться проституцией. Приказам природы необходимо уступать без всякого раздумья, ведь сопротивление только лишь оскорбляет нашу общую мать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24