Не богатая, но в хорошем доме и очень чистая.— У вас мило. — Даша обвела комнату глазами. «Такому порядку позавидует даже женщина. Неужели Титаевский сам поддерживает такую чистоту?»— Спасибо. Чисто, потому что я провожу здесь значительную часть свободного времени.Даша невольно рассмеялась.— Почему вы смеетесь?— Потому что там, где я провожу значительную часть своего свободного времени, о порядке можно только мечтать.— Это оттого что я мужчина, а вы женщина.— Не вижу связи.— Мужчине проще каждый день протирать пыль и класть вещи на место, чем раз в неделю устраивать генеральную уборку:Мысль поразила. Сама Даша была уверена в том, что генеральная уборка — побочный продукт жизнедеятельности. По крайней мере ее.— Интересное наблюдение.— Опыт. Я с детства привык ухаживать за собой сам. Хотите кофе?— Хочу. Простите, Богдан, а сколько вам лет? Титаевский выпрямился, в карих глазах замерцала смущенная растерянность сорокалетней женщины.— Двадцать… шесть. А на сколько я выгляжу? Даша с трудом сдержала улыбку:— Я не к тому. Мы почти ровесники, может перейдем на «ты»?— Давай. — Богдан обрадовался. — Я и сам хотел предложить, но постеснялся.— Самостоятельный, стеснительный и симпатичный — прямо находка, а не племянник. — Даша сложила руки на груди и прошлась по комнате.Обстановка характеризована хозяина с самой лучшей стороны. Стены выкрашены в теплый брусничный цвет, на светло-бежевом потолке оригинальная люстра в стиле техно, такие же бра. Мебели минимум, но все очень функционально, со вкусом, на полу прямоугольный бежевый ковер с абстрактным рисунком, ухоженный паркет. На одной из стен Даша заметила узкие полки с аккуратно расставленными фигурками.— Это ведь нэцке. — Взяв одну из фигурок, она внимательно осмотрела ее. — Хороши. Чудо как хороши… Хм, похожи на настоящие.Богдан удивился:— Как ты смогла определить с первого взгляда?— Я искусствовед. Бывший. Откуда они у тебя? — Даша продолжала изучать нэцке. — Увлечение не из дешевых.— Я знаю. Они достались мне по наследству.— По наследству? — Осторожно вернув фигурку на место, Даша обернулась. Либо с ее памятью что-то, либо… — Ты же говорил, что воспитывался в детском доме.— Но не родился же я сиротой… Даша молчала.— Мой отец погиб незадолго до моего рождения. Он и его родители. Разбились на машине.Даша отошла от стеллажей и присела.— Какое несчастье…— Да, — Богдан смотрел в окно. — Мама была беременна, ждала меня. Она лежала в больнице и ей, конечно, ничего не сказали. А потом… потом, когда узнала, у нее случился шок. Сильный стресс… — Видно было, что каждое слово дается ему с трудом.— И что?— Она попала в другую больницу. Психиатрическую… А меня отдали в детдом. У нас не было других родственников.— Надеюсь, сейчас с ней все в порядке?— Нет. Мама покончила с собой.От жгучего чувства неловкости перехватило горло. Впившись ногтями в ладонь, Даша еле слышно пробормотала:— Прости, я не хотела. Богдан провел ладонью по лицу:— Ничего. Я уже почти забыл. Это было давно, мне тогда только-только пять исполнилось…Даша снова посмотрела на полку с нэцке.— Так это тебе досталось от мамы?— Да.Чуть особняком стояла фигурка, изображающая двух трущихся друг о друга бегемотиков. Даша кивнула:— Символ вечной любви.— Знаю.— А ты никогда не был женат?Глаза с поволокой снова поплыли в сторону.— Я и сейчас женат. Даша вскинула голову.— Ты же говорил, что холостой!— Я сказал не так. Я сказал, что жены дома нет.— Ах, вот оно что… — Объяснение звучало разумно, но Даша испытывала нечто похожее на обиду или, скорее, досаду. — И где же твоя жена?Красивое лицо племянника снова подернулось грустью.— Не знаю. Мы расстались. Поженились в институте, а потом оказалось, что не сошлись характерами.— Отчего же не развелись? Богдан пожал плечами.— Она не настаивала, а я… Я подумал, что так даже лучше.— Лучше? — Даша не сразу поняла, что он хотел сказать. — А, ты в том смысле, что другие дамы не будут пытаться…— Можно сказать и так.— А если ты встретишь женщину, на которой захочешь жениться?— Тогда может быть разведусь.— У меня к тебе еще один вопрос: у вас дети были?— Что? — Богдан испуганно вздрогнул. — Какие дети?— Судя по всему — нет.— Насколько мне известно, нет. А почему ты спрашиваешь?Даша села в кресло и, обхватив колено, внимательно посмотрела на племянника.— Богдан, ты знаешь, зачем я сюда приехала?Достав из шкафа чашки, Титаевский принялся их протирать. После небольшой паузы он пожал плечами:— Познакомиться, наверное. Завязать отношения. Рассказать о бабушке. Прабабушке. Зачем еще к родственникам приезжают?— Нет. Я здесь совершенно по иной причине.— Вот как?— Тебе знакома фамилия Вельбах?— Вельбах? Что-то… Нет, не знакома. — Богдан явно был чем-то расстроен или озабочен, полные, еще секунду назад такие красивые губы, вдруг стали сухими и тонкими. Даже на лице появилось несколько жестких складок. — А должна?Даша внимательно посмотрела на племянника.— Так звали моего и, возможно, твоего деда. Моя бабушка была его третьей женой, а вторую жену звали Галина Новикова. Она была актрисой или певицей. В связи с этим у меня к тебе вопрос: если твои родители умерли, когда ты еще был очень маленьким и других родственников у тебя нет, откуда ты знаешь, как звали твою прабабку, и почему ты не знаешь, как звали ее мужа, то есть твоего прадедушку?Ни тон, ни категоричность вопроса Титаевского не смутили. Поставив чашку на стол, он спокойно ответил:— Все очень просто: когда мне исполнилось шестнадцать, директор детдома передала мне коробку.— Какую коробку?— Обыкновенную. Из-под обуви. Была такая чешская фирма «Цебо».— И… что?— Там хранились вот эти самые нэцке, несколько документов и фотографии.— Что за фотографии? — Даша навострила уши.— Я так понимаю — моих предков.— Вот как… Эти фотографии здесь, дома?— Разумеется, где же еще им быть. — Богдан подошел к шкафу и вынул альбом. — Вот здесь все.Даша осторожно взяла альбом в толстом бархатном переплете. Раскрыла. Большой пожелтевший снимок на плотном картоне. На снимке мужчина и женщина, такие молодые и такие счастливые, какими могут быть только молодожены.Даша подняла глаза и вздрогнула. Из овального зеркала на противоположной стене на нее смотрели два очень похожих лица. Только они не были столь же беззаботными и счастливыми и уж совсем не походили на лица молодоженов, несмотря на то что сама она очень напоминала жениха с фотографии, а в лице Богдана без труда угадывались черты невесты. Последние сомнения отпали — сидящий рядом с ней человек — плоть от плоти Вельбах.— А ты думаешь, почему я тебя сразу узнал в аэропорту? — Богдан еле заметно усмехнулся уголком чувственных губ.— Ты про сходство? — Даша удивилась тому, как глухо прозвучат ее голос.— Да. А разве тебя это не удивляет?— Да, пожалуй. Твоя прабабушка действительно была очень красивой. Я знала об этом, но не предполагала, что настолько… Ты знаешь, что с ней произошло?— Не знаю. — Богдан смотрел на фото большими грустными глазами, теми же, что смотрели с фотографии на него.— А о том, как твой дед оказался на Украине?— Я ничего не знаю. Эта коробка — все, что у меня есть.— Плохо…Даша перевернула страницу. Желтовато-коричневые снимки в резных рамочках. Мужчины и офицерских мундирах, их жены и дети… Кудрявые мальчики в шелковых рубашках, кудрявые девочки в бантах и панталонах с оборками… Не требовалось сложной экспертизы, чтобы разглядеть и в офицерах, и в детях знакомые черты. Защемило сердце. Стараясь не расплакаться, Даша осторожно вынула один из снимков. Статный юноша держит на руках прелестную девочку с капризным ртом, «Кока и Мусечка, 1913».Трудно представить, что Кока — это дед, которого уже более полувека нет на свете, а Мусечка — старая изможденная болезнями женщина… На последней странице альбома — уже знакомая красавица в облегающей шапочке. Она призывно смотрит вверх, длинная шея красиво изогнута, полные губы четко очерчены. Дата вынула снимок, перевернула. «Галочка Новикова, Москва, 1921 год, „Летучая мышь“.— Новикова — это ее девичьи фамилия?— Не знаю. — Богдан пожал плечами. — Это была единственная фотография, подписанная полным именем. Поскольку я похож на нее, то предположил, что она, скорее всего, мои прабабка, вот и решил через Интернет попробовать… С тех пор два года прошло, я уже и думать забыл, и вдруг сегодня ночью звонок…Даша отложила альбом.— Богдан, я должна тебе кое-что сообщить. Нечто очень важное.Титаевский замер.— Вполне возможно, что в ближайшем будущем твоя жизнь кардинальным образом изменится, и ты станешь очень богатым человеком.Выражение лица Богдана начало меняться. Долю секунду на нем можно было увидеть растерянность, но почти сразу оно стало настороженным и вдруг совсем чужим, отстраненным.— Я не понимаю, о чем ты. — Пальцы беспокойно бегали по поверхности стола.Даша все еще не была уверена, правильно ли она поступает, но что-то заставляло ее продолжать рассказ:— Наш дедушка был очень богатым человеком. До революции, разумеется. Он погиб, но во Франции живет его сестра. — Она раскрыла альбом и указала на фотографию юноши с девочкой на руках. — Вот эта самая Мусечка.— Живет? — Сквозь отстраненность еле заметно проглянуло удивление, Богдан взял снимок. — Сколько же ей сейчас лет?— Много. Девяносто.— И ей, конечно, нужна операция? Тут настал Дашин черед удивляться.— Операция? Какая операция? Я ничего не знаю об этом.— Значит, не нужна? Она здорова и прекрасно себя чувствует?Странный какой-то получался разговор.— Так, момент. Она, конечно, жива, по крайней мере других сведений у меня на этот счет нет, в операции, насколько мне известно, также не нуждается, однако назвать девяностолетнюю женщину здоровой, — Даша покачала головой, — у меня просто не поворачивается язык.Богдан смотрел в пол.— Извини, что перебил.— А на чем я остановилась?— Что сестра нашего деда еще жива.— Ах, да. Так вот, она — последняя из рода Вельбахов. По крайней мере всегда так считала. Случайно узнав, что ее брат и, соответственно, наш дед не погиб в шестнадцатом, а выжил, был несколько раз женат и имел детей, баронесса Вельбах ищет теперь наследника, которому могла бы передать все состояние и титул.Взгляд Богдана стал совсем диким.— И за этим ты приехала ко мне?— Почти. По условиям завещания наследство может получить только мужчина, к тому же имеющий наибольшее количество наследников мужского пола.Медленно опустившись на стул, Богдан облизнул губы: они снова стали мягкими и влажными.— Ты хочешь сказать, что… я могу надеяться?— Есть еще кое-какие процессуальные тонкости, но… думаю, что ты не только можешь надеяться, но и, по большому счету, паковать чемоданы.Богдан провел рукой по волосам. Даша заметила, как дрожат его пальцы.— А что, разве других мужчин не осталось? — спросил он.— Остался только мой папа и… еще один человек. Но по сравнению с тобой они оба вне конкуренции. Так сказать, тупиковые звенья. Тебе же остается только помириться с женой и вплотную заняться проблемой увеличения народонаселения. Кстати, у тебя братьев, случайно, не было?— Братьев? Нет, не было… Черт побери! — Богдан вдруг схватился за голову. — Черт меня побери! — Он посмотрел на Дашу и прикрыл ладонями глаза. — Нет, я просто не могу в это поверить. Ущипни меня, ударь…— Как-нибудь в другой раз. А сейчас, дорогой племянник, нам надо обсудить несколько вопросов.— Вопросов! — Богдан все еще пребывал в состоянии шока. — Я готов обсудить с тобой сто миллионов вопросов. Только… Подожди одну секунду…Он встал и быстро вышел, почти выбежал из комнаты. Хлопнула входная дверь. Даша растерялась. Может, не стоило вот так ему все сразу выкладывать? Вдруг у человека от неожиданности разум помутился, еще, не дай Бог, сиганет под машину.Через десять минут она действительно начала нервничать. Каждый раз претендент погибал, как только узнавал о наследстве. Какой же надо было быть дурой, чтобы…Однако стоило ей встать, как дверь опять хлопнула, и на пороге возник взъерошенный раскрасневшийся Богдан. В высоко поднятой руке он держал бутылку шампанского.— Вот!Даша приложила руку к сердцу и рассмеялась:— Ну и напугал ты меня! Неужели нельзя было предупредить?— Прости! — Он подлетел и поцеловал ее в щеку. — У меня в голове все перемешалось. Даже если я никогда не получу и цента из этого наследства, все равно буду помнить этот день всю жизнь. Послушай, ведь в любом случае я смогу поехать во Францию?— Да, конечно. И даже будешь обязан туда поехать.— Боже! Боже! Благодарю тебя, Господи! Скажи, а можно мне там будет учиться?— Учиться? — Даша растерялась. — На кого?— Я танцую.— Танцуешь? — Только теперь Даша поняла, отчего у племянника была такая странная походка — это походка профессионального танцора.— Да. Я занимаюсь современным балетом. Но мне не хватает школы. Все говорят, чтоу меня неплохие данные, но… Понимаешь, Франция — цитадель современного балета. Поехать туда хотя бы на полгода — мечта всей моей жизни.Эмоции, нахлестывающие Богдана, Дашу забавляли, но вместе с тем она не переставала внимательно следить за каждым его жестом. Хоть наследник и обнаружен (а в этом Даша почти не сомневалась: семейные фотографии и сходство Богдана с Галиной — больше, чем аргумент), но для полного отчета перед адвокатами Марии Андреевны требовалось установить документально подтвержденную родственную связь.— Ты действительно ничего не знаешь о своих предках?— Нет. Я всю жизнь хотел найти кого-нибудь из родственников, но чтобы так…. — Он закинул голову, стараясь сдержать слезы. — А сейчас я просто счастлив, счастлив!— И тем не менее придется собрать кое-какие документы.— Какие?— Например, наверняка потребуется свидетельство о рождении твоего отца.Темные глаза потускнели, лицо замерло.— У меня его нет. Его не было среди документов.— А свидетельство о браке родителей?— Его в коробке тоже не было. Даша тяжело вздохнула:— Ну вот, приехали. А как тогда доказать, что ты законный наследник? Одних фотографий недостаточно.Титаевский беспомощно молчал.— Хорошо, давай начнем с того, что у тебя есть.— Да, да, конечно. Одну минуту.Он достал из шкафа старую картонную коробку.— Вот. — Сняв крышку, Богдан вынул какие-то бумаги. — Это документы родителей отца: свидетельство о браке дедушки и бабушки, их паспорта…— Подожди, подожди… — Даша сжала виски. — Твой дедушка — сын моего дедушки.Богдан неуверенно пожал плечами. Даша продолжала:— Значит, его отчество должно быть Николаевич. Посмотрим, что у нас здесь… — Даша взяла свидетельство о браке. — Николай Николаевич Титаевский… Людмила Гавриловна Шустова… Пока все правильно. Теперь давай разберемся с датами. Расписались они 12 сентября 1951 года, а родился он…— Я могу дать тебе его паспорт. — Богдан протянул темно-коричневую книжечку с надписью «паспорт» на нескольких языках.— Господи! — Едва раскрыв ее, Даша схватилась за сердце. — Как же он похож на Галину! Год рождения 1925. Все правильно. Значит, вот он, пропавший сын моего деда. Николай Николаевич! — Она с трудом сдерживала слезы, — Миллер говорил правду. — Внезапно Даша замерла. — Да… Но почему он Титаевский? Неужели еще одно усыновление?— Почему еще одно? — спросил Богдан. — И кто такой Миллер?— Потом объясню! — Даша оживилась: с этим паспортом появилась надежда свести концы с концами. — Экспертиза сможет доказать, что Николай Титаевский — это и есть пропавший сын Николая Вельбаха…— Вельбах, Вельбах… — Богдан нахмурился. — Мне все же кажется, что эту фамилию я где-то уже нстречал.Даша предостерегающе подняла палец:— Только умоляю — не надо ничего придумывать. Малейшая оплошность с твоей стороны может иметь крайне негативные последствия. Я почти уверена, что ты Вельбах, но…— Да ничего я не придумываю! — Богдан присел рядом с Дашей и принялся перелистывать страницы альбома. — Подожди, подожди, где-то здесь… Вот! — Он вытащил из рамочки фотографию: — Читай, что написано.— «Николеньке Вельбах от тети Суи и сестричек. Помни нас и люби, как мы тебя".Прочитав надпись несколько раз. Дата перевернула снимок. Симпатичная, улыбчивая китаянка обнимает двух таких же улыбающихся девчушек.— Что за чушь!Богдан удивленно посмотрел на нее.— В каком смысле?— У нашего деда не могло быть сестер китаянок! И потом, на карточке написано 1939 год, а Николай Андреевич родился в 1899-м, да он им в отцы годится, а не в братья.Титаевский молчал.— А вдруг имелся в виду не прадед, а дед? Он же тоже Николай.— Да, но здесь он не Титаевский, а Вельбах. И почему китайцы? У тебя есть фотографии матери?Богдан сидел неподвижно. Даша ждала отпета, но тот молчал.— Ты слышишь?— А? Что? Прости, я задумался.— У тебя остались фотографии мамы?— Нет.Даша подняла брови:— Нет?!— Откуда? Больница — такое место, куда фотографа не вызывают.— Да, но более ранние… Может, сохранились снимки отца?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54