— Получилось?!
— Мы слов на ветер не бросаем. Сказано — сделано, — перед Коломниным лег мелко исписанный лист бумаги — ксерокопия протокола допроса подозреваемого. — Читай. Наслаждайся моим искусством.
«Относительно предъявленных мне договоров с „Нафтой“ на поставку конденсата признаю, что они сознательно были заключены по цене, значительно меньшей, чем в действительности стоил конденсат, понимая, что тем самым будет причинен материальный ущерб компании. Поэтому готов — при согласии руководства „Нафты“ — от договоров отказаться и признать их недействительными»…
— Как сумел? — Коломнин оторвался от драгоценного документа.
— Я ж говорил, тонкая комбинация. В нашей работе мало быть криминалистом. Нужно еще психологией владеть. Сыночек у него есть, студент. Так вот сегодня утром взяли — с наркотой на кармане.
— На кармане, говоришь? — А что было делать, если папаша оказался упертым? Вот и пришлось поставить перед выбором. Решай, паря, что для тебя важнее. Собственные амбиции и жадность? Или судьба сынка, которому пятерик корячится? — у Суровцева был усталый и удовлетворенный вид человека, добросовестно проделавшего тяжелую работу.
— А если б амбиции возобладали? Посадил бы сына?
— Блеф есть блеф. В этом деле, если начал, иди до конца. Да и не могло быть такого. Я ж говорю, — психология. И вообще, — глаза Суровцева сузились: пасмурная реакция собеседника ему не понравилась. — Ты результат просил? Тебе его поднесли. Чего еще надо? Читай дальше.
Следующий же абзац заставил Коломнина снисходительно улыбнуться. "Организатором этой акции был один из высших менеджеров «Нафты».
— Что еще за экивоки? Кто именно?
— Напрямую не говорит. Придерживает как главный козырь.
— Сдан давно козырь. Итак все знают, что Мясоедов. Что теперь делать думаешь?
— Теперь-то? Самый кайф начинается. Хищение средств «Нафты» по предварительному сговору с работником компании, — это, доложу, такой огурчик. Просто-таки состав крупного мошенничества. — Суровцев плотоядно облизнулся. Весь он дышал нетерпением. Финансовый заказ неожиданно обернулся выявлением серьезного преступления, что оправдало все, совершенное до того. И теперь в нем бушевал азарт сыщика, ставшего на след. — Завтра же к прокурору за санкцией. И — пошла писать губерния! Эх, какое дельце закрутим! Только договора эти лучше бы прямо сейчас у нас подписать. Пока он горяченький. А то ведь как в следственный изолятор переведем, может и на попятный пойти. Там, в камерах, свои учителя имеются. — Богаченкова подошлю. Парень толковый; все оформит. А мне сейчас важней важного выяснить, куда деньги ушли. Вот на этом и сосредоточься, — Коломнин заметил, что Суровцев колеблется, бросил нетерпеливо. — Езжай, езжай. Разыщешь счета — все зачтем. Тогда совсем другие цифры пойдут.
Неохотно поднялся, провожая оперативника до двери. А, выпроваживая, подловил себя на том, что протянутую руку пожал, поколебавшись.
Конечно, милиционер, получающий дополнительные деньги за хорошо выполненную работу, — это не то же самое, что чиновник, взявшийся за взятку сфальсифицировать преступление. И, более того, готовый ради этого засадить в тюрьму невиновного. Но, если разобраться, какое основание у него, Коломнина, пренебрегать продажным оперативником, которого сам же и приучил к подачкам? А если бы завтра в запале тот же Суровцев, из страха лишиться обещанной мзды, и в самом деле « в легкую» поломал жизнь невиновному мальчишке? Смог бы он успокоить себя тем, что все это был эксцесс исполнителя? Какие вообще у заказчика моральные преимущества перед исполнителем?
Подумав о себе как о заказчике, Коломнин ощутил, как вновь разрастается внутри тягостность, что часто испытывал в последние месяцы. Странная вещь происходила с ним: взялся он за дело несомненно нужное и, что называется, общественно полезное. Но как-то само собой получалось, что решать благородную, по большому счету, задачу приходилось с людьми, мягко говоря, сомнительными, которых в повседневной жизни брезгливо сторонился. И добиваться успеха, действуя их же методами: обманом и подкупом. И больше того, — он припомнил застекленевшие, алчные глаза рубэповца, — теперь уже сам он непроизвольно развращал тех, кто оказывался рядом.
В оправдание хотелось сравнить себя с ассенизатором, что погружается в нечистоты ради общественной пользы. Но сам понимал, что сравнение это наиграно: порой ловил себя на ощущении, что ржавчина, в которую он погрузился, исподволь начинает проникать внутрь.
Богаченкова он нашел, заглянув в кабинет Шараевой. Они сидели за столом, плечо в плечо. Юра что-то энергично доказывал, тыча указкой в схему, брошенную поверх стола, будто узорчатая скатерть. Лариса невнимательно слушала.
— Что?! — едва завидев Коломнина, подскочила она.
И от этого испуга разом пропало шаловливое желание немножко поинтриговать.
— Все нормально! — успокоительно выставил он ладони. — Теперь спи спокойно.
— Слава Богу! — Лариса облегченно осела. — Если б ты знал! Если б только знал, что я за эти дни пережила. Ведь столько планов, мыслей…
И, облокотившись о стол, зарыдала.
— Я тут, пока суть да дело, вариантик подготовил, — Богаченков со скрытой гордостью показал на схему. — Если купить Белогоцкий нефтеперегонный завод и углубить переработку крекинга, получается просто сумасшедшая экономика. Неделю по ночам прорабатывал.
Коломнин нехотя скосился на мудреную схему. Мысли его были далеко. — Это все потом. Сейчас надо насущные проблемы решать. Срочно подготовь новые договоры с «Магнезитом» и дуй к Суровцеву подписывать. Клиент созрел. — Понял, — сноровисто подтянулся Богаченков. Шагнув, спохватился. Лицо его приобрело вид сконфуженный и трагичный одновременно. — Сергей Викторович, совсем вылетело. Вас разыскивал Роговой. Просил передать: Рейнера, оказывается, убили.
— Что?! — вскрикнул Коломнин.
— Возле поселка застрелили. Хотел сразу сообщить, но вас не было. А потом вот увлекся этим, — он огладил рукой схему и, виновато поклонившись, вышел. — Мне тоже сообщили, — Лариса промокнула набухшие глаза. — И еще вот это осталось Она извлекла из ящика и протянула Коломнину свернутую тетрадку, — ту самую, что отобрал у него Рейнер. — Такой ужас. И главное, я же его уговаривала: Женечка, перезжай к нам. И охрану бы дали. Нет, ничего не подействовало. Прямо как ребенок. Я уже отправила вертолет, чтоб перевезти тело, и потом насчет похорон распорядилась, — чтоб все достойно. Хотя Женя и пышность — нечто несопоставимое.
Лариса удрученно склонилась. Взгляд невольно упал на схему.
— Сережа! Я понимаю, конечно, что не вовремя. Но, может, и впрямь подумать о заводе? Это же получается замкнутый цикл. Представляешь, какая перспектива!
Она вздрогнула от звука хлопнувшей двери.
К вечеру изрядно набравшийся Коломнин в парилке сауны распевал грустную песню про замерзшего в степи ямщика. В стадвадцатиградусной жаре несчастного заморозка было особенно жаль. Он пел о ямщике, а видел Женьку Рейнера. Наивно-беззащитный человечек. Дитя природы, которому легче было пройти одному ночью пятьдесят километров по тайге, чем решиться на визит в местное ГАИ. А рядом лежала раскрытая тощая тетрадочка.
Слышно было, как зашли в предбанник. Значит, Богаченков вернулся из ИВС.
— Богаченков, сука бесчувственная! Катись вон отсюда, пока не вызвездил, — заорал Коломнин, понимая, что пьян, и приходя от этого в надрывный восторг. Потому что пьяным мог высказать то, на что никогда не решился бы трезвым.
Дверь парилки открылась.
— Меня тоже выгонишь? — закутанная в простыню, стояла Лариса.
— Дверь захлопни. Выхолодишь, — Коломнин смутился.
Она подсела на ступеньку ниже, потерянно глянула снизу вверх:
— Что это у тебя? Ах да. Тимур как-то говорил, что он стихи пописывает.
— Отписался, — скривился Коломнин. — Вот послушай. Это как раз про нас с тобой:
"В детстве убили ужа,
Палкой ударив жестоко.
Полз он куда-то шурша,
Черный и сверху, и сбоку.
Был он безвреден, но нам
Думалось: это гадюка.
Хоть и гадюка, она
Не нападает без звука.
Так истребили ужа,
И не родились ужата,
Не оттого ли душа
Чем-то доныне ужата".
[стихотворение А.Роженкова. — Алексей Роженков. Волчье лыко. Стихотворения. — «Русская провинция», Тверь, 1997].
И в самом деле, жил себе человек. Как хотелось, так и жил. Так нет, выдернули, будто брюкву из земли. Надкусили. Отбросили. Все так, походя! Ты понимаешь — это наши с тобой души ужались!
— Сереженька! Прости ты меня. Понимаю, что сморозила. Только не думай, что мне Женьку не по-настоящему жалко. Я ведь и сама испугалась, когда после Жени и вдруг — о заводе ляпнула. Просто, как страсть одолела. Днем, вечером, — все думаю, варианты прикидываю. Будто сохну изнутри. Боюсь я, Сережка. За нас с тобой. Все кажется, что тебя теряю. Странно как-то: занимаемся одним делом. Казалось бы, куда крепче. А получается, что чем дальше, тем — дальше.
— И сейчас? — растерянно уточнил Коломнин: руки ее требовательно оглаживали мокрое мужское тело. — А если Богаченков в самом деле зайдет?
— Вызвездим, — заявила Лариса, решительно перебравшись к нему на колени. — Могу я побыть наедине с собственным мужем?
Фархадов в компании теперь вовсе не появлялся, полностью передоверившись энергичной невестке. Тем больший переполох вызвал внезапный его приезд среди бела дня. О появлении хозяина Коломнин догадался по всплескам голосов в коридоре. Подметил и то, что в звуках этих было куда меньше верноподданических ноток, чем прежде, — служащие давно разобрались, у кого в руках бразды правления. Но в то же время приветствия звучали вполне искренние, — Фархадова любили.
Через некоторое время к Коломнину заглянула Калерия Михайловна, оживленная и встревоженная одновременно.
— Сергей Викторович, Салман Курбадович просит зайти. Но только, вы уж недолго. Валокордину я, конечно, приготовлю…
Коломнин понимающе кивнул.
Войдя в тусклый, едва освещенный настольной лампой кабинет, Коломнин принялся озираться: Фархадова на привычном месте не оказалось. Лишь всмотревшись, обнаружил его очертания в кресле подле зашторенного окна.
— Присаживайся, Сергей, — глухо произнес Фархадов, очевидно, занятый своими раздумьями. — Ну-с, как без меня тут справляетесь?
— Трудно без вас, конечно, — отвечая дежурной фразой, Коломнин заметил, как мелко подрагивает в узком дневном луче рука, и понял причину, по которой тот предпочел укрыться в темном углу, — за короткое время патриарх резко одряхлел.
— Что? Сдал? — Фархадов проследил за направлением взгляда. — Устал я.
И, будто в подтверждение этих слов, захлебнулся в приступе кашля, который попытался погасить, прижав к губам платок.
— Сухой, зараза, — отер он усы. — Врачи говорят, что если мокрота отходит, вроде как лучше. И надо же: нет этой мокроты. Всю жизнь по сугробам, по рекам да по болотам. А внутри одна сухость осталась. Смешно.
— Не очень.
— Ладно, это все промежду прочим. Докладывай, как тут Лариса.
— Сверх всяких ожиданий! Готовый просто гендиректор. Конечно, до вашего уровня ей далеко. Да и всем нам.
— Не мельтеши.
— Что?
— Не болтай, говорю, впустую. Какой еще там уровень? — в Фархадове будто пробудилась прежняя грозная сила. — И впрямь за дурака, что ли, держишь? Мой уровень там остался.
Он повел головой в сторону стены, где, невидимая в темноте, висела фотография чумазого, захлебывающего восторгом азербайджанца, отплясывающего возле бьющего нефтяного фонтана.
— Нет хуже, чем пережить самого себя, — признался старик. — Впрочем, есть. Когда при этом надо делать вид, что ты прежний… А ты упертый, как заметил. Работать умеешь. И, что важнее, других заставить можешь. А Лара хоть и возомнила о себе, но — женщина. Мягковата пока. Подопрешь ее?
— Какая из меня подпорка? Я человек банковский, подневольный. Шестерка, — напомнил мстительный Коломнин.
— Вот и довольно шестерить. Большое дело предлагаю. Станешь вице-президентом «Нафты». Иной уровень. Опять же и с Ларисой — решать вам пора. В чем прав, в том прав, — против природы не пойдешь. Хотя, конечно, какой из тебя Тимур? Его масштаб — не тебе чета. Но уж какой есть.
— Спасибо за благословение, Салман Курбадович, — съехидничал задетый Коломнин.
— А что остается? Болтают, чего не попадя. Фамилию полощут. Так что отстраивайтесь потихоньку. Сам-то я от дел отойти собираюсь.
— Ни в коем случае! — испуг Коломнина был искренен. — Имя ваше чрезвычайно важно. Особенно сейчас, пока Лариса еще в полный голос о себе не заявила. Сами знаете, какие у вас в нефти нравы. Чуть зазевался и сожрут.
— Пока жив, не тронут. Потому и хочу, чтоб Ларису поскорей признали. На днях Гилялову телеграмму поздравительную послал в связи с назначением министром — за двумя подписями: я и Лариса. Пускай привыкают. Да и не мое все это. Раньше хоть в людях разбирался. А теперь получается — сам же ворами себя окружил. Подсчитали, сколько у нас конденсата через «Магнезит» этот уворовали? — Порядка пятидесяти миллионов.
Фархадов зарычал:
— Все дело едва не загубили. Подхалимы!
В последней фразе угадывался упрек самому себе: чрезмерно падкому на лесть.
— И все равно, Салман Курбадович. Решительно нельзя вам в отставку. Да и по делу важно, чтоб присутствие ваше ощущалось. Хотя бы давайте так: Лариса президент, вы — председатель Совета директоров. Пусть раз в неделю появитесь. Но чтоб все знали: Фархадов в курсе. Бдит. Очень прошу!
— Ладно, подумаем, — старик нахмурился, плохо скрывая удовольствие от похвалы: природа брала свое. — Главное, чтоб дело двигалось. Лариса мне тут доложила идею купить нефтеперерабатывающий завод. Грамотная идея. Еще мы с Тимуром прокручивали. Чтоб свой цикл с выходом на готовые нефтепродукты. Ведь смеху подобно. Лес рубим, а на переработку — в Финляндию отправляем. И у них же нашу же доску втридорога закупаем. Алмазы собственные огранить не умеем. Де Бирсу кланяемся. Нефть скачиваем — с нарушением всех технологий, обводняя все вокруг, и — туда же, в загранку. Лишь бы хоть что-то хапнуть. Разве мы туземцы какие, чтоб недра задарма расторговывать? Или не хотим? То-то что. Запасы туда уходят. Так еще и деньги следом. А что здесь останется? Продажность заела. Ломать это надо. Ломать. Здесь зарабатывать и сюда вкладываться. И первый, кто до этого дойдет, больше других и заработает. Конечно, пока не до того. На ноги бы заново встать. Но на перспективу помни. Он прикрыл рот, пытаясь скрыть сиплое дыхание, — непривычно длинная фраза отняла слишком много сил.
Многое хотелось сказать в ответ Коломнину. И главное — о своем восхищении удивительным этим человеком. Но комплиментов говорить не умел. И — единственно — водил взглядом по стенам, делая вид, что не заметил одышки.
— Что у нас с банком? — Фархадов прервал тишину.
— Здесь как раз все удачно. Проценты полностью выплачены.
— Когда срок кредита?
— Чуть больше месяца. Да вы не беспокойтесь. Трубопровод, сами знаете, ударными темпами достраивается. Резуненко молодцом. Сначала с поставками конденсата сильно помог. А теперь и вовсе все свои дела отложил и — живет безвылазно на «нитке».
— А как иначе? Он ведь Тимуру другом был. А настоящий друг, он и после смерти друг. Не забудь, кстати: все поставки труб ему обещал. Так что…
— Даже не сомневайтесь. За такого компаньона двумя руками держаться будем. Долги потихоньку разгребаем. Хачатрян сегодня в банк с отчетом вылетел. Думаю, сразу и разрешение на новое продление кредита получит. А там и «Руссойл» подомнем: и деньги вернем, и собственный трейдер в Европе. Худшее позади, Салман Курбадович.
— Вот и славно! Никому не говорил, но — очень у меня душа за компанию болит. Здесь ведь не только нефть, люди. Здесь — дело сына моего, Тимура. Фактически не я — он на себе тянул. И потерять все — это перед его памятью…
Голос Фархадова прервался.
— Я понимаю.
— Все силы он в месторождение вкладывал. Я как-то предел зарплаты для членов Правления установил — две тысячи долларов. Говорю, запустим трубопровод, тогда всем хватит. Остальные роптать стали. Мол, в других компаниях по двадцать — тридцать тысяч платят. Нельзя, чтоб на черный день не подстраховаться. Ну, этих-то псов быстро притушил. А Тимур, тот нет. Сам поддержал. А ведь молодой. Красавец. Когда и жить, как не молодому? Да и о семье мог бы подумать. А поддержал. Во всем такой был. Жил не оглядываясь. И честный не по-нынешнему. В меня. Понимаешь, Коломнин, почему мне особенно важно до победы дойти? Чтоб для внучки сберечь то, что отец недополучил.
Коломнин, естественно, промолчал. Но и знаков умиления выразить не сумел. Фархадов наморщил лоб, разочарованный квелой реакцией.
— Ладно, хватит болтовни. Ступай. Один побыть хочу.
И, заметив, что посетитель замешкался, требовательным движением кисти выпроводил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44