Я совсем не была похожа сама на себя, невзрачную, расплывчатую. Во мне появилась какая-то определённость, как будто Жасмин всю меня обвела чётким контуром.
Джонатан сидел перед зеркалом в футболке и ловко накладывал сам себе грим. Казалось, он ничуточки не волнуется. Если бы мне пришлось выйти на сцену и играть роль на глазах у целой толпы зрителей, я наверняка бы вся тряслась от ужаса.
Когда ему пришло время переодеваться в сценический костюм, мы с Жасмин отправились искать свои места в зрительном зале.
— Самые лучшие места! — сказала Жасмин.
Я ожидала, что это будут два места в партере, но Жасмин потащила меня по каким-то запутанным коридорам, с кем-то поговорила по дороге, потом повела меня вверх по лестнице и открыла маленькую дверцу.
— Ой, вот это да! Мы в ложе! — восхитилась я.
Это было просто невероятно: мы сидели в ложе и смотрели на сцену сверху, отдельно от всех, в своём собственном мирке, обитом пунцовым бархатом. Я перегнулась через бортик, придерживаясь за золочёный поручень, и увидела, что некоторые зрители смотрят на меня снизу вверх, разглядывают, как будто я тоже какая-нибудь знаменитость. Потом заиграла музыка, зажглись огни, и Джонатан выбежал на сцену. Он пел, танцевал, а когда под бурю оваций закончил свой вступительный номер, лихо помахал рукой мне и Жасмин. Мы помахали ему в ответ, как будто готовы были тоже выбежать на сцену и принять участие в представлении.
Дорогой К. Г.!
Интересно, сколько писем я Вам уже написала? Наверное, несколько сотен. Поначалу я записывала их на листочках, вырванных из блокнота, карандашом, печатными буквами, мои строчки гуляли вверх и вниз по странице. Потом я доросла до настоящей почтовой бумаги с мишками, и всех мишек обводила карандашом и пририсовывала им крылья, чтобы они становились медвежьими феями. Потом я увлеклась котятами, потом был период радужной почтовой бумаги, а потом я сходила сума по наклейкам и облепляла ими каждое письмо.
Я вообразила себе, что Вы, наверное, живёте в замке где-нибудь далеко-далеко за морем, и стала вкладывать свои письма в узенькие голубые конверты авиапочты. И ещё я Вам посылала открытки, все открытки с феями, какие только могла найти, хоть они и не такие красивые, как Ваши. А ещё я сама рисовала для Вас фей. А в конце письма я каждый раз рисовала себя.
С любовью,
Фиалка
Из книги Каспера Грёзы «'Ведьмы, лешие, домовые и прочие кикиморы»
Чёрная ведьма
Женщина, занимающаяся недобрым колдовством. По поверью, находится в сговоре с дьяволом.
ГЛАВА 10
— В ы сидели в ложе! — ахала мама на следующее утро за завтраком.
— Подумаешь, ничего особенного, — сказал папа. — Успокойся ты, бога ради. Это просто кресло на маленьком балкончике. — Он зевнул и помешал кукурузные хлопья в тарелке. — Надоела мне эта баланда. Почему нельзя приготовить нормальный завтрак — да хоть бы яичницу с колбасой и беконом?
— Ты сам знаешь, почему. У тебя же повышенное содержание холестерина в крови, — сказала мама. — Жареное тебе вредно.
— Ну хотя бы раз в неделю. Мама по утрам готовила просто сказочную вкуснятину! Нигде больше не пробовал таких гренок, такой жареной картошечки! — Папа причмокнул губами. — И ведь до сих пор никаких проблем со здоровьем, хотя ей уже стукнуло… — Папа запнулся, прищурился, всматриваясь в настенный календарь. — Господи! Сегодня, случайно, не восемнадцатое?
— Восемнадцатое, — ответила мама с лёгким оттенком вызова.
— Сегодня же у нашей старой летучей мыши день рождения, правильно? А мы ничего для неё не приготовили! — Папа с укором смотрел на маму.
— Но я подумала, раз мы с ней теперь не общаемся… — Мама не закончила, только покосилась на Уилла.
Уилл стоял около хлебницы и ел хлеб с клубничным вареньем, намазывая один ломоть за другим. Он не прекратил своего занятия, только стал жевать ещё быстрее, как будто кусок не лез ему в горло.
— Да помню я, помню, — раздражённо ответил папа. — Я пока не страдаю болезнью Альцгеймера. Если подумать, может быть, вот в чем причина того скандала. Она просто помаленьку впадает в маразм.
— Старая ведьма прекрасно сознавала, что делает, — с неожиданной злостью выпалила мама.
— Не смей так говорить о моей матери, — сказал папа.
— Ты сам только что назвал её старой летучей мышью, — ответила мама, вздёрнув подбородок.
— В соседнем доме живут летучие мыши, — скороговоркой вставила я.
Мама и папа посмотрели на меня с удивлением. Уилл тоже смотрел на меня.
— Что ты сказала? — спросил папа.
— Летучие мыши. Целая туча. Наверное, они поселились на чердаке.
— О боже! — Мама схватилась за волосы. Они рассыпались по плечам её голубого халата, так что со спины она казалась не старше меня. Но лицо у неё бледное, между бровями и в углах рта залегли морщинки. Она так часто хмурится, что морщинки уже не удаётся разгладить, даже если потереть лоб кончиками пальцев. Я подумала: а выглядела бы она моложе, если была бы замужем за таким человеком, как Джонатан?
— Ненавижу летучих мышей, — разволновалась мама. — Так я и знала, что-нибудь такое обязательно должно было случиться. И почему только эта племянница не хочет продать дом? Я думаю, нужно пожаловаться в местный совет.
— Летучие мыши — редкий, охраняемый вид, — вставил Уилл.
— Не говори глупостей! Это просто грызуны, вредители, — сказала мама.
— На самом деле он прав, — неохотно признал папа. — Мы не можем выгнать этих летучих мышей.
— Но они, того и гляди, и к нам в дом ворвутся, — сказала мама, сворачивая волосы в тугой узел на макушке. — Много там летучих мышей, Фиалка? Они уже летают по нашему саду?
— Н-ну-у, — уклончиво протянула я.
— Смотри не выходи во двор с распущенными волосами, — предупредила мама. — Они могут запутаться в твоих длинных волосах.
— Это сказки. Таких случаев практически не зарегистрировано. Летучие мыши — очень интересные животные, я много о них читал, — сказал Уилл. — И они совсем не слепые, они умеют различать свет, особенно на восходе и на закате, хотя зрение у них не очень развито…
— Ладно, ладно, мистер Книгоед, это все на свете знают. Летучие мыши ориентируются с помощью радара, — сказал папа.
— Вообще-то не радара, а эхолокатора, — поправил его Уилл.
— Да меня не интересует, чем они там пользуются, — рявкнул папа. — С чего это мы вообще заговорили о летучих мышах? Давайте-ка собирайтесь.
— Куда? — спросила мама, ещё туже закручивая узел на макушке.
— Надо съездить к бабушке. По дороге купим цветы и большую коробку конфет.
— Ты серьёзно? — спросила мама.
— Послушай, она же старая женщина. Кто знает, много ли ей осталось этих дней рождения.
— Не такая уж она старая. Ты, пожалуйста, выбери что-нибудь одно. То у неё никаких проблем со здоровьем, потом оказывается, что она наполовину в маразме, теперь уже одной ногой в могиле…
— Ладно, хватит! Послушай, я всего-то прошу, съездим туда все вместе, дружной семьёй. Прокатимся, в конце концов. Долго сидеть не будем. Попьём кофейку по-быстрому, потом разыщем приличный паб, закажем воскресное жаркое…
— У нас и дома есть воскресное жаркое. Я купила баранью ногу.
— Значит, закажем понедельничное жаркое! Давай наводи марафет. Можешь первой воспользоваться ванной, — сказал папа, а когда мама поднялась из-за стола, он шлёпнул её пониже спины в знак напутствия.
Я надеялась, что мама оттолкнёт его руку, но она только глупо улыбнулась в ответ, смотреть противно.
Как немного ей нужно! Папа её совсем не уважает, а ей хоть бы что. Если он наденет свои форменные сапоги, а ей велит лечь на пол, она, наверное, так и позволит пройтись по себе ногами.
Я подумала о нас с Уиллом, и мне стало ещё противнее. Разве я с ним веду себя по-другому? Тоже всегда покоряюсь, если только не считать вчерашнего дня. А он теперь наказывает меня за то, что я все-таки пошла к Жасмин. С тех самых пор напрочь меня игнорирует.
Ну и черт с ним, подумала я. Но потом посмотрела на Уилла, и у меня сжалось сердце. Я видела, как безнадёжно опустились его плечи после того, как мама отказалась от борьбы.
Я сказала:
— Пап, а как же Уилл?
— А что Уилл?
— Не может же Уилл ехать поздравлять бабушку после всего, что она тогда наговорила.
— Скорее всего, она уже об этом и не помнит.
— Но Уилл-то помнит. Подумай, каково ему.
Папа нетерпеливо вздохнул.
— А меня не интересует мнение Уилла, — сказал он таким тоном, как будто даже не замечал, что Уилл жуёт хлеб с вареньем в двух шагах от него.
— Взаимно, — проговорил Уилл с полным ртом.
— Не наглей, парень. Давай-ка шустренько натяни приличную одёжку, а не эти кошмарные драные джинсы. И бусы свои тоже сними.
Уилл не двинулся с места. Взял ещё кусок хлеба, намазал вареньем.
— Черт подери! — Папа с такой силой ударил кулаком по столу, что все тарелки задребезжали. — Кончай жрать, собирайся к бабушке!
Уилл не спеша закончил готовить бутерброд. Откусил и только тогда ответил очень спокойно:
— Я не поеду.
— Ещё как поедешь, черт возьми! — загремел отец, вставая.
— Не поеду, и все.
— Делай, что тебе говорят, а не то…
— А не то? — повторил Уилл.
Папа стоял против Уилла. Они были в точности одинакового роста. Папа намного тяжелее, широкий, как шкаф, зато Уилл — жилистый и удивительно сильный. Папа сделал маленький шажок вперёд. Уилл шагнул навстречу, они только что не столкнулись носами, даже смешно. Уилл продолжал жевать.
— Ты что, не можешь есть с закрытым ртом? Скотские манеры! — сказал папа, бочком обошёл вокруг Уилла и начал прибирать со стола. — Ну и ладно, не хочешь ехать — не надо. Нам-то что? Давай-ка, Фиалка, вымой посуду, пойдёшь в ванную после мамы.
Я сказала:
— Пап, я тоже не поеду.
Папа замер на месте. В руках у него была чашка с блюдцем. Он с размаху хлопнул их об стол, так что у чашки откололась ручка. Папа так и не выпустил эту ручку, видимо, сам того не замечая.
— Все из-за тебя, — сверкнул он глазами на Уилла. — Какой пример ты подаёшь сестре?
— Она мне не сестра, и её бабушка весьма нелюбезно указала мне на это, — ответил Уилл.
— Я твоя сестра, — возразила я. — И я не хочу больше видеть бабушку никогда в жизни.
— Фиалка! — Отец подошёл ко мне, укоризненно покачал головой. — Прекрати дурить. Иди оденься, солнышко.
Он протянул руку, словно собирался и меня, как маму, покровительственно похлопать по попке. Я шарахнулась от него.
— Пап, не надо! Я серьёзно. Я никуда не поеду.
Папино лицо побагровело. Я видела, как на виске бьётся жилка. Он снова поднял руку. Я подумала, что на этот раз он меня ударит. Я стиснула кулаки, но не отступила. Папа уронил руку, не тронув меня.
— Ну и оставайтесь. Я не собираюсь вас уговаривать. Вы мне противны оба.
Он повернулся и зашагал к выходу, печатая шаг, но на ногах у него были старые разношенные домашние тапки. Он споткнулся, один тапок соскочил и скособочился. Папа не стал останавливаться и поправлять, так и шёл до самой двери, подволакивая одну ногу.
Мы с Уиллом посмотрели друг на друга и согнулись пополам от смеха, зажимая себе ладонями рты, не то отец бы вернулся и на самом деле нас побил. Уилл сделал ещё один бутерброд с клубничным вареньем, только на этот раз очень старался, даже корочку обрезал. Разделил на треугольнички, красиво разложил на блюдце и с поклоном подал мне. Я проглотила угощение в несколько глотков.
Уилл сказал:
— Ну что, свобода на целый день!
Я сказала:
— Ты вроде говорил, у тебя какие-то планы.
— Их можно отменить, — ухмыльнулся Уилл.
— Может, поедем в Бромптонский лес? — предложила я. — Ах, Уилл, поедем, ну пожалуйста!
— Может быть. Попозже. Посмотрим по настроению.
— Ладно. Только… Пусть у тебя не будет настроения играть в игры, хорошо?
— Играть в игры иногда бывает очень весело.
— Жмурки меня как-то не вдохновляют.
— Я придумаю новую игру, тебе на радость.
— Вернее, на радость себе.
— Вот именно. А иначе какой смысл?
Глаза у него блестели.
Я насторожилась. Какую ещё игру он задумал?
— Мы ведь теперь друзья, да? — спросила я.
— Конечно. — Уилл сунул палец в банку с вареньем и быстро провёл ярко-красную полоску сначала на своём запястье, а после — на моем. — Мы будем кровными братом и сестрой, — объявил он и слизнул варенье с моей руки, а я — с его.
Тут за нас взялась мама. Она спустилась по лестнице в зеленом шерстяном платье с фиолетовым шарфом, приколотым янтарной брошкой. Лицо над этим красочным нарядом было очень бледно.
— Что ещё за разговоры, будто вы не поедете? Конечно, поедете — оба.
— Не, не поедем, — сказал Уилл. — Тебе и самой не хочется ехать. Ты едешь, потому что отец заставляет. Бабушка с тобой тоже не слишком хорошо обращается, правда?
Мама смутилась и покраснела.
— Уилл, перестань, пожалуйста. Ну пускай, ты можешь не ехать, если не хочешь. Я понимаю. Но ты, Фиалка, должна поехать обязательно. Если ты не поедешь, папа очень расстроится.
— Очень жаль. — Я скрестила руки на груди, словно в обороне.
Так и стояла, обхватив себя руками, когда отец снова спустился вниз. Лицо у него все ещё было ярко-розовое, шея почти фиолетовая — от туго впившегося воротничка. Собираясь в гости к бабушке, папа всегда облачается в официальный костюм и рубашку с галстуком, потому что бабушка говорит, она терпеть не может, когда взрослые мужчины носят неряшливые футболки.
— У тебя последний шанс, Фиалка, — сказал папа. — Мы выезжаем через пятнадцать минут. Ещё успеешь умыться и переодеться, только бегом.
Я заупрямилась:
— Я не побегу, папа.
— Отлично, — сказал папа. — Я не собираюсь уговаривать тебя. Вот только… А что, если у твоей бабушки это последний день рождения? Небольшая семейная поездка — неужели это слишком много, взамен всего, что я для вас сделал? Я ведь соглашаюсь работать у тебя персональным шофёром, возить тебя к разным твоим фасонистым подругам.
Я молчала, обхватив собственные локти, изо всех сил старалась не реагировать.
— Кремень-девка! — неожиданно взорвался папа. — Да что ты за дочь? Ну и ладно, если так, можешь вариться в собственном соку.
Громко топая, папа вылетел из дома. Мама озабоченно посмотрела на нас, порылась в сумочке и положила на стол десятифунтовую банкноту.
— Холодильник почти пустой, там только баранина и ещё кой-какая мелочь. Купите себе что-нибудь вкусное в магазинчике на углу. И смотрите без глупостей, слышите?
Я кивнула. Мне вдруг захотелось плакать.
Уилл сказал:
— Не волнуйся, я за ней присмотрю.
Папа заорал с улицы, чтобы мама пошевеливалась, черт подери.
— Послушайте его, ревёт как бык, — сказала мама. — Что подумают соседи? Мне и самой уже не хочется никуда ехать.
Но все-таки побежала. Хлопнула дверца машины, взревел мотор. Они уехали.
В кухне было очень тихо. Уилл оторвал кусок бумажного полотенца и вытер мне мокрые глаза.
— Я плачу из-за мамы, не из-за папы, — объяснила я, шмыгая носом. — Везёт тебе, Уилл. Я бы тоже хотела, чтобы он не был мне родным. Я его ненавижу. Вот бы мне такого отца, как Джонатан… — Тут я прикусила язык. Совсем ни к чему все портить и злить Уилла, вспоминая о Жасмин.
— Веселей, сестрёнка! — сказал Уилл.
— Ах, Уилл! — всхлипнула я.
— Слушай, так тебе и душ будет не нужен. А ну, кто первым добежит в ванную?
Уилл примчался первым, но в ванной он провёл не больше двух минут. Я копалась гораздо дольше, даже голову помыла. Из комнаты Уилла доносилась музыка — кто-то очень красиво играл на рояле. Обычно Уилл крутит гремящую рок-музыку, отчасти назло папе, но я знаю, у него на компакт-дисках целая коллекция классической музыки, он слушает её потихоньку, через наушники.
Одевшись и замотав голову полотенцем, я тихонько подобралась к его комнате. Уилл оставил дверь полуоткрытой, чтобы мне тоже было слышно.
— Такая прелесть! Что это?
— Дебюсси. Называется «Танец Пака». Первое, что попало под руку на тему фей и волшебства.
Я топталась у порога.
— Можно мне войти?
— Конечно.
Я уже давным-давно не бывала в комнате Уилла. Клетка Маффи все ещё стояла на своём месте, занимала половину комнаты. Уилл прикрепил к прутьям чёрные ленты и белые шёлковые лилии, а внутри установил самодельную фигурку шиншиллы из папье-маше, выкрашенную в белый цвет, на подставке, так что получилось похоже на мраморную надгробную статую.
— Ах, Уилл, тебе обязательно нужно завести новую зверюшку!
— Нет, больше никаких зверюшек. Я никого не хочу держать в клетке. Я теперь интересуюсь летучими мышами. Я сделал для них коробку и повесил за домом. Хочу, чтобы они гнездились у нас на чердаке.
~ Ты шутишь, да?
Я на самом деле подумала, что Уилл шутит, но потом заметила: он взял в библиотеке несколько книг о летучих мышах. Книги валялись по всей комнате, среди них были и художественные, довольно много фэнтези и ужастиков в мягких обложках, а на подоконнике все ещё стояли его любимые детские книжки — «Хроники Нарнии», «Ветер в ивах», «Маугли». Многое в комнате напоминало маленького Уилла. Он сохранил свою коллекцию кварца, и по этим миниатюрным скалам до сих пор карабкались крошечные альпинисты, сделанные из ёршиков для курительных трубок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Джонатан сидел перед зеркалом в футболке и ловко накладывал сам себе грим. Казалось, он ничуточки не волнуется. Если бы мне пришлось выйти на сцену и играть роль на глазах у целой толпы зрителей, я наверняка бы вся тряслась от ужаса.
Когда ему пришло время переодеваться в сценический костюм, мы с Жасмин отправились искать свои места в зрительном зале.
— Самые лучшие места! — сказала Жасмин.
Я ожидала, что это будут два места в партере, но Жасмин потащила меня по каким-то запутанным коридорам, с кем-то поговорила по дороге, потом повела меня вверх по лестнице и открыла маленькую дверцу.
— Ой, вот это да! Мы в ложе! — восхитилась я.
Это было просто невероятно: мы сидели в ложе и смотрели на сцену сверху, отдельно от всех, в своём собственном мирке, обитом пунцовым бархатом. Я перегнулась через бортик, придерживаясь за золочёный поручень, и увидела, что некоторые зрители смотрят на меня снизу вверх, разглядывают, как будто я тоже какая-нибудь знаменитость. Потом заиграла музыка, зажглись огни, и Джонатан выбежал на сцену. Он пел, танцевал, а когда под бурю оваций закончил свой вступительный номер, лихо помахал рукой мне и Жасмин. Мы помахали ему в ответ, как будто готовы были тоже выбежать на сцену и принять участие в представлении.
Дорогой К. Г.!
Интересно, сколько писем я Вам уже написала? Наверное, несколько сотен. Поначалу я записывала их на листочках, вырванных из блокнота, карандашом, печатными буквами, мои строчки гуляли вверх и вниз по странице. Потом я доросла до настоящей почтовой бумаги с мишками, и всех мишек обводила карандашом и пририсовывала им крылья, чтобы они становились медвежьими феями. Потом я увлеклась котятами, потом был период радужной почтовой бумаги, а потом я сходила сума по наклейкам и облепляла ими каждое письмо.
Я вообразила себе, что Вы, наверное, живёте в замке где-нибудь далеко-далеко за морем, и стала вкладывать свои письма в узенькие голубые конверты авиапочты. И ещё я Вам посылала открытки, все открытки с феями, какие только могла найти, хоть они и не такие красивые, как Ваши. А ещё я сама рисовала для Вас фей. А в конце письма я каждый раз рисовала себя.
С любовью,
Фиалка
Из книги Каспера Грёзы «'Ведьмы, лешие, домовые и прочие кикиморы»
Чёрная ведьма
Женщина, занимающаяся недобрым колдовством. По поверью, находится в сговоре с дьяволом.
ГЛАВА 10
— В ы сидели в ложе! — ахала мама на следующее утро за завтраком.
— Подумаешь, ничего особенного, — сказал папа. — Успокойся ты, бога ради. Это просто кресло на маленьком балкончике. — Он зевнул и помешал кукурузные хлопья в тарелке. — Надоела мне эта баланда. Почему нельзя приготовить нормальный завтрак — да хоть бы яичницу с колбасой и беконом?
— Ты сам знаешь, почему. У тебя же повышенное содержание холестерина в крови, — сказала мама. — Жареное тебе вредно.
— Ну хотя бы раз в неделю. Мама по утрам готовила просто сказочную вкуснятину! Нигде больше не пробовал таких гренок, такой жареной картошечки! — Папа причмокнул губами. — И ведь до сих пор никаких проблем со здоровьем, хотя ей уже стукнуло… — Папа запнулся, прищурился, всматриваясь в настенный календарь. — Господи! Сегодня, случайно, не восемнадцатое?
— Восемнадцатое, — ответила мама с лёгким оттенком вызова.
— Сегодня же у нашей старой летучей мыши день рождения, правильно? А мы ничего для неё не приготовили! — Папа с укором смотрел на маму.
— Но я подумала, раз мы с ней теперь не общаемся… — Мама не закончила, только покосилась на Уилла.
Уилл стоял около хлебницы и ел хлеб с клубничным вареньем, намазывая один ломоть за другим. Он не прекратил своего занятия, только стал жевать ещё быстрее, как будто кусок не лез ему в горло.
— Да помню я, помню, — раздражённо ответил папа. — Я пока не страдаю болезнью Альцгеймера. Если подумать, может быть, вот в чем причина того скандала. Она просто помаленьку впадает в маразм.
— Старая ведьма прекрасно сознавала, что делает, — с неожиданной злостью выпалила мама.
— Не смей так говорить о моей матери, — сказал папа.
— Ты сам только что назвал её старой летучей мышью, — ответила мама, вздёрнув подбородок.
— В соседнем доме живут летучие мыши, — скороговоркой вставила я.
Мама и папа посмотрели на меня с удивлением. Уилл тоже смотрел на меня.
— Что ты сказала? — спросил папа.
— Летучие мыши. Целая туча. Наверное, они поселились на чердаке.
— О боже! — Мама схватилась за волосы. Они рассыпались по плечам её голубого халата, так что со спины она казалась не старше меня. Но лицо у неё бледное, между бровями и в углах рта залегли морщинки. Она так часто хмурится, что морщинки уже не удаётся разгладить, даже если потереть лоб кончиками пальцев. Я подумала: а выглядела бы она моложе, если была бы замужем за таким человеком, как Джонатан?
— Ненавижу летучих мышей, — разволновалась мама. — Так я и знала, что-нибудь такое обязательно должно было случиться. И почему только эта племянница не хочет продать дом? Я думаю, нужно пожаловаться в местный совет.
— Летучие мыши — редкий, охраняемый вид, — вставил Уилл.
— Не говори глупостей! Это просто грызуны, вредители, — сказала мама.
— На самом деле он прав, — неохотно признал папа. — Мы не можем выгнать этих летучих мышей.
— Но они, того и гляди, и к нам в дом ворвутся, — сказала мама, сворачивая волосы в тугой узел на макушке. — Много там летучих мышей, Фиалка? Они уже летают по нашему саду?
— Н-ну-у, — уклончиво протянула я.
— Смотри не выходи во двор с распущенными волосами, — предупредила мама. — Они могут запутаться в твоих длинных волосах.
— Это сказки. Таких случаев практически не зарегистрировано. Летучие мыши — очень интересные животные, я много о них читал, — сказал Уилл. — И они совсем не слепые, они умеют различать свет, особенно на восходе и на закате, хотя зрение у них не очень развито…
— Ладно, ладно, мистер Книгоед, это все на свете знают. Летучие мыши ориентируются с помощью радара, — сказал папа.
— Вообще-то не радара, а эхолокатора, — поправил его Уилл.
— Да меня не интересует, чем они там пользуются, — рявкнул папа. — С чего это мы вообще заговорили о летучих мышах? Давайте-ка собирайтесь.
— Куда? — спросила мама, ещё туже закручивая узел на макушке.
— Надо съездить к бабушке. По дороге купим цветы и большую коробку конфет.
— Ты серьёзно? — спросила мама.
— Послушай, она же старая женщина. Кто знает, много ли ей осталось этих дней рождения.
— Не такая уж она старая. Ты, пожалуйста, выбери что-нибудь одно. То у неё никаких проблем со здоровьем, потом оказывается, что она наполовину в маразме, теперь уже одной ногой в могиле…
— Ладно, хватит! Послушай, я всего-то прошу, съездим туда все вместе, дружной семьёй. Прокатимся, в конце концов. Долго сидеть не будем. Попьём кофейку по-быстрому, потом разыщем приличный паб, закажем воскресное жаркое…
— У нас и дома есть воскресное жаркое. Я купила баранью ногу.
— Значит, закажем понедельничное жаркое! Давай наводи марафет. Можешь первой воспользоваться ванной, — сказал папа, а когда мама поднялась из-за стола, он шлёпнул её пониже спины в знак напутствия.
Я надеялась, что мама оттолкнёт его руку, но она только глупо улыбнулась в ответ, смотреть противно.
Как немного ей нужно! Папа её совсем не уважает, а ей хоть бы что. Если он наденет свои форменные сапоги, а ей велит лечь на пол, она, наверное, так и позволит пройтись по себе ногами.
Я подумала о нас с Уиллом, и мне стало ещё противнее. Разве я с ним веду себя по-другому? Тоже всегда покоряюсь, если только не считать вчерашнего дня. А он теперь наказывает меня за то, что я все-таки пошла к Жасмин. С тех самых пор напрочь меня игнорирует.
Ну и черт с ним, подумала я. Но потом посмотрела на Уилла, и у меня сжалось сердце. Я видела, как безнадёжно опустились его плечи после того, как мама отказалась от борьбы.
Я сказала:
— Пап, а как же Уилл?
— А что Уилл?
— Не может же Уилл ехать поздравлять бабушку после всего, что она тогда наговорила.
— Скорее всего, она уже об этом и не помнит.
— Но Уилл-то помнит. Подумай, каково ему.
Папа нетерпеливо вздохнул.
— А меня не интересует мнение Уилла, — сказал он таким тоном, как будто даже не замечал, что Уилл жуёт хлеб с вареньем в двух шагах от него.
— Взаимно, — проговорил Уилл с полным ртом.
— Не наглей, парень. Давай-ка шустренько натяни приличную одёжку, а не эти кошмарные драные джинсы. И бусы свои тоже сними.
Уилл не двинулся с места. Взял ещё кусок хлеба, намазал вареньем.
— Черт подери! — Папа с такой силой ударил кулаком по столу, что все тарелки задребезжали. — Кончай жрать, собирайся к бабушке!
Уилл не спеша закончил готовить бутерброд. Откусил и только тогда ответил очень спокойно:
— Я не поеду.
— Ещё как поедешь, черт возьми! — загремел отец, вставая.
— Не поеду, и все.
— Делай, что тебе говорят, а не то…
— А не то? — повторил Уилл.
Папа стоял против Уилла. Они были в точности одинакового роста. Папа намного тяжелее, широкий, как шкаф, зато Уилл — жилистый и удивительно сильный. Папа сделал маленький шажок вперёд. Уилл шагнул навстречу, они только что не столкнулись носами, даже смешно. Уилл продолжал жевать.
— Ты что, не можешь есть с закрытым ртом? Скотские манеры! — сказал папа, бочком обошёл вокруг Уилла и начал прибирать со стола. — Ну и ладно, не хочешь ехать — не надо. Нам-то что? Давай-ка, Фиалка, вымой посуду, пойдёшь в ванную после мамы.
Я сказала:
— Пап, я тоже не поеду.
Папа замер на месте. В руках у него была чашка с блюдцем. Он с размаху хлопнул их об стол, так что у чашки откололась ручка. Папа так и не выпустил эту ручку, видимо, сам того не замечая.
— Все из-за тебя, — сверкнул он глазами на Уилла. — Какой пример ты подаёшь сестре?
— Она мне не сестра, и её бабушка весьма нелюбезно указала мне на это, — ответил Уилл.
— Я твоя сестра, — возразила я. — И я не хочу больше видеть бабушку никогда в жизни.
— Фиалка! — Отец подошёл ко мне, укоризненно покачал головой. — Прекрати дурить. Иди оденься, солнышко.
Он протянул руку, словно собирался и меня, как маму, покровительственно похлопать по попке. Я шарахнулась от него.
— Пап, не надо! Я серьёзно. Я никуда не поеду.
Папино лицо побагровело. Я видела, как на виске бьётся жилка. Он снова поднял руку. Я подумала, что на этот раз он меня ударит. Я стиснула кулаки, но не отступила. Папа уронил руку, не тронув меня.
— Ну и оставайтесь. Я не собираюсь вас уговаривать. Вы мне противны оба.
Он повернулся и зашагал к выходу, печатая шаг, но на ногах у него были старые разношенные домашние тапки. Он споткнулся, один тапок соскочил и скособочился. Папа не стал останавливаться и поправлять, так и шёл до самой двери, подволакивая одну ногу.
Мы с Уиллом посмотрели друг на друга и согнулись пополам от смеха, зажимая себе ладонями рты, не то отец бы вернулся и на самом деле нас побил. Уилл сделал ещё один бутерброд с клубничным вареньем, только на этот раз очень старался, даже корочку обрезал. Разделил на треугольнички, красиво разложил на блюдце и с поклоном подал мне. Я проглотила угощение в несколько глотков.
Уилл сказал:
— Ну что, свобода на целый день!
Я сказала:
— Ты вроде говорил, у тебя какие-то планы.
— Их можно отменить, — ухмыльнулся Уилл.
— Может, поедем в Бромптонский лес? — предложила я. — Ах, Уилл, поедем, ну пожалуйста!
— Может быть. Попозже. Посмотрим по настроению.
— Ладно. Только… Пусть у тебя не будет настроения играть в игры, хорошо?
— Играть в игры иногда бывает очень весело.
— Жмурки меня как-то не вдохновляют.
— Я придумаю новую игру, тебе на радость.
— Вернее, на радость себе.
— Вот именно. А иначе какой смысл?
Глаза у него блестели.
Я насторожилась. Какую ещё игру он задумал?
— Мы ведь теперь друзья, да? — спросила я.
— Конечно. — Уилл сунул палец в банку с вареньем и быстро провёл ярко-красную полоску сначала на своём запястье, а после — на моем. — Мы будем кровными братом и сестрой, — объявил он и слизнул варенье с моей руки, а я — с его.
Тут за нас взялась мама. Она спустилась по лестнице в зеленом шерстяном платье с фиолетовым шарфом, приколотым янтарной брошкой. Лицо над этим красочным нарядом было очень бледно.
— Что ещё за разговоры, будто вы не поедете? Конечно, поедете — оба.
— Не, не поедем, — сказал Уилл. — Тебе и самой не хочется ехать. Ты едешь, потому что отец заставляет. Бабушка с тобой тоже не слишком хорошо обращается, правда?
Мама смутилась и покраснела.
— Уилл, перестань, пожалуйста. Ну пускай, ты можешь не ехать, если не хочешь. Я понимаю. Но ты, Фиалка, должна поехать обязательно. Если ты не поедешь, папа очень расстроится.
— Очень жаль. — Я скрестила руки на груди, словно в обороне.
Так и стояла, обхватив себя руками, когда отец снова спустился вниз. Лицо у него все ещё было ярко-розовое, шея почти фиолетовая — от туго впившегося воротничка. Собираясь в гости к бабушке, папа всегда облачается в официальный костюм и рубашку с галстуком, потому что бабушка говорит, она терпеть не может, когда взрослые мужчины носят неряшливые футболки.
— У тебя последний шанс, Фиалка, — сказал папа. — Мы выезжаем через пятнадцать минут. Ещё успеешь умыться и переодеться, только бегом.
Я заупрямилась:
— Я не побегу, папа.
— Отлично, — сказал папа. — Я не собираюсь уговаривать тебя. Вот только… А что, если у твоей бабушки это последний день рождения? Небольшая семейная поездка — неужели это слишком много, взамен всего, что я для вас сделал? Я ведь соглашаюсь работать у тебя персональным шофёром, возить тебя к разным твоим фасонистым подругам.
Я молчала, обхватив собственные локти, изо всех сил старалась не реагировать.
— Кремень-девка! — неожиданно взорвался папа. — Да что ты за дочь? Ну и ладно, если так, можешь вариться в собственном соку.
Громко топая, папа вылетел из дома. Мама озабоченно посмотрела на нас, порылась в сумочке и положила на стол десятифунтовую банкноту.
— Холодильник почти пустой, там только баранина и ещё кой-какая мелочь. Купите себе что-нибудь вкусное в магазинчике на углу. И смотрите без глупостей, слышите?
Я кивнула. Мне вдруг захотелось плакать.
Уилл сказал:
— Не волнуйся, я за ней присмотрю.
Папа заорал с улицы, чтобы мама пошевеливалась, черт подери.
— Послушайте его, ревёт как бык, — сказала мама. — Что подумают соседи? Мне и самой уже не хочется никуда ехать.
Но все-таки побежала. Хлопнула дверца машины, взревел мотор. Они уехали.
В кухне было очень тихо. Уилл оторвал кусок бумажного полотенца и вытер мне мокрые глаза.
— Я плачу из-за мамы, не из-за папы, — объяснила я, шмыгая носом. — Везёт тебе, Уилл. Я бы тоже хотела, чтобы он не был мне родным. Я его ненавижу. Вот бы мне такого отца, как Джонатан… — Тут я прикусила язык. Совсем ни к чему все портить и злить Уилла, вспоминая о Жасмин.
— Веселей, сестрёнка! — сказал Уилл.
— Ах, Уилл! — всхлипнула я.
— Слушай, так тебе и душ будет не нужен. А ну, кто первым добежит в ванную?
Уилл примчался первым, но в ванной он провёл не больше двух минут. Я копалась гораздо дольше, даже голову помыла. Из комнаты Уилла доносилась музыка — кто-то очень красиво играл на рояле. Обычно Уилл крутит гремящую рок-музыку, отчасти назло папе, но я знаю, у него на компакт-дисках целая коллекция классической музыки, он слушает её потихоньку, через наушники.
Одевшись и замотав голову полотенцем, я тихонько подобралась к его комнате. Уилл оставил дверь полуоткрытой, чтобы мне тоже было слышно.
— Такая прелесть! Что это?
— Дебюсси. Называется «Танец Пака». Первое, что попало под руку на тему фей и волшебства.
Я топталась у порога.
— Можно мне войти?
— Конечно.
Я уже давным-давно не бывала в комнате Уилла. Клетка Маффи все ещё стояла на своём месте, занимала половину комнаты. Уилл прикрепил к прутьям чёрные ленты и белые шёлковые лилии, а внутри установил самодельную фигурку шиншиллы из папье-маше, выкрашенную в белый цвет, на подставке, так что получилось похоже на мраморную надгробную статую.
— Ах, Уилл, тебе обязательно нужно завести новую зверюшку!
— Нет, больше никаких зверюшек. Я никого не хочу держать в клетке. Я теперь интересуюсь летучими мышами. Я сделал для них коробку и повесил за домом. Хочу, чтобы они гнездились у нас на чердаке.
~ Ты шутишь, да?
Я на самом деле подумала, что Уилл шутит, но потом заметила: он взял в библиотеке несколько книг о летучих мышах. Книги валялись по всей комнате, среди них были и художественные, довольно много фэнтези и ужастиков в мягких обложках, а на подоконнике все ещё стояли его любимые детские книжки — «Хроники Нарнии», «Ветер в ивах», «Маугли». Многое в комнате напоминало маленького Уилла. Он сохранил свою коллекцию кварца, и по этим миниатюрным скалам до сих пор карабкались крошечные альпинисты, сделанные из ёршиков для курительных трубок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14