Почти в любой семье
подрастал такой многообещающий ребенок, на которого со Дня чтения
возлагались огромные надежды только потому, что он легко справлялся с
трехсложными словами.
Джордж смутно сознавал, отчего так волнуются его родители, и в то
дождливое утро его безмятежный детский покой смущал только страх, что
радостное выражение на лице отца может угаснуть, когда он вернется домой и
покажет, как он научился читать.
Детей собрали в просторном зале городского Дома образования. В этот
месяц во всех уголках Земли в миллионах местных Домов образования
собирались такие же группы детей. Серые стены и напряженность, с которой
держались дети, стеснявшиеся непривычной нарядной одежды, нагнали на
Джорджа тоску.
Он инстинктивно поступил так же, как другие: отыскав кучку ребят,
живших с ним на одном этаже, он присоединился к ним.
Тревельян, мальчик из соседней квартиры, все еще разгуливал в длинных
локонах, а от маленьких бачков и жидких рыжеватых усов, которые ему
предстояло отрастить, едва он станет к этому физиологически способен, его
отделяли еще многие годы.
Тревельян (для которого Джордж тогда был еще Джорджи) воскликнул:
- Ага! Струсил, струсил!
- Вот и нет! - возразил Джордж и затем доверительно сообщил: - А папа
с мамой положили печатный лист на мою тумбочку и, когда я вернусь домой, я
прочту им все до последнего словечка. Вот! (В тот момент наибольшее
мучение Джорджу причиняли его собственные руки, которые он не знал куда
девать. Ему строго-настрого приказали не чесать голову, не тереть уши, не
ковырять в носу и не засовывать руки в карманы. Так что же ему было с ними
делать?)
Зато Тревельян как ни в чем не бывало сунул руки в карманы и заявил:
- А вот мой папа ничуточки не беспокоится.
Тревельян старший почти семь лет работал металлургом на Динарии, и,
хотя теперь он вышел на пенсию и жил опять на Земле, соседи смотрели на
него снизу вверх.
Возвращение на Землю не очень поощрялось из-за проблемы
перенаселенности, но все же кое-кому удавалось вернуться. Прежде всего,
жизнь на Земле была дешевле, и пенсия, мизерная в условиях Дипории, на
Земле выглядела весьма солидно. Кроме того, некоторым людям особенно
приятно демонстрировать свои успехи именно перед друзьями детства и
знакомыми, а не перед всей остальной Вселенной.
Свое возвращение Тревельян старший объяснил еще и тем, что, останься
он на Дипории, там пришлось бы остаться и его детям, а Дипория имела
сообщение только с Землей. Живя же на Земле, его дети смогут в будущем
попасть на любой из миров, даже на Новию.
Коротышка Тревельян рано усвоил эту истину. Еще до Дня чтения он
беззаботно верил, что в конце концов будет жить на Новия, и говорил об
этом как о деле решенном.
Джордж, подавленный мыслью о будущем величии Тревельяна и сознанием
собственного ничтожества, немедленно в целях самозащиты перешел в
наступление.
- Мой папа тоже не беспокоится. Ему просто хочется послушать, как я
читаю! Ведь он знает, что читать я буду очень хорошо. А твой отец просто
не хочет тебя слушать: он знает, что у тебя ничего не выйдет.
- Нет, выйдет! А чтение - это ерунда. Когда я буду жить на Новии, я
найму людей, чтобы они мне читали.
- Потому что сам ты читать не научишься! Потому что ты дурак!
- А как же я тогда попаду на Новию?
И Джордж, окончательно выведенный из себя, посягнул на основу основ:
- А кто это тебе сказал, что ты попадешь на Новию?! Никуда ты не
попадешь. Вот!
Коротышка Тревельян покраснел.
- Ну, уж трубопрокладчиком, как твой папаша, я не буду!
- Возьми назад, что сказал, дурак!
- Сам возьми!
Они были готовы броситься друг на друга. Драться им, правда, совсем
не хотелось, но возможность заняться чем-то привычным в этом чужом месте
сама по себе была уже облегчением. А к тому же Джордж сжал кулаки и встал
в боксерскую стойку, так что мучительная проблема - куда девать руки -
временно разрешилась. Остальные дети возбужденно обступили их.
Но тут же все кончилось: по залу внезапно разнесся усиленный
громкоговорителями женский голос - и сразу наступила тишина. Джордж разжал
кулаки и забыл о Тревельяне.
- Дети, - произнес голос, - сейчас мы будем называть ваши фамилии.
Тот, кто услышит свою фамилию, должен тут же подойти к одному из
служителей, которые стоят у стен. Вы видите их? Они одеты в красную форму,
и вы легко их заметите. Девочки пойдут направо, мальчики - налево. А
теперь посмотрите, какой человек в красном стоит к вам ближе всего...
Джордж сразу же увидел своего служителя и стал ждать, когда его
вызовут. Он еще побыл посвящен в тайну алфавита, и к тому времени, когда
дошла очередь до его фамилии, уже начал волноваться.
Толпа детей редела, ручейками растекаясь к красным фигурам.
Когда наконец было произнесено имя "Джордж Плейтен", он испытал
невыразимое облегчение и упоительную радость: его уже вызвали, а Коротышку
- нет!
Уходя, Джордж бросил ему через плечо:
- Ага, Коротышка! А может, ты им вовсе и не нужен?
Но его приподнятое настроение быстро улетучилось. Его поставили рядом
с незнакомыми детьми и всех повели по коридорам. Они испуганно
переглядывались, но заговорить никто не осмеливался, и слышалось только
сопение да иногда сдавленный шепот: "Не толкайся!" и "Эй, ты,
поосторожней!"
Им раздали картонные карточки и велели их не терять. Джордж стал с
любопытством рассматривать свою карточку. Он увидел маленькие черные
значки разной формы. Он знал, что это называется печатными буквами, но был
не в состоянии представить себе, как из них получаются слова.
Его и еще четверых мальчиков отвели в отдельную комнату и велели им
раздеться. Они быстро сбросили свою новую одежду и стояли теперь голые и
маленькие, дрожа скорее от волнения, чем от холода. Лаборанты быстро, по
очереди ощупывали и исследовали их с помощью каких-то странных
инструментов, кололи им пальцы, чтобы взять кровь для анализа, а потом
каждый брал карточки и черной палочкой торопливо выводил на них аккуратные
ряды каких-то значков. Джордж Пристально вглядывался в эти новые значки,
но они оставались такими же непонятными, как и старые. Затем детям велели
одеться.
Они сели на маленькие стулья и снова стали ждать. Их опять начали
вызывать по фамилиям, и Джорджа Плейтена вызвали третьим.
Он вошел в большую комнату, заполненную страшными аппаратами с
множеством кнопок и прозрачных панелей. В самом Центре комнаты стоял
письменный стол, за которым, устремив взгляд на кипу лежавших перед ним
бумаг, сидел какой-то мужчина.
- Джордж Плейтен? - спросил он.
- Да, сэр, - дрожащим шепотом ответил Джордж, который в результате
длительного ожидания и бесконечных переходов из комнаты в комнату начал
волноваться. Он уже мечтал о том, чтобы все это поскорее кончилось.
Человек за письменным столом сказал:
- Меня зовут доктор Ллойд. Как ты себя чувствуешь, Джордж?
Произнося эту фразу, доктор не поднял головы. Казалось, он повторял
эти слова так часто, что ему уже не нужно было смотреть на того, к кому он
обращался.
- Хорошо.
- Ты боишься, Джордж?
- Н-нет, сэр, - ответил Джордж, и даже от него самого не укрылось,
как испуганно прозвучал его голос.
- Вот и прекрасно, - произнес доктор. - Ты же знаешь, что бояться
нечего. Ну-ка, Джордж, посмотрим! На твоей карточке написано, что твоего
отца зовут Питер и что по профессии он дипломированный трубопрокладчик.
Имя твоей матери Эми, и она дипломированный специалист по домоведению.
Правильно?
- Д-да, сэр.
- А ты родился 13 февраля и год назад перенес инфекционное
заболевание уха. Так?
- Да, сэр.
- А ты знаешь, откуда мне это известно?
- Я думаю, все это есть на карточке.
- Совершенно верно, - доктор в первый раз взглянул на Джорджа и
улыбнулся, показав ровные зубы. На вид он был гораздо моложе отца Джорджа
- и Джордж несколько успокоился.
Доктор протянул ему карточку.
- Ты знаешь, что означают эти значки?
И хотя Джорджу было отлично известно, что этого он не знает, от
неожиданности он взглянул на карточку с таким вниманием, словно по велению
судьбы внезапно научился читать. Но значки по-прежнему оставались
непонятными, и он вернул карточку доктору.
- Нет, сэр.
- А почему?
У Джорджа вдруг мелькнуло подозрение: а не сошел ли с ума этот
доктор? Разве он этого не знает сам?
- Потому что я не умею читать, сэр.
- А тебе хотелось бы научиться читать?
- Да, сэр.
- А зачем, Джордж?!
Джордж в недоумении вытаращил глаза. Никто никогда не задавал ему
такого вопроса, и он растерялся.
- Я не знаю, сэр, - запинаясь, произнес он.
- Печатная информация будет руководить тобой всю твою жизнь. Даже
после Дня образования тебе предстоит узнать еще очень многое. И эти знания
ты будешь получать из таких вот карточек, из книг, с телевизионных
экранов. Печатные тексты расскажут тебе столько полезного и интересного,
что не уметь читать было бы так же ужасно, как быть слепым. Тебе это
понятно?
- Да, сэр.
- Ты боишься, Джордж?
- Нет, сэр.
- Отлично. Теперь я объясню тебе, с чего мы начнем. Я приложу вот эти
провода к твоему лбу над уголками глаз. Они приклеятся к коже, но не
причинят тебе никакой боли. Потом я включу аппарат и раздастся жужжание.
Оно покажется тебе непривычным, и, возможно, тебе будет немного щекотно,
но это тоже совершенно безболезненно. Впрочем, если тебе все-таки станет
больно, ты мне скажешь, и я тут же выключу аппарат. Но больно не будет.
Ну, как, договорились?
Судорожно глотнув, Джордж кивнул.
- Ты готов?
Джордж снова кивнул. С закрытыми глазами он ждал, пока доктор готовил
аппаратуру. Родители не раз рассказывали ему про все это. Они тоже
говорили, что ему не будет больно. Но зато ребята постарше, которым
исполнилось десять, а то и двенадцать лет, всегда дразнили ожидавших
своего Дня чтения восьмилеток и кричали: "Берегитесь иглы!" А другие,
отозвав малыша в какой-нибудь укромный уголок, по секрету сообщали: "Они
разрежут тебе голову вот таким большущим ножом с крючком на конце", - и
добавляли множество жутких подробностей.
Джордж никогда не принимал это за чистую монету, но тем не менее по
ночам его мучили кошмары. И теперь, испытывая непередаваемый ужас, он
закрыл глаза.
Он не почувствовал прикосновения проводов к вискам. Жужжание
доносилось откуда-то издалека, и его заглушал звук стучавшей в ушах крови,
такой гулкий, словно все происходило в большой пустой пещере. Джордж
рискнул медленно открыть глаза.
Доктор стоял к нему спиной. Из одного аппарата ползла узкая лента
бумаги, на которой виднелась волнистая фиолетовая линия. Доктор отрывал
кусочки этой ленты и вкладывал их в прорезь другой машины. Он снова и
снова повторял это, и каждый раз машина выбрасывала небольшой кусочек
пленки, который доктор внимательно рассматривал. Наконец, он повернулся к
Джорджу, как-то странно нахмурив брови.
Жужжание прекратилось.
- Уже все? - прошептал Джордж.
- Да, - не переставая хмуриться, произнес доктор.
- И я уже умею читать? - Джордж не чувствовал в себе никаких
изменений.
- Что? - переспросил доктор, и на его губах мелькнула неожиданная
улыбка. - Все идет, как надо, Джордж. Читать ты будешь через пятнадцать
минут. А теперь мы воспользуемся другой машиной, и это уже будет немного
дольше. Я закрою тебе всю голову, и, когда я включу аппарат, ты на
некоторое время перестанешь видеть и слышать, но тебе не будет больно. На
всякий случай я дам тебе в руку выключатель. Если ты все-таки почувствуешь
боль, нажми вот эту маленькую кнопку, и все прекратится. Хорошо?
Позже Джорджу довелось услышать, что это был не настоящий выключатель
и его давали ребенку только для того, чтобы он чувствовал себя спокойнее.
Однако он не знал твердо, так ли это, поскольку сам кнопки не нажимал.
Ему надели на голову большой шлем обтекаемой формы, выложенный
изнутри резиной. Три-четыре небольшие выпуклости присосались к его черепу,
но он ощутил лишь легкое давление, которое тут же исчезло. Боли не было.
Откуда-то глухо донесся голос доктора:
- Ну, как, Джордж, все в порядке?
И тогда, без всякого предупреждения, его как будто окутал толстый
слой войлока. Он перестал ощущать собственное тело, исчезли чувства, весь
мир, вся Вселенная. Остался лишь он сам и доносившийся из бездонных глубин
небытия голос, который что-то шептал ему... шептал... шептал...
Он напряженно старался услышать и понять хоть что-нибудь, но между
ним и шепотом лежал толстый войлок.
Потом с него сняли шлем. Яркий свет ударил ему в глаза, а голос
доктора отдавался в ушах барабанной дробью.
- Вот твоя карточка, Джордж. Скажи, что на ней написано?
Джордж снова взглянул на карточку - и вскрикнул. Значки обрели смысл!
Они слагались в слова, которые он понимал так отчетливо, будто кто-то
подсказывал их ему на ухо. Он был уверен, что именно слышал их.
- Так что же на ней написано, Джордж?
- На ней написано... написано... "Плейтен Джордж. Родился 13 февраля
6492 года, родители Питер и Эми Плейтен, место..." - от волнения он не мог
продолжать.
- Ты умеешь читать, Джордж, - сказал доктор. - Все уже позади.
- И я никогда не разучусь? Никогда?
- Ну конечно же, нет. - Доктор наклонился и серьезно пожал ему руку.
- А сейчас тебя отправят домой.
Прошел не один день, прежде чем Джордж освоился со своей новой,
замечательной способностью. Он так бегло читал отцу вслух, что Плейтен
старший не смог сдержать слез умиления и поспешил поделиться этой
радостной новостью с родственниками.
Джордж бродил по городу, читая все попадавшиеся ему по пути надписи,
и не переставал удивляться тому, что было время, когда он их не понимал.
Он пытался вспомнить, что это такое - не уметь читать, и не мог. Ему
казалось, будто он всегда умел читать. Всегда.

К восемнадцати годам Джордж превратился в смуглого юношу среднего
роста, но благодаря худобе он выглядел выше, чем был на самом деле. А
коренастый, широкоплечий Тревельян, который был ниже его разве что на
дюйм, по-прежнему выглядел настоящим коротышкой. Однако за последний год
он стал очень самолюбив и никому не позволял безнаказанно употреблять это
прозвище. Впрочем, настоящее имя нравилось ему еще меньше, и его называли
просто Тревельяном или каким-нибудь прилично звучавшим сокращением
фамилии. А чтобы еще более подчеркнуть свое возмужание, он упорно
отращивал баки и жесткие, как щетина, усики.
Сейчас он вспотел от волнения, и Джордж, к тому времени тоже
сменивший картавое "Джооджи" на односложное гортанное "Джордж", глядел на
него, посмеиваясь.
Они находились в том же огромном зале, где их однажды уже собирали
десять лет назад (и куда они с тех пор ни разу не заходили). Казалось,
внезапно воплотилось в действительность туманное сновидение из далекого
прошлого. В первые минуты Джордж был очень удивлен, обнаружив, что все
здесь как будто стало меньше и теснее, но потом он сообразил, что это
вырос он сам.
Собралось их здесь меньше, чем в тот, первый раз, и одни юноши. Для
девушек был назначен другой день.
- Не понимаю, почему нас заставляют ждать так долго, - вполголоса
сказал Тревельян.
- Обычная волокита, - заметил Джордж. - Вез нее не обойдешься.
- И откуда в тебе это идиотское спокойствие? - раздраженно
поинтересовался Тревельян.
- А мне не из-за чего волноваться.
- Послушать тебя, так уши вянут! Надеюсь, ты станешь дипломированным
возчиком навоза, вот тогда-то я на тебя погляжу. - Он окинул толпу
угрюмым, тревожным взглядом.
Джордж тоже посмотрел по сторонам. На этот раз система была иной, чем
в День чтения. Все шло гораздо медленнее, а инструкции были розданы сразу
в печатном виде - значительное преимущество перед устными инструкциями еще
не умеющим читать детям. Фамилии "Плейтен" и "Тревельян" по-прежнему
стояли в конце списка, но теперь они уже знали, в чем дело.
Юноши один за другим выходили из проверочных комнат. Нахмурившись и
явно испытывая неловкость, они забирали свою одежду и вещи и отправлялись
узнавать результаты.
Каждого окружала с каждым разом все более редевшая кучка тех, кто еще
ждал своей очереди.
1 2 3 4 5 6 7 8