— Четверик прилетит с часу на час. И тут же будет добиваться аудиенции, — закончил рассказ Коломнин.
— Уже звонил, — глухо подтвердила Лариса.
— По словам Ознобихина, — Коломнин отошел к окну, приподнял портьеру, будто разглядывая происходящее на улице, а на самом деле, чтоб не смотреть на Ларису. — Четверик будет предлагать за компанию полтора десятка миллионов долларов. Но согласится на пятьдесят.
Он замолчал, ожидая реакции. Но то, что услышал, поразило: Лариса захохотала. В беспокойстве Коломнин обернулся, ища глазами что-нибудь из напитков. Однако искать успокоительное не пришлось. То не была истерика. Это был злой смех задетого за живое человека, которому пересказали оскорбительную остроту на его счет.
— Пятьдесят? — переспросила она.
— Да. Думаю, можно попробовать и побольше, — недоуменно подтвердил Коломнин.
— Это если только очень постараться.
Дверь распахнулась, и в гостиной показалось озабоченное лицо Зульфии: хохот Ларисы донесся до залы.
— Все в порядке, — успокоила ее Лариса. И тем испугала еще больше.
— Это нервное, — нашелся Коломнин.
— Если что, вода на столике, — неловко кивнув, Зульфия вышла.
— Надо же — не поскупились! Да у нас только извлекаемых запасов газа на миллиарды. Высококачественный конденсат. Прямой подход к магистральному трубопроводу. И за все это пятьдесят? Нечего сказать — щедро…А ты что отмалчиваешься?!
— Меня уволь. Это теперь твоя компания. Тебе и решать.
— И тебе! Ты мой муж! — жестко объявила Лариса. — Ну, все равно что муж. Говори, что думаешь! Вижу ведь, затаился. — Я бы, пожалуй, отдал.
— Вот как? — Коломнин поймал на себе пытливый, неуютный взгляд Ларисы. — И можно узнать?..
— Ознобихин прав в главном: бизнес этот для тебя чужой. Да и кусок по правде такой, что не проглотить. Не добром, так силой, но — выживут. А так возвращаешься миллионершей. Москва под тобой. Наскучило — покупай виллу в Ницце. Все, чего хотела, — твое.
— Не веришь в меня?
— Не в том дело, — от прямого ответа Коломнин уклонился. И она это заметила. — В этом мире в одиночку, хоть и семи пядей, не выживешь. Да еще без связей. Был в связке банк, была надежда подняться. А теперь, когда все против… Лара, здесь согласованные правила игры. Они даже государство надувают согласованно. И если завтра «Транснефть» перекроет нам доступ в нефтяную трубу, мы не выйдем на экспорт. Газовую трубу контролирует «Газпром». Ты думаешь, им всем нужны новые конкуренты? Потому полагаю, лучше тебе достойно уйти в сторону.
— Это, по-твоему, достойно?! Чуть припугнули и -в кусты! Компанию Салман Курбадович как семейный бизнес задумал. Месторождение это сам нашел и выпестовал. Никто, кроме него, не верил. За него Тимур погиб! И теперь уйти?! Говори же! Или — тоже перекупили?!
— Знаешь что? Я у тебя ничего никогда не клянчил, — Коломнин сделал движение выйти. Но Лариса метнулась к нему так, что соскочившая с соломенных волос черная капроновая накидка вяло вспорхнула в воздух.
— Прости! Разве не видишь, какая я сегодня? Нельзя мне одной быть. Говори же!
— Хорошо, — в самом деле меряться обидой с держащейся из последних сил женщиной было не по-мужски. — По совести мне самому все это противно. Но еще раз повторяю: тебе нужен серьезный союзник. Допустим, найти такого можно, — месторождение привлекательно. Но тогда его нужно пустить в уставной капитал. Хотя бы на блокирующий пакет. А этого ты теперь сделать не можешь. Не можешь даже поменять Совет директоров. А в нем до сих пор люди, которых Гилялов легко перекупит. Или уже перекупил. — Я тебе больше скажу: оказывается, я и не директор, — под вопрошающим взглядом Лариса сокрушенно оттопырила нижнюю губу. — Родич мой Казбек вчера заявил, что назначил меня Салман Курбадович без решения Совета директоров. А значит, незаконно. Требует срочно собрать Совет. Ты знаешь, по-моему, он сам хочет стать директором. Вот ведь как! Не успел умереть и — откуда что берется. Так что и здесь, похоже, предстоит большая драка.
— Главная проблема в другом, — к разочарованию Ларисы, Коломнин проигнорировал услышанное как якобы несущественное, — чтобы реально управлять компанией, мало быть директором. Нужно быть собственником. А даже если акции Фархадовым завещаны твоей дочери, раньше, чем через полгода в наследство вы не вступите. А за полгода…
— Нам не нужны полгода.
— Не понял?
— Еще месяц назад Салман Курбадович оформил дарственную на внучку. А я — соответственно — опекунша. Нам не нужны полгода, Сергей.
— Это серьезно, — обескураженно признал Коломнин. — Выходит, Фархадов заранее просчитал подобную ситуацию. И ты — знала, и ничего мне не сказала? Лариса виновато пожала плечом. Это было ново: прежде она торопилась обсудить с ним каждую мелочь.
— Что ж, тогда можно попробовать повоевать. Если уж решилась. Хотя — шансов… — он отчеркнул пальцем кончик мизинца.
— Шансы есть. Есть! — гипнотизирующе произнесла Лариса. — Месяц-полтора максимум и — в трубу врежемся. А там, сам знаешь, иные деньги хлестанут.
— Я знаю. И другие знают. Потому и попытаются раньше уничтожить.
— Мы выдержим. Вместе — выстоим. Жалко, конечно, что не получится теперь взять под контроль «Руссойл». Ничего! Найдем другого трейдера.
— Зачем другого? Бери «Руссойл». Дарю, — Коломнин сделал щедрый жест.
Пришел черед изумиться Ларисе:
— То есть что значит даришь? — Ну, не сам «Руссойл», конечно. Но «Хорнисс холдинг», на котором двадцать пять процентов «Руссойла», теперь твой. Плюс столько же на «Нафте». Так что по сути одно и то же.
— Погоди. Но «Хорнисс» принадлежит банку.
— Вчера я переписал его на тебя.
— Но…Сережа, за это же, — она пошевелила побледневшими губами, не решаясь произнести роковое слово. — «заказывают». — Я не приму. Слышишь? Немедленно звони адвокату. Отменяй. Ты мне живой нужен, понимаешь? Додумался, Дон Кихотишко паршивый!
Она схватила трубку, принялась тыкать ею в его ладонь. — Набирай номер, я переведу. Главное — успеть, пока никто не знает.
От неподдельного страха ее у Коломнина повлажнели глаза: все-таки человек по-настоящему проявляется в решающие минуты. — Успокойся, Лоричка, — он мягко вынул трубку из вспотевшей руки, положил на рычаг. — Я не самоубийца. В субботу Ознобихин от имени банка подписал согласие на переоформление «Хорнисса» на тебя. Так что, считай, все легитимно.
— Коля?! — растроганно вскрикнула Лариса. — Господи! Хоть одна чистая душа среди этого беспредела.
Разуверять ее Коломнин не стал.
К тому же на пороге без стука появился Резуненко.
— Я только сейчас с участка, — пробормотал он. И затоптался — растерянный, выгнанный из берлоги медведь.
— Витенька! Вот мы и осиротели, — зарыдавшая Лариса бросилась ему на грудь. А он стоял, оглаживая ее своей нескладной, будто ковш экскаватора ладонью, и, беспомощно глядя поверх нее на Коломнина, все повторял:
— Ничего, Ларичка. Как-нибудь переживем. Вместе перемужествуем. Главное — что вместе.
Тонкий голос Казбека Мамедова, который сочно, со знанием дела на ходу распекал кого-то, разрушил идиллию еще до того, как сам он появился в малой гостиной.
Отстранившись от Резуненко, Лариса нахмурилась.
— Ты что в самом деле позволяешь себе? — вошедший Мамедов обежал взглядом помещение, обозначил кивок, — то ли поздоровался, то ли констатировал чужое присутствие. — Скоро большие люди прибывать начнут. А полы опять натоптаны. Я ж сказал, чтоб посторонних не пускать.
При этом он мазнул глазом по Коломнину и Резуненко, неприкрыто отнеся их к разряду тех самых посторонних, чье присутствие в доме необязательно.
Ноздри Ларисы затрепетали. Обескураженный внезапной бесцеремонностью, набычился Резуненко.
Но Коломнин опередил их:
— Посторонним и впрямь лучше бы удалиться. — Что хочешь сказать, слушай? — Мамедов, собиравшийся выйти, замешкался.
— А это только тебе на ушко. Лариса, Виктор, не оставите нас? Хочу с Казбеком посплетничать.
Он жестами выставил обоих, уселся на диване, похлопал рукой по сидению.
— Чего хотел? — Мамедов настороженно опустился на краешек.
— Посоветоваться, — Коломнин откинулся на спинку, прикрыл глаза. — Замотался что-то за эти дни. С милицией только что общался по поводу «Магнезита». Они ж директора тамошнего арестовали. И арестовали между прочим по нашему заявлению о мошеннических договорах. Теперь вот хлещутся, будто раскололи. Якобы признался, кто в «Нафте» с ними те договора убыточные назаключал. — А то мы без них не догадались, да? Спохватились, — Мясоедова сами давно турнули.
— Так вот оказывается, что не он.
— И кто же? — до Коломнина донеслась раздраженная интонация человека, которого втягивают в пустой разговор. Но когда он внезапно раскрыл глаза, то наткнулся на напряженный взгляд. Будто слушал один, а говорил другой. — Так кто же?
— Ты не поверишь, но — ты.
— Я?! Что за ерунда, слушай? Я и видел-то его раза три, может. Живем неподалеку. Придумывают твои менты. Раскрыть ничего не умеют, вот и — как это? На понт берут.
— Есть официальные показания.
— Соображай, что говоришь. Зачем мне это надо?
— Хороший вопрос. Я как раз им и мучаюсь.
— Так ты что, поверил?
— Рад бы не поверить. Только вот, — Коломнин со вздохом протянул копию протокола допроса. — Полюбопытствуй.
Пробежав показания, Мамедов брезгливо отбросил лист на пол:
— Врет все. Пусть очную ставку дают. Сам запутался и других впутывает. Или — твоя это работа?
С гадливой гримасой вскочил с дивана:
— Точно! Сам же, говоришь, и заявление подал. Похоже, решил окончательно выжить. За то, что не даю компанию под банк ваш подмять. Думаешь, не понимаю, к чему клоните? Дядя Салман умер. Лариса у тебя как тряпка. Вот и решили все подгрести. Чего такой кусман не взять на халяву, да? А всех кто мешает, от него отодвинуть. Нет, скажешь?! Только поглядим еще, кто кого. Пока жив, не дам дело дяди Салмана загубить. Понял, нет?!
— Ты не кричи так. В гостиной услышат. Голова у меня что-то отяжелела, — пожаловался Коломнин, растирая виски. — Такие дни трудные выдались.
— Менты — шакалы. Чтоб человека оболгать, на все пойдут.
— Твоя правда. Только директор «Магнезита» полную раскадровку дал: что, куда, через какие проводки шло. И теперь выяснить, кто дальше украденные деньги направлял, вполне нехитро. Тем более по уголовному-то делу. У меня, кстати, только что просили согласия на твой арест. Очень, доложу тебе, милиция губы раскатала: все-таки особо крупное хищение. Да еще такое громкое: представляешь, зять Фархадова обкрадывает собственного тестя. Шум о тебе пройдет по всей Руси великой. Как, думаешь, назовет тебя после этого всяк сущий в ней язык? Тебе это надо?
Мамедов обиженно сопел. Но без прежней агрессивности.
— И мне не надо, — заверил его Коломнин. — Мясоедова, что на договоры эти глаза закрыл, ты подкупил?
— Ты мне такое?! — губы Мамедова оскорбленно задрожали, рука потянулась разорвать душащий ворот.
— Заткнись, Казбек, — без нажима окоротил его Коломнин. — Говорю же, устал. Наврешь что-нибудь, как обычно. Налей-ка лучше рюмочку коньяку. Какой в доме держишь? Небось, азербайджанский?
— Зачем азербайджанский? «Арарат» есть.
— Вот видишь, стало быть, умеешь, когда нужно, поступиться гордыней, — Коломнин махнул налитую рюмочку, посмоковал. — Так что с Мясоедовым? На пару работали?
— Ты соображай, с кем равняешь! — вполне натурально вскипел Мамедов. — Не хватало перед каждым светиться. Без меня было кому с ним решить. Подложили девочку, потом цену дали. Тут же и заглотил без затей. Дешевка он!
Себя Казбек дешевкой не считал.
— Странно. Я был уверен — на пару. Все-таки по части тонкого финансового воровства ты вроде как не дотягиваешь.
— А он дотягивает, да? Мясоедов-то дотягивает? Тьфу на него. Тимур все придумал.
— Тимур?!
— А то! Он, понимаешь, умный был. У, какой! — Мамедов восхищенно поцокал. — Зачем лишние налоги платить? Вот и сообразил: часть конденсата по демпинговой цене через подставную фирму сбывать и деньги на стороне аккумулировать, чтоб, если что, под рукой были. Но — вроде как в другом кармане. И готовить все он начал. Схемы сам просчитал, «Магнезит» этот придумал. В тайне, конечно, от дяди Салмана. Тот бы этого не понял. А потом Тимура сразу убили. — Так это ты! — пронзительно догадался Коломнин. Обхватил Мамедова за плечи и, сблизившись, глаза в глаза, прошептал. — Ты Тимура «заказал».
— Что?! — Мамедов вырвался. Глаза покатились из орбит. — Да ты? Мне, да? За такое знаешь, что делают? Ты про честь кавказца слышал?
Обида Мамедова выглядела неподдельной.
— Братом он мне был. Мамой клянусь! Если б не брат, разве бы со мной поделился? Так и сказал, мне в этом деле надежный помощник нужен. Ты, Казбек, им и будешь. Когда в день смерти в Москву полетел с Гиляловым встретиться, мне одному про то сказал. Тимур про Гилялова все просчитал. Будет, говорит, компанию торговать. Только не обломится ему здесь, говорит. Не про его честь наша «Нафта». Нашей семьи это «бабки», сами их и раздербаним.
— Получается, с Гиляловым сторговаться не смог, и его убили?
— Не знаю, слушай, не был, — Мамедов поспешно заслонился ладонями. — А с Гиляловым я вообще на похоронах только познакомился. Он меня потом для разговора в Москву пригласил. Оказывается, и про «Магнезит» прознал. Давай, говорит, как Тимур хотел, так и сделаем. Только чтоб деньги на меня шли. Процент платить буду.
— И ты, бедолага, согласился.
— Да, согласился! Презираешь, да? А кто такой, чтоб презирать? Разве раньше бы согласился? Я ведь дядю Салмана как отца уважал. Поначалу, как Тимура убили, думал — опорой стану. Кому еще, кроме меня? Зулю любил, конечно. Но не только как жену. А еще потому, что — дочь.
— Дочерью и полюбил.
— Дядя Салман большой человек был. Но недалекий оказался. На кого оперся, слушай? Мясоедова, дурачка этого продажного, назначил. Внучку привез. И все ей. Нет, это кому сказать? Хорошо — у Тимура дочь. Это я понимаю. Она внучка. А разве дети Зульфии не внуки, нет? Два сына моих, продолжатели рода. Не внуки, нет? И все туда? А мои дети, они что, нищие должны остаться? Вот скажи, если бы твоих детей так, то что?
Желая различить реакцию собеседника, Мамедов не поленился заглянуть снизу в лицо. Но сочувствия не нашел. Что понималось в этих кругах под нищетой, Коломнин разобрался со слов Фархадова: все, что меньше ста тысяч долларов.
— А после и вовсе смешно. Лариску поднял. Женщину надо мной поднял! Стыдно, слушай, было. Разве не стыдно? Что молчишь? — Восхищаюсь. Любопытный ты, оказывается, человек, Казбек. Убить близкого родственника и названного брата не позволяет честь кавказца. А вот сговориться с его убийцами, чтобы на пару обворовывать названного отца, — это, оказывается, не возбраняется. « А пожалуй, что и убить все-таки не возбраняется», — все это время Коломнин судорожно перебирал в уме нестыкующиеся факты, будто кубик Рубика крутил. И — собрал-таки. И ключ к решению подсказал сам Мамедов. Не слова его даже. А внезапная брызнувшая ненависть и к самому благодетелю Фархадову, и ко всей Тимуровой ветви.
— Что ж, Казбек? — Коломнин прищурился, словно изготавливаясь к броску. — Ни Тимура, ни Салман Курбадовича нам не воскресить. Но и безнаказанной их смерть остаться не должна. Да? Нет?
Ответа он не дождался.
— Завтра прямо на похоронах подойдем к Гилялову и публично обвиним его в убийстве Тимура. Я сам обвиню. А ты просто подтвердишь, что мне сказал.
— Я тебе ничего такого не говорил! — Мамедов моментально поматовел. — Не говорил ничего, слушай! Зачем путаешь?
— Верно, не говорил. Ты поизящней поступил — намекнул. Тоненько эдак. И гаденько. А знаешь, почему гаденько? — Коломнин пальчиком поманил Мамедова. И тот приблизился, будто бандерлог к удаву Каа. — Тимура-то все-таки ты убил! Не Гилялов. Ты! Ты ведь ему завидывал, паскуда. Люто завидывал. Понимал, что всегда при нем в шестерках будешь, — за душой-то, кроме жадности, ничего. А тут нечаянная радость — сам Тимур все преподнес, разжевал. Это ж за здорово живешь готовый денежный канал! Убей, бери и — кум королю!.. А знаешь, почему ты? — Коломнин жестом остановил готового зайтись в новом крике Мамедова. — Потому что Тимура Фархадова Гилялов и впрямь мог «заказать». Была, что называется, цена вопроса. Так?
— Так, да. Наверное.
— Но раз Тимура Гилялов заказал, выходит, что и на меня покушение он организовал. Так, нет? Киллер-то тот же самый. Стало быть, и заказчик тот же. Или на Руси дефицит на убийц появился, и у всех один и тот же на очереди? Что скажешь?
— Глупости одни говоришь, — Мамедов судорожно крутнул шеей, пытаясь угадать, что последует дальше.
— Только меня-то ему на хрена убивать? Кто я для него? Никто! — Коломнин постучал себя в грудь. — Банковская тля. Мешать стал? Позвони Дашевскому, и — завтра же меня отсюда убрали бы. Был — и нет. И проблемы нет. А вот для тебя я проблемой стал. Потому что компанию, что после смерти Фархадова ты продать собирался, вытащил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44