– Если б не это, я бы вас поселила с нами на первом этаже. Сейчас, конечно, народу мало, не сезон. Но зато вы будете как сыр в масле кататься… А хозяин сам готовит, знаете… Все очень просто, он был шеф-поваром в парижских больницах…Она шла по коридору, вдоль которого располагались комнаты.– И натоплено. Вы мне скажете, хорошо ли. Кстати, вы обедали? Хотите, я принесу вам что-нибудь?– Да, чай, – сказала Тереза.– С тостами, маслом и сыром, – добавил Фред.– И мармеладом! – закончила хозяйка. – Интересно, с тех пор как нынешние молодые люди решили худеть, они всегда вместо обеда съедают завтрак. Сейчас я вам все принесу… Ну вот, вы пришли.Открыв дверь номера восемь, она вошла первой и поставила лампу на камин. Фред и Тереза вошли за ней, держась спиной к свету. Комната была просторная, обставленная скромно, но со вкусом. Очень низкая и широкая кровать с покрывалом из кретона, перекликающимся со шторами и занавеской, за которой находились умывальник и биде. Огромный шкаф, который постояльцам, вероятно, редко удавалось заполнить. Стол, два стула, большое вольтеровское кресло с отломанными подлокотниками.– Подойдет? – приветливо осведомилась хозяйка.Тереза в восхищении сложила руки:– Очень хорошо. Спасибо, мадам:– Тем лучше. Тогда я вас оставлю, мои голубочки. Пойду приготовлю чай и тосты… и принесу вместе с регистрационными карточками, которые вы заполните, не правда ли? О, это, разумеется, нужно не для нас…– Не стоит, – отрезал Фред. – Вы их сами заполните…– Как вам будет угодно… В нашем деле корректность – необходимое условие, вы понимаете… Ну и знание людей тоже, как же… Сразу видно, что вы и мухи не обидите… даже це-це… – Она засмеялась, но, не встретив поддержки, продолжила: – Но вот полиция, вы не представляете, сколько беспокойства…Фред смотрел на Терезу, незаметно улыбаясь. Затем медленно и отчетливо произнес:– Месье и мадам Жюльен Куртуа. Париж, улица Молитор, сто восемнадцать.Девушка едва сдержала крик. К счастью, хозяйка уже была у дверей.– Месье Жюльен Куртуа и мадам. Прекрасно. Я быстро, хорошо?Она вышла, закрыв за собой дверь. Они остались одни. Фред без церемонии скинул плащ и с ногами прыгнул на кровать.– Вот сработано! Прямо как по маслу!Он лег на спину.– Ну? Скажи что-нибудь! Устроил я все или не устроил? А? Я настоящий ас, да или нет?Тереза слегка расслабилась и, повеселев, смотрела на него. Она думала: «Какой он ребенок!» В то же время его находчивость, его ум вызывали у нее восхищение. Он протянул к ней руки:– Мы чмокнем нашего маленького гения?Она тихонько приблизилась, чувствуя себя не очень спокойно из-за незапертой двери; Фред упрекнул бы ее за это. Как только она подошла достаточно близко, Фред схватил ее за руку, притянул к себе и жадно поцеловал в губы. Она не сопротивлялась. Руки Фреда забрались под свитер. Тереза выгнулась:– Фред! Милый…Вдруг он вскочил, оставив Терезу, и прислушался. С улицы доносился неровный шум мотора: хозяин гостиницы явно неумело обращался с «фрегатом».– Он поломает мою машину!Руки Терезы прикасались к его затылку. Он глубоко вздохнул и вернулся к ее губам. Она застонала от наслаждения. Фред на секунду отстранился, чтобы потереть нос. Как всегда, когда он испытывал желание, у него защекотало в носу. Он вновь обнял Терезу, и черты его юного лица изменились, придав ему ненадолго выражение мужественности. Тереза открыла глаза, чтобы видеть Фреда: она особенно любила его вот в эти мгновения, когда он становился мужчиной.Внизу хозяйка гостиницы расставляла на подносе чашки.– Вытирай ноги, Шарль, – сказала она мужу, который появился на пороге, – всю грязь принесешь мне из сада. Скажи, ты не посмотрел случайно табличку с именем владельца, пока ставил машину?– Посмотрел, – проворчал тот с мрачным видом. – Жюльен Куртуа.– Все в порядке. Так он и назвался. Но лишний раз проверить… не так ли? Чем ты недоволен?Он подошел к ней, хмурясь.– Так нам было хорошо, спокойно…– Жалуйся! Мы покроем недельные расходы.– Если б еще быть уверенным, что у них есть чем платить.– У него машина. С пустыми руками не останемся.Она налила в чайник горячей воды. Шарль взял тост и с невозмутимым видом намазал его маслом.– Отлично придумали эти тосты. Можно весь черствый хлеб использовать…Матильда отодвинула поднос от него подальше и строго сказала:– Не ешь все. Оставь им немного.– Не беспокойся. – Он задрал голову к потолку. – У них есть чем заняться, кроме жратвы, не думай.– Какой ты испорченный. Ну откуда ты знаешь?– Ты так поставила лампу, что видны их тени.– Да? Поэтому ты задержался на улице, держу пари. Старая свинья! Не волнуйся. У нее молодой, тебе там делать нечего.Он пожал плечами, пробормотал, проглотив последний кусок:– Так или иначе, она замужняя.– Может, ты и ошибаешься, – загадочно прошептала Матильда. – Ставлю кроличью шубу, которую ты мне собираешься купить, против твоего воскресного галстука, что она ему не жена. Ты разве не видел, какой у них вид? Как у заговорщиков!– А мне что за дело?Он потянулся за вторым тостом, но жена шлепнула его по руке.– Хватит, я сказала.Взяв поднос, она направилась к лестнице. Шарль с рассеянным видом машинально хлопнул ее пониже спины. Она засмеялась, стараясь ровно удержать поднос:– Дурак! Это молодежь так на тебя действует?
– Фред, Фред, ты меня любишь?В голосе Терезы слышалась тревога. В кои-то веки Фред не думал важничать. Черты его лица смягчились, и оно казалось чистым и удивительно юным. Он несколько раз утвердительно наклонил голову. В дверь постучали.– Можно войти? – спросила Матильда через дверь.Тереза заметалась:– Одну минутку, сейчас…Обнаженная, она спрыгнула с кровати, схватила плащ и надела его в рукава, пока Фред приводил себя в порядок.– Войдите.Хозяйка вошла в комнату с крайне деликатным видом. Тереза чувствовала себя очень неловко и сочла нужным объяснить:– Мы расположились поудобней, видите… моя одежда намокла…Вдруг она вспомнила наставления Фреда и отвернулась, чтобы потом ее нельзя было узнать. А Фред, растянувшись на кровати, прятался за подушкой. Но у Матильды были другие заботы. Она незаметно разглядывала белье Терезы, разбросанное по комнате. Поставив поднос на стол, она изобразила на своем лице ласковое выражение, свойственное немолодым людям, которые хотят скрыть свою зависть к чужой молодости.У дверей она оросила на них взгляд сообщницы и скатилась вниз по ступенькам.– Шарль! Ну что я тебе говорила?– Я уже не помню. – Он удивленно обернулся.– Она ему не жена.– Это она тебе сказала?– Нет, но я видела ее белье. Она бедна, эта малышка. Если бы ты видел ее комбинацию… А он, все-таки имея такую машину, должно быть, с деньгами! И к тому же… лифчика не было.– Ну и что? – удивился Шарль.– А то, – отрезала Матильда, – что все замужние женщины носят лифчик. Это наверняка его подружка. Не жена.
Фред набросился на тосты.– Ты меня любишь? – вновь спросила Тереза.Он посмотрел на нее улыбаясь. Хрупкая фигурка в чересчур просторном плаще, грустные глаза – у нее был вид потерянной собачонки.– Всему свое время. Ешь, – сказал он.– Мне не хочется.Она чувствовала себя несчастной, хотела, чтобы ее приласкали, и не осмеливалась дуться. С Фредом всегда так. Она наполнила чашку, и он осушил ее одним глотком. Потом положил на тост сыр, намазал мармеладом и начал жадно есть.– Чтобы любить тебя, я должен вначале восстановить силы, – сказал он.Она еле улыбнулась. Развязность и самоуверенность Фреда всегда ее сковывали. Он поставил чашку, а Тереза взяла его руку, прижалась к ней губами, нежно потерлась щекой.– Смешная ты, – констатировал он, довольный собой. – Надо признать, что в тебе нет этой британской флегматичности. Страсть выплескивается из тебя, как пена из кружки, торопливо наполненной пивом…Он задумался, не донеся свой тост до рта.– Что, старушка, неплохой образ, а?.. Пена из кружки, торопливо наполненной… А тебе не нравится?Она попыталась подыграть ему, но сердце было с разумом не в ладу. Он вспылил:– Ну что еще? В чем опять дело?– Ни в чем, Фред, уверяю тебя.– Тогда почему ты дуешься? Что ты себе воображаешь! Стараешься тут для нее… Да, да, не спорь. Ты что думаешь, это мне нужно? Я-то предпочел бы провести уик-энд в размышлениях. Я все это сделал для тебя. Я краду тебе машину, устраиваю отдых за городом…Она любила, когда он сердился. Бог знает почему, гнев считается истинно мужским проявлением характера. Сама того не замечая, она, не вынимая руки из кармана плаща, гладила свой живот. Повинуясь некоему подсознательному ходу мысли, она робко прервала Фреда:– Ты думаешь, мы скоро сможем пожениться?Он допивал вторую чашку чая и поперхнулся:– Ну и вопросы у тебя! Я-то откуда знаю?Она упорствовала, подойдя к нему ближе:– Но ты меня любишь! Ты ведь сказал, что хочешь на мне жениться!Он взял в рот кусок побольше, чтобы дать себе время подумать. Он не мог ударить в грязь лицом перед единственным существом, воспринимающим его всерьез. Тереза уселась по-турецки в вольтеровском кресле. Фред одновременно покончил с размышлениями и тостом. Он принялся расхаживать по комнате, размахивая руками. Его тень плясала на стене, становясь больше по мере того, как он удалялся от лампы.– Это неслыханно! Тут посвящаешь свою жизнь тому, чтобы разрушить до основания буржуазное общество, не оставив камня на камне. А ты мне говоришь о женитьбе… Ты, значит, не способна хоть иногда подчинить свои интересы общественным?В сущности, ему совсем не хотелось сердиться, а Тереза была такая хорошенькая… Он пожал плечами, присел рядом и провел тыльной стороной ладони по ее коленям.– Впрочем, какое это для тебя имеет значение? Ты разве не счастлива вот так?– Счастлива, Фред. Есть лишь одна вещь…– Брось! Думай о нас. Мы здесь, вместе…Голос Фреда стал хриплым, рука на колене Терезы делалась все тяжелее. У Терезы кружилась голова, но она старалась устоять. Он продолжал говорить, не без притворства: если он хотел почувствовать себя взрослым, надо было, чтобы Тереза разделяла его желания, а он знал, как одурманивающе действовали на нее его слова. Но напряжение не оставляло девушку, тогда Фред прибегнул к средству, которое назвал про себя «ускоренный процесс»: он склонился к Терезе и прильнул к ее губам. Обычно она теряла голову от поцелуя. Но на этот раз она высвободилась и с отчаянием в голосе повторила свой вопрос:– Фред! Ты женишься на мне?– Разумеется, – ответил он поспешно. – Мы же договорились?Он пытался обнять ее, насильно поцеловать, чтобы сломить это неожиданное сопротивление.– Хоть это и мещанство? – упорствовала Тереза, отступая перед его натиском. – Фред, ответь мне ясно… Ты меня не бросишь?Но это было уже слишком для его тщеславия. Он принял гордый вид:– Ответить тебе ясно в данных условиях – это значит унизить свое достоинство. Послушай меня хорошенько, Тереза, потому что сама ты в этом никогда не разберешься. Когда речь идет о совести, мы друг другу ничего не должны!Он съел кусочек тоста и продолжил:– Мы квиты. Я получал наслаждение с тобой. Но и ты тоже. Ты не можешь утверждать обратное. Вот что касается совести.Тереза была прелестна; в плаще, приоткрывшемся на груди, она внимательно слушала, слегка наклонив голову, силясь понять. Фред схватил ее за руку, поцеловал в ладонь.– Разумеется, я женюсь на тебе, хотя б для того, чтобы позлить папу.– Ты обещаешь мне это, Фред? Клянешься?Он вытаращил глаза:– Да что с тобой, Тереза?Просветлев, она улыбнулась. В ее глазах блестели слезы радости.– Я беременна, Фредди.Он застыл, разинув рот. Руки у него опустились. Теперь она, соскользнув с кресла на ковер, прижалась к нему.– Я такая слабая, Фредди… Еще такая мещанка… Это не моя вина, но… У меня никогда не хватит мужества самой воспитывать его… Глава VIII В прихожей квартиры на улице Молитор Женевьева, опустошенная, застыла в неподвижности, как парусник в безветрие, утративший способность двигаться. Она с подавленным видом посмотрела на брата. Жорж запыхался и тяжело дышал. Жестом он велел горничной удалиться, тяжело опустился на стул.– Ну, – сказал он, – теперь ты убедилась? Его нет… Ты сама уверилась…Она хотела сказать «да», но не смогла. Слова застревали в горле. Жорж в раздражении отвернулся.– Стоило нестись за мной по лестницам как сумасшедшей, будоражить моих соседей под тем предлогом, что он за это время, наверное, вернулся. Подумать только, что я послушал тебя.Он с трудом поднялся:– Спокойной ночи, Женевьева. Постарайся уснуть.Она нагнала его у двери:– Ты уходишь?Жорж кивнул:– Пойду домой, прилягу. Чувствую себя неважно… – Он пальцем указал на сердце…– Я думала, ты хочешь…– Набить ему морду? Да, в какой-то момент, в приступе гнева. Но предпочитаю позаботиться о своем здоровье…Ему стало жалко сестру, и он попытался улыбнуться:– Не переживай так, дорогая, завтра утром вы помиритесь и…Увидев, как лицо Женевьевы исказилось от ярости, он замолчал. Она с трудом произнесла слова:– Никогда! Слышишь! Никогда! Если б он еще сейчас был дома. Но так поступить! Я никогда не прощу ему! О! Не бросай меня, Жорж, не оставляй одну, умоляю. Вспомни, ты обещал папе, что будешь заботиться обо мне…– Но я не оставляю тебя одну…– Признайся, что ты мне не веришь, признайся… – торопливо продолжала Женевьева.– Да нет же, я верю… ты разведешься. Ну хочешь, в понедельник мы пойдем к моему адвокату?– Нет! За то, что он сделал тебе…Не дожидаясь ответа, она бросилась в спальню, стала выдвигать ящики небольшого секретера, разбрасывая вокруг бумаги.– Что ты ищешь? – спросил Жорж, присоединяясь к ней.– Его бухгалтерские книги. Настоящие. В ЭКСИМ все подделано из-за налогов, из-за тебя, из-за всех, кого он надувал.Жорж, слегка обеспокоенный, хмурясь, стоял на пороге. Она протянула ему три толстых блокнота:– На, возьми и посмотри.– А зачем ему потребовалось записывать все свои махинации? – спросил он недоверчиво.Она расхохоталась:– Ах! Бедный мой Жорж, ты слишком наивен. Чтобы лучше разбираться! Он так запутался в своих доходах и тратах! Он даже не знал, у кого лучше занять денег! По вечерам он читал мне все это, чтобы я посмеялась.Увидев страдание на лице брата, она опомнилась:– Но не над тобой, клянусь. Над тобой мы никогда не смеялись, Жорж. Я бы этого не позволила.Она бросилась к нему в объятия.– Ты знаешь, как я люблю тебя, Жорж, как ты мне дорог. Не оставляй меня на милость этого мошенника. Когда-нибудь он убьет меня. Он на это способен…– Ну, ну, не теряй голову, Жину…Он осторожно гладил ее по волосам, разрываясь между желанием обрести покой и нежностью к сестре. Разрушительная сила, овладевавшая Женевьевой, пугала его. Позже она наверняка во всем раскается.– Послушай меня. Утро вечера мудреней. Поговорим в понедельник. До тех пор ничего нельзя сделать. Если ты по-прежнему будешь настаивать, мы потребуем развода, а… пока убери все. – Он протянул ей блокноты, которые она отказалась взять назад. – Убери, чтобы он даже не знал, что я видел их…Женевьева сделала огромное усилие, чтобы говорить спокойно, и ей это удалось:– Ты думаешь, у меня очередная истерика. Не заблуждайся. Посмотри. Повторяю, прекрасно отдавая себе во всем отчет: я не передумаю. Я сама желаю оказаться перед свершившимся фактом. И поэтому отдаю тебе всю его бухгалтерию. Надо, чтобы его арестовали.– Очень тебе это поможет.– Это поможет при разводе.Жорж похлопал ее по щеке:– Эх ты, наивный человек. Тот факт, что ты замужем за мошенником, еще не достаточен, чтобы аннулировать брак. Одно с другим не связано. Надо доказать, что он тебе изменяет.– Значит, пойдем и поймаем его на месте преступления.– Куда?Она задумалась, покусывая пальцы.– Он, должно быть, на Монмартре. Идем туда.Жорж беспомощно развел руками:– Не мы должны его застать, а полицейский комиссар.– У меня идея. А что, если я заявлю в полицейский комиссариат об исчезновении моего мужа?Бедный Жорж присел на край кровати, взял сестру за руку и привлек к себе.– Это что, серьезно насчет развода?– Да, Жорж.– Подумай хорошенько, моя маленькая Жину. Потому что, если ты действительно хочешь развестись, я возьмусь за это дело серьезно. До сих пор я всегда щадил Жюльена ради твоего счастья. Если же ты говоришь, что не хочешь больше жить с ним, я буду планомерно действовать, чтобы избавить тебя от него.– Я настаиваю, Жорж. Я хочу, чтобы ты разоблачил его, упрятал в тюрьму.– Договорились, – сказал он, поднимаясь. – Идем.Она тут же забеспокоилась:– Куда?– Твоя идея прекрасна. Ты заявишь об исчезновении мужа. Его начнут искать, и, если найдут в обществе какой-нибудь девицы, показаний инспекторов, быть может, будет достаточно. Зная номер его машины, все это должно быть несложно.– А это? – Женевьева указала на блокноты.– Я подам жалобу в понедельник утром.– Нет, сейчас же. Ты слишком добр, Жорж, ты жалеешь его, а он этого не заслуживает.– Возможно. Но даже если я вдруг пожалею его, то все равно уберу с твоей дороги, раз я принял решение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
– Фред, Фред, ты меня любишь?В голосе Терезы слышалась тревога. В кои-то веки Фред не думал важничать. Черты его лица смягчились, и оно казалось чистым и удивительно юным. Он несколько раз утвердительно наклонил голову. В дверь постучали.– Можно войти? – спросила Матильда через дверь.Тереза заметалась:– Одну минутку, сейчас…Обнаженная, она спрыгнула с кровати, схватила плащ и надела его в рукава, пока Фред приводил себя в порядок.– Войдите.Хозяйка вошла в комнату с крайне деликатным видом. Тереза чувствовала себя очень неловко и сочла нужным объяснить:– Мы расположились поудобней, видите… моя одежда намокла…Вдруг она вспомнила наставления Фреда и отвернулась, чтобы потом ее нельзя было узнать. А Фред, растянувшись на кровати, прятался за подушкой. Но у Матильды были другие заботы. Она незаметно разглядывала белье Терезы, разбросанное по комнате. Поставив поднос на стол, она изобразила на своем лице ласковое выражение, свойственное немолодым людям, которые хотят скрыть свою зависть к чужой молодости.У дверей она оросила на них взгляд сообщницы и скатилась вниз по ступенькам.– Шарль! Ну что я тебе говорила?– Я уже не помню. – Он удивленно обернулся.– Она ему не жена.– Это она тебе сказала?– Нет, но я видела ее белье. Она бедна, эта малышка. Если бы ты видел ее комбинацию… А он, все-таки имея такую машину, должно быть, с деньгами! И к тому же… лифчика не было.– Ну и что? – удивился Шарль.– А то, – отрезала Матильда, – что все замужние женщины носят лифчик. Это наверняка его подружка. Не жена.
Фред набросился на тосты.– Ты меня любишь? – вновь спросила Тереза.Он посмотрел на нее улыбаясь. Хрупкая фигурка в чересчур просторном плаще, грустные глаза – у нее был вид потерянной собачонки.– Всему свое время. Ешь, – сказал он.– Мне не хочется.Она чувствовала себя несчастной, хотела, чтобы ее приласкали, и не осмеливалась дуться. С Фредом всегда так. Она наполнила чашку, и он осушил ее одним глотком. Потом положил на тост сыр, намазал мармеладом и начал жадно есть.– Чтобы любить тебя, я должен вначале восстановить силы, – сказал он.Она еле улыбнулась. Развязность и самоуверенность Фреда всегда ее сковывали. Он поставил чашку, а Тереза взяла его руку, прижалась к ней губами, нежно потерлась щекой.– Смешная ты, – констатировал он, довольный собой. – Надо признать, что в тебе нет этой британской флегматичности. Страсть выплескивается из тебя, как пена из кружки, торопливо наполненной пивом…Он задумался, не донеся свой тост до рта.– Что, старушка, неплохой образ, а?.. Пена из кружки, торопливо наполненной… А тебе не нравится?Она попыталась подыграть ему, но сердце было с разумом не в ладу. Он вспылил:– Ну что еще? В чем опять дело?– Ни в чем, Фред, уверяю тебя.– Тогда почему ты дуешься? Что ты себе воображаешь! Стараешься тут для нее… Да, да, не спорь. Ты что думаешь, это мне нужно? Я-то предпочел бы провести уик-энд в размышлениях. Я все это сделал для тебя. Я краду тебе машину, устраиваю отдых за городом…Она любила, когда он сердился. Бог знает почему, гнев считается истинно мужским проявлением характера. Сама того не замечая, она, не вынимая руки из кармана плаща, гладила свой живот. Повинуясь некоему подсознательному ходу мысли, она робко прервала Фреда:– Ты думаешь, мы скоро сможем пожениться?Он допивал вторую чашку чая и поперхнулся:– Ну и вопросы у тебя! Я-то откуда знаю?Она упорствовала, подойдя к нему ближе:– Но ты меня любишь! Ты ведь сказал, что хочешь на мне жениться!Он взял в рот кусок побольше, чтобы дать себе время подумать. Он не мог ударить в грязь лицом перед единственным существом, воспринимающим его всерьез. Тереза уселась по-турецки в вольтеровском кресле. Фред одновременно покончил с размышлениями и тостом. Он принялся расхаживать по комнате, размахивая руками. Его тень плясала на стене, становясь больше по мере того, как он удалялся от лампы.– Это неслыханно! Тут посвящаешь свою жизнь тому, чтобы разрушить до основания буржуазное общество, не оставив камня на камне. А ты мне говоришь о женитьбе… Ты, значит, не способна хоть иногда подчинить свои интересы общественным?В сущности, ему совсем не хотелось сердиться, а Тереза была такая хорошенькая… Он пожал плечами, присел рядом и провел тыльной стороной ладони по ее коленям.– Впрочем, какое это для тебя имеет значение? Ты разве не счастлива вот так?– Счастлива, Фред. Есть лишь одна вещь…– Брось! Думай о нас. Мы здесь, вместе…Голос Фреда стал хриплым, рука на колене Терезы делалась все тяжелее. У Терезы кружилась голова, но она старалась устоять. Он продолжал говорить, не без притворства: если он хотел почувствовать себя взрослым, надо было, чтобы Тереза разделяла его желания, а он знал, как одурманивающе действовали на нее его слова. Но напряжение не оставляло девушку, тогда Фред прибегнул к средству, которое назвал про себя «ускоренный процесс»: он склонился к Терезе и прильнул к ее губам. Обычно она теряла голову от поцелуя. Но на этот раз она высвободилась и с отчаянием в голосе повторила свой вопрос:– Фред! Ты женишься на мне?– Разумеется, – ответил он поспешно. – Мы же договорились?Он пытался обнять ее, насильно поцеловать, чтобы сломить это неожиданное сопротивление.– Хоть это и мещанство? – упорствовала Тереза, отступая перед его натиском. – Фред, ответь мне ясно… Ты меня не бросишь?Но это было уже слишком для его тщеславия. Он принял гордый вид:– Ответить тебе ясно в данных условиях – это значит унизить свое достоинство. Послушай меня хорошенько, Тереза, потому что сама ты в этом никогда не разберешься. Когда речь идет о совести, мы друг другу ничего не должны!Он съел кусочек тоста и продолжил:– Мы квиты. Я получал наслаждение с тобой. Но и ты тоже. Ты не можешь утверждать обратное. Вот что касается совести.Тереза была прелестна; в плаще, приоткрывшемся на груди, она внимательно слушала, слегка наклонив голову, силясь понять. Фред схватил ее за руку, поцеловал в ладонь.– Разумеется, я женюсь на тебе, хотя б для того, чтобы позлить папу.– Ты обещаешь мне это, Фред? Клянешься?Он вытаращил глаза:– Да что с тобой, Тереза?Просветлев, она улыбнулась. В ее глазах блестели слезы радости.– Я беременна, Фредди.Он застыл, разинув рот. Руки у него опустились. Теперь она, соскользнув с кресла на ковер, прижалась к нему.– Я такая слабая, Фредди… Еще такая мещанка… Это не моя вина, но… У меня никогда не хватит мужества самой воспитывать его… Глава VIII В прихожей квартиры на улице Молитор Женевьева, опустошенная, застыла в неподвижности, как парусник в безветрие, утративший способность двигаться. Она с подавленным видом посмотрела на брата. Жорж запыхался и тяжело дышал. Жестом он велел горничной удалиться, тяжело опустился на стул.– Ну, – сказал он, – теперь ты убедилась? Его нет… Ты сама уверилась…Она хотела сказать «да», но не смогла. Слова застревали в горле. Жорж в раздражении отвернулся.– Стоило нестись за мной по лестницам как сумасшедшей, будоражить моих соседей под тем предлогом, что он за это время, наверное, вернулся. Подумать только, что я послушал тебя.Он с трудом поднялся:– Спокойной ночи, Женевьева. Постарайся уснуть.Она нагнала его у двери:– Ты уходишь?Жорж кивнул:– Пойду домой, прилягу. Чувствую себя неважно… – Он пальцем указал на сердце…– Я думала, ты хочешь…– Набить ему морду? Да, в какой-то момент, в приступе гнева. Но предпочитаю позаботиться о своем здоровье…Ему стало жалко сестру, и он попытался улыбнуться:– Не переживай так, дорогая, завтра утром вы помиритесь и…Увидев, как лицо Женевьевы исказилось от ярости, он замолчал. Она с трудом произнесла слова:– Никогда! Слышишь! Никогда! Если б он еще сейчас был дома. Но так поступить! Я никогда не прощу ему! О! Не бросай меня, Жорж, не оставляй одну, умоляю. Вспомни, ты обещал папе, что будешь заботиться обо мне…– Но я не оставляю тебя одну…– Признайся, что ты мне не веришь, признайся… – торопливо продолжала Женевьева.– Да нет же, я верю… ты разведешься. Ну хочешь, в понедельник мы пойдем к моему адвокату?– Нет! За то, что он сделал тебе…Не дожидаясь ответа, она бросилась в спальню, стала выдвигать ящики небольшого секретера, разбрасывая вокруг бумаги.– Что ты ищешь? – спросил Жорж, присоединяясь к ней.– Его бухгалтерские книги. Настоящие. В ЭКСИМ все подделано из-за налогов, из-за тебя, из-за всех, кого он надувал.Жорж, слегка обеспокоенный, хмурясь, стоял на пороге. Она протянула ему три толстых блокнота:– На, возьми и посмотри.– А зачем ему потребовалось записывать все свои махинации? – спросил он недоверчиво.Она расхохоталась:– Ах! Бедный мой Жорж, ты слишком наивен. Чтобы лучше разбираться! Он так запутался в своих доходах и тратах! Он даже не знал, у кого лучше занять денег! По вечерам он читал мне все это, чтобы я посмеялась.Увидев страдание на лице брата, она опомнилась:– Но не над тобой, клянусь. Над тобой мы никогда не смеялись, Жорж. Я бы этого не позволила.Она бросилась к нему в объятия.– Ты знаешь, как я люблю тебя, Жорж, как ты мне дорог. Не оставляй меня на милость этого мошенника. Когда-нибудь он убьет меня. Он на это способен…– Ну, ну, не теряй голову, Жину…Он осторожно гладил ее по волосам, разрываясь между желанием обрести покой и нежностью к сестре. Разрушительная сила, овладевавшая Женевьевой, пугала его. Позже она наверняка во всем раскается.– Послушай меня. Утро вечера мудреней. Поговорим в понедельник. До тех пор ничего нельзя сделать. Если ты по-прежнему будешь настаивать, мы потребуем развода, а… пока убери все. – Он протянул ей блокноты, которые она отказалась взять назад. – Убери, чтобы он даже не знал, что я видел их…Женевьева сделала огромное усилие, чтобы говорить спокойно, и ей это удалось:– Ты думаешь, у меня очередная истерика. Не заблуждайся. Посмотри. Повторяю, прекрасно отдавая себе во всем отчет: я не передумаю. Я сама желаю оказаться перед свершившимся фактом. И поэтому отдаю тебе всю его бухгалтерию. Надо, чтобы его арестовали.– Очень тебе это поможет.– Это поможет при разводе.Жорж похлопал ее по щеке:– Эх ты, наивный человек. Тот факт, что ты замужем за мошенником, еще не достаточен, чтобы аннулировать брак. Одно с другим не связано. Надо доказать, что он тебе изменяет.– Значит, пойдем и поймаем его на месте преступления.– Куда?Она задумалась, покусывая пальцы.– Он, должно быть, на Монмартре. Идем туда.Жорж беспомощно развел руками:– Не мы должны его застать, а полицейский комиссар.– У меня идея. А что, если я заявлю в полицейский комиссариат об исчезновении моего мужа?Бедный Жорж присел на край кровати, взял сестру за руку и привлек к себе.– Это что, серьезно насчет развода?– Да, Жорж.– Подумай хорошенько, моя маленькая Жину. Потому что, если ты действительно хочешь развестись, я возьмусь за это дело серьезно. До сих пор я всегда щадил Жюльена ради твоего счастья. Если же ты говоришь, что не хочешь больше жить с ним, я буду планомерно действовать, чтобы избавить тебя от него.– Я настаиваю, Жорж. Я хочу, чтобы ты разоблачил его, упрятал в тюрьму.– Договорились, – сказал он, поднимаясь. – Идем.Она тут же забеспокоилась:– Куда?– Твоя идея прекрасна. Ты заявишь об исчезновении мужа. Его начнут искать, и, если найдут в обществе какой-нибудь девицы, показаний инспекторов, быть может, будет достаточно. Зная номер его машины, все это должно быть несложно.– А это? – Женевьева указала на блокноты.– Я подам жалобу в понедельник утром.– Нет, сейчас же. Ты слишком добр, Жорж, ты жалеешь его, а он этого не заслуживает.– Возможно. Но даже если я вдруг пожалею его, то все равно уберу с твоей дороги, раз я принял решение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16