Я передал трубку врачу, надеюсь, ему удастся уговорить ее никуда покамест не ехать.— Правильно сделал. Вот если она его увидит, она и впрямь будет потрясена. Хватит и того, что ей придется выслушать наш рассказ.Рённ ехал по Далагатан в сторону Оденгатан, то есть в северном направлении. Перед стоматологическим институтом стоял черный «фольксваген». Рённ кивком указал на него и промолвил:— Мало ему поставить машину где не положено, так еще и на тротуар залез. Его счастье, что мы не из автоинспекции.— Вдобавок он был пьян, иначе бы этого не сделал, — сказал Мартин Бек.— Или она, — возразил Рённ. — Даже наверняка это была женщина. А уж женщина за рулем…— Типичный образчик шаблонного мышления. Услышала бы тебя моя дочь. Она бы тебе прочитала лекцию.Машина свернула на Оденгатан, мимо церкви Густава Вазы и Оденплан. На стоянке было два такси со знаком «свободен», а перед светофором у Городской библиотеки желтая подметальная машина с оранжевой мигалкой на крыше дожидалась свободного проезда.Мартин Бек и Рённ ехали молча. Возле Свеавеген они обогнали подметальную машину, которая с ревом уползала за угол; у Высшего коммерческого училища они повернули налево, на Кунгсгатан.— Ах, черт подери! — вдруг с сердцем сказал Мартин.— Да, — сказал Рённ.И снова в машине воцарилось молчание. Когда они пересекли Биргерярлсгатан, Рённ сбавил скорость и начал искать нужный номер. Отворилась калитка напротив Гражданского училища, из нее высунулся молодой человек и поглядел в их сторону. Не давая калитке закрыться, он ждал, пока они ставили машину и переходили улицу.Подойдя поближе, они увидели, что молодой человек гораздо моложе, чем казался издали.Ростом он вымахал почти с Мартина Бека, но лет ему можно было дать от силы пятнадцать.— Меня зовут Стефан, — сказал он. — Мама ждет вас.Они поднялись вслед за ним на второй этаж, где одна дверь была приотворена. Через гардеробную и холл мальчик провел их в комнату.— Пойду за мамой, — пробормотал он и вернулся в холл.Озираясь по сторонам, Мартин Бек и Рённ стояли посреди комнаты. Комната выглядела очень нарядно. В дальнем ее конце было устроено подобие гостиной из мебели сороковых годов — дивана, в тон ему трех кресел светлого лакированного дерева с пестрой кретоновой обивкой и, наконец, овального стола того же дерева. На столе лежала белая кружевная салфетка и стояла хрустальная ваза с красными тюльпанами. Оба окна гостиной выходили на улицу, за белыми тюлевыми гардинами стояли в ряд ухоженные растения в горшках. Одна из коротких стен была закрыта книжными полками красного дерева. Они частью были заставлены книгами в кожаных переплетах, а частью — сувенирами и всякими украшениями. Маленькие полированные горки с хрусталем и серебром стояли тут и там, черное пианино довершало меблировку. На пианино выстроились семейные портреты в рамках. На стенах висело несколько натюрмортов и пейзажей в резных позолоченных рамах, с потолка свисала хрустальная люстра, а под ногами лежал пурпурно-красный восточный ковер.Мартин Бек досконально изучил комнату, слушая приближающиеся шаги. Рённ тем временем подошел к книжной полке и с явным неодобрением разглядывал медный олений колокольчик, одна сторона которого была украшена пестрой картинкой, изображающей карликовую березку, оленя и лопаря, и надписью «Арьеплуг» витиеватыми красными буквами.Фру Нюман вошла в комнату вместе с сыном. На ней было черное шерстяное платье, черные чулки и туфли. В руках она сжимала белый носовой платок. Глаза у нее были заплаканные.Мартин Бек и Рённ назвали себя. Судя по всему, она никогда не слышала их имен.— Садитесь, пожалуйста, — сказала она и опустилась в одно из пестрых кресел.Когда мужчины тоже сели, она посмотрела на них с отчаянием.— Что же все-таки случилось? — спросила она слишком высоким голосом.Рённ достал носовой платок и начал вдумчиво, со знанием дела прочищать свой красный нос. Но Мартин Бек и не ждал от него большой помощи.— Если у вас есть дома что-нибудь успокоительное, ну, какие-нибудь таблетки, мне думается, вам следовало бы принять одну или две, — начал он.Мальчик, сидевший на стуле перед пианино, встал.— У папы есть… Есть коробочка мепробамата в ванной, в аптечке. Принести?Мартин Бек кивнул, мальчик пошел в ванную и вернулся с таблетками и со стаканом воды. Мартин Бек взглянул на этикетку, высыпал две таблетки в крышку коробочки, фру Нюман послушно приняла их и запила глотком воды.— Благодарю, — сказала она. — А теперь будьте так любезны, объясните мне цель своего визита. Стиг мертв, и мы не в силах что-либо здесь изменить — ни вы, ни я.Она прижала платок к губам и произнесла придушенным голосом:— Почему мне не разрешили приехать к нему? В конце концов, это мой муж. Что они с ним сделали? Этот доктор… он такой странный…Сын подошел к матери, сел на подлокотник ее кресла и обнял ее за плечи.Мартин Бек повернулся так, чтобы сидеть лицом к лицу с женщиной, бросил взгляд на Рённа, помалкивавшего в уголке дивана, и сказал:— Фру Нюман! Ваш муж умер не от болезни. Кто-то пробрался к нему в палату и убил его.Женщина воззрилась на Мартина, и он увидел, что прошло несколько секунд, прежде чем до нее дошел смысл его слов. Она опустила руку со стиснутым в ней носовым платком, прижала ее к груди, побледнела.— Убил? Его кто-то убил? Ничего не понимаю.У мальчика побелели крылья носа, он еще крепче обхватил плечи матери.— Кто? — спросила она.— Мы не знаем. Сестра нашла его на полу, в палате, чуть после двух. Кто-то влез в окно и убил его штыком. Все это заняло буквально несколько секунд, я думаю, он не успел даже осознать, что происходит.Так сказал Мартин Бек. Великий утешитель.— Все указывает на то, что его застали врасплох, — вступил Рённ. — Если бы он успел как-то отреагировать, он бы попробовал защищаться, но мы не нашли никаких указаний на это.Теперь женщина воззрилась на Рённа.— Но за что? — спросила она.— Мы не знаем, — ответил Рённ.Больше он ничего не сказал.— Фру Нюман, — снова заговорил Мартин Бек, — вы, вероятно, могли бы помочь нам это выяснить. Мы не хотим напрасно вас мучить, однако мы должны задать вам несколько вопросов. Прежде всего: вы сами никого не подозреваете?Женщина беспомощно покачала головой.— Вам не приходилось слышать, чтобы вашему мужу кто-нибудь угрожал? Или что у кого-нибудь есть причины желать его смерти? Словом, о каких-нибудь угрозах?Женщина все так же качала головой.— Нет, — сказала она. — Да и с какой стати кто-то стал бы ему угрожать?— А может, его кто-то ненавидел…— Почему его должны были ненавидеть?— Подумайте хорошенько, — продолжал Мартин Бек. — Не было ли таких людей, которые могли считать, что ваш муж дурно с ними обошелся? Он ведь был полицейским, а занимаясь этим ремеслом, наживаешь себе врагов. Он вам никогда не говорил, что кто-то преследует его или угрожает ему?Вдова растерянно поглядела на сына, потом на Рённа, потом на Мартина Бека.— Не могу припомнить. А уж такое-то я бы запомнила, скажи он об этом.— Папа редко говорил дома о своей работе, — сказал Стефан. — Вам лучше спросить в полицейском участке.— Спросим и там, — сказал Мартин Бек. — Он долго болел?— Долго, но точно я не помню, — ответил мальчик и поглядел на мать.— С июня прошлого года, — сказала она. — Он заболел как раз перед Ивановым днем, у него начались страшные боли в животе, и он после праздника пошел к врачу. Доктор решил, что это язва желудка, и уложил его в постель. С тех пор он считался больным, побывал у многих врачей, каждый говорил свое и прописывал свое лекарство. Тогда он лег в Саббатсберг, это было три недели назад, а там они все время брали анализы и делали уйму всяких исследований, но так и не выяснили, в чем дело.Возможность говорить перевела ее мысли в другое русло и помогла оправиться от потрясения.— Сам папа думал, что у него рак, — вмешался мальчик. — Но врачи утверждали, что никакой это не рак. Только ему все равно было очень плохо.— А чем он занимался все это время? Он совсем, выходит, не работал с прошлого лета?— Нет, — ответила фру Нюман. — Ему и в самом деле было очень плохо. У него бывали приступы боли, которые длились по несколько дней подряд. Тогда он просто не вставал с постели. Он принимал всякие лекарства, но без толку. Осенью он несколько раз наведывался в участок, чтобы посмотреть, как у них идут дела, — так он выражался, но работать он не мог.— И вы, фру Нюман, не припоминаете, чтобы он сказал или сделал что-нибудь, что можно хоть как-то увязать со всем случившимся? — спросил Мартин.Она покачала головой и начала всхлипывать без слез. Взгляд ее был устремлен мимо собеседника в пустоту.— У тебя есть братья или сестры? — спросил Рённ.— Есть сестра, но она замужем и живет в Мальме.Рённ вопросительно поглядел на Мартина Бека, а тот задумчиво крутил между пальцами сигарету и разглядывал сына и мать.— Ну, мы пошли, — сказал Мартин Бек мальчику. — Я думаю, ты способен и сам позаботиться о маме, но лучше бы всего было раздобыть врача, который уложил бы ее в постель. У вас есть врач, которому удобно позвонить в это время?Мальчик встал и кивнул.— Доктор Блумберг, — сказал он. — Мы всегда его вызываем, когда у нас кто-нибудь заболеет.Он вышел в холл, и они услышали, как он набирает номер, а немного спустя ему кто-то ответил. Говорил мальчик недолго, потом он вернулся в гостиную и встал подле матери. Теперь он казался более взрослым, чем тогда, в подворотне.— Доктор приедет, сказал мальчик. — Вам не обязательно дожидаться. Он скоро будет здесь.Они встали. Рённ встал первым и, уходя, прикоснулся к локтю женщины. Она не шелохнулась и не ответила на их «до свиданья».Мальчик проводил их до входных дверей.— Возможно, нам еще придется побывать у вас, — сказал Мартин Бек. — Но до этого мы позвоним, чтобы справиться о самочувствии фру Нюман.Когда они вышли на улицу, Мартин Бек спросил у Рённа:— А ты хорошо знал Нюмана?— Не особенно, — уклончиво ответил Рённ. IX Едва Мартин Бек и Рённ подъехали к месту преступления, сине-белая вспышка магния на мгновение озарила грязно-желтый фасад больничного корпуса. И машин здесь прибавилось; они стояли с включенными прожекторами.— Это, должно быть, наш фотограф, — пробормотал Рённ.Когда они вышли из машины, фотограф поспешил им навстречу. У него не было сумки, аппарат и лампу-вспышку он держал в руках, а карманы его куртки оттопыривались от пленки, лампочек и объективов. Мартин Бек узнал его по прежним встречам на местах преступлений.— Это не наш, — ответил он Рённу. — Похоже, что пресса нас обскакала.Фотограф, делавший снимки для одной вечерней газеты, поздоровался и сразу, покуда они шли к дверям, щелкнул обоих. У крыльца стоял репортер из той же газеты и пытался втянуть в разговор полицейского. Увидев Мартина Бека, он воскликнул:— Доброе утро, господин комиссар. Вы разрешите вас сопровождать?Мартин Бек покачал головой и поднялся на крыльцо, имея Рённа в кильватере.— Ну хоть маленькое интервью, — не унимался репортер.— Потом, — ответил Мартин Бек и, придержав дверь для Рённа, захлопнул ее перед носом репортера, скорчившего недовольную мину.Наконец прибыл и полицейский фотограф, он остановился перед палатой, держа в руках свою сумку. Поодаль стоял тот самый врач со странным именем и полицейский в штатском из пятого участка. Рённ вместе с фотографом вошел в палату, чтобы дать ему необходимые указания. Мартин Бек подошел к двум другим.— Как дела? — спросил он.Старый, неизменный вопрос.Полисмен в штатском — звали его Ханссон — поскреб в затылке и сказал:— Мы разговаривали с большинством пациентов в этом коридоре, и ни один из них не видел и не слышал ничего подозрительного… Я хотел поговорить с доктором… но с этим много не наговоришь.— А с теми, кто лежит в соседних палатах, вы беседовали? — спросил Мартин Бек.— Да, — ответил Ханссон. — Мы сами обошли почти все помещения. Никто ничего не слышал, в старых домах знаете какие толстые стены!— Остальных можно опросить за завтраком.Врач молчал. Он явно не понимал по-шведски. После некоторого молчания он ткнул пальцем в сторону ординаторской.— Have to go. Мне надо идти (англ.)

Ханссон кивнул, и чернокудрый помчался прочь, стуча деревянными башмаками.— Ты Нюмана знал? — спросил Мартин Бек.— Да как тебе сказать. В его участке я никогда не работал, но встречаться мы, само собой, встречались. Сотни раз. Он старый служака, он уже комиссаром был, когда я только начинал. Двенадцать лет назад.— А ты не знаешь кого-нибудь, кто с ним близко знаком?— Тебе стоит, пожалуй, связаться с ребятами из округа Святой Клары. Он там работал, пока не заболел.Мартин Бек кивнул и посмотрел на электрические стенные часы над дверью в туалетную комнату. Часы показывали без четверти пять.— Я, пожалуй, туда съезжу, — сказал он. — Здесь я все равно почти ничего не могу сделать.— Поезжай, — сказал Ханссон. — Я скажу Рённу, куда ты делся.Выйдя на крыльцо, Мартин Бек глубоко вздохнул. Прохладный ночной воздух казался свежим и чистым. Репортер и фотограф куда-то исчезли, а полицейский стоял на прежнем месте.Мартин Бек кивком попрощался и побрел к воротам. За последнее десятилетие внутренняя часть Стокгольма подверглась очень значительным преобразованиям. Сровняли с землей целые кварталы и на их месте возвели новые. Структура города изменилась, транспортная система расширилась, но новый строительный стиль свидетельствовал не столько о стремлении обеспечить людям сносные условия жизни, сколько о желании домовладельцев выколотить все, что можно, из дорогих земельных участков. В центре города не ограничились тем, что снесли девяносто процентов строений и перекроили существовавшую ранее сеть улиц, здесь изменили даже естественную топографию местности.Жители Стокгольма с тревогой и огорчением наблюдали, как еще вполне пригодные и очень нужные жилые дома буквально стираются с лица земли, чтобы уступить место безликим и однообразным административным зданиям; бессильные что-либо изменить, они принимали ссылку в отдаленные пригороды, тогда как удобные и оживленные кварталы, где они раньше жили и работали, лежали в развалинах. Центр города превратился в гулкую и труднодоступную строительную площадку, из которой медленно, но неуклонно вырастал новый город, новое сити, где будут широкие и шумные транспортные магистрали и блестящие фасады из стекла и легких металлов — безжизненные бетонные плоскости, холодные, безликие.Но эта оздоровительная вакханалия совсем не коснулась полицейских участков; в Старом городе многие устарели и обветшали, а поскольку численность персонала с каждым годом возрастала, там, помимо всего, просто негде было повернуться. В четвертом участке, куда направлялся Мартин Бек, недостаток помещений давно уже превратился в проблему номер один.Когда он вылезал из такси у полицейского участка Святой Клары на Регерингсгатан, начинало светать. Скоро взойдет солнце, небо по-прежнему чисто, день обещает быть ясным, но прохладным.Он поднялся по короткой каменной лестнице и открыл дверь. Справа от дверей находился коммутатор, где почему-то не было дежурного телефониста, и высокий барьер, за которым сидел пожилой полицейский с проседью. Облокотившись о барьер, он читал развернутую утреннюю газету. Когда вошел Мартин Бек, полицейский выпрямился и снял очки.— А, комиссар Бек решил прогуляться по холодку. Я тут как раз просматривал утренние газеты — успели они сообщить о комиссаре Нюмане или нет? Скверная вышла история.Он снова надел очки, послюнил палец и перевернул газетный лист.— Похоже, они не успели откликнуться, — продолжал он.— Да, — сказал Мартин Бек. — Похоже, не успели.Утренние стокгольмские газеты последнее время загодя сдавались в печать, и в час, когда произошло убийство, они скорей всего уже были отпечатаны.Мартин Бек обогнул барьер и вошел в соседнюю комнату. Там никого не было. На столе лежали утренние газеты, стояли пепельницы с окурками и несколько чашек из-под кофе. В одной из комнат он сквозь стеклянную перегородку увидел первого помощника комиссара, который допрашивал белокурую длинноволосую девушку. Увидев Мартина Бека, он встал, что-то сказал ей и вышел из-за перегородки. Дверь за собой он закрыл.— Привет, — поздоровался он. — Ты меня ищешь?Мартин Бек сел за стол с короткой стороны, придвинул к себе пепельницу и раскурил сигарету.— Я никого конкретно не ищу, — ответил он. — Но если у тебя найдется немного времени…— Тогда подожди, — попросил помощник. — Мне надо отправить эту особу в уголовную.Он исчез, вернулся через несколько минут с радиопатрулем, взял со стола конверт и передал его патрулю. Женщина встала, повесила сумку через плечо и поспешила к дверям во двор. Не оборачиваясь, она бросила на ходу:— Ну, давай, старина, поехали.Патруль взглянул на дежурного помощника, но тот лишь пожал плечами с комическим удивлением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19