Я гладила нарисованных фей с серебристой, песочной и зеленовато-жемчужной кожей, проводила кончиком пальца по длинным прядям их буйных шевелюр. Уверена, Каспер Грёза тоже возненавидел бы этих жутких феечек в прозрачных пластиковых коробках, занимавших целые полки в крупных торговых центрах. И телевизионные мультики он бы тоже возненавидел. Я горько расплакалась, когда в первый раз увидела, во что они превратили изысканные рисунки Каспера Грёзы, и поскорее выключила телевизор. Думаю, Каспер Грёза тоже не смог бы на это смотреть.
Я знаю его, как никто. И он меня тоже знает. Однажды я получила от него письмо.
Первую книжку Каспера Грёзы купил мне папа, когда мне было шесть лет, — «Дымчатая фея». Не знаю, почему он выбрал именно её. Сейчас он любит говорить, мол, интуиция ему подсказала, что эта книга особенная и что в будущем она будет стоить целое состояние. По-моему, все это чепуха. Скорее всего, папа просто забежал в книжный магазин и схватил первую попавшуюся книжку для маленьких девочек, какая подвернулась ему под руку.
«Дымчатая фея» — не из больших, ярко раскрашенных книжек с картинками. Это маленькая, тоненькая книжечка квадратного формата. Я всюду носила её с собой в кармане, представляя, что под серой шёлковой обложкой прячется сама Дымчатая фея. Когда книги Каспера Грёзы вошли в моду и папа узнал, какую цену предлагают за «Дымчатую фею» в Интернете, он заставил меня обернуть книгу в целлофан и убрать на книжную полку. Внутри книги спрятано аккуратно сложенное письмо самого Каспера Грёзы.
Я написала ему, что, по-моему, «Дымчатая фея» — лучшая книга всех времён. Я перечитывала её снова и снова, водя пальцем по строчкам и бормоча слова себе под нос, пока не выучила наизусть. Сейчас уже точно и не помню, что было в том письме. Помню только, что написано оно было корявыми печатными буквами, и строчки гуляли то вверх, то вниз. Не забывайте, мне тогда исполнилось всего шесть лет. И я была неспособна детально проанализировать, почему мне так нравится «Дымчатая фея».
Сюжет книжки довольно простой. В ней рассказывается про маленькую фею, которая летает в клубах голубовато-серого дыма над костром, или над свечой, или над сигаретой. Когда пламя гаснет, Дымчатая фея тускнеет, так что я едва могла различить её мерцающие очертания на странице и боялась, что она совсем исчезнет, но потом она подружилась с маленьким дракончиком, у которого с каждым выдохом изо рта вылетает облачко дыма. Дымчатая фея села к нему на зеленую чешуйчатую спину, и они улетели вдвоём, улетели со страницы, улетели из сказки. И я — вместе с ними. Я размахивала руками и бегала по комнате в своих пушистых тапочках — пробовала взлететь по-настоящему. Наверное, я выглядела жуткой идиоткой, но я воображала себя Дымчатой феей в сером шёлковом платье с крылышками, тонкими, как паутинка.
У меня ужасное подозрение, что я тогда написала Касперу Грёзе, будто я и сама фея. Даже сейчас, когда думаю об этом, у меня начинают гореть щеки. Но Каспер Грёза повёл себя очень великодушно. Он написал мне ответ — настоящее письмо, чёрными буквами, тем же почерком, что и на титульном листе «Дымчатой феи».
Я развернула свою драгоценную книжку, шурша целлофаном, и осторожно раскрыла письмо.
Дорогая Фиалка!
Какое чудесное имя! Я тоже очень люблю фиалки. Нужно будет придумать специально для тебя крошечную фею Фиалок в темно-фиолетовом платье. Я рад, что тебе понравилась моя Дымчатая фея. И она тоже рада.
Он нарисовал специально для меня картинку. На ней Дымчатая фея, расправив крылышки и вытянув носки изящных ножек, летит и машет мне рукой.
Привет, Фиалка! Мне бы очень хотелось полетать с тобой!
Мне тоже этого очень хотелось. Я была потрясена посланием Дымчатой феи и бережно хранила письмо Каспера Грёзы как настоящее сокровище. Папа сказал, что со стороны этого парня было весьма любезно написать мне ответ, но на самом деле его это не особенно волновало. В те дни о Каспере Грёзе никто и знать не знал. «Дымчатая фея» не привлекала ничьего внимания, пока какой-то учитель не пожаловался, что эта книга может подтолкнуть детей младшего возраста к курению. Издатели моментально отозвали тираж, и книга навсегда исчезла с книжных прилавков. Зато вторая книга Каспера Грёзы, большой сборник сказок о цветочных феях, неожиданно добилась громадного успеха. Она получила множество всевозможных премий, попала во все списки бестселлеров. Очень многие начали коллекционировать книги Каспера Грёзы. Всем хотелось приобрести экземпляр «Дымчатой феи», но их почти не осталось. Один такой экземпляр купили на сетевой распродаже за тысячу фунтов стерлингов! Экземпляры с автографом сейчас, кажется, идут по пять тысяч фунтов.
Моя книга не подписана, но у меня есть письмо самого автора. Сейчас Каспер Грёза писем больше не пишет. Я пробовала написать по тому адресу, который указан в верхнем уголке его письма, но моё послание вернулось с пометкой на конверте: «По указанному адресу не проживает». Наверное, он переехал в какой-нибудь роскошный дом, ведь за свои книги он заработал уйму денег. Можно, конечно, написать на адрес издательства, но в ответ тогда получишь всего лишь открытку с изображением феи и отпечатанным на ней текстом: «Я очень рад, что тебе нравятся мои книги о феях. С наилучшими пожеланиями, Каспер Грёза». Написано как будто от руки, а на самом деле набрано типографским способом. Это и понятно. Ведь он, наверное, каждую неделю получает сотни писем.
Я пишу ему каждый день. Но письма свои не отправляю. А складываю в большую серебряную шкатулку и прячу в глубине платяного шкафа. Их уже так много, что я с трудом закрываю коробку, уминаю, как могу.
Дорогой К. Г.!
Я не могу перестать писать Вам. У меня такое чувство, будто Вы мой самый близкий друг.
Ведь я Вас не придумала. Вы на самом деле прислали мне то письмо. Может, Вы о нем позабыли, но это неважно. Пусть Вы меня не знаете, но я-то Вас знаю. Я столько раз рассматривала каждую из Ваших книжек, что теперь мне кажется, я знаю про Вас всё-всё.
Хорошо бы когда-нибудь с Вами встретиться…
Хорошо бы, Вы по-настоящему были моим другом.
С любовью,
Фиалка
Из книги Каспера Грёзы «Другие волшебные народы»
Гобгоблины
Разновидность домовых, чрезвычайно сварливые и несколько скучноватые.
ГЛАВА 4
Я бы с удовольствием просидела у себя в комнате целый день, как Уилл, но мама позвала меня помочь ей чистить овощи к обеду. Вид у неё бледный и несчастный, волосы на затылке встопорщились — наверное, она полночи ворочалась в постели.
Папа встал только в полдень. Он тоже выглядел ужасно. Глаза в кровавых прожилках и жуткий запах перегара.
— Как поживает моя малышка? — хрипло поинтересовался он, обхватив меня руками.
— Пап! — Я вывернулась.
— Оставь её в покое, Джим, — сказала мама.
Папа тут же накинулся на неё и давай разоряться, какая она зануда, обязательно нужно испортить всем настроение, и какой смысл ходить на танцы, если она весь вечер сидит с кислым видом, смотрит на всех сверху вниз и не желает веселиться вместе с остальными?
Мама, крепко сжав губы, продолжала чистить картошку. Будто ей все равно, только картофелина у неё в руке становилась все меньше и меньше, пока не достигла размеров лесного ореха.
А папа орал все громче. Я ненавидела его за это, но в то же время и понимала, как его должно раздражать упорное мамино молчание. Её белое мученическое лицо просто напрашивалось на оскорбления. Я заметила, что у неё подёргивается веко. Узнать бы, о чем она сейчас думает.
— Черт подери, Айрис! Дай налью воды в чайник. До смерти хочется кофе. — Папа оттолкнул её локтем.
— Я налью, — пискнула мама, словно мышка.
Она сварила кофе и молча передала папе чашку. Почему она не вылила этот кофе ему на голову? Почему она всегда ему подчиняется?
Я подумала про Уилла. И про себя.
Противно даже представить, что я могу быть такой же безвольной, как мама. Я начала взбивать яйца для йоркширского пудинга с такой силой, что смесь в миске забурлила не хуже джакузи. Я твёрдо решила: никогда больше не позволю Уиллу играть со мной в дурацкие игры.
Я уже сотни раз принимала такое решение.
За обедом я очень старалась не обращать на Уилла внимания. На сей раз он соизволил сесть с нами за стол. Ел молча, не глядя по сторонам. Разговор в основном вёл папа. Несмотря на похмелье, он наворачивал, как истинный англичанин, — три порции ростбифа, хороший кус йоркширского пудинга, четыре картофелины, морковка, брокколи и зелёный горошек. Ещё и подливку подобрал толстым ломтём хлеба. А после ещё две порции пирога с ревенем и чашка чаю с печеньем.
— Что может быть лучше хорошего воскресного завтрака, — сказал папа, рыгнув, и похлопал себя по животу.
Уилл, перехватив мой взгляд, одними губами выговорил: «Лучше в нас, чем в таз» — одновременно с папой, который произнёс то же самое вслух. Я еле сдержалась, чтобы не засмеяться.
Папа нахмурился:
— Опять хохмишь?
— Что мне, делать нечего?
Уилл встал, сказал:
— С вашего разрешения. — И двинулся к двери.
— А ты не хочешь помочь матери вымыть посуду? — спросил папа.
Уилл остановился.
— Помочь матери?
Слово ещё долго звенело в воздухе, когда Уилл уже вышел за дверь.
Мама сказала:
— Я и сама справлюсь.
Папа потянулся и снова рыгнул.
— Ну и объелся же я, — сказал он, как будто его кто-то силком заставил все это слопать. — Пожалуй, пойду протрясусь. Да, прогуляемся, Айрис?
— Мне ещё нужно помыть посуду.
— Подождёт твоя посуда. Пошли, нагуляешь себе розочки на щёчках, — сказал папа.
— Ну хоть поставлю отмокать кастрюли и сковородки, — сказала мама, собирая тарелки со стола.
— Ох, если все так сложно, тогда не надо, — сказал папа и хлопнул меня по плечу. — Давай, Фиалка. Ты-то не откажешься от прогулки, доченька?
Мне совершенно не хотелось гулять. Но и мыть посуду с мамой тоже не хотелось. Да и торчать в одиночестве у себя в комнате. Хотелось побыть с Уиллом. Но если сунусь к нему, он, скорее всего, пошлёт меня куда подальше. И потом, я ведь приняла решение.
Я схватила куртку и пошла с папой.
— Вот и умница, — обрадовался он. — Пойдём в парк, что ли?
Когда я была маленькая, он часто меня туда водил. Мне страшно нравились цветы, особенно кувшинки на декоративном пруду. Я ложилась на живот прямо в траву и представляла, как феи Кувшинок перепрыгивают с одного плоского листа на другой. Сейчас все это безнадёжно ушло в прошлое, но папа до сих пор пытается обращаться со мной, как с маленькой девочкой. Удивительно, что он не захватил с собой пакет с хлебом, чтобы покормить уточек.
— Хочешь покачаться? — Он приостановился у детской площадки.
Это было шуткой только наполовину.
— А как же!
Папа взял мою руку и стал раскачивать её, словно качели.
— Как нам с тобой бывало весело, Филь. — На его покрасневшие глаза навернулись слезы. — Жаль, что ты не можешь навсегда остаться моей маленькой девочкой…
— Папа!
Я вырвала руку.
— Оп-ля! Извини, солнышко. Я не хотел ставить тебя в неловкое положение. Совсем забыл, что ты у нас уже тинейджер.
— А с виду и не скажешь, да? — спросила я с горечью.
— Ты очень хорошенькая, золотко, просто прелесть! Не переживай, скоро у тебя все сформируется. — Папа смущённо кашлянул. Потом улыбнулся: — Может, в следующий раз пойдёшь со мной на вечеринку вместо мамы? Она не очень-то любит светские мероприятия. Наверное, это не её вина, люди такие разные, но она действительно всем вокруг умеет испортить настроение. Так, может, побудешь разок моей подружкой? Знаешь, в следующем месяце намечается вечер дамского отделения общества масонов…
У меня даже мурашки по коже побежали. Я постаралась сохранить спокойствие.
— Ой, пап, зачем я тебе? Представь, в этих джинсах…
— Ты и твои чудовищные джинсы! Нет уж, дурашка, мы с тобой пройдёмся по магазинам и купим тебе самое шикарное платье.
— По-моему, пап, это не мой стиль.
Я сильно сомневалась, что он говорит серьёзно. Может быть, он и сам не был в этом уверен.
— Ну давай подождём годик-другой. — Папа взъерошил мне волосы и невесело усмехнулся: — Успокойся, никто тебя никуда не тащит.
Я покосилась на него, судорожно придумывая другую тему для разговора. Спросила, как дела на работе. Это самый безопасный вариант. Папа может часами разглагольствовать о работе полицейского, о своих битвах с идиотаминачальниками в районном управлении и о встречах с общественностью, чрезмерно озабоченной проблемой собачьих какашек. И точно, этого ему хватило на всю прогулку по парку. Я отключилась, думая о себе и об Уилле.
— Ну, а ты что скажешь, Фиалка? — вдруг спросил папа. — Как дела в школе?
— Нормально, — ответила я.
На самом деле все обстояло совсем не так. Я ненавидела школу. Мне там было очень одиноко. Всегда и везде я оказывалась третьим лишним. Уилл такой же, но ему нравится быть непохожим на других. К тому же почти все девчонки мечтают с ним встречаться.
А со мной дружить никто не хочет. Ну, нет, не совсем так. У меня есть Марни и Терри. Наверное, считается, что они мои подруги. Хотя единственное, что нас объединяет, это рост. Обе такие же мелкие, как и я. На всех школьных фотографиях мы в первом ряду, на уроках физкультуры стоим в самом хвосте, в школьных спектаклях играем маленьких детей и разных милых зверюшек. Когда ставили мюзикл «Волшебник Изумрудного города», мы все трое играли жевунов, и эта кличка прилипла. Теперь все в классе нас так и называют, будто не могут отличить нас друг от друга.
А по-моему, мы совсем непохожи. Марни толстенькая, с пушистыми светлыми волосами и очень розовыми щеками. Терри совсем крошечная, самая маленькая в школе. У неё каштановые волосы и короткая стрижка «паж». На вид ей лет восемь. Она и ведёт себя, как восьмилетняя, постоянно хихикает и устраивает глупые споры. Они обе способны десять минут подряд препираться: «Нет, ты сказала», «Нет, я не говорила».
Я в этих перебранках не участвую. И не хихикаю. И вообще почти с ними не разговариваю. Я не знаю, о чем с ними говорить, потому что нам нравятся совершенно разные вещи. Марни и Терри тащатся от новомодных певцов, плетут друг для друга «фенечки» из бисера, придумывают планировку идеальной спальни, коллекционируют плюшевые игрушки. У Марни до сих пор хранятся сто двадцать три «Beanie Babies» и по экземпляру всех зверюшек из коллекции «Manhattan toy animal». Терри собирает старых плюшевых мишек — косматых, хромоногих, одноглазых уродов, каких можно найти в самом дальнем углу благотворительной распродажи. Её комната похожа на приют бездомных медведей.
Хотя мне ли говорить об этом, когда моя собственная комната увешана феями, словно готический грот. На самом деле именно феи нас и подружили. Мы только-только поступили в седьмой класс и были ещё новичками в средней школе, нам задали сочинение на тему «Мой дом». У меня хватило глупости написать правду. Миссис Мейсон, учительница английского, заставила меня прочитать своё сочинение вслух. Мне пришлось сообщить всему классу про фею Роз, и про Воронью фею, и про весь остальной волшебный народец. Девчонки давились от смеха и в насмешку размахивали руками, словно крыльями. Я пыталась, подражая Уиллу, сохранять ироничное выражение лица, чуть приподняв одну бровь, как бы давая понять, что и сама знаю, как это смешно и нелепо — увешать свою комнату феями, но было уже поздно. В средней школе это непростительная глупость. Пусть я и сестра шикарного парня Уилла, отныне я самая жалкая малявка седьмого класса. У меня не осталось ни малейшей надежды подружиться с кем-либо из стильных девчонок. Мой удел — Марни и Терри. Они тоже не скрывали, что считают меня слегка с привихом. Но им захотелось увидеть мою населённую феями комнату, и они долго приставали, пока я наконец не позвала их к себе в гости. Меня саму один раз пригласили на чай к Терри (я жутко боялась, что угощение превратится в пикник среди игрушечных медведей), и один раз ходила с ночёвкой в гости к Марни. Марни надела розовую сорочку с рукавами-"фонариками" и розовые пушистые тапочки, Терри — ночную рубашку с мишками, а я — свою обычную просторную чёрную футболку и чёрные штанишки до колен. Кто бы мог подумать, что нам придётся провести чуть ли не полвечера в ночнушках! Я чувствовала себя совсем раздетой. Наконец я не выдержала и попросила Марни одолжить мне её розовый стёганый халатик, в котором стала окончательно похожа на клоуна.
Мне вовсе не хотелось приглашать их к себе, но они не отставали. Я боялась, что они со мной рассорятся. И хоть они мне не нравились, других-то друзей у меня не было. Поэтому однажды в пятницу я пригласила их в гости. Папы дома не было, он ушёл на курсы «Действия полиции в случае стихийного бедствия». Вечер в обществе Марни и Терри тоже оказался стихийным бедствием. Меня до сих пор в жар бросает, как вспомню.
Я заранее спросила у мамы, можно ли им прийти, со слабой надеждой, что она не разрешит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Я знаю его, как никто. И он меня тоже знает. Однажды я получила от него письмо.
Первую книжку Каспера Грёзы купил мне папа, когда мне было шесть лет, — «Дымчатая фея». Не знаю, почему он выбрал именно её. Сейчас он любит говорить, мол, интуиция ему подсказала, что эта книга особенная и что в будущем она будет стоить целое состояние. По-моему, все это чепуха. Скорее всего, папа просто забежал в книжный магазин и схватил первую попавшуюся книжку для маленьких девочек, какая подвернулась ему под руку.
«Дымчатая фея» — не из больших, ярко раскрашенных книжек с картинками. Это маленькая, тоненькая книжечка квадратного формата. Я всюду носила её с собой в кармане, представляя, что под серой шёлковой обложкой прячется сама Дымчатая фея. Когда книги Каспера Грёзы вошли в моду и папа узнал, какую цену предлагают за «Дымчатую фею» в Интернете, он заставил меня обернуть книгу в целлофан и убрать на книжную полку. Внутри книги спрятано аккуратно сложенное письмо самого Каспера Грёзы.
Я написала ему, что, по-моему, «Дымчатая фея» — лучшая книга всех времён. Я перечитывала её снова и снова, водя пальцем по строчкам и бормоча слова себе под нос, пока не выучила наизусть. Сейчас уже точно и не помню, что было в том письме. Помню только, что написано оно было корявыми печатными буквами, и строчки гуляли то вверх, то вниз. Не забывайте, мне тогда исполнилось всего шесть лет. И я была неспособна детально проанализировать, почему мне так нравится «Дымчатая фея».
Сюжет книжки довольно простой. В ней рассказывается про маленькую фею, которая летает в клубах голубовато-серого дыма над костром, или над свечой, или над сигаретой. Когда пламя гаснет, Дымчатая фея тускнеет, так что я едва могла различить её мерцающие очертания на странице и боялась, что она совсем исчезнет, но потом она подружилась с маленьким дракончиком, у которого с каждым выдохом изо рта вылетает облачко дыма. Дымчатая фея села к нему на зеленую чешуйчатую спину, и они улетели вдвоём, улетели со страницы, улетели из сказки. И я — вместе с ними. Я размахивала руками и бегала по комнате в своих пушистых тапочках — пробовала взлететь по-настоящему. Наверное, я выглядела жуткой идиоткой, но я воображала себя Дымчатой феей в сером шёлковом платье с крылышками, тонкими, как паутинка.
У меня ужасное подозрение, что я тогда написала Касперу Грёзе, будто я и сама фея. Даже сейчас, когда думаю об этом, у меня начинают гореть щеки. Но Каспер Грёза повёл себя очень великодушно. Он написал мне ответ — настоящее письмо, чёрными буквами, тем же почерком, что и на титульном листе «Дымчатой феи».
Я развернула свою драгоценную книжку, шурша целлофаном, и осторожно раскрыла письмо.
Дорогая Фиалка!
Какое чудесное имя! Я тоже очень люблю фиалки. Нужно будет придумать специально для тебя крошечную фею Фиалок в темно-фиолетовом платье. Я рад, что тебе понравилась моя Дымчатая фея. И она тоже рада.
Он нарисовал специально для меня картинку. На ней Дымчатая фея, расправив крылышки и вытянув носки изящных ножек, летит и машет мне рукой.
Привет, Фиалка! Мне бы очень хотелось полетать с тобой!
Мне тоже этого очень хотелось. Я была потрясена посланием Дымчатой феи и бережно хранила письмо Каспера Грёзы как настоящее сокровище. Папа сказал, что со стороны этого парня было весьма любезно написать мне ответ, но на самом деле его это не особенно волновало. В те дни о Каспере Грёзе никто и знать не знал. «Дымчатая фея» не привлекала ничьего внимания, пока какой-то учитель не пожаловался, что эта книга может подтолкнуть детей младшего возраста к курению. Издатели моментально отозвали тираж, и книга навсегда исчезла с книжных прилавков. Зато вторая книга Каспера Грёзы, большой сборник сказок о цветочных феях, неожиданно добилась громадного успеха. Она получила множество всевозможных премий, попала во все списки бестселлеров. Очень многие начали коллекционировать книги Каспера Грёзы. Всем хотелось приобрести экземпляр «Дымчатой феи», но их почти не осталось. Один такой экземпляр купили на сетевой распродаже за тысячу фунтов стерлингов! Экземпляры с автографом сейчас, кажется, идут по пять тысяч фунтов.
Моя книга не подписана, но у меня есть письмо самого автора. Сейчас Каспер Грёза писем больше не пишет. Я пробовала написать по тому адресу, который указан в верхнем уголке его письма, но моё послание вернулось с пометкой на конверте: «По указанному адресу не проживает». Наверное, он переехал в какой-нибудь роскошный дом, ведь за свои книги он заработал уйму денег. Можно, конечно, написать на адрес издательства, но в ответ тогда получишь всего лишь открытку с изображением феи и отпечатанным на ней текстом: «Я очень рад, что тебе нравятся мои книги о феях. С наилучшими пожеланиями, Каспер Грёза». Написано как будто от руки, а на самом деле набрано типографским способом. Это и понятно. Ведь он, наверное, каждую неделю получает сотни писем.
Я пишу ему каждый день. Но письма свои не отправляю. А складываю в большую серебряную шкатулку и прячу в глубине платяного шкафа. Их уже так много, что я с трудом закрываю коробку, уминаю, как могу.
Дорогой К. Г.!
Я не могу перестать писать Вам. У меня такое чувство, будто Вы мой самый близкий друг.
Ведь я Вас не придумала. Вы на самом деле прислали мне то письмо. Может, Вы о нем позабыли, но это неважно. Пусть Вы меня не знаете, но я-то Вас знаю. Я столько раз рассматривала каждую из Ваших книжек, что теперь мне кажется, я знаю про Вас всё-всё.
Хорошо бы когда-нибудь с Вами встретиться…
Хорошо бы, Вы по-настоящему были моим другом.
С любовью,
Фиалка
Из книги Каспера Грёзы «Другие волшебные народы»
Гобгоблины
Разновидность домовых, чрезвычайно сварливые и несколько скучноватые.
ГЛАВА 4
Я бы с удовольствием просидела у себя в комнате целый день, как Уилл, но мама позвала меня помочь ей чистить овощи к обеду. Вид у неё бледный и несчастный, волосы на затылке встопорщились — наверное, она полночи ворочалась в постели.
Папа встал только в полдень. Он тоже выглядел ужасно. Глаза в кровавых прожилках и жуткий запах перегара.
— Как поживает моя малышка? — хрипло поинтересовался он, обхватив меня руками.
— Пап! — Я вывернулась.
— Оставь её в покое, Джим, — сказала мама.
Папа тут же накинулся на неё и давай разоряться, какая она зануда, обязательно нужно испортить всем настроение, и какой смысл ходить на танцы, если она весь вечер сидит с кислым видом, смотрит на всех сверху вниз и не желает веселиться вместе с остальными?
Мама, крепко сжав губы, продолжала чистить картошку. Будто ей все равно, только картофелина у неё в руке становилась все меньше и меньше, пока не достигла размеров лесного ореха.
А папа орал все громче. Я ненавидела его за это, но в то же время и понимала, как его должно раздражать упорное мамино молчание. Её белое мученическое лицо просто напрашивалось на оскорбления. Я заметила, что у неё подёргивается веко. Узнать бы, о чем она сейчас думает.
— Черт подери, Айрис! Дай налью воды в чайник. До смерти хочется кофе. — Папа оттолкнул её локтем.
— Я налью, — пискнула мама, словно мышка.
Она сварила кофе и молча передала папе чашку. Почему она не вылила этот кофе ему на голову? Почему она всегда ему подчиняется?
Я подумала про Уилла. И про себя.
Противно даже представить, что я могу быть такой же безвольной, как мама. Я начала взбивать яйца для йоркширского пудинга с такой силой, что смесь в миске забурлила не хуже джакузи. Я твёрдо решила: никогда больше не позволю Уиллу играть со мной в дурацкие игры.
Я уже сотни раз принимала такое решение.
За обедом я очень старалась не обращать на Уилла внимания. На сей раз он соизволил сесть с нами за стол. Ел молча, не глядя по сторонам. Разговор в основном вёл папа. Несмотря на похмелье, он наворачивал, как истинный англичанин, — три порции ростбифа, хороший кус йоркширского пудинга, четыре картофелины, морковка, брокколи и зелёный горошек. Ещё и подливку подобрал толстым ломтём хлеба. А после ещё две порции пирога с ревенем и чашка чаю с печеньем.
— Что может быть лучше хорошего воскресного завтрака, — сказал папа, рыгнув, и похлопал себя по животу.
Уилл, перехватив мой взгляд, одними губами выговорил: «Лучше в нас, чем в таз» — одновременно с папой, который произнёс то же самое вслух. Я еле сдержалась, чтобы не засмеяться.
Папа нахмурился:
— Опять хохмишь?
— Что мне, делать нечего?
Уилл встал, сказал:
— С вашего разрешения. — И двинулся к двери.
— А ты не хочешь помочь матери вымыть посуду? — спросил папа.
Уилл остановился.
— Помочь матери?
Слово ещё долго звенело в воздухе, когда Уилл уже вышел за дверь.
Мама сказала:
— Я и сама справлюсь.
Папа потянулся и снова рыгнул.
— Ну и объелся же я, — сказал он, как будто его кто-то силком заставил все это слопать. — Пожалуй, пойду протрясусь. Да, прогуляемся, Айрис?
— Мне ещё нужно помыть посуду.
— Подождёт твоя посуда. Пошли, нагуляешь себе розочки на щёчках, — сказал папа.
— Ну хоть поставлю отмокать кастрюли и сковородки, — сказала мама, собирая тарелки со стола.
— Ох, если все так сложно, тогда не надо, — сказал папа и хлопнул меня по плечу. — Давай, Фиалка. Ты-то не откажешься от прогулки, доченька?
Мне совершенно не хотелось гулять. Но и мыть посуду с мамой тоже не хотелось. Да и торчать в одиночестве у себя в комнате. Хотелось побыть с Уиллом. Но если сунусь к нему, он, скорее всего, пошлёт меня куда подальше. И потом, я ведь приняла решение.
Я схватила куртку и пошла с папой.
— Вот и умница, — обрадовался он. — Пойдём в парк, что ли?
Когда я была маленькая, он часто меня туда водил. Мне страшно нравились цветы, особенно кувшинки на декоративном пруду. Я ложилась на живот прямо в траву и представляла, как феи Кувшинок перепрыгивают с одного плоского листа на другой. Сейчас все это безнадёжно ушло в прошлое, но папа до сих пор пытается обращаться со мной, как с маленькой девочкой. Удивительно, что он не захватил с собой пакет с хлебом, чтобы покормить уточек.
— Хочешь покачаться? — Он приостановился у детской площадки.
Это было шуткой только наполовину.
— А как же!
Папа взял мою руку и стал раскачивать её, словно качели.
— Как нам с тобой бывало весело, Филь. — На его покрасневшие глаза навернулись слезы. — Жаль, что ты не можешь навсегда остаться моей маленькой девочкой…
— Папа!
Я вырвала руку.
— Оп-ля! Извини, солнышко. Я не хотел ставить тебя в неловкое положение. Совсем забыл, что ты у нас уже тинейджер.
— А с виду и не скажешь, да? — спросила я с горечью.
— Ты очень хорошенькая, золотко, просто прелесть! Не переживай, скоро у тебя все сформируется. — Папа смущённо кашлянул. Потом улыбнулся: — Может, в следующий раз пойдёшь со мной на вечеринку вместо мамы? Она не очень-то любит светские мероприятия. Наверное, это не её вина, люди такие разные, но она действительно всем вокруг умеет испортить настроение. Так, может, побудешь разок моей подружкой? Знаешь, в следующем месяце намечается вечер дамского отделения общества масонов…
У меня даже мурашки по коже побежали. Я постаралась сохранить спокойствие.
— Ой, пап, зачем я тебе? Представь, в этих джинсах…
— Ты и твои чудовищные джинсы! Нет уж, дурашка, мы с тобой пройдёмся по магазинам и купим тебе самое шикарное платье.
— По-моему, пап, это не мой стиль.
Я сильно сомневалась, что он говорит серьёзно. Может быть, он и сам не был в этом уверен.
— Ну давай подождём годик-другой. — Папа взъерошил мне волосы и невесело усмехнулся: — Успокойся, никто тебя никуда не тащит.
Я покосилась на него, судорожно придумывая другую тему для разговора. Спросила, как дела на работе. Это самый безопасный вариант. Папа может часами разглагольствовать о работе полицейского, о своих битвах с идиотаминачальниками в районном управлении и о встречах с общественностью, чрезмерно озабоченной проблемой собачьих какашек. И точно, этого ему хватило на всю прогулку по парку. Я отключилась, думая о себе и об Уилле.
— Ну, а ты что скажешь, Фиалка? — вдруг спросил папа. — Как дела в школе?
— Нормально, — ответила я.
На самом деле все обстояло совсем не так. Я ненавидела школу. Мне там было очень одиноко. Всегда и везде я оказывалась третьим лишним. Уилл такой же, но ему нравится быть непохожим на других. К тому же почти все девчонки мечтают с ним встречаться.
А со мной дружить никто не хочет. Ну, нет, не совсем так. У меня есть Марни и Терри. Наверное, считается, что они мои подруги. Хотя единственное, что нас объединяет, это рост. Обе такие же мелкие, как и я. На всех школьных фотографиях мы в первом ряду, на уроках физкультуры стоим в самом хвосте, в школьных спектаклях играем маленьких детей и разных милых зверюшек. Когда ставили мюзикл «Волшебник Изумрудного города», мы все трое играли жевунов, и эта кличка прилипла. Теперь все в классе нас так и называют, будто не могут отличить нас друг от друга.
А по-моему, мы совсем непохожи. Марни толстенькая, с пушистыми светлыми волосами и очень розовыми щеками. Терри совсем крошечная, самая маленькая в школе. У неё каштановые волосы и короткая стрижка «паж». На вид ей лет восемь. Она и ведёт себя, как восьмилетняя, постоянно хихикает и устраивает глупые споры. Они обе способны десять минут подряд препираться: «Нет, ты сказала», «Нет, я не говорила».
Я в этих перебранках не участвую. И не хихикаю. И вообще почти с ними не разговариваю. Я не знаю, о чем с ними говорить, потому что нам нравятся совершенно разные вещи. Марни и Терри тащатся от новомодных певцов, плетут друг для друга «фенечки» из бисера, придумывают планировку идеальной спальни, коллекционируют плюшевые игрушки. У Марни до сих пор хранятся сто двадцать три «Beanie Babies» и по экземпляру всех зверюшек из коллекции «Manhattan toy animal». Терри собирает старых плюшевых мишек — косматых, хромоногих, одноглазых уродов, каких можно найти в самом дальнем углу благотворительной распродажи. Её комната похожа на приют бездомных медведей.
Хотя мне ли говорить об этом, когда моя собственная комната увешана феями, словно готический грот. На самом деле именно феи нас и подружили. Мы только-только поступили в седьмой класс и были ещё новичками в средней школе, нам задали сочинение на тему «Мой дом». У меня хватило глупости написать правду. Миссис Мейсон, учительница английского, заставила меня прочитать своё сочинение вслух. Мне пришлось сообщить всему классу про фею Роз, и про Воронью фею, и про весь остальной волшебный народец. Девчонки давились от смеха и в насмешку размахивали руками, словно крыльями. Я пыталась, подражая Уиллу, сохранять ироничное выражение лица, чуть приподняв одну бровь, как бы давая понять, что и сама знаю, как это смешно и нелепо — увешать свою комнату феями, но было уже поздно. В средней школе это непростительная глупость. Пусть я и сестра шикарного парня Уилла, отныне я самая жалкая малявка седьмого класса. У меня не осталось ни малейшей надежды подружиться с кем-либо из стильных девчонок. Мой удел — Марни и Терри. Они тоже не скрывали, что считают меня слегка с привихом. Но им захотелось увидеть мою населённую феями комнату, и они долго приставали, пока я наконец не позвала их к себе в гости. Меня саму один раз пригласили на чай к Терри (я жутко боялась, что угощение превратится в пикник среди игрушечных медведей), и один раз ходила с ночёвкой в гости к Марни. Марни надела розовую сорочку с рукавами-"фонариками" и розовые пушистые тапочки, Терри — ночную рубашку с мишками, а я — свою обычную просторную чёрную футболку и чёрные штанишки до колен. Кто бы мог подумать, что нам придётся провести чуть ли не полвечера в ночнушках! Я чувствовала себя совсем раздетой. Наконец я не выдержала и попросила Марни одолжить мне её розовый стёганый халатик, в котором стала окончательно похожа на клоуна.
Мне вовсе не хотелось приглашать их к себе, но они не отставали. Я боялась, что они со мной рассорятся. И хоть они мне не нравились, других-то друзей у меня не было. Поэтому однажды в пятницу я пригласила их в гости. Папы дома не было, он ушёл на курсы «Действия полиции в случае стихийного бедствия». Вечер в обществе Марни и Терри тоже оказался стихийным бедствием. Меня до сих пор в жар бросает, как вспомню.
Я заранее спросила у мамы, можно ли им прийти, со слабой надеждой, что она не разрешит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14