«За что ж вы так друг друга-то изводите? Гляди, инфаркт, он промеж вас бродит». А в самом деле, за что? Свою вину перед женой Коломнин осознавал доподлинно. Вина его была серьезна и неизгладима: не любил он ее. И понял это еще до брака. Но тут узналось о беременности. Взыграло чувство долга. Решил, что притерпится. Не притерпелось. Потому что и гордая Галина, поднесшая себя вихрастому оперу ОБХСС как высший подарок судьбы, быстро почувствовала, что женились на ней из жалости. И, уязвленная, не простила. В ней словно жили две женщины. Первая — мечтательная, порывистая. Вторая — нервическая, вспыльчивая, беспричинно раздражительная. К сожалению, с возрастом первой становилось все меньше, второй все больше. И это стало необратимым. Одно случайное слово, неловкий жест, упавшая с вешалки шляпа, — все становилось искрой, воспламенявшей Галину Геннадьевну лютой, необъяснимой с позиций формальной логики неприязнью к супругу. Да и сам он не мог, как прежде, сдерживаться и часами отмалчиваться среди потока упреков. Вот так и просуществовали они эти двадцать лет, отнимая их друг у друга. Зачем? Тоже хороший вопрос. Дети выросли. Сыну-студенту двадцать первый. Да и дочь, перейдя в восьмой класс, все чаще поглядывает на родителей с эдаким насмешливым недоумением. В последние пару лет они с женой, кажется, и вовсе перестали спать в одной постели. Возможно, за эти годы у нее были любовники. Хотя бы чтоб отомстить. Такой уж характер! А вот за мужа она не тревожилась. Легко отпускала в бесконечные поездки. И даже, как теперь, — в отпуск. Потому что изучила его лучше, чем сам он себя. И знала это его основное качество, ставшее проклятием, — постоянство. Не получались у него, как у других, легкие, дабы потешить плоть, скользящие связи. Сидело что-то внутри и — не пущало.
— Да брось переживать, Серега, прорвемся! — Ознобихин с размаху шлепнул его по плечу, и Коломнин, встряхнувшись, обнаружил себя застывшим у воды. Причину остолбенелости его Николай понял по-своему, решив, что тот продолжает переживать последнюю стычку. — Я тебе мудрое слово скажу, а ты послушай. То, что ты за банк болеешь, про то все знают. Но при этом нужно сохранять как бы чуть-чуть люфт. Понимаешь?
— Нет.
— Вот в этом твоя проблема. Потому что банк и бизнес вообще — это все-таки не совсем жизнь. Это чуть-чуть игра. Вроде как в футбол гоняем: пыхтим, толкаемся, чтоб победить. Ноги друг другу в азарте отрываем. А потом дзинь — матч закончился. Обнялись и пошли вместе пивка попить. Без обид. А ты сам сердце рвешь и других мордуешь. Можно ведь нормалек существовать: поляны для всех хватит. А можно и — лоб в лоб, — Ознобихин жестом приказал одному из тайцев подогнать к нему мотоцикл. — Ну, что, сгоняем на пари?
— Запросто, — Коломнин в свою очередь привычно оседлал соседний транспорт.
— И я! И я! — послышалось сзади.
Прыгая меж шезлонгов, к ним поспешала Катенька Целик.
— Возьмите меня! — закричала она в нетерпении.
— Катюш, так мы вроде в мяч собирались! — оттопыренная нижняя губа Маковея привычно задрожала от очередной обиды.
— Отстань с глупостями! — отреагировала Катенька, подбегая к мотоциклам.
— Ладно, запрыгивай, коза, — Ознобихин предвкушающе подвинулся.
— Нет! Я с Сергей Викторовичем, — не дожидаясь согласия, впрыгнула на заднее сидение и, решительно обхватив за талию, прижалась, — что там тайка?
— Тогда держись, — Коломнин первым крутнул ручку, так что мотоцикл едва не встал на дыбы и — рванул с места на глубину. Паралельным курсом разгонялся Ознобихин.
Оторвавшись от берега, Коломнин резким движением на полной скорости рванул руль влево. Взвизгнула изготовившаяся свалиться в воду Катенька. Но мотоцикл вместо того, чтоб перевернуться, развернулся на девяносто градусов и послушно застыл на месте.
— Пошли! — закричал Коломнин и с новой силой крутнул ручку, разгоняя мотоцикл вдоль побережья.
— Боюсь! Сереженька, боюсь! — как бы в упоении вырвалось у Катеньки.
В упоение это он не поверил. Стремясь вырваться из опостылевшего филиала, Целик уже дважды просила Коломнина взять ее к себе. Но дважды получила отказ. Похоже, бойкая Катенька решилась заслужить перевод иным способом. Во всяком случае включения в тургруппу она добилась, узнав, что едет начальник УЭБ.
Облепленный брызгами, Коломнин несся по водной глади, зажмурившись от нарастающего наслаждения. Упоение скоростью выметало из него колющие воспоминания о московских неурядицах.
Вскрик сзади, на этот раз неподдельный, заставил открыть глаза. Из-за его спины рука Кати показывала вперед. Метрах в двухстах, лоб в лоб, несся Ознобихин. Поначалу Коломнин собрался, как и положено, отвернуть. Но в улыбочке Ознобихина почудилось ему нечто особое, как бы продолжающее последнюю фразу. Был в ней вызов — «лоб в лоб». И не принять его Коломнин не мог. А потому, крепче вцепившись в руль, он выравнял курс и еще прибавил газу. В свою очередь и Ознобихин, дотоле игравшийся, сузил глаза и поерзал на сидении, устраиваясь понадежней.
Машины понеслись друг на друга с удвоенной скоростью.
Сто. Пятьдесят! Сорок метров!! Напряженные, устремленные друг на друга фигуры.
— Пора! — Катенька неуверенно потрепала Коломнина по спине. — Пора же! Это вы что, так шутите?!
И, что-то окончательно определив, безнадежно пробормотала:
— Господи! Да вы же психи… Не-ет!
Привстав, Катенька дотянулась до руля и с силой дернула его влево, так что мотоцикл развернуло боком. Налетевший в следующую секунду Ознобихин опрокинул его носом, а сам, хоть и с трудом, выровнял собственную машину. Победно вскинув кулак, сделал круг почета вблизи поверженных, барахтающихся противников и, полный торжества, устремился к берегу.
Коломнин вскарабкался вновь на мотоцикл, неохотно втянул барахтающуюся Катеньку.
— Ну, вы оба… — сквозь зубы приготовилась она высказать наболевшее. Но что-то остановило ее. И после паузы совсем другим, обволакивающим голосом закончила. — Мальчишки! Какие же вы еще мальчишки.
Желание кататься разом пропало, и, раздосадованный поражением, Коломнин направился к берегу. Там, вокруг машины Ознобихина, столпилось с десяток набежавших откуда-то тайцев.
— Ты представляешь, какие гниды, — обрадовался его появлению Ознобихин. — Требуют с меня пятьсот долларов. Поломку, видишь ли, обнаружили. Так для того и техника, чтоб ломаться.
В самом деле на носу его мотоцикла была заметна небольшая вмятина, в которую и тыкали энергично пальцами возбужденные тайцы. Они подбежали и к мотоциклу Коломнина, но, как ни странно, на нем ничего не обнаружили.
— Чего делать-то будем? Может, пополам заплатим? Все-таки оба начудили.
— Как только, так сразу, — Коломнин присел подле вмятины, провел по ней пальцем. — Всем крохоборам полной мерой заплатим. Ты как будто английским свободно владеешь. Так вот переведи этим аборигенам, что из уважения к их стране мы готовы заплатить огромадные деньжищи — один доллар. Даже два. В фонд развития Тайланда. Пусть на них флот построят… Чего смотришь? Переводи.
Едва обалдевший Ознобихин закончил английскую фразу, над пляжем взметнулся вопль негодования и даже — невиданное дело — тайцы принялись хватать Коломнина за руки.
— А ну брысь! — потребовал тот. — А то вообще не получите. Ишь шкуродеры! Вмятине этой две недели. Переведи!
По вскинутым чрезмерно интенсивно рукам, по несколько искусственной экспрессии Коломнин окончательно определил, что с диагнозом не ошибся, а потому раздвинул два пальца, дважды тряхнул и веско произнес:
— Короче, базар заканчиваю. Либо «ту», либо — аут и к… — скосился на внимающую Катеньку. — Этого можешь не переводить.
И, не теряя слов попусту, сделал шаг в сторону шезлонга. Но тут же был окружен заново. Среди непонятных фраз, что выкрикивали тайцы, он разобрал на этот раз словечко «полиц».
— Грозят полицию вызвать, — пролепетал подбежавший Маковей, обескураженно поглядев на утирающего пот Ознобихина.
— А давай! — внезапно обрадовался Коломнин. — Чего в самом деле воду толочь. Вызывай! Я сам ай эм рашен полисмен! Давай вызывай! Вон туда, к моему шезлонгу. А вас всех, гадов, в камеру за мошенничество пересажаем. Хочу полицию!
И, решительно освободив себе дорогу, отправился прочь.
Перехватил его метров через пять Ознобихин.
— Ты чего, опешил? Нам еще только в полицию залететь не хватало. Лучше отдать деньги.
— Так я всегда. По доллару с брата. Да не журись, Коля! Ты думаешь, им нужен скандал? Это они так бизнес делают. Дай десять минут, сами утихнут.
В самом деле толпа вокруг задержавшегося Маковея заметно поредела. А оставшиеся хоть и жестикулировали энергично, но без прежней уверенности, то и дело оглядываясь на странного русского.
Через короткое время вернувшийся Пашенька с торжеством сообщил, что «уронил» тайцев до пятидесяти долларов, так что инцидент можно считать исчерпанным.
— Молодец! Смышленый мальчик, — облегченно одобрил Ознобихин, залезая в карман шорт.
— Сэр! С вас двадцать пять, — ткнул он в дремлющего Коломнина.
— Я же сказал: два за все. А то и этого не дам, — не раскрывая глаз, отчеканил тот.
— Теперь я за банковскую безопасность окончательно спокоен, — Ознобихин передал Маковею собственный полтинник. — Вот так и на кредитном комитете с тобой спорить — себе дороже.
Тем же вечером, шуганув Маковея и «сбросив с хвоста» заново прилипшую к Коломнину Катеньку, Ознобихин повез товарища на сеанс, о котором еще в самолете вспоминал с придыханием, — тайского эротического массажа.
В жужжащем бесчисленными вентиляторами вестибюльчике навстречу вошедшим поспешил одетый в белую рубаху таец. Лицо его при виде гостей наполнилось таким благоговением, что Коломнин на всякий случай оглянулся, не спутал ли. Но нет! С бесконечными поклонами и ужимками посетители были препровождены в плетеные кресла, расположенные почему-то перед плотным занавесом. На столике, на расстоянии протянутой руки, стояли приготовленные напитки в причудливых, в форме змеи кувшинах. Убедившись, что гостям удобно, менеджер сально заулыбался и нажал на пульт — занавес двинулся в сторону, открыв звуконепроницаемое стекло, за которым внезапно обнаружились рассевшиеся по скамеечкам полуобнаженные «массажистки» — человек двадцать. Движение занавеса поймало их в минуту расслабленности: группка в углу лениво переругивалась; одна из сидящих, откровенно позевывая, чесала себе ступни. Но уже в следующую секунду, прежде чем стекло полностью открылось, все они приняли соблазнительные позы и зазывно замахали ручками.
— Как тебе это пиршество? — впившийся в экран Ознобихин подтолкнул локтем несколько опешившего приятеля. — Так бы всех сразу…Эй, абориген! Мне во-он ту бойкую канареечку!
Менеджер сделал знак. Выбранная девушка, поклонившись в знак благодарности, ушла в глубину. Поднялся и Ознобихин.
— Через час встретимся. Если очень утешит, можешь дать лично девочке десять долларов. Но только, чтоб постаралась.
И, поощрительно хохотнув, удалился. Менеджер продолжал терпеливо ждать выбора второго гостя. А Коломнину, сказать по чести, сделалось отчего-то неуютно. Будто не он выбирал барышню для развлечений, а его оценивали расположившиеся за стеклом двадцать пар девичьих глаз.
Понимая, что пауза неприлично затягивается, он ткнул в сторону девушки в запахнутом халатике, единственной, не искавшей внимания клиента.
Выбор был сделан. К креслу тотчас подошла одетая в кимоно служительница и с поклоном предложила следовать за ней. Нельзя сказать, что комнатка, куда препроводили клиента, была чрезмерно меблирована. Скорее мебели не было вовсе, если не считать за таковую вешалку, массажный, укрытый простынкой стол и ванную с душем. Все это по какой-то странной ассоциации неприятно напомнило Коломнину кабинет райполиклиники, где два года назад ему делали колоскопию. Вошедшую следом избранницу сопровождала еще одна тайка, выжидательно остановившаяся перед гостем.
— Мистер! Спик инглиш?
— Да нет. Русский я, — растерялся Коломнин и, обидевшись на собственное смущение, выпалил. — По-русски! По-русски тренироваться пора.
— О! Рашен мэн. Дринк? — намекающе подсказала массажистка.
— Дринк? Да. Йес. Водки. Стакан.
— О! Рашен водка, — официантка вышла и тут же вернулась с подносом, на котором стояли два бокала, — будто из-за двери вытащила. Дождавшись, когда Коломнин подаст ей деньги, она выдавилась задом, оставив «новобрачных» вдвоем, — все с той же сальной улыбочкой на губах.
— Да! Вот такие дела, — пробормотал Коломнин, с тоской наблюдая, как массажистка открыла воду в ванной и, не переставая улыбаться, шагнула к клиенту. Скользящим движением плеч сбросила с себя халатик и оказалась худенькой, узкобедрой, словно четырнадцатилетняя девочка. С личиком, привычно сведенным в гримасу желания, потянулась к нему и принялась ловко освобождать от одежды.
— Полагаешь, пора? — пролепетал Коломнин. Он проследил взглядом за сползшими вниз шортами. Не на что там было смотреть. — Ну, не суетись, басурманка. Давай хоть дрынкнем сначала.
С усилием освободившись от обволакивающих ручек, Коломнин шагнул к столику и решительно оглоушил бокал. После чего, выдохнув, повернулся к ошеломленной массажистке и решительно махнул рукой:
— Ладно, чему быть, того не миновать. Делай свое подлое дело.
И послушно проследовал в наполнившуюся ванну. Мытье, составлявшее первую часть ритуала, показалось даже приятно. Во всяком случае ласковые прикосновения губки и девичьих пальчиков вызвали умиротворение.
Потом, уложив распаренного клиента на массажный стол, девушка принялась обмываться сама. Делала она это сноровисто, сосредоточенная на чем-то своем. И только время от времени, поймав на себе мужской взгляд, спохватывалась, прикрывала страстно глаза и принималась тереть губкой промежность, делая при этом вращательные движения бедрами и томно постанывая.
Коломнин лежал на массажном столике и уныло вызывал в памяти какие-то возбуждающие ассоциации. Но почему-то больше ощущал себя больным, лежащим на операционном столе в ожидании умывающегося хирурга.
Потому, когда девушка вылезла наконец из ванны и, перебирая худенькими ножками, направилась к нему, Коломнин закрыл глаза и глубоко, обреченно вздохнул.
Впрочем, все оказалось не так и сумрачно. Быстрыми и неожиданно сильными пальцами она пропальпировала его сначала со спины, а затем, перевернув, принялась за грудь, так что Коломнин начал ощущать некое подобие истомы. Вслед за тем массажистка решительным движением сама запрыгнула на мужское тело и принялась тереться об него маленькими грудками. При этом прикосновение к жестким волосам оказалось ей заметно приятно, и она увеличила амплитуду движения, медленно сползая к животу и усиленно вращая ловким задиком.
Губы ее коснулись ложбинки пупка, язычок проник внутрь. Она чуть застонала и скользнула еще ниже. Теперь язык ее задвигался вдоль гениталий. Стоны сделались громче. Возбуждение ее все усиливалось и казалось неподдельным. Она даже замотала головой, будто теряя контроль над собой. Скованность Коломнина начала разрушаться. Нарастающее ответное желание заполняло его. И тут случайно заметил, что в то самое время, как тело девушки содрогалось от неконтролируемых конвульсий, правая ручка с механической неспешностью освобождала от целлофана приготовленный презерватив.
Разом вернулась опустошенность. Коломнин скосился вниз, вдоль своего тела. Увы! Жизни там не было и больше не намечалось.
Выдохнув, он освободился от массажистки и решительно спустил ноги вниз.
— Все! Сэнкью.
— Мистер! Мистер, проблем? — всполошилась перепуганная девушка. И природа ее испуга была понятна, — массажистка, не сумевшая ублажить клиента, расписывается в собственной профнепригодности.
— Гут! Зер гут! Все о, кэй! Мерси, — произнося все это, Коломнин суетливо натянул на себя шорты, перебросил через плечо маечку.
Лицо девочки, несмотря на привычку скрывать чувства, было полно изумления.
— Молодец, умеешь, — он всунул в потную ладошку подвернувшуюся двадцатку. Поколебавшись, хватил второй фужер водки. — Извини, старушка. Май проблем. Как это? Ай хев проблем потеншен. И, старательно отводя глаза, сделал на прощание разухабистый жест рукой.
На первом этаже, куда Коломнин спустился, на диване, напротив открытого экрана, оживленно переговаривались несколько иностранцев. Среди прочих массажисток он заметил и свою «подружку», успевшую вернуться на место, — простоев в работе быть не должно.
Мимо сновали разносившие напитки официантки. И ему казалось, что они косились на него с брезгливым сочувствием. Как на тяжело и постыдно больного.
Лишь через полчаса вывалился разморенный Ознобихин.
— Ну-с! С крещением! — приобнял он приятеля. — Умеют папуаски. Ты-то как? — Так, ничего вроде, — невнятно пробормотал Коломнин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Да брось переживать, Серега, прорвемся! — Ознобихин с размаху шлепнул его по плечу, и Коломнин, встряхнувшись, обнаружил себя застывшим у воды. Причину остолбенелости его Николай понял по-своему, решив, что тот продолжает переживать последнюю стычку. — Я тебе мудрое слово скажу, а ты послушай. То, что ты за банк болеешь, про то все знают. Но при этом нужно сохранять как бы чуть-чуть люфт. Понимаешь?
— Нет.
— Вот в этом твоя проблема. Потому что банк и бизнес вообще — это все-таки не совсем жизнь. Это чуть-чуть игра. Вроде как в футбол гоняем: пыхтим, толкаемся, чтоб победить. Ноги друг другу в азарте отрываем. А потом дзинь — матч закончился. Обнялись и пошли вместе пивка попить. Без обид. А ты сам сердце рвешь и других мордуешь. Можно ведь нормалек существовать: поляны для всех хватит. А можно и — лоб в лоб, — Ознобихин жестом приказал одному из тайцев подогнать к нему мотоцикл. — Ну, что, сгоняем на пари?
— Запросто, — Коломнин в свою очередь привычно оседлал соседний транспорт.
— И я! И я! — послышалось сзади.
Прыгая меж шезлонгов, к ним поспешала Катенька Целик.
— Возьмите меня! — закричала она в нетерпении.
— Катюш, так мы вроде в мяч собирались! — оттопыренная нижняя губа Маковея привычно задрожала от очередной обиды.
— Отстань с глупостями! — отреагировала Катенька, подбегая к мотоциклам.
— Ладно, запрыгивай, коза, — Ознобихин предвкушающе подвинулся.
— Нет! Я с Сергей Викторовичем, — не дожидаясь согласия, впрыгнула на заднее сидение и, решительно обхватив за талию, прижалась, — что там тайка?
— Тогда держись, — Коломнин первым крутнул ручку, так что мотоцикл едва не встал на дыбы и — рванул с места на глубину. Паралельным курсом разгонялся Ознобихин.
Оторвавшись от берега, Коломнин резким движением на полной скорости рванул руль влево. Взвизгнула изготовившаяся свалиться в воду Катенька. Но мотоцикл вместо того, чтоб перевернуться, развернулся на девяносто градусов и послушно застыл на месте.
— Пошли! — закричал Коломнин и с новой силой крутнул ручку, разгоняя мотоцикл вдоль побережья.
— Боюсь! Сереженька, боюсь! — как бы в упоении вырвалось у Катеньки.
В упоение это он не поверил. Стремясь вырваться из опостылевшего филиала, Целик уже дважды просила Коломнина взять ее к себе. Но дважды получила отказ. Похоже, бойкая Катенька решилась заслужить перевод иным способом. Во всяком случае включения в тургруппу она добилась, узнав, что едет начальник УЭБ.
Облепленный брызгами, Коломнин несся по водной глади, зажмурившись от нарастающего наслаждения. Упоение скоростью выметало из него колющие воспоминания о московских неурядицах.
Вскрик сзади, на этот раз неподдельный, заставил открыть глаза. Из-за его спины рука Кати показывала вперед. Метрах в двухстах, лоб в лоб, несся Ознобихин. Поначалу Коломнин собрался, как и положено, отвернуть. Но в улыбочке Ознобихина почудилось ему нечто особое, как бы продолжающее последнюю фразу. Был в ней вызов — «лоб в лоб». И не принять его Коломнин не мог. А потому, крепче вцепившись в руль, он выравнял курс и еще прибавил газу. В свою очередь и Ознобихин, дотоле игравшийся, сузил глаза и поерзал на сидении, устраиваясь понадежней.
Машины понеслись друг на друга с удвоенной скоростью.
Сто. Пятьдесят! Сорок метров!! Напряженные, устремленные друг на друга фигуры.
— Пора! — Катенька неуверенно потрепала Коломнина по спине. — Пора же! Это вы что, так шутите?!
И, что-то окончательно определив, безнадежно пробормотала:
— Господи! Да вы же психи… Не-ет!
Привстав, Катенька дотянулась до руля и с силой дернула его влево, так что мотоцикл развернуло боком. Налетевший в следующую секунду Ознобихин опрокинул его носом, а сам, хоть и с трудом, выровнял собственную машину. Победно вскинув кулак, сделал круг почета вблизи поверженных, барахтающихся противников и, полный торжества, устремился к берегу.
Коломнин вскарабкался вновь на мотоцикл, неохотно втянул барахтающуюся Катеньку.
— Ну, вы оба… — сквозь зубы приготовилась она высказать наболевшее. Но что-то остановило ее. И после паузы совсем другим, обволакивающим голосом закончила. — Мальчишки! Какие же вы еще мальчишки.
Желание кататься разом пропало, и, раздосадованный поражением, Коломнин направился к берегу. Там, вокруг машины Ознобихина, столпилось с десяток набежавших откуда-то тайцев.
— Ты представляешь, какие гниды, — обрадовался его появлению Ознобихин. — Требуют с меня пятьсот долларов. Поломку, видишь ли, обнаружили. Так для того и техника, чтоб ломаться.
В самом деле на носу его мотоцикла была заметна небольшая вмятина, в которую и тыкали энергично пальцами возбужденные тайцы. Они подбежали и к мотоциклу Коломнина, но, как ни странно, на нем ничего не обнаружили.
— Чего делать-то будем? Может, пополам заплатим? Все-таки оба начудили.
— Как только, так сразу, — Коломнин присел подле вмятины, провел по ней пальцем. — Всем крохоборам полной мерой заплатим. Ты как будто английским свободно владеешь. Так вот переведи этим аборигенам, что из уважения к их стране мы готовы заплатить огромадные деньжищи — один доллар. Даже два. В фонд развития Тайланда. Пусть на них флот построят… Чего смотришь? Переводи.
Едва обалдевший Ознобихин закончил английскую фразу, над пляжем взметнулся вопль негодования и даже — невиданное дело — тайцы принялись хватать Коломнина за руки.
— А ну брысь! — потребовал тот. — А то вообще не получите. Ишь шкуродеры! Вмятине этой две недели. Переведи!
По вскинутым чрезмерно интенсивно рукам, по несколько искусственной экспрессии Коломнин окончательно определил, что с диагнозом не ошибся, а потому раздвинул два пальца, дважды тряхнул и веско произнес:
— Короче, базар заканчиваю. Либо «ту», либо — аут и к… — скосился на внимающую Катеньку. — Этого можешь не переводить.
И, не теряя слов попусту, сделал шаг в сторону шезлонга. Но тут же был окружен заново. Среди непонятных фраз, что выкрикивали тайцы, он разобрал на этот раз словечко «полиц».
— Грозят полицию вызвать, — пролепетал подбежавший Маковей, обескураженно поглядев на утирающего пот Ознобихина.
— А давай! — внезапно обрадовался Коломнин. — Чего в самом деле воду толочь. Вызывай! Я сам ай эм рашен полисмен! Давай вызывай! Вон туда, к моему шезлонгу. А вас всех, гадов, в камеру за мошенничество пересажаем. Хочу полицию!
И, решительно освободив себе дорогу, отправился прочь.
Перехватил его метров через пять Ознобихин.
— Ты чего, опешил? Нам еще только в полицию залететь не хватало. Лучше отдать деньги.
— Так я всегда. По доллару с брата. Да не журись, Коля! Ты думаешь, им нужен скандал? Это они так бизнес делают. Дай десять минут, сами утихнут.
В самом деле толпа вокруг задержавшегося Маковея заметно поредела. А оставшиеся хоть и жестикулировали энергично, но без прежней уверенности, то и дело оглядываясь на странного русского.
Через короткое время вернувшийся Пашенька с торжеством сообщил, что «уронил» тайцев до пятидесяти долларов, так что инцидент можно считать исчерпанным.
— Молодец! Смышленый мальчик, — облегченно одобрил Ознобихин, залезая в карман шорт.
— Сэр! С вас двадцать пять, — ткнул он в дремлющего Коломнина.
— Я же сказал: два за все. А то и этого не дам, — не раскрывая глаз, отчеканил тот.
— Теперь я за банковскую безопасность окончательно спокоен, — Ознобихин передал Маковею собственный полтинник. — Вот так и на кредитном комитете с тобой спорить — себе дороже.
Тем же вечером, шуганув Маковея и «сбросив с хвоста» заново прилипшую к Коломнину Катеньку, Ознобихин повез товарища на сеанс, о котором еще в самолете вспоминал с придыханием, — тайского эротического массажа.
В жужжащем бесчисленными вентиляторами вестибюльчике навстречу вошедшим поспешил одетый в белую рубаху таец. Лицо его при виде гостей наполнилось таким благоговением, что Коломнин на всякий случай оглянулся, не спутал ли. Но нет! С бесконечными поклонами и ужимками посетители были препровождены в плетеные кресла, расположенные почему-то перед плотным занавесом. На столике, на расстоянии протянутой руки, стояли приготовленные напитки в причудливых, в форме змеи кувшинах. Убедившись, что гостям удобно, менеджер сально заулыбался и нажал на пульт — занавес двинулся в сторону, открыв звуконепроницаемое стекло, за которым внезапно обнаружились рассевшиеся по скамеечкам полуобнаженные «массажистки» — человек двадцать. Движение занавеса поймало их в минуту расслабленности: группка в углу лениво переругивалась; одна из сидящих, откровенно позевывая, чесала себе ступни. Но уже в следующую секунду, прежде чем стекло полностью открылось, все они приняли соблазнительные позы и зазывно замахали ручками.
— Как тебе это пиршество? — впившийся в экран Ознобихин подтолкнул локтем несколько опешившего приятеля. — Так бы всех сразу…Эй, абориген! Мне во-он ту бойкую канареечку!
Менеджер сделал знак. Выбранная девушка, поклонившись в знак благодарности, ушла в глубину. Поднялся и Ознобихин.
— Через час встретимся. Если очень утешит, можешь дать лично девочке десять долларов. Но только, чтоб постаралась.
И, поощрительно хохотнув, удалился. Менеджер продолжал терпеливо ждать выбора второго гостя. А Коломнину, сказать по чести, сделалось отчего-то неуютно. Будто не он выбирал барышню для развлечений, а его оценивали расположившиеся за стеклом двадцать пар девичьих глаз.
Понимая, что пауза неприлично затягивается, он ткнул в сторону девушки в запахнутом халатике, единственной, не искавшей внимания клиента.
Выбор был сделан. К креслу тотчас подошла одетая в кимоно служительница и с поклоном предложила следовать за ней. Нельзя сказать, что комнатка, куда препроводили клиента, была чрезмерно меблирована. Скорее мебели не было вовсе, если не считать за таковую вешалку, массажный, укрытый простынкой стол и ванную с душем. Все это по какой-то странной ассоциации неприятно напомнило Коломнину кабинет райполиклиники, где два года назад ему делали колоскопию. Вошедшую следом избранницу сопровождала еще одна тайка, выжидательно остановившаяся перед гостем.
— Мистер! Спик инглиш?
— Да нет. Русский я, — растерялся Коломнин и, обидевшись на собственное смущение, выпалил. — По-русски! По-русски тренироваться пора.
— О! Рашен мэн. Дринк? — намекающе подсказала массажистка.
— Дринк? Да. Йес. Водки. Стакан.
— О! Рашен водка, — официантка вышла и тут же вернулась с подносом, на котором стояли два бокала, — будто из-за двери вытащила. Дождавшись, когда Коломнин подаст ей деньги, она выдавилась задом, оставив «новобрачных» вдвоем, — все с той же сальной улыбочкой на губах.
— Да! Вот такие дела, — пробормотал Коломнин, с тоской наблюдая, как массажистка открыла воду в ванной и, не переставая улыбаться, шагнула к клиенту. Скользящим движением плеч сбросила с себя халатик и оказалась худенькой, узкобедрой, словно четырнадцатилетняя девочка. С личиком, привычно сведенным в гримасу желания, потянулась к нему и принялась ловко освобождать от одежды.
— Полагаешь, пора? — пролепетал Коломнин. Он проследил взглядом за сползшими вниз шортами. Не на что там было смотреть. — Ну, не суетись, басурманка. Давай хоть дрынкнем сначала.
С усилием освободившись от обволакивающих ручек, Коломнин шагнул к столику и решительно оглоушил бокал. После чего, выдохнув, повернулся к ошеломленной массажистке и решительно махнул рукой:
— Ладно, чему быть, того не миновать. Делай свое подлое дело.
И послушно проследовал в наполнившуюся ванну. Мытье, составлявшее первую часть ритуала, показалось даже приятно. Во всяком случае ласковые прикосновения губки и девичьих пальчиков вызвали умиротворение.
Потом, уложив распаренного клиента на массажный стол, девушка принялась обмываться сама. Делала она это сноровисто, сосредоточенная на чем-то своем. И только время от времени, поймав на себе мужской взгляд, спохватывалась, прикрывала страстно глаза и принималась тереть губкой промежность, делая при этом вращательные движения бедрами и томно постанывая.
Коломнин лежал на массажном столике и уныло вызывал в памяти какие-то возбуждающие ассоциации. Но почему-то больше ощущал себя больным, лежащим на операционном столе в ожидании умывающегося хирурга.
Потому, когда девушка вылезла наконец из ванны и, перебирая худенькими ножками, направилась к нему, Коломнин закрыл глаза и глубоко, обреченно вздохнул.
Впрочем, все оказалось не так и сумрачно. Быстрыми и неожиданно сильными пальцами она пропальпировала его сначала со спины, а затем, перевернув, принялась за грудь, так что Коломнин начал ощущать некое подобие истомы. Вслед за тем массажистка решительным движением сама запрыгнула на мужское тело и принялась тереться об него маленькими грудками. При этом прикосновение к жестким волосам оказалось ей заметно приятно, и она увеличила амплитуду движения, медленно сползая к животу и усиленно вращая ловким задиком.
Губы ее коснулись ложбинки пупка, язычок проник внутрь. Она чуть застонала и скользнула еще ниже. Теперь язык ее задвигался вдоль гениталий. Стоны сделались громче. Возбуждение ее все усиливалось и казалось неподдельным. Она даже замотала головой, будто теряя контроль над собой. Скованность Коломнина начала разрушаться. Нарастающее ответное желание заполняло его. И тут случайно заметил, что в то самое время, как тело девушки содрогалось от неконтролируемых конвульсий, правая ручка с механической неспешностью освобождала от целлофана приготовленный презерватив.
Разом вернулась опустошенность. Коломнин скосился вниз, вдоль своего тела. Увы! Жизни там не было и больше не намечалось.
Выдохнув, он освободился от массажистки и решительно спустил ноги вниз.
— Все! Сэнкью.
— Мистер! Мистер, проблем? — всполошилась перепуганная девушка. И природа ее испуга была понятна, — массажистка, не сумевшая ублажить клиента, расписывается в собственной профнепригодности.
— Гут! Зер гут! Все о, кэй! Мерси, — произнося все это, Коломнин суетливо натянул на себя шорты, перебросил через плечо маечку.
Лицо девочки, несмотря на привычку скрывать чувства, было полно изумления.
— Молодец, умеешь, — он всунул в потную ладошку подвернувшуюся двадцатку. Поколебавшись, хватил второй фужер водки. — Извини, старушка. Май проблем. Как это? Ай хев проблем потеншен. И, старательно отводя глаза, сделал на прощание разухабистый жест рукой.
На первом этаже, куда Коломнин спустился, на диване, напротив открытого экрана, оживленно переговаривались несколько иностранцев. Среди прочих массажисток он заметил и свою «подружку», успевшую вернуться на место, — простоев в работе быть не должно.
Мимо сновали разносившие напитки официантки. И ему казалось, что они косились на него с брезгливым сочувствием. Как на тяжело и постыдно больного.
Лишь через полчаса вывалился разморенный Ознобихин.
— Ну-с! С крещением! — приобнял он приятеля. — Умеют папуаски. Ты-то как? — Так, ничего вроде, — невнятно пробормотал Коломнин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44