У меня были кое-какие планы на этот вечер, но я отмела их с легкостью.
В конце концов, повод для того, чтобы немного расслабиться, у меня был — а именно окончательное решение забыть про господина Улитина.
О мертвых или хорошо, или ничего — принцип, бесспорно, не мой. Но сейчас мне показалось, что для покойного банкира можно сделать исключение…
Глава 6
Пейджер затрезвонил пронзительно и противно, и я поморщилась, поспешно извлекая его из сумки. Ненавижу, как он звонит, — хуже, чем будильник. И потому всегда предпочитала не в сумке его носить, а на боку, если тепло, или в кармане пальто, если холодно, и звук отключать — тогда он мягко вибрировал, и вибрация передавалась жирненькому моему телу, и сразу так сладко становилось и приятно, и мысли нескромные появлялись. Но порой я его клала в сумку-и получала в наказание омерзительный звук.
"Юлии Ленской от И.П. Зайцева. Очень занят, сегодня встречи не получится, завтра тоже. Обязательно по.стараюсь в четверг или пятницу.
Звоните".
Звоните, твою мать! На дворе вторник — а он предлагал конец недели. И наверняка собирался сделать все для того, чтобы я до него не дозвонилась и чтобы не пришлось назначать встречу. Потому что он знал, чего я от него хочу, и явно от меня скрывался. И планировал скрываться в течение недели как минимум.
Больше всего мне хотелось попросить у официанта трубку — там, где я сидела, наверняка был радиотелефон, они в куче ресторанов есть, даже в самых убогих — и позвонить в пресс-центр. Зайцев, конечно, не подошел бы — но это было не столь важно, важнее было, чтобы вообще кто-нибудь ответил. Кто-нибудь, кому я представилась бы и кого попросила бы кое-что передать майору Зайцеву. А именно то, что наша газета готовит большой критический материал о господине Зайцеве и его методах работы с прессой. И если вышеозначенный майор не соизволит мне перезвонить в течение сегодняшнего дня, к концу недели он сможет прочитать о себе в газете.
Это был слишком эмоциональный ход — а значит, скорее всего не слишком умный, — но возможно, он дал бы свои плоды. И будь я одна, я так бы и сделала.
Но я была не одна — а в присутствии сидевшего передо мной человека. мне совсем не хотелось произносить такой текст. И показывать ему, что я уязвлена. Потому что узнала то, что для меня важно, позже, чем мой собеседник.
— А сама-то чего не пьешь? — Его голос отвлек меня от гневных мыслей. — Давай за компанию — нехорошо ж получается. Да и пиво класс — по кайфу пивка-то…
— О, я бы с удовольствием — но я за рулем. — Я улыбнулась ему ласково, хотя, признаться, от маячащей напротив рожи меня воротило. От ее непромытости, неухоженности, сальности маленьких бегающих глазок — и жуткого самодовольства, этой самой рожей излучаемого. — А вот и ваш заказ…
Вынырнувший из недр полутемного зала официант плюхнул на стол огромную тарелку с куском мяса, покрытым жареными грибами, обложенным картошкой фри и тонко нарезанными солеными огурцами. А потом еще высокий бокал пива. И маленькую чашечку кофе с пирожным — лично для меня.
— Приятного аппетита, Володя, — вежливо пожелала собеседнику, который, впрочем, и без моих пожеланий уже деловито придвинул к себе тарелку и ухватил вилку, демонстрируя обгрызенные ногти на руке. — Вы, пожалуйста, поешьте спокойно — а потом уже…
— А чего потом — тебе ж интересно, чего тянуть? — То, что рот был набит едой и в момент его открывания показывались изуродованные неровными зубами куски пищи, моего собеседника, похоже, абсолютно не смущало. — Щас пивка глотну — и расскажу…
Я продолжала улыбаться, внушая себе, что пора перестать на него злиться и искать в нем изъяны. А то прям урод какой-то получается — в котором, кроме дефектов, ничего и нет. И хотя он, похоже, на самом деле был именно таков — но ведь я его сюда пригласила. И теперь мне нужно было выслушать все, что он скажет, и попробовать вытянуть из него все, что он знает.
Он взбесил меня еще заочно — когда я дозвонилась в «Сенсацию» и попросила к телефону Владимира Перепелкина, коим был подписан заинтересовавший меня материал. И передернулась, услышав после долгого молчания наглое «алле». И вежливый тон — которым я объясняла, кто я, и что меня очень заинтересовала его статья в сегодняшнем номере, и я хотела бы поподробнее побеседовать с ним по этому поводу — давался мне с трудом.
— Да у вас же гонорар копеечный! — В гнусавом голосе на том конце было пренебрежение — хотя судя по тому, что я не слышала никогда его фамилии, этот урод пришел в свою паскудную газетенку не так давно. А судя по тому, как был написан его материал, он не правильно выбрал профессию. — Заплатите двести баксов — можно и поподробнее. Да хоть завтра статью привезу — только бабки вперед!
Объяснять ему, что написанная им статья никому не нужна, и что «Молодежь Москвы» — это не его поганая «Сенсация», хоть и имеющая своего читателя, но в журналистских кругах презираемая, и что писать ему вообще не стоит, — это было лишним. Будь у меня нужда, я бы просто взяла изложенную им фактуру, переписала бы ее нормальным языком и использовала бы как часть своего материала — но только в случае самой крайней нужды.
В принципе газеты друг у друга материалы дерут внаг-лую, но доказать это невозможно. Даже если ты получил эксклюзивную информацию из надежного источника, а через два дня видишь свою статью в другой газете и под другим именем и в немного другом виде. Но я никогда этим не занималась, я себя слишком уважаю — тем более что безоговорочно верить в правдивость «Сенсации» может только дура, каковой я не являюсь.
— Понимаете, Володя, — дело в том, что ваша статья частично пересекается с моим расследованием… — начала было, но потом поняла, что говорить с ним по телефону — пустой номер, да и не скажет он мне ничего, потому что не обязан. — Но вообще у меня есть к вам предложение — я вас приглашаю в ресторан, а вы мне расскажете то, что мне надо. Идет?
— Не, в кабак я и сам пригласить могу, — гордо произнес гнусавый голос, тут же засомневавшись. — Хотя если платишь… Только чтоб хороший кабак. Тут около нас один есть, пивной — вот на него согласен.
Когда ровно через час пассажирскую дверь «гольфа» — по договоренности припаркованного у обшарпанного общежития, один из этажей которого арендовала «Сенсация», — потянул на себя какой-то хмырь, я немного опешила. А когда он сел внутрь, дохнув на меня перегаром и продемонстрировав убогость одежонки — поношенные светлые джинсы, щедро заляпанные внизу грязью, незнакомые со щеткой бесформенные ботинки и старое потертое полупальто, — стало понятно, что хотя он и урод, по крайней мере меня не разорит. Потому что по нему видно, что такое хороший кабак в его представлении.
К счастью, я не ошиблась. Заведение, у которого я припарковалась, поплутав минут десять по переулкам, с улицы выглядело убогим — и было чуть-чуть получше внутри. Цены, конечно, могли быть пониже — но в конце концов я сама сделала предложение. И сидела и слушала, что мой собеседник вчера отмечал день рождения жены и вот перебрал немного, — а потом смотрела, с какой жадностью он выпивает первый бокал пива и как голодно рыщет глазами по меню. Зато сейчас, опустошив второй бокал и приступив к еде, он-готов был начать говорить о том, что мне интересно, — и за это можно было ему кое-что простить. Хотя, увы, простить ему все — начиная от факта его существования кончая манерой есть — я не могла.
— Как вы поняли, Володя, я прочитала вашу статью, — начала сама, потому что он слишком увлекся едой — похоже, заработки не позволяли ему питаться регулярно. — Очень интересно и классно написано. Правда, я нерегулярно читаю вашу газету — но не сомневаюсь, что вы давно уже в штате…
— Да не — с февраля. — Он оторвался от тарелки, забыв, что стоило бы вытереть рот, и шлепал сейчас жирно блестящими губами. — Я в газетке одной работал новой, про криминал она — тираж двадцать тысяч, зарплата копейки. А потом с зав-отделом «Сенсации» познакомился — на презентации одной. Принес ему почитать, что пишу, понравилось — вот и взяли, как только место освободилось.
Пока четыреста положили — а Леха говорит, что напишу пару сенсаций вроде сегодняшней, может, поднимут…
— За такое — конечно, поднимут. — К счастью, он не заметил адресованной ему иронии. — Суперматериал — читатель сразу проглотит.
— Ну! — Этот кивнул с таким видом, словно каждый день выслушивал комплименты от профессионалов, проработавших в журналистике с десяток лет, — хотя я не сомневалась, что он никогда не слышал мою фамилию и убежден, что я такая же тупая дилетантка, как и он. Даже еще тупее — раз пригласила его в ресторан и пытаюсь что-то выведать. — Главный визжал и плакал. Если бы еще можно было сказать, откуда я это взял, — вообще бы цены ей не было. Да не получилось — парень, который мне рассказал, условие поставил, чтоб про него ни слова. И этого еще не назвали — ну про кого статья. Главный застремался.
Сначала-то ничего — а потом позвонил кому-то, ну и снял фамилию мужика того.
Тут мы про режиссера одного написали, что на фестивале к двум девкам приставал, трахнуться предлагал — читала ж сама? — а режиссер давай гнать, что не было такого. А девки-то не местные, фестиваль этот киношный не в Москве был — где их искать-то теперь? Бабу, что написала статью, туда опять послать хотели — а она говорит, что девки сами ее нашли и ей рассказали, — она и не в курсе ни насчет адреса, ни насчет телефона. А этот в суд, режиссер. Вроде отбился кое-как главный — так теперь все ему стремным кажется…
Я сделала удивленные глаза — хотя история меня совсем не удивила. Очень типично для газет такого уровня. Корреспондент придумывает ахинею — лучше чтоб с кем-то известным было связано, — потом это печатают и преподносят как сенсацию. В расчете на то, что в суд никто не пойдет — лень станет, да и долгое и мутное это дело, судиться. И героев для своих скандальных материалов «Сенсация» выбирает соответствующих — тех, кто такие газеты не читает, а если и прочитает, махнет рукой.
Помню, даже моего нового друга Василия Васильевича Хромова они как-то приложили — в бытность его весьма высоким чиновником. Что, мол, был молодой реформатор замечен на какой-то там презентации в компании специально приглашенных фотомоделей, коим мило улыбался и с коими кокетничал с вполне понятыми намерениями. И что, мол, ходят о Василии Васильевиче слухи, что неравнодушен он к женскому полу — и даже якобы бывает в загородном доме приемов одной финансовой структуры, где развлекается с манекенщицами да моделями.
Понятно, что на той презентации Хромов действительно был — и возможно, на самом деле какое-то время стоял рядом с какими-то девицами. А все остальное — вымысел. И при этом повода подавать на газету в суд нет. Не докажешь ведь, что не разговаривал он с этими девицами. Да и неблагодарное это дело — слухи опровергать.
Вот так вот и работает газета «Сенсация» — чье руководство проявляет разумную осторожность, умудряясь не прогневить высокое начальство, не навлечь на себя крупный денежный иск, мордобой, а то и киллера. Но при этом в каждом номере имеется на девяносто процентов надуманный, а то и просто высосанный из пальца скандал — а тот, кто такую газету покупает, верит, что все описанное происходило на самом деле. Хитро все, в общем, продумано и основано на тонком знании психологии — и известного человека, и читателя. Но проколы, бесспорно, бывают.
— Владимир, скажите — это между нами, разумеется, мы ведь можем быть друг с другом откровенны? — Идиотская улыбка прилипла намертво к моему лицу, и кажется, при всем желании я не могла ее стереть. — То, что вы написали, — это правда? Или тот человек, который дал вам информацию, на самом деле ничего не видел — или не уверен, что видел именно то, о чем было написано? Нет, вам я, разумеется, верю — просто все это настолько сенсационно, что даже сложно представить, что такое могло быть на самом деле…
С юмором у господина Перепелкина было плохо — равно как и с самокритичностью. И мои слова он принимал за чистую монету — к счастью для меня, не для себя.
— А ты как думаешь? — Он явно ставил меня с собой на одну ступень — даже чуть ниже. — Понятное дело, что правда. Как написано — так и было. Про слухи, что там упомянуты, точно не скажу — не моя информация, из отдела ребята сказали, что слышали о нем такое. Но вот остальное — чистая правда.
Перепелкин вытянул из кармана джинсов пачку «ЛМ», с аппетитом закуривая. Видно, с утра ему было плохо, мучило его похмелье, и денег на похмеление не было и занять не у кого — наверное, так плохо было, что даже курить не мог. И тут появилась я, на его взгляд, тупая клуша, готовая платить за то, чего не могла узнать сама, — и он поправил здоровье и начинал оживать, даже закурил со вкусом.
— Да, я тебе газетку прихватил — так, на случай. — Он нагнулся, извлекая из своей весьма немаленькой сумки — видимо, на более приличную и малогабаритную у него не было средств, вот и ходил с растянутым куском кожзаменителя, более пригодным для любителя собирать и сдавать пустые бутылки или графомана, таскающего по редакциям свои бессмертные творения, — смятую газету. Номер вышел сегодня, и на встречу со мной он пришел прямо из редакции, просто спустился на лифте и сделал два шага до машины — однако у газеты был такой вид, словно ее подкладывали под задницу проститутке, пользуемой на грязной скамейке в безлюдном парке. Либо устраивали на ней рабоче-крестьянский пир с водкой, картошкой и жирными кусками сельди. — Ты читни — а я отойду на пару минут. Да — пива еще закажу, ты точно не будешь? Ну я тогда себе еще кружечку — лады?
— Ну разумеется, — выдавила из себя приветливое, брезгливо распрямляя газету при помощи вилки, которая мне все равно была не нужна. Утыкаясь взглядом в украсивший обложку огромный фотомонтаж — голая девица с дымящимся пистолетом в руке, прикрытая лишь внушительным поясом, с которого свисали гранаты, ножи и прочие штуки из арсенала киллеров. А среди кучи вынесенных на обложку названий статей набранный крупнее других анонс гвоздя номера — «Убийца банкира убегает без трусов».
Точно так же я рассматривала эту обложку часа четыре назад в свой редакционной комнатке без окон. С таким презрительным интересом рассматривала — купив «Сенсацию» только потому, что Зайцев сказал, что люди оттуда крутились у улитинского дома. Хотя я и не верила, что в ней будет что-то на интересующую меня тему.
Признаться, я вообще не хотела ее открывать, зная, что увижу внутри.
Повествования о сексуальных маньяках или людоедах, о новых продуктах отечественной порноиндуст-рии, передранные из других газет новости, преподносимые как эксклюзив, бредовые и несмелые рассуждения о политике. И обязательно интервью с кем-нибудь, пару дней проработавшим в качестве водителя или гримерши рядом с именитым рок-певцом или певицей — и теперь рассказывающим обо всех секретах знаменитости.
Мне не хотелось лезть в это дерьмо. У меня такое хорошее настроение было с утра после вчерашней гулянки — естественно, затянувшейся до позднего вечера. Потому что, посидев пару часов в редакции и повспоминав старые времена за хорошим коньяком, мы сузившейся компанией переместились в заведение, некогда бывшее шашлычной, а ныне переименованное в ресторан кавказской кухни.
Цены там, правда, были божеские, шашлык, похоже, был приготовлен не из кошатины, а грузинское вино, заказанное мной за неимением итальянского, оказалось достаточно сносным. Конечно, сама бы я такое заведение никогда не выбрала — но раз решили тряхнуть стариной, то и идти надо в то место, в котором гуляли раньше.
Естественно, домой я добралась только к одиннадцати — немного нетрезвая, но зато одна. С трудом отбившись от прилипшего ко мне Димки Каверина, завотделом информации, который и раньше ко мне приставал, но никогда ничего не получал. И делать исключение на этот раз я не собиралась — связи с людьми из редакции мне давно неинтересны. Еще лет пять назад это было в порядке вещей — все были одной тесной семьей, — но времена поменялись, семья поредела, члены ее, разбавленные вновь пришедшими, друг от друга отдалились. Так что делать шаг назад мне показалось лишним.
Хотя я возбудилась, признаюсь. Потому что Димка хоть и не вызывал у меня никогда особых симпатий, но тут впервые стал вести себя необычайно нагло, в традиционной для прежней редакции манере, при всех хватая то за грудки, то за попку, то пытаясь положить свою руку между моих ляжек. Именно поэтому мне после возвращения домой пришлось полежать часок в ванне, разложив ножки по бортикам, закатив глаза и поглаживая себя неспешно. Поднимая бурные волны в момент очередного оргазма — и снова возвращая штиль, до следующего.
И в общем, получилось не хуже, чем с мужчиной, — и лучше, чем могло бы быть с Димкой, — особенно если учесть, что спала я одна, и утром мне не надо было никому улыбаться и никого угощать кофе, и думать о том, что выгляжу я с утра куда хуже, чем вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51