Они, между прочим, убедили меня в том, что я венец творения на земле. Откуда такой ужас в ваших глазах, уважаемая? По-твоему, я монстр?Маша упрямо смотрела в пол, не решаясь ответить.Хотя на последний вопрос сейчас она могла бы, не задумываясь, произнести «да».— Ладно, — он отвернулся и, подойдя к окну, откинул тяжелую гардину. — Да будет тебе известно, что я не сплю со своими подопечными. Вас у меня так много, что со всеми не переспишь. У меня под покровительством симфонический оркестр, к примеру. Играют — просто блеск. Но тащить каждого в койку — уж извини-подвинься!Маша улыбнулась.— К тому же личные отношения портят профессиональные. Трахнешь такую вот сопливую дуру, а потом носись с ней как с писаной торбой. Капризы начнутся незамедлительно. А мне от тебя работа нужна, понятно?— Я очень рада, — искренне ответила Маша.Он резко повернулся к ней и, усмехнувшись, весело проговорил:— А зря! Я, между прочим, действительно венец творения. Особенно в постели. Ты многое теряешь. Я бы на твоем месте опечалился.— А по договору я имею право говорить вам правду?— Хм… — Он озадачился. — Такого пункта в договоре нет. Ну, то, что не запрещено, то разрешено. Валяй.— Вы ошибаетесь насчет венца творения. Вас обманули. И печалиться мне не о чем.— Эх, чем же ты еще можешь себя успокоить, коли не грубой клеветой, — и он фыркнул.Таким образом, Маша поменяла место жительства.Поменяла она и образ жизни. Вставала она теперь в восемь утра, мчалась на урок по вокалу. Строгий преподаватель — Игнат Робсон, неопрятный косматый мужик лет сорока, — спуску ей не давал. Выговаривал, что она полное ничтожество, петь совсем не умеет, а то, что умеет, пением не назовешь — так, вытье в подворотне. Уроки были странные — то она шипела от низов к самым верхним нотам, то «булькала» октавами, то выпевала музыкальные интервалы.— Нужно расширить твой диапазон, — ворчал преподаватель. — Иначе ни одну песню тебе не подберешь.Маша молча терпела, старательно выполняла его требования. Вечерами занималась еще и дома, повторяя по настоянию Игната утренний урок.К середине дня ее ждал преподаватель по хореографии, который на первом же занятии потребовал называть себя Вовиком, и никак иначе. С ним Маша испытывала настоящие муки. Сначала она проходила с ним классический станок. В детстве, как всякая девочка из хорошей семьи, она занималась танцами, но то были занятия для удовольствия. Она и понятия не имела, что все эти батманы, плиссе и арабески могут так выматывать за считанные минуты. Вовик стоял рядом и периодически лупил ее палкой то по ногам, то по спине, требуя ровных линий.— Тебе нравится бить людей? — однажды, не вытерпев, поинтересовалась она.— Человеком станешь, когда научишься спину держать, — холодно ответил садист и, поддев палкой ее бедро, заставил поднять ногу. — Упражнение не закончено.Давай работай, а не огрызайся.Серж не появлялся на занятиях. Один раз заглянул в класс к хореографу, оглядел ее, вымученную, растрепанную, мокрую с ног до головы, хмыкнул:— Потрясающе выглядишь.И разочарованно обратился к Вовику:— Смотрю, ты ее жалеешь.Маша только головой покачала.Вечером у нее был неизменный шейпинг в спортивном клубе, который заканчивался бассейном, массажем и солярием. А по субботам сауной.Домой она приползала к десяти. Пела упражнения и плюхалась в кровать. На ужин сил не оставалось. Вот и вся жизнь.Спустя неделю у Маши появился репертуар. Пока состоящий из одной песни. Выбор происходил в офисе Сержа.— Нравится? — гордо вопросил он, когда они прослушали первую композицию в исполнении автора.— Ну… — уклонилась от прямого ответа Маша, которой песня не очень понравилась.— Ты что, она бешеных бабок стоит! Пять тыщ долларов! Автор — известный человек, — обиделся меценат.— В общем-то, она не слишком интересна в музыкальном плане, — неожиданно поддержал певицу преподаватель по вокалу. — Голос показать не на чем.— На нашей эстраде голос показывать не принято, — угрюмо заметил Серж. — Некоторые звезды вообще петь не умеют, и ничего. Была бы морда смазливая да раскрутка хорошая.— Тогда почему я? — На сей раз Маша смело вскинула на него глаза. — Есть куча девиц куда смазливее меня.— И то верно, — запальчиво ответил Бобров.— Тайм-аут, — на манер рефери поднял руку Игнат. — Может быть, эта песня и хит, но не Машин.Повисла тяжелая пауза. Бобров потер переносицу и недовольно пробубнил:— Сам знаю. Ладно, есть у меня еще одна на примете.Правда, автор никому не известен. Держал его про запас, думал, спихну, когда случай подвернется.Он поставил другой диск. Музыка Маше понравилась, но вот исполнение… Голос у композитора был хриплым — слов не разберешь.
Нет, не умею я ждать, Не умею просить, Не умею прощать, Но я умею любить…
Маша задумалась. Песня явно не про нее. Скорее ее Ирма могла бы спеть с чувством. Наверное, для нее она и предназначалась: для гордой женщины, лукавой, жестокой, сильной, как леди Макбет. Мужчины такой восхищаются на расстоянии, потому что подойти боятся. Такая всегда выбирает сама, но остается одинокой. Впрочем, про одиночество — это ей сейчас очень даже понятно. Но вот все остальное…— И ты такой должна стать, — словно опять прочитав ее мысли, тихо произнес Бобров и накрыл своей ладонью ее.Она вздрогнула. В который раз удивилась, как это ему удается видеть ее насквозь.— Слушай, у тебя на лице все написано, — он усмехнулся. — Может, тебе преподавателя по актерскому мастерству найти? Чтобы маску научил носить. Негоже такой простушке петь арии роковых женщин. Машка, ты должна стать роковухой, понятно? Иначе наше дело — дрянь.Роковухой, похоже, Серж Машу решил сделать незамедлительно. Для чего и потащил этой же ночью в модный клуб на закрытую вечеринку.— Пора выводить тебя в свет, — буркнул он, впихнув ее в зал, набитый знаменитостями и богачами.Таким образом Маша впервые появилась на публике официально, как «новый проект Боброва». И первое, что она сделала, — это растерялась. Меценат взял ее за руку, шепнул: «Вперед» — и поволок знакомиться. Отвечали ей приветливо. Мужчины целовали ручку, женщины с натянутой вежливостью улыбались. Но заговаривали только с самим Бобровым. Для всех она оставалась никем — глиной в руках мастера или бессловесной куклой. Во всяком случае, именно так к ней относились все эти люди.— Вот, наконец-то тебя нашел! — как никогда обрадовался Серж, чуть ли не впихнув ее в объятия того самого голубоглазого высокого субъекта, с которым она видела мецената в ресторане и которого приняла за киллера.Правда, как выяснилось на музыкальном вечере, он оказался вовсе не киллером, а английским аристократом, но от этого вид у него не исправился. Маша по-прежнему считала его довольно грозным типом.— Сэр Александр Доудсен, — представил он аристократа и указал на певицу:— А это наша Маша. Вернее, Мария Иванова — восходящая звезда российского шоу-бизнеса.— Весьма польщен, — заверил ее лорд, на ее взгляд, куда искреннее остальных в этом зале. А может быть, он с детства тренировался скрывать свои истинные эмоции.— Ну, пойду поговорю.., тут нужно мне.., в общем, отойти, — неожиданно смутившись, Бобров растворился в толпе, оставив ее наедине с сэром Доудсеном.Маша тут же покраснела, не зная, что делать и что говорить. Как незадачливая школьница, стоящая у доски и начисто забывшая вызубренный накануне урок, замотала руками. Лорд ей еще раз поклонился, ободряюще улыбнулся, мол, расслабься.— Александр? — пискнула Маша, теряя остатки самообладания. — Сэр Александр? Разве это английское имя?— Скорее греческое, — тот жестом показал ей, что можно сесть за столик, и продолжил уже на пути к нему:— Пожалуй, самый известный грек, носивший это имя, был Александр Великий — царь Македонии.— Точно, — согласилась Маша, усаживаясь за столик. — Но все равно в Англии не так уж много Александров…— Меньше, чем Джонов, но тоже встречаются. Александр Тунисский — известный полководец — был даже министром обороны в середине XX века.— Похоже, вы все знаете о своем имени.— И о вашем немножко, — улыбнулся он ей.— Да? И что же?— Гм… — Сэр Доудсен сделал вид, что задумался ненадолго. Ровно настолько, чтобы она поняла, что сморозила глупость. — Мария Богородица, или Дева Мария, известна как мать Иисуса Христа, не путать с Марией Магдалиной — наоборот, грешницей, правда, раскаявшейся Мария Стюарт — интриганка, участница многих заговоров. Вам не кажется, что Шиллер ее образ изрядно идеализировал? Мария Нагая тоже не слишком приятная особа.Седьмая жена Ивана Грозного. Отличалась удивительным непостоянством: сначала признала Лжедмитрия I сыном, потом отреклась от него…— Прошу вас, — взмолилась Маша, уже опять красная как рак. — Мне стыдно за мое имя.— Не стоит, — поучительно заявил аристократ. — Одна Мария, породившая Христа, искупает грехи всех остальных.— Вы прекрасно знаете историю.— Я вас расстрою, если замечу, что неплохо знаком с литературой, юриспруденцией, географией, к сожалению, химией и свободно говорю на четырех языках?— И еще вы здорово хвастаетесь, — засмеялась она.— Что вы! Если бы я хвастался, сказал бы, что прекрасно танцую и читаю на тайском без словаря.Он показался ей человеком очень приятным и легким в общении. Удивительно, как он, аристократ по рождению и воспитанию, умел быть простым парнем. Она не чувствовала его превосходства. Вернее, знала о нем, но Александр ни жестом, ни взглядом не давал ей понять, что едва терпит общество дурочки из провинции. Он был много проще в общении, чем вся та «богемная знать», которая их сейчас окружала.«А может быть, аристократическое воспитание — это и есть умение быть проще, а не напускать на себя неприступный вид, как богатый простолюдин?» — подумала Маша.Они болтали довольно долго. Александр рассказал Маше о своих предках, которые жили в России, о том, чем он занимается в Москве. Маша, в свою очередь, поведала, как она попала в столицу, как познакомилась с Бобровым. Когда дошли до музыкального вечера, она погрустнела.— Да, я помню ту девушку. Ее зовут Анастасия. Кажется, она представила вас Сержу. Вам нужно ее поблагодарить.— Ну… — Маша вздохнула. — Боюсь, это теперь невозможно.— Вот как? — Он вскинул брови. — Она уехала? Где же она теперь? Хотя нет, я догадаюсь… Я не вижу на вечере еще одного постоянного завсегдатая, некоего Бориса.Мне показалось, что в посольстве…— Она погибла, — перебила его Маша и замолчала.Больше всего на свете ей не хотелось заканчивать разговор с этим приятным молодым человеком на грустной ноте, но и слушать его догадки она была не в состоянии.— Мне жаль, — с грустью сказал он, словно Ася была его близкой подругой. — Приношу свои соболезнования.Как это случилось?— Ее убили грабители в ее же квартире. Застрелили…— Господи святы! — обескураженно выдохнул аристократ.На Александра это сообщение подействовало как удар молнии. Он вспомнил ту хрупкую девушку с повадками подростка. Скорее от избытка эмоций, чем от желания выяснить правду, он порывисто спросил:— Неужели они ворвались к ней ночью?— Нет. — Маше очень не хотелось говорить об этом.Она чувствовала, что тоска наваливается на нее, мешая дышать, а к горлу подступает горячий ком. Чужое участие наконец пробудило в ней дремавшую скорбь. — Она вернулась с репетиции слишком рано. Почему-то сама им открыла. Или у них были ключи, не знаю.— Ужасно. — Сэр Доудсен сжал набалдашник трости в пальцах. — Просто отвратительно! Могу ли я вам чем-то помочь?— Мне? — слабо удивилась Маша.Он тут же почувствовал, что совершил промах, и быстро поправился:— Ради бога, простите. Я не имел желания навязывать себя, но такие минуты пережить в одиночку очень трудно.— Вы правы, — несколько ошарашенно согласилась она, — но у меня есть работа. Как бы жестоко это ни звучало, я стараюсь думать только о ней. Согласитесь послушать мою первую песню?— Разумеется, — он грустно улыбнулся.— Я кажусь вам гадкой?— Это почему?! — озадачился Александр, изо всех сил пытаясь понять, какой же она ему кажется. Он посмотрел на нее. Нет, определенно не гадкой. Она казалась ему милой девушкой. Даже привлекательной. Чересчур тихой и застенчивой для шоу-бизнеса. Во всяком случае, из опыта общения с актрисами Лондона, которое было эпизодичным, он сделал вывод, что звезды сцены — это напористые, себялюбивые красотки. Они яркие. А девушка, сидящая сейчас рядом с ним, не в пример им старается быть как можно незаметнее.— Я думаю не о том. Я пытаюсь отвести разговор от больной темы. Это нехорошо, я знаю…— Милая Мария. Вы позволите вас так называть? — мягко улыбнувшись, обратился к ней молодой аристократ. — Вы чудесная девушка. И вы совершенно не походите на всех артисток, которых я когда-либо встречал. Те сказали бы: «Ах, как жаль, что она умерла… Не потанцуете ли со мной, мне так грустно».— Мне действительно грустно.Александр поднялся и, галантно поклонившись, предложил ей руку:— Позвольте пригласить вас на танец.— Вы думаете, что я бесчувственная артистка? — Она усмехнулась.— Вы такая же бесчувственная артистка, как я великолепный танцор. Я готов говорить с вами о вашей подруге столько, сколько вам нужно. Но не сейчас. Сейчас вам стоит отвлечься. Идемте, а то вы расплачетесь, и все решат, что вы готовите себя не на эстраду, а в хор плакальщиц.Общество жестоко.— Вы все знаете об обществе? — Она поднялась, позволив ему увлечь себя на танцплощадку.— Общество везде одинаково. Нет более бездушного человеческого сборища, чем свет. Уж поверьте мне.Танцевал он не так плохо, как обещал. По крайней мере, он весьма уверенно вел партнершу и ни разу не наступил на ее новенькие, купленные в дорогом магазине туфли.— Если вы и на тайском так же читаете… — шепнула ему Маша.— Увы.— Ах, ну вот ты где! — Бобров бесцеремонно налетел на них и прекратил танец. — Саша, ты мне страшно нужен. Я должен тебя кое-кому представить.— Серж, — едва сдерживая возмущение, сухо заметил сэр Доудсен, — мы танцевали. Простите, Мария, — он поклонился ей.— Да? — искренне удивился меценат и развел руками:— Не заметил.Он был явно не в себе. Взгляд его как-то ненормально пылал, щеки, и без того не бледные, теперь были похожи на половинки огромного помидора. Ко всему прочему он еще и нервно озирался.— Маша, я уведу твоего кавалера. Уж прости, детка.Он схватил аристократа за руку и поволок к барной стойке.— Не стоит называть ее «детка», — не выдержал сэр Александр. — Она этого не заслуживает, как бы вы к…— Да забудь ты на минуту о Маше! — нетерпеливо перебил его меценат и, резко остановившись, развернулся к нему.Аристократ со всего маху налетел ему на грудь. — Бобров и этого, казалось, не заметил.— Помнишь, я говорил тебе о ней! — перешел он на жаркий шепот.— О Марии?— Да черт с ней!— Выбирайте выражения! — возмутился сэр Доудсен и, высвободив руку из его пальцев, отступил на шаг.— Ладно, прости, — быстро согласился Серж. — Я говорил тебе о даме. Ну, вспомнил? О ТОЙ даме!— Честно говоря, я предполагал, что вы говорили о Марии, — озадаченно промямлил Александр.— Далась тебе эта Мария! Мария, Мария, — меценат закатил глаза. — Я тебя сейчас представлю.Он опять схватил его за руку и поволок вперед.— Вот, — он наконец остановился и, отступив в сторону, явил глазам сэра Доудсена красивую брюнетку с греческим профилем и гордо вскинутым подбородком, — Наталия Касальская.— Весьма польщен, — Александр поклонился.Где он уже слышал эту фамилию?— Что будем пить? — засуетился пылкий влюбленный — Мартини, ты же знаешь, — грудным голосом произнесла красавица.Александр взглянул на нее — ни дать ни взять роковая женщина. Таким на грудь нужно таблички вешать, как на кабинку с высоким напряжением: «Опасно для жизни».Хотя зачем? Она сама — ходячая табличка. Дама была потрясающе красивая. Она находилась как раз в том возрасте, когда образ ее уже не портила девичья наивность, когда все черты, все линии тела уже оформились. Она выглядела совершенной и абсолютно неприступной. Наталия была высокой, чуть ниже самого Александра, и строй ной, но не хрупкой. Она царственным жестом приняла бокал с мартини, медленно, закрыв глаза, сделала небольшой глоток. Все ее движения дышали чувственностью, столь свойственной, что называется, дорогим женщинам.Александр за свою жизнь таких перевидал немало. И тем не менее слегка ошалел от созерцания этой богини, словно для прогулки спустившейся к простым смертным. Он вырос среди подобных ей — высоко ценящих себя. Но в отличие от них она действительно была красавицей.— Мы говорили о миниатюрах Тороса Рослина, — очень тихо сказала она. Настолько тихо, что окружающие должны были вслушиваться, затаив дыхание, чтобы разобрать слова. — Смешно.— Что же смешного в миниатюрах Тороса Рослина? — удивляясь все больше и больше, спросил сэр Доудсен, который представить себе не мог, что Бобров способен рассуждать не только об этом редко произносимом в наши дни имени, но вообще о живописи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Нет, не умею я ждать, Не умею просить, Не умею прощать, Но я умею любить…
Маша задумалась. Песня явно не про нее. Скорее ее Ирма могла бы спеть с чувством. Наверное, для нее она и предназначалась: для гордой женщины, лукавой, жестокой, сильной, как леди Макбет. Мужчины такой восхищаются на расстоянии, потому что подойти боятся. Такая всегда выбирает сама, но остается одинокой. Впрочем, про одиночество — это ей сейчас очень даже понятно. Но вот все остальное…— И ты такой должна стать, — словно опять прочитав ее мысли, тихо произнес Бобров и накрыл своей ладонью ее.Она вздрогнула. В который раз удивилась, как это ему удается видеть ее насквозь.— Слушай, у тебя на лице все написано, — он усмехнулся. — Может, тебе преподавателя по актерскому мастерству найти? Чтобы маску научил носить. Негоже такой простушке петь арии роковых женщин. Машка, ты должна стать роковухой, понятно? Иначе наше дело — дрянь.Роковухой, похоже, Серж Машу решил сделать незамедлительно. Для чего и потащил этой же ночью в модный клуб на закрытую вечеринку.— Пора выводить тебя в свет, — буркнул он, впихнув ее в зал, набитый знаменитостями и богачами.Таким образом Маша впервые появилась на публике официально, как «новый проект Боброва». И первое, что она сделала, — это растерялась. Меценат взял ее за руку, шепнул: «Вперед» — и поволок знакомиться. Отвечали ей приветливо. Мужчины целовали ручку, женщины с натянутой вежливостью улыбались. Но заговаривали только с самим Бобровым. Для всех она оставалась никем — глиной в руках мастера или бессловесной куклой. Во всяком случае, именно так к ней относились все эти люди.— Вот, наконец-то тебя нашел! — как никогда обрадовался Серж, чуть ли не впихнув ее в объятия того самого голубоглазого высокого субъекта, с которым она видела мецената в ресторане и которого приняла за киллера.Правда, как выяснилось на музыкальном вечере, он оказался вовсе не киллером, а английским аристократом, но от этого вид у него не исправился. Маша по-прежнему считала его довольно грозным типом.— Сэр Александр Доудсен, — представил он аристократа и указал на певицу:— А это наша Маша. Вернее, Мария Иванова — восходящая звезда российского шоу-бизнеса.— Весьма польщен, — заверил ее лорд, на ее взгляд, куда искреннее остальных в этом зале. А может быть, он с детства тренировался скрывать свои истинные эмоции.— Ну, пойду поговорю.., тут нужно мне.., в общем, отойти, — неожиданно смутившись, Бобров растворился в толпе, оставив ее наедине с сэром Доудсеном.Маша тут же покраснела, не зная, что делать и что говорить. Как незадачливая школьница, стоящая у доски и начисто забывшая вызубренный накануне урок, замотала руками. Лорд ей еще раз поклонился, ободряюще улыбнулся, мол, расслабься.— Александр? — пискнула Маша, теряя остатки самообладания. — Сэр Александр? Разве это английское имя?— Скорее греческое, — тот жестом показал ей, что можно сесть за столик, и продолжил уже на пути к нему:— Пожалуй, самый известный грек, носивший это имя, был Александр Великий — царь Македонии.— Точно, — согласилась Маша, усаживаясь за столик. — Но все равно в Англии не так уж много Александров…— Меньше, чем Джонов, но тоже встречаются. Александр Тунисский — известный полководец — был даже министром обороны в середине XX века.— Похоже, вы все знаете о своем имени.— И о вашем немножко, — улыбнулся он ей.— Да? И что же?— Гм… — Сэр Доудсен сделал вид, что задумался ненадолго. Ровно настолько, чтобы она поняла, что сморозила глупость. — Мария Богородица, или Дева Мария, известна как мать Иисуса Христа, не путать с Марией Магдалиной — наоборот, грешницей, правда, раскаявшейся Мария Стюарт — интриганка, участница многих заговоров. Вам не кажется, что Шиллер ее образ изрядно идеализировал? Мария Нагая тоже не слишком приятная особа.Седьмая жена Ивана Грозного. Отличалась удивительным непостоянством: сначала признала Лжедмитрия I сыном, потом отреклась от него…— Прошу вас, — взмолилась Маша, уже опять красная как рак. — Мне стыдно за мое имя.— Не стоит, — поучительно заявил аристократ. — Одна Мария, породившая Христа, искупает грехи всех остальных.— Вы прекрасно знаете историю.— Я вас расстрою, если замечу, что неплохо знаком с литературой, юриспруденцией, географией, к сожалению, химией и свободно говорю на четырех языках?— И еще вы здорово хвастаетесь, — засмеялась она.— Что вы! Если бы я хвастался, сказал бы, что прекрасно танцую и читаю на тайском без словаря.Он показался ей человеком очень приятным и легким в общении. Удивительно, как он, аристократ по рождению и воспитанию, умел быть простым парнем. Она не чувствовала его превосходства. Вернее, знала о нем, но Александр ни жестом, ни взглядом не давал ей понять, что едва терпит общество дурочки из провинции. Он был много проще в общении, чем вся та «богемная знать», которая их сейчас окружала.«А может быть, аристократическое воспитание — это и есть умение быть проще, а не напускать на себя неприступный вид, как богатый простолюдин?» — подумала Маша.Они болтали довольно долго. Александр рассказал Маше о своих предках, которые жили в России, о том, чем он занимается в Москве. Маша, в свою очередь, поведала, как она попала в столицу, как познакомилась с Бобровым. Когда дошли до музыкального вечера, она погрустнела.— Да, я помню ту девушку. Ее зовут Анастасия. Кажется, она представила вас Сержу. Вам нужно ее поблагодарить.— Ну… — Маша вздохнула. — Боюсь, это теперь невозможно.— Вот как? — Он вскинул брови. — Она уехала? Где же она теперь? Хотя нет, я догадаюсь… Я не вижу на вечере еще одного постоянного завсегдатая, некоего Бориса.Мне показалось, что в посольстве…— Она погибла, — перебила его Маша и замолчала.Больше всего на свете ей не хотелось заканчивать разговор с этим приятным молодым человеком на грустной ноте, но и слушать его догадки она была не в состоянии.— Мне жаль, — с грустью сказал он, словно Ася была его близкой подругой. — Приношу свои соболезнования.Как это случилось?— Ее убили грабители в ее же квартире. Застрелили…— Господи святы! — обескураженно выдохнул аристократ.На Александра это сообщение подействовало как удар молнии. Он вспомнил ту хрупкую девушку с повадками подростка. Скорее от избытка эмоций, чем от желания выяснить правду, он порывисто спросил:— Неужели они ворвались к ней ночью?— Нет. — Маше очень не хотелось говорить об этом.Она чувствовала, что тоска наваливается на нее, мешая дышать, а к горлу подступает горячий ком. Чужое участие наконец пробудило в ней дремавшую скорбь. — Она вернулась с репетиции слишком рано. Почему-то сама им открыла. Или у них были ключи, не знаю.— Ужасно. — Сэр Доудсен сжал набалдашник трости в пальцах. — Просто отвратительно! Могу ли я вам чем-то помочь?— Мне? — слабо удивилась Маша.Он тут же почувствовал, что совершил промах, и быстро поправился:— Ради бога, простите. Я не имел желания навязывать себя, но такие минуты пережить в одиночку очень трудно.— Вы правы, — несколько ошарашенно согласилась она, — но у меня есть работа. Как бы жестоко это ни звучало, я стараюсь думать только о ней. Согласитесь послушать мою первую песню?— Разумеется, — он грустно улыбнулся.— Я кажусь вам гадкой?— Это почему?! — озадачился Александр, изо всех сил пытаясь понять, какой же она ему кажется. Он посмотрел на нее. Нет, определенно не гадкой. Она казалась ему милой девушкой. Даже привлекательной. Чересчур тихой и застенчивой для шоу-бизнеса. Во всяком случае, из опыта общения с актрисами Лондона, которое было эпизодичным, он сделал вывод, что звезды сцены — это напористые, себялюбивые красотки. Они яркие. А девушка, сидящая сейчас рядом с ним, не в пример им старается быть как можно незаметнее.— Я думаю не о том. Я пытаюсь отвести разговор от больной темы. Это нехорошо, я знаю…— Милая Мария. Вы позволите вас так называть? — мягко улыбнувшись, обратился к ней молодой аристократ. — Вы чудесная девушка. И вы совершенно не походите на всех артисток, которых я когда-либо встречал. Те сказали бы: «Ах, как жаль, что она умерла… Не потанцуете ли со мной, мне так грустно».— Мне действительно грустно.Александр поднялся и, галантно поклонившись, предложил ей руку:— Позвольте пригласить вас на танец.— Вы думаете, что я бесчувственная артистка? — Она усмехнулась.— Вы такая же бесчувственная артистка, как я великолепный танцор. Я готов говорить с вами о вашей подруге столько, сколько вам нужно. Но не сейчас. Сейчас вам стоит отвлечься. Идемте, а то вы расплачетесь, и все решат, что вы готовите себя не на эстраду, а в хор плакальщиц.Общество жестоко.— Вы все знаете об обществе? — Она поднялась, позволив ему увлечь себя на танцплощадку.— Общество везде одинаково. Нет более бездушного человеческого сборища, чем свет. Уж поверьте мне.Танцевал он не так плохо, как обещал. По крайней мере, он весьма уверенно вел партнершу и ни разу не наступил на ее новенькие, купленные в дорогом магазине туфли.— Если вы и на тайском так же читаете… — шепнула ему Маша.— Увы.— Ах, ну вот ты где! — Бобров бесцеремонно налетел на них и прекратил танец. — Саша, ты мне страшно нужен. Я должен тебя кое-кому представить.— Серж, — едва сдерживая возмущение, сухо заметил сэр Доудсен, — мы танцевали. Простите, Мария, — он поклонился ей.— Да? — искренне удивился меценат и развел руками:— Не заметил.Он был явно не в себе. Взгляд его как-то ненормально пылал, щеки, и без того не бледные, теперь были похожи на половинки огромного помидора. Ко всему прочему он еще и нервно озирался.— Маша, я уведу твоего кавалера. Уж прости, детка.Он схватил аристократа за руку и поволок к барной стойке.— Не стоит называть ее «детка», — не выдержал сэр Александр. — Она этого не заслуживает, как бы вы к…— Да забудь ты на минуту о Маше! — нетерпеливо перебил его меценат и, резко остановившись, развернулся к нему.Аристократ со всего маху налетел ему на грудь. — Бобров и этого, казалось, не заметил.— Помнишь, я говорил тебе о ней! — перешел он на жаркий шепот.— О Марии?— Да черт с ней!— Выбирайте выражения! — возмутился сэр Доудсен и, высвободив руку из его пальцев, отступил на шаг.— Ладно, прости, — быстро согласился Серж. — Я говорил тебе о даме. Ну, вспомнил? О ТОЙ даме!— Честно говоря, я предполагал, что вы говорили о Марии, — озадаченно промямлил Александр.— Далась тебе эта Мария! Мария, Мария, — меценат закатил глаза. — Я тебя сейчас представлю.Он опять схватил его за руку и поволок вперед.— Вот, — он наконец остановился и, отступив в сторону, явил глазам сэра Доудсена красивую брюнетку с греческим профилем и гордо вскинутым подбородком, — Наталия Касальская.— Весьма польщен, — Александр поклонился.Где он уже слышал эту фамилию?— Что будем пить? — засуетился пылкий влюбленный — Мартини, ты же знаешь, — грудным голосом произнесла красавица.Александр взглянул на нее — ни дать ни взять роковая женщина. Таким на грудь нужно таблички вешать, как на кабинку с высоким напряжением: «Опасно для жизни».Хотя зачем? Она сама — ходячая табличка. Дама была потрясающе красивая. Она находилась как раз в том возрасте, когда образ ее уже не портила девичья наивность, когда все черты, все линии тела уже оформились. Она выглядела совершенной и абсолютно неприступной. Наталия была высокой, чуть ниже самого Александра, и строй ной, но не хрупкой. Она царственным жестом приняла бокал с мартини, медленно, закрыв глаза, сделала небольшой глоток. Все ее движения дышали чувственностью, столь свойственной, что называется, дорогим женщинам.Александр за свою жизнь таких перевидал немало. И тем не менее слегка ошалел от созерцания этой богини, словно для прогулки спустившейся к простым смертным. Он вырос среди подобных ей — высоко ценящих себя. Но в отличие от них она действительно была красавицей.— Мы говорили о миниатюрах Тороса Рослина, — очень тихо сказала она. Настолько тихо, что окружающие должны были вслушиваться, затаив дыхание, чтобы разобрать слова. — Смешно.— Что же смешного в миниатюрах Тороса Рослина? — удивляясь все больше и больше, спросил сэр Доудсен, который представить себе не мог, что Бобров способен рассуждать не только об этом редко произносимом в наши дни имени, но вообще о живописи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34