— Только не думай, там ничего особенного. Наверное, тебе это покажется очень глупым, — сказала я с тревогой.
Мне захотелось забрать пакетик обратно. Что же это за детство такое на меня нашло? Жасмин на несколько световых лет старше меня. Не нужны ей мои дурацкие подарочки. Она только поднимет брови и будет смеяться надо мной.
— Знаешь, ерунда все это. Дай сюда, пожалуйста. — Я протянула руку за пакетиком.
— Не дам! Моё! Убери лапы!
Жасмин решительно развернула обёртку. Ноготки у неё были точно такого жемчужно-розового оттенка, что и гофрированная бумага. Она молча смотрела на то, что было внутри.
Я сшила для неё фею. Корпела до глубокой ночи последние три дня. Я немного усовершенствовала свою стандартную выкройку, сделала фигурку чуть стройнее, отдельные пальчики на руках и ножки в пуантах. Из-за этого было очень трудно её набивать. В уголки пришлось пропихивать вату булавкой. С первого раза фея получилась довольно бугристой, так что пришлось все вытряхнуть и переделать её заново. И с лицом тоже были трудности. Я не хотела вышивать стандартные глаза-узелочки и улыбочку стебельчатым швом. Я тщательно разрисовала личико куколки, а потом заполнила глаза и ротик гладью. Из светлых шёлковых ниток для вышивания сплела несколько десятков косичек и пришила их к мягкому тряпичному скальпу, а потом осторожненько расчесала в пушистые кудряшки.
Наряд для феи стал большой проблемой. Я хотела одеть её в белое с золотом и самой капелькой розового, но ничего похожего в моей коробке с обрезками не нашлось. И я взяла лоскуток белого шелка, чуть подкрасила румянами и в нескольких местах побрызгала золотым гелем с блёстками. Крылья сделала из белых пёрышек, а с нижней стороны на каждом пряталось, едва выглядывая, по два нежно-розовых и одному бледно-лимонному перу.
Это была моя лучшая работа, но сейчас в своём гнёздышке из гофрированной бумаги фея казалась самой обычной, убогой самодельной куклой.
— Фея Жасмин, — прошептала Жасмин, бережно взяв её в ладони.
Она как будто вдохнула в игрушку жизнь. Фея Жасмин затрепетала, готовая в любую минуту взлететь.
— Где ты только её раздобыла? — спросила Жасмин.
Я сказала:
— Сама сделала.
— Ты сделала её специально для меня? Ой, Фиалка, ты самая-самая-самая лучшая подруга на свете!
— Да ну, — промямлила я. У меня перехватило горло.
— У неё крылья! — Жасмин взмахнула рукой, подняв фею повыше.
— Там, в обёртке, есть такая тоненькая резиночка. Можно подвесить её к абажуру, как будто она летит.
Я помогла Жасмин прикрепить фею к люстре, и вот она уже порхает над нашими головами, протянув руки, танцуя на носочках. Я подула на неё, и фея закружилась в воздухе. Её крылья чуть колыхались, кудри развевались за спиной.
— Какая чудесная! А себе ты такую сделаешь?
— У меня их полон дом.
— И фея Фиалок есть? Они могли бы подружиться и летать вдвоём! Что же мне подарить тебе?
— Ничего не надо!
— Нет, надо, обязательно надо! Посмотрим, что у меня есть. — Жасмин схватила валявшийся на полу красно-фиолетовый наряд. — Может, вот это? Ты говорила, что тебе он нравится.
— Это же твоё! Да мне и не пойдёт, — сказала я.
— Пойдёт, пойдёт, только, наверное, будет чуточку велико, — сказала Жасмин. — Ну тогда выбери себе какие-нибудь духи. Или снежный шарик? Выбери несколько штук, мне будет очень приятно. Или, может, мои индийские браслеты? Они ведь тебе понравились, да?
Она тут же принялась стаскивать с себя браслеты.
— Не надо, Жасмин, что ты! Я не могу их взять! Ну, может, разве что один? Не насовсем, только поносить.
— Бери все, Фиалка! Нет, бери половину! Знаешь, у малявок есть такие медальончики — «Друзья навек» называются. Они разламывают их пополам, и каждая носит свою половину. Ну а мы будем носить пополам браслеты, хочешь? Возьми фиолетовые, они подходят твоему имени!
— Правда, можно? Только поносить!
— Нет, это подарок, — сказала Жасмин.
Она нацепила мне на левую руку шесть блестящих браслетов и шесть оставила себе. Я осторожно помахала рукой. Браслеты мелодично зазвенели. Жасмин тоже встряхнула рукой.
— Мы будем звучать как целый оркестр ударных инструментов, — сказала я. — Ой, Жасмин, какая прелесть!
Мне было особенно приятно, с этими браслетами мы выглядели как сестры.
Мы все утро просидели в комнате Жасмин, валялись на кровати и слушали музыку. Она рассказывала про школы, в которых ей приходилось учиться, пока они с Джонатаном ездили по миру. С особенной злостью она вспоминала свою последнюю школу-интернат.
— Марнок-Хайтс — настоящая тюрьма, и притом жутко старомодная. Учительница физкультуры была кошмарная дама с усами, да ещё и дралась хоккейной клюшкой.
— Она тебя била?!
— По крайней мере, грозилась. Я ненавидела эту школу, там все было так ужасно, и еда отвратная. В конце концов я вообще перестала есть, а ненормальная сестра-хозяйка без конца меня поучала, пугала анорексией, господи боже! Дали бы хоть мало-мальски съедобную пищу, я бы её слопала не глядя, но кто станет есть склизкую картофельную запеканку или рисовый пудинг с комками? Я все время звонила Миранде, умоляла забрать меня оттуда, а она в ответ только жаловалась, что телефонные звонки обходятся ей слишком дорого. Тогда я позвонила Джонатану, хотя и злилась на него за то, что он бросил нас с мамой. Он в тот же день примчался в школу, ко мне на помощь! Директриса возражала, но Джонатан не сдался. Он не стал спорить со старой мымрой, просто включил на полную мощность своё обаяние. Я мигом собрала вещички, только нас и видели!
Жасмин вскочила и изобразила в лицах, как все это было.
— Вообще-то Джонатан просто молодец, ведь он в то время был безумно влюблён в одну фотомодель. Знаешь Бийю, ту, у которой синие волосы и алмаз в зубе? Он понимал, что ребёнок нарушит их идиллию, но сказал, что я для него важнее. Правда, класс?
Я пробормотала что-то в знак согласия, изумляясь про себя, что чей-то папа может завести роман с такой невероятно знаменитой красавицей, как Бийя. Ещё Жасмин рассказывала множество поразительных историй про разные актёрские вечеринки, на которые она ходила вместе с Джонатаном. Как она пела дуэтом с Робби, одалживала губную помаду у Кайли, читала перед сном сказки Бруклину и Ромео. Я жадно слушала, в полной уверенности, что она почти все выдумывает, но это было даже не важно. Мне хотелось только одного — крепко ухватиться за её руку и позволить унести меня в этот новый удивительный мир.
Не может быть, чтобы она действительно была так близка со всеми этими знаменитостями! Но когда Джонатан повёл нас обедать, с нами все обращались как со знаменитостями. Мы пошли не в какой-нибудь шикарный ресторан — в Кингтауне просто нет шикарных ресторанов, — но было очень здорово сидеть за столиком у окна в «Пицца-Экспресс» с Жасмин и Джонатаном. Три посетительницы одна за другой подходили к Джонатану, и просили автограф, и говорили, как им понравился спектакль. Потом подошёл ещё какой-то довольно взрослый мальчик, весь покрасневший, и что-то прошептал на ухо Жасмин. Я смотрела, раскрыв рот. Жасмин и бровью не повела. Она небрежно расписалась на мятой бумажной салфетке.
— Он попросил у тебя автограф? — спросила я.
— Ага, только потому, что думает, будто я — одна из танцовщиц в спектакле. Ей-богу! — сказала Жасмин с довольной улыбкой.
— Но ведь ты не танцовщица!
— Пока нет. Вот ещё годик-другой…
— Только через мой труп! — отрезал Джонатан. — Ты будешь разумной, послушной девочкой, закончишь школу, поступишь в университет и получишь приличное образование. Я не хочу, чтобы ты бегала вприпрыжку по сцене или кривлялась перед камерой. Я хочу, чтобы у тебя была серьёзная, полноценная профессия. За это и выпьем!
Он налил в наши бокалы по капельке белого вина и поднял свой бокал.
Мы выпили за будущее Жасмин. Было очень приятно чувствовать себя взрослой и утончённой. Я не впервые пробовала алкоголь. Пару раз мы с Уиллом потихоньку распивали по банке пива, а однажды на свадьбе я пила шампанское, но сегодня мне впервые плеснули настоящего вина. Совершенно обалдевшая от счастья, я прихлёбывала вино маленькими глоточками. Мимо окна прошёл один из папиных коллег, направляясь в участок, чтобы заступить на вечернее дежурство. Увидев меня, он так и замер на месте. Потом разглядел Джонатана, и у него отвисла челюсть. Я безмятежно улыбнулась ему через стекло. Можно было подумать, что мы с Джонатаном и Жасмин участвуем в телепередаче «Встреча со знаменитостями», а все вокруг — зрители.
Джонатан вообще замечательно с нами держался. Вино — даже не самое главное. Он и разговаривал с нами, как со взрослыми, смотрел в глаза и слушал, что мы говорим. Он интересовался нашим мнением и, похоже, принимал нас всерьёз, как будто мы действительно что-то для него значим. Я даже перестала стесняться. Может быть, тут и вино помогло.
Жасмин поведала Джонатану, что я люблю Шекспира. При этом её передёрнуло, будто говорила она о слизняках и улитках. Джонатан очень смешно рассказал о том, как он играл ткача Основу в комедии «Сон в летнюю ночь» в театре под открытым небом. Много дней подряд шли проливные дожди. У осла, в которого превращался Основа, даже мех позеленел, а уши уныло обвисли. Я спросила, какие костюмы были у фей.
И тут Жасмин спохватилась:
— А знаешь, Джонатан, Фиалка сделала для меня куколку-фею.
На что Джонатан сказал:
— Обожаю фей!
Я насторожённо посмотрела на него — не прикидывается ли, но он как будто говорил искренне.
— Помнишь, я водил тебя в специализированный магазин, Жас, с феями? Сколько же тебе было? Лет пять? Или шесть? Мы купили тебе ярко-розовое платьице с крыльями, и ты все вертелась и никак не хотела остановиться. Ты считала, что ты жуж-жасно красивая!
— Ты купил мне к этому платью серебряную волшебную палочку, а когда я вернулась к Миранде, она назвала меня «фея сахарных леденцов». А этот ужасный Микки, очередной отчим, стал говорить «фея сахарных попцов», и я так разозлилась, что ткнула его волшебной палочкой в глаз, — расхохоталась Жасмин.
— Берегись этой девчонки, Фиалка, — сказал мне Джонатан. — С виду она такая лапочка, но иногда бывает настоящей хулиганкой. Сказочная принцесса может в любую минуту превратиться в злую ведьму! Года два назад я участвовал в рождественской постановке по сказкам братьев Гримм. Это был детский спектакль, но братья Гримм — суровые ребята, дети визжали от страха. И декорации сделали довольно зловещие. Там были такие узловатые старые деревья с лицами, как на иллюстрациях Каспера Грёзы.
— Каспер Грёза!
— Да, потрясающий художник. Тебе нравятся его книги, Фиалка?
— Очень нравятся! Больше всего на свете! — Я запнулась. Жасмин и её папа смотрели на меня во все глаза. — То есть… Раньше нравились, когда я была совсем маленькая.
Джонатан сказал:
— Однажды я чуть не сыграл его в спектакле.
Теперь уж я раскрыла глаза.
— Значит, Каспер Грёза похож на вас, Джонатан? — спросила я осипшим голосом.
— Этого никто не знает. Он большой нелюдим. Никуда не выходит, сидит, как прикованный, за письменным столом, иллюстрирует свои сказочные рукописи, словно какой-нибудь средневековый монах, — сказал Джонатан, изобразив в соответствующей пантомиме то, о чем говорил.
— А ты с ним встречался?
— С ним никто никогда не встречался. Одна телевизионная компания хотела сделать часовую программу о его жизни и творчестве и обратилась к его издателям. Те ухватились за эту идею, но он даже слышать не захотел. Он никогда не даёт интервью. Тогда они решили слегка видоизменить первоначальный замысел, дать высказывания критиков вперемешку с постановочными сценками…
— И чтобы ты играл средневекового монаха? — улыбнулась Жасмин.
— Да-да, а что тут смешного? Собирались также включить в передачу мультипликационные отрывки, может быть, ещё добавить выступление девушек в костюмах фей. Все с большим вкусом — это должна была быть серьёзная передача об искусстве.
— Все равно, я думаю, вряд ли ему понравилась идея с мультиками и маскарадными костюмами, — сказала я.
— Все верно, об этом он тоже и слышать не хотел. Я пытался узнать, где он живёт. Надеялся, сумею уговорить его при личной встрече. Я очень люблю его книги, у меня вся коллекция. Конечно, кроме самой первой — этой-то ни у кого нет. Короче, никто не знает, где он живёт. Даже издатели ничего толком не могли сказать. Похоже, он так же неуловим, как и его феи. И никогда ни с кем не общается ни по телефону, ни по электронной почте.
А мне он прислал письмо, подумала я. Меня втайне пробрала дрожь от удовольствия. А на конверте написан обратный адрес. Я знаю, где он жил когда-то. Если постараться как следует, я могла бы его разыскать. Я так просила папу свозить меня туда, но он сказал, что это безумная затея и что у него найдётся сотня более важных и нужных дел, чем гоняться за каким-то там художником аж через три графства.
Я сказала:
— У меня есть «Дымчатая фея».
— Так её все-таки переиздали? — встрепенулся Джонатан. — О, непременно нужно будет купить!
— Нет, у меня ещё тогдашняя.
— Первое издание? Но ведь тираж был совсем крошечный, да и тот изъяли из-за скандала с сигаретами. Откуда он у тебя? Ты уверена, что это действительно первое издание?
— Мне эту книжку подарили, когда мне было семь лет.
— Надеюсь, ты её не разрисовала всякими каракулями!
— Нет, конечно! — Мне даже стало обидно. — Я никогда не рисую в книгах.
— А Жасмин столько их перепортила… Ну, ты просто счастливица! Надо бы как-нибудь заглянуть к тебе, посмотреть на неё.
— Поедем к тебе сейчас, Фиалочка, — воскликнула Жасмин. — Ты покажешь папе свою старую книжку, а мне — всех своих фей.
Джонатан взглянул на часы.
— Не могу, солнышко. В три часа у меня дневное представление.
— У, твои нудные дневные представления! Ну и ладно, мы-то все равно можем пойти к тебе, Фиалка, — сказала Жасмин.
Я представила, как папа валяется на диване, сбросив тапочки, так что по всей комнате пахнет его носками. Уилл однажды зажал нос, проходя мимо, а папа пришёл в ярость и полчаса ругал его за грубость и невоспитанность. Мама начнёт дико стесняться и чуть ли не приседать в реверансах… А за спиной будет говорить о Жасмин гадости. А Уилл? Уилл терпеть не может моих подруг. Как он тогда вёл себя с Марни и Терри! И вообще, он и без того разозлился, что я предпочла ему Жасмин и не пошла с ним гулять. Наверняка уже готовит план мести. Ещё вздумает отыграться на Жасмин. Нет, нельзя рисковать.
— По субботам у нас настоящий дурдом. Мама затевает генеральную уборку и все переворачивает вверх дном. — И это так. Мама каждый божий день устраивает генеральную уборку. Она очень серьёзно к этому относится. — Лучше туда не соваться, не то запрягут помогать.
— Ладно, ты меня отговорила, — сказала Жасмин. — Но как-нибудь в другой раз мы к тебе сходим, и поскорее, ну пожалуйста, Фиалка!
— Да, конечно, — сказала я, а про себя подумала: «Сколько ещё я смогу увиливать?»
— Фиалке больше хочется посмотреть моё выступление в дневном спектакле, — сказал Джонатан, по-актерски вскинув вверх руки.
— О да, как же! — воскликнула Жасмин.
— Я бы с удовольствием… — вежливо ответила я.
— Так пойдёмте со мной в театр, мои дорогие. Устрою вас на лучшие места.
— Она просто очень тактичная, папа, — сказала Жасмин.
— Нет, мне правда хочется пойти, — уверила я его. — Я очень люблю театр.
— Я так и знал! — обрадовался Джонатан.
Остаётся надеяться, он никогда не узнает, что я была в театре всего-то раз — на рождественской пантомиме. Это был кошмарный культпоход для полицейских с семьями. Там один актёр играл Вдовушку Твонки, он ужасно кривлялся и делал вид, что все время падает в обморок при виде такого большого количества полицейских в зрительном зале. Папа начал нервничать и кричать на этого актёра. Нам с мамой и с Уиллом просто хотелось спрятаться под сиденьями.
Было очень странно подойти к театру и увидеть над входом имя Джонатана крупными буквами и его увеличенную черно-белую фотографию, которая улыбалась нам со стены. Я двинулась было к парадному входу, но Джонатан повёл нас через боковой, служебный вход. Внутри оказалось довольно грязновато, совсем не так роскошно, как я ожидала. Любоваться было особенно не на что — только бесконечные светло-зеленые коридоры и лестницы, покрытые ковровой дорожкой.
Зато гримерка Джонатана оправдала все ожидания. У него было стильное зеркало с лампочками по краю, за раму которого была засунута фотография Жасмин. Множество шикарных девиц улыбались с фотографий в рамочках-сердечках, с коробок шоколадных конфет, и корзин с фруктами, и со шкатулки с театральным гримом.
Жасмин взяла себе сливу и стала экспериментировать с фиолетовыми тенями для глаз. Потом принялась за меня: подвела мне глаза чёрным карандашом и покрасила губы в ярко-алый цвет.
— На кого я похожа! — слабо протестовала я, но на самом деле мне это даже нравилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14