Вот что!
Мистер Бегнет обычно неподвижен, как насос или фонарный столб, но сейчас он кладет широкую правую ладонь на лысую голову, как бы затем, чтобы защитить ее от душа, и в великом замешательстве смотрит на миссис Бегнет.
– Джордж, – говорит его «старуха», – я вам просто удивляюсь! Джордж, мне стыдно за вас! Я бы никогда не поверила, Джордж, что вы можете так поступить! Как говорится, «лежачий камень мохом обрастает», а я всегда знала, что вы не лежачий камень, значит мохом не обрастете, но у меня и в мыслях не было, что вы способны унести наш маленький пучок моха, – ведь на этот пучок Бегнету с детьми жить надо. Сами знаете, как он работает и какой он степенный. А Квебек, Мальта, Вулидж – вы же знаете, какие они; вот уж не ожидала, что у вас хватит духу, что у вас может хватить духу так нам удружить. Ох, Джордж! – И миссис Бегнет вытирает накидкой непритворные слезы. – Как вы могли?
Миссис Бегнет умолкла, мистер Бегнет, сняв руку с головы, словно душ уже прекратился, безутешно взирает на побледневшего мистера Джорджа, а тот в отчаянии смотрит на серую накидку и соломенную шляпу.
– Слушай, Мэт, – начинает кавалерист сдавленным голосом, обращаясь к мистеру Бегнету, но не отрывая глаз от его жены, – мне тяжело, что ты принимаешь все это так близко к сердцу, – и я полагаю, что дело уж не так плохо, как кажется. Сегодня утром я действительно получил вот это письмо, – и он читает письмо вслух, – однако надеюсь, что все еще можно уладить. Ну, а насчет камня, что ж, это правильно сказано. Я и вправду не лежу на месте, а все качусь да качусь, а когда, бывало, скатывался на чужую дорогу, так ни разу не прикатил туда ничего хорошего; это я знаю. Но никто не любит твою жену и детей больше, чем их люблю я, твой старый товарищ, бродяга, и я верю, что вы оба простите меня, если можете. Не думайте, что я от вас что-нибудь скрыл. Это письмо я получил только четверть часа назад.
– Старуха, – бурчит мистер Бегнет, немного помолчав, – скажи ему мое мнение.
– Ох, почему он не женился, – отзывается миссис Бегнет, смеясь сквозь слезы, – почему не женился на вдове Джо Пауча в Северной Америке? Тогда не стряслась бы с ним эта беда.
– Старуха правильно сказала, – говорит мистер Бегнет. – Почему ты не женился, а?
– Ну, теперь у вдовы Джо Пауча, надо думать, есть муж получше меня, – отвечает кавалерист. – Так ли, этак ли, а я теперь здесь, и не женат на ней. Что же мне делать? Вот все, что у меня за душой, – сами видите. Это не мое добро, а ваше. Скажите слово, и я распродам все до нитки. Да если б только я мог надеяться, что выручу примерно ту сумму, какая нам нужна, я бы давно уже все распродал. Не думай, Мэт, что я покину вас в беде – тебя и твою семью. Я скорей продам самого себя. Но хотел бы я знать, – говорит кавалерист, с презрением ударив себя кулаком в грудь, – кто пожелает купить такую рухлядь.
– Старуха, – бурчит мистер Бегнет, – скажи ему еще раз мое мнение.
– Джордж, – говорит «старуха», – если хорошенько подумать, так вас, пожалуй, и не за что очень осуждать, – вот разве только за то, что вы завели свое дело без средств.
– Ну да, и это было как раз в моем духе, – соглашается кавалерист, покаянно качая головой, – именно в моем духе, я знаю.
– Замолчи! – прерывает его мистер Бегнет. – Старуха… совершенно правильно… передает мои мнения… так выслушай меня до конца!
– Если подумать хорошенько, не надо вам было тогда просить поручительства, Джордж, не надо было брать его. Но теперь уж ничего не поделаешь. Вы всегда были честным и порядочным человеком, насколько могли, – да таким и остались, – хоть и чуточку легкомысленным. А что до нас, подумайте, как же нам не тревожиться, когда такая штука висит у нас над головой? Поэтому простите нас, Джордж, и забудьте все начисто. Ну же! Простите и забудьте все начисто!
Протянув ему свою честную руку, миссис Бегнет другую протягивает мужу, а мистер Джордж берет их руки в свои и не выпускает в продолжение всей своей речи.
– Чего только я бы не сделал, чтобы распутаться с этим векселем, – да все что угодно, поверьте! Но все деньги, какие мне удавалось наскрести, каждые два месяца уходили на уплату процентов, то есть как раз на то, чтоб опять переписывать вексель. Жили мы тут довольно скромно, Фил и я. Но галерея не оправдала ожиданий, и она… словом, она не Монетный двор. Не надо мне было ее заводить? Конечно, не надо. Но я завел ее вроде как очертя голову, – думал, она меня поддержит, выведет в люди; так что вы уж не осудИте меня за эти надежды, а я благодарю вас от всей души, верьте мне, я прямо готов со стыда сгореть.
Кончив свою речь, мистер Джордж крепко жмет дружеские руки, а затем, уронив их, отступает шага на два и, распрямив широкие плечи, стоит навытяжку, словно он уже произнес последнее слово подсудимого и уверен, что его немедленно расстреляют со всеми воинскими почестями.
– Джордж, выслушай меня! – говорит мистер Бегнет, бросая взгляд на жену. – Ну, старуха, продолжай!
Мистер Бегнет, мнения которого высказываются столь необычным образом, может только ответить, что на письмо необходимо безотлагательно отозваться; что и ему и Джорджу следует как можно скорее лично явиться к мистеру Смоллуиду и что прежде всего надо вызволить и выручить ни в чем не повинного мистера Бегнета, у которого денег нет. Мистер Джордж, полностью согласившись с этим, надевает шляпу, готовый двинуться вместе с мистером Бегнетом в лагерь врага.
– Плюньте на мои упреки, Джордж, все мы, бабы, болтаем не подумав, что в голову взбредет, – говорит миссис Бегнет, легонько похлопывая его по плечу. – Поручаю вам своего старика Дуба – вы его, конечно, выпутаете из беды.
Кавалерист говорит, что это добрые слова, и твердо обещает как-нибудь да выпутать Дуба. После чего миссис Бегнет, у которой вновь заблестели глаза, возвращается домой к детям вместе со своей накидкой, корзинкой и зонтом, а товарищи отправляются в многообещающее путешествие – умасливать мистера Смоллуида.
Большой вопрос, найдутся ли в Англии еще хоть два человека, которые так же плохо умели бы вести дела с мистером Смоллуидом, как мистер Джордж и мистер Мэтью Бегнет. Найдутся ли в той же стране еще два столь же простодушных и неопытных младенца во всех делах, что ведутся «на смоллуидовский манер», хотя вид у обоих товарищей воинственный, плечи широкие «и прямые, а походка тяжелая. В то время как они с очень серьезным видом шагают по улицам к Приятному холму, мистер Бегнет, заметив, что спутник его озабочен, считает своим дружеским долгом поговорить о давешней вылазке миссис Бегнет.
– Джордж, ты знаешь старуху… она ласковая и кроткая, как ягненок. Но попробуй затронуть ее детей… или меня… сразу вспыхнет, как порох.
– Это можно поставить ей в заслугу, Мэт.
– Джордж, – продолжает мистер Бегнет, глядя прямо перед собой, – старуха… не может сделать ничего такого… чего ей не поставишь в заслугу. Большую или малую, неважно. При ней я этого не говорю. Надо соблюдать дисциплину.
– Ее надо ценить на вес золота, – соглашается кавалерист.
– Золота? – повторяет мистер Бегнет. – Вот что я тебе скажу. Старуха весит… сто семьдесят четыре фунта. Взял бы я за старуху… столько металла… какого угодно? Нет. Почему? Потому что старуха из такого металла сделана… который куда дороже… чем самый дорогой металл. И она вся целиком из такого металла!
– Правильно, Мэт!
– Когда она за меня вышла… и согласилась принять обручальное кольцо… она завербовалась на службу ко мне и детям… от всей души и от всего сердца… на всю жизнь. Она такая преданная, – говорит мистер Бегнет, – такая верная своему знамени… что попробуй только тронуть нас пальцем… и она выступит в поход… и возьмется за оружие. Если старуха откроет огонь… может случиться… по долгу службы… не обращай внимания, Джордж. Зато она верная!
– Что ты, Мэт! – отзывается кавалерист. – Да я за это ставлю ее еще выше, благослови ее бог!
– Правильно! – соглашается мистер Бегнет с самым пламенным энтузиазмом, однако не ослабляя напряжения ни в одном мускуле. – Поставь старуху высоко… как на гибралтарскую скалу… и все-таки ты поставишь ее слишком низко… вот какой она молодец. Но при ней я этого не говорю. Надо соблюдать дисциплину.
Так, наперебой расхваливая «старуху», они подходят к Приятному холму и к дому дедушки Смоллуида. Дверь отворяет неизменная Джуди и, не особенно приветливо, больше того, – со злобной усмешкой оглядев посетителей с головы до ног, оставляет их дожидаться, пока сама вопрошает оракула, можно ли их впустить. Оракул, по-видимому, дает согласие, ибо она возвращается, и с ее медовых уст слетают слова: «Можете войти, если хотите». Получив это любезное приглашение, они входят и видят мистера Смоллуида, который сидит, поставив ноги в выдвижной ящик своего кресла, – словно в ножную ванну из бумаг, – видят и миссис Смоллуид, отгороженную от света подушкой, как птица, которой не дают петь.
– Любезный друг мой, – произносит дедушка Смоллуид, ласково простирая вперед костлявые руки, – как поживаете? Как поживаете? А кто этот ваш приятель, любезный друг мой?
– Кто он? – отвечает мистер Джордж довольно резко, так как еще не может заставить себя говорить примирительным тоном. – Это, да будет вам известно, Мэтью Бегнет, который оказал мне услугу в нашей с вами сделке.
– Ага! Мистер Бегнет? Так, так! – Старик смотрит на него, приложив руку к глазам. – Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете, мистер Бегнет? Какой он молодец, мистер Джордж! Военная выправка, сэр!
Гостям не предлагают сесть, поэтому мистер Джордж приносит один стул для Бегнета, другой для себя. Друзья усаживаются, причем мистер Бегнет садится так, словно тело его не может сгибаться, – разве только в бедрах и лишь для того, чтобы сесть.
– Джуди, – говорит мистер Смоллуид, – принеси трубку.
– Да нет уж, – вмешивается мистер Джордж, – не стоит девушке беспокоиться, – сказать правду, мне нынче что-то не хочется курить.
– Вот как? – отзывается старик. – Джуди, принеси трубку.
– Дело в том, мистер Смоллуид, – продолжает Джордж, – что я сегодня немножко не в духе. Сдается мне, сэр, что ваш друг в Сити устроил мне какой-то подвох.
– Ну что вы! – говорит дедушка Смоллуид. – На это он не способен.
– Разве нет? Что ж, рад слышать; а я думал, что это дело его рук. Вы знаете, о чем я говорю. О письме.
Дедушка Смоллуид улыбается самым отвратительным образом в знак того, что понял, о каком письме идет речь.
– Что это значит? – спрашивает мистер Джордж.
– Джуди, – говорит старик, – ты принесла трубку? Дай-ка ее мне. Так вы спрашиваете, что все это значит, любезный друг?
– Да! Но вспомните, мистер Смоллуид, вспомните, – убеждает его кавалерист, заставляя себя говорить как можно более мягким и дружественным тоном, и, держа развернутое письмо в правой руке, левым кулаком упирается в бок, – ведь я переплатил вам немало денег, а сейчас мы говорим с вами лицом к лицу, и оба прекрасно знаем, на чем мы порешили и какое условие соблюдали всегда. Я регулярно платил вам проценты, готов уплатить их сегодня и платить в будущем. Это первый раз, что я получил от вас такое письмо, и нынче утром оно меня немножко расстроило, потому что мой друг, Мэтью Бегнет, у которого, как вам известно, не было денег, когда…
– Как вам известно, мне это не известно, – перебивает его старик ровным голосом.
– Но черт вас… то бишь, черт подери… я же говорю – вам, что денег у него не было; говорю, не так ли?
– Ну да, вы мне это говорите, – отвечает дедушка Смоллуид. – Но сам я этого не знаю.
– Пусть так, – соглашается кавалерист, подавляя гнев, – зато я знаю.
Мистер Смоллуид отзывается на его слова чрезвычайно добродушным тоном:
– Да, но это совсем другое дело! – И добавляет: – Впрочем, это не важно. Так ли, этак ли, мистер Бегнет все равно в ответе.
Бедный Джордж всеми силами старается благополучно уладить дело и задобрить мистера Смоллуида поддакиванием.
– Так думаю и я. Как вы правильно указали, мистер Смоллуид, Мэтью Бегнета притянут к ответу – все равно, были у него деньги или нет. Но это, видите ли, очень тревожит его жену, да и меня тоже; ведь если сам я такой никудышный бездельник, какому привычней получать тумаки, чем медяки, то он, надо вам знать, степенный семейный человек. Слушайте, мистер Смоллуид, – говорит кавалерист, решив вести деловые переговоры с солдатской прямотой, отчего сразу приобретает уверенность в себе, – хотя мы с вами в довольно приятельских отношениях, но я хорошо знаю, что не могу просить вас отпустить моего друга Бегнета на все четыре стороны.
– Боже мой, вы слишком скромны. Можете просить меня о чем угодно, мистер Джордж.
(Сегодня в шутливости дедушки Смоллуида есть что-то людоедское.)
– А вы можете мне отказать – вы это имеете в виду, а? Или, пожалуй, не столько вы, сколько ваш друг в Сити? Ха-ха-ха!
– Ха-ха-ха! – как эхо, повторяет дедушка Смоллуид, но так жестко и с таким ядовито-зеленым огнем в глазах, что серьезный от природы мистер Бегнет, взирая на почтенного старца, становится еще более серьезным.
– Слушайте! – снова начинает неунывающий Джордж. – Я рад, что вы в хорошем расположении духа потому, что сам хочу покончить с этой историей по-хорошему. Вот мой друг Бегнет, и вот я сам. Будьте так добры, мистер Смоллуид, давайте сейчас же уладим дело, как всегда. И вы очень успокоите моего друга Бегнета и его семью, если просто скажете ему, в чем заключается наше условие.
Какой-то призрак внезапно взвизгивает пронзительным голосом и с издевкой: «О господи! о!..», хотя, может, это не призрак, а веселая Джуди; но нет, оглянувшись кругом, изумленные друзья убеждаются, что она молчит; только насмешливо и презрительно вздернула подбородок.
Мистер Бегнет становится еще более серьезным.
– Но вы как будто спросили меня, мистер Джордж, – говорит вдруг старик Смоллуид, который все это время держал в руках трубку, – вы как будто спросили, что значит это письмо?
– Да, спросил, конечно, – отвечает кавалерист, как всегда несколько необдуманно, – но, в общем, мне не так уж интересно это знать, лишь бы дело было улажено по-хорошему.
Уклонившись от ответа, мистер Смоллуид целится трубкой в голову кавалериста, но вдруг швыряет ее об пол, и она разбивается на куски.
– Вот что оно значит, любезный друг. Я вас вдребезги расшибу! Я вас растопчу! Я вас в порошок сотру! Убирайтесь к дьяволу!
Друзья встают и переглядываются. Мистер Бегнет становится таким серьезным, что серьезней и быть нельзя.
– Убирайтесь к дьяволу! – снова кричит старик. – Хватит с меня ваших трубок и вашего нахальства. Вы что это? Разыгрываете из себя независимого драгуна? Ишь какой! Ступайте к моему поверенному (вы помните, где он живет; вы у него уже были) и там рисуйтесь своей независимостью. Ступайте, любезный друг, там для вас еще имеются кое-какие шансы. Открой дверь, Джуди, гони этих болтунов! Зови на помощь, если они не уберутся. Гони их вон!
Он ревет так громко, что мистер Бегнет кладет руки на плечи товарища и, не дав ему очнуться от изумления, выводит его за дверь, которую сейчас же захлопывает торжествующая Джуди. Мистер Джордж, ошарашенный, некоторое время стоит столбом, глядя на дверной молоток. Мистер Бегнет, погрузившись в глубочайшую бездну серьезности, как часовой, ходит взад и вперед под окошком гостиной и, проходя мимо, всякий раз заглядывает внутрь, как бы что-то обдумывая.
– Пойдем-ка, Мэт! – говорит мистер Джордж, придя в себя. – Надо нам толкнуться к юристу. Но что ты думаешь об этом негодяе?
Остановившись, чтобы кинуть прощальный взгляд в окно гостиной, мистер Бегнет отвечает, качнув головой в ту сторону:
– Будь моя старуха здесь… уж я бы им сказал!
Отделавшись таким образом от предмета своих размышлений, мистер Бегнет нагоняет кавалериста, и друзья удаляются, маршируя в ногу и плечом к плечу.
Когда же они приходят на Линкольновы поля, оказывается, что мистер Талкингхорн сейчас занят и видеть его нельзя. Очевидно, он вовсе не желает их видеть, – ведь после того как они прождали целый час, клерк, вызванный звонком, пользуется случаем доложить о них, но возвращается с неутешительным известием: мистеру Талкингхорну не о чем говорить с ними, и пусть они его не ждут. Но они все-таки ждут с упорством тех, кто знает военную тактику, и вот, наконец, опять раздается звонок, и клиентка, с которой беседовал мистер Талкингхорн, выходит из его кабинета.
Эта клиентка, красивая старуха, не кто иная, как миссис Раунсуэлл, домоправительница в Чесни-Уолде. Она выходит из святилища, сделав изящный старомодный реверанс, и осторожно закрывает за собой дверь. Здесь к ней, по-видимому, относятся почтительно, – клерк встает с деревянного дивана, чтобы проводить ее через переднюю комнату конторы и выпустить на улицу. Старуха благодарит его за любезность и вдруг замечает товарищей, ожидающих поверенного.
– Простите, пожалуйста, сэр, если не ошибаюсь, эти джентльмены – военные?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127