А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Этот случай, в свою очередь напомнил Углову информацию одного из агентов, работавшего ни много, ни мало в посольстве США в Москве.
Углов курировал этого агента. И был в свое время весьма заинтересован, когда в одной из бесед тот рассказал ему о существовании международной организации, которая якобы имела этот знак своим символом.
– Постойте, Уильям, – уточнил тогда Углов. – Насколько я знаю, этот символ, напоминающий восьмиконечную звезду, является чисто русским. Это знак одного из Богов русского Пантеона. И мне не понятно, почему некая международная организация избрала данный знак, достаточно забытый даже в России, своим гербом.
– Ничего удивительного тут нет, дорогой Николай, – ответил агент. – Сварогов квадрат, или иначе Сварга, древний языческий символ, относящийся к тому золотому для вашей страны времени, когда она была цивилизационным лидером западного мира…
– А разве такое время было?
– Вот видишь, – Уильям засмеялся, – даже ты, русский, не знаешь об этих славных страницах вашей истории. Но такие времена были. И они были золотыми не только для вас, но и для тогдашней Европы. Вернее Северной Европы. Арийской Европы, если угодно. И те, кого условно можно назвать «Белым Интернационалом» не зря выбрали именно этот символ своим гербом.
– Ты не мог бы рассказать поподробнее об этой организации?
– Знаешь, Николай, я помогаю вашей службе не из-за денег, а как инициативник. И поверь, я мог бы соскочить с вашего крючка. Тем более, что вы, и ваше государство, и ваша служба вместе с ним, слабеете на глазах. Из последних сил стараясь сохранять имидж сверхдержавы. Который вам явно не подъемен.
Уильям говорил по-русски свободно и гораздо грамотнее иного москвича. Он продолжал.
– Но мне действительно нравиться Россия. Вернее Русь. Ты опять удивлен?
– Немного.
– Вот видишь, даже ты не видишь разницы в этих понятиях. Между тем, она существенна. И Белый Интернационал это понимает. Так вот, я, сотрудничая с вами, помогаю не России, а Руси. Помогаю в соответствие со своим собственным разумением. Помогаю будущей Руси, зреющей в нынешней России.
– Не обижайся, дружище, – Уильям говорил это даже несколько покровительственно, как будто не он был агентом Углова, а наоборот, – вашему умирающему государству помогать бесполезно. Это все равно, что тратить дорогое лекарство на труп.
«Однако», – подумал тогда Углов, – «это что-то новое в его поведении. Не думает ли он, в самом деле, послать нас подальше».
Между тем Уильям продолжал.
– Но вот помогать становлению будущей Руси задача благородная. И ее можно выполнять, испытывая моральное удовлетворение.
– А не мог бы ты мне подробнее рассказать об этой организации, использующей русский брэнд без соответствующей лицензии?
Углов попытался пошутить, даже несколько в американском стиле. Но Уильям был неожиданно серьезен.
– Николай, деятельность Белого Интернационала никак не связана с деятельностью правительства США. Поэтому я не буду рассказывать тебе о нем. Ибо это находится вне сферы моего сотрудничества с вами. Я ваш агент, а не ваш сотрудник. И Белый Интернационал относится к моей частной жизни, до которой вам, извини, не должно быть никакого дела.
«Какого же черта ты упомянул о нем, о неких языческих тайнах и Свароговом квадрате», – не подав виду, зло подумал Углов.
Как будто читая его мысли, Уильям усмехнулся.
– Злишься? Зря. Я упомянул обо всех этих вопросах не случайно. Я ценю наши отношения. Но, не спорь, ты сам это прекрасно знаешь, довольно скоро они потеряют смысл. Вы слабеете, и скоро рухнете под тяжестью собственных проблем. А те, кто попытаются сохранить статус-кво любой ценой, заслуживают не поддержки, а презрения, как амбициозные идиоты. Но когда на развалинах пестрой России появится Белая Арийская Русь, такие парни как ты понадобятся и своей стране и Белому миру в целом.
– Не хочешь ли ты сказать, что тогда уже я стану твоим агентом? – несколько напряженно произнес Углов.
– Ты ошибаешься, Николай. Агентов не будет. Будут братья по совместной борьбе. И не воспринимай это как примитивную перевербовку. Пока все остается без изменений, я твой агент. И, как ты понимаешь, агент добросовестный. Но моя информация тебе, как сотруднику ФСБ касается, и впредь будет касаться, только вопросов деятельности правительства США в отношении российского государства. А то, что я как частное лицо говорю тебе, как частному лицу, считай философской беседой.
Но, мы отвлеклись. Давай вернемся к нашим текущим делам.
Уильям жестко усмехнулся.
Углову не понравился этот разговор, хотя Уильям в дальнейшем сообщил ему весьма ценную информацию. Но возможности спецслужб России и спецслужб СССР действительно были не сопоставимы. Каждый надежный источник информации ценился на вес золота. Поэтому со строптивостью агента приходилось считаться. И Углов тогда стерпел, как ему показалось, очевидную провокацию ценного агента.
И вот теперь Сварогов квадрат всплыл в деле весьма необычном. В конце концов, а вдруг Белый Интернационал работает сейчас в России? И работает похлеще, чем иные государственные спецслужбы?
Тоже мне, выбрали нас, как площадку для выяснения своих отношений. Не страна, а какая-то дуэльная поляна. Венсенский лес, ети его мать, – кстати вспомнился то ли Дюма, то ли кто-то еще из французских романистов.
Впрочем, дрались ли шевалье времен мушкетеров в Венсенском лесу, Углов точно не помнил. Он не специализировался на Франции. И по этому вопросу мог сказать только, что шевалье выясняли свои отношения в неких лесах и парках, а не на Елисейских полях.
Это уж точно.
Глава 3. Замполит разведроты
Как же трудна работа с агентурой, – часто думал Мыльников.
Гораздо труднее любых погонь, засад, анализа сложных экспертиз и так далее и тому подобное. Как, например, в маленьком городке, где все у всех на виду, конфиденциально встретиться с агентом? И не раз. И при этом даже косвенно не показать бандюжкам, что их «коллега» «стучит».
Трудно сразу догадаться? Вот то-то же. Но «мастерство не пропьешь», – гласит русская пословица. Тем более, что Мыльников особо и не пил.
И на этот раз он встречался с одним из местных бандитов, являющимся его агентом в совершенно неожиданном месте. Встреча состоялась, не догадаешься, дорогой читатель,… в детском оздоровительном лагере.
Мыльников устроил туда свою старшую дочь, приехавшую к нему на лето. Лагерь был недалеко от города и находился в чудном месте. Все постройки были оформлены в виде теремков и были живописно разбросаны среди векового хвойного леса на берегу реки. Лагерь славился далеко за пределами области. Рассказывали случай, когда дочь одного «нового русского» из Москвы, случайно попав в этот лагерь, отказалась потом ехать на Средиземное море. Так ей тут понравилось.
И, надо сказать, она была права. Такого веселья, насыщенной спортивной и кружковой программы, а главное, удивительной свободы, трудно было найти где либо. И вот ведь парадокс, никаких ЧП здесь не случалось.
Может, потому и не случалось, что все было свободно и весело?
Однако, не об этом сейчас речь.
Так получилось, что дочь Мыльникова и сын его агента оказались в одной группе. И теперь Мыльников приехал навестить дочь, а его агент сына. Разумеется, Мыльников не для того пригласил на лето дочь и устроил ее потом в этот чудный детский лагерь, чтобы встречаться здесь со своим осведомителем. Но он умел вот так ловко использовать все возникающие возможности, чтобы встречаться со своими агентами совершенно естественно, не возбуждая ничьих подозрений. Вот так, постоянно импровизируя, пользуется своей паутиной агентурной сети любой умелый агентурист. А сколько умения надо, чтобы эту сеть сплести!
Впрочем, рассмотрение этой проблемы не относится к нашему повествованию.
А сейчас вернемся к нашему герою. После свидания с дочерью Мыльников незаметно затерялся в густом лесу, выбрав место, где он был незаметен, но где его самого трудно было застать врасплох. Через некоторое время к нему присоединился его осведомитель, дотоле следовавший поодаль.
Было заметно, что агент начинал тяготиться своей ролью. Он давно уже начал отдаляться от вульгарного бандитизма и страстно хотел стать респектабельным бизнесменом. Но это у него не получалось. Ибо любой бизнесмен в русской глубинке должен был быть в хороших отношениях и с бандитами и с милицией. А эти хорошие отношения даром не даются.
– Чего так нервничаешь, Владимир Степанович? – с легкой усмешкой спросил Мыльников.
– Да нет, ничего… – вяло ответил агент.
– Брось прикидываться. Вижу, что тебя наши отношения тяготят. Но, согласись, я тебя не особо эксплуатирую. И не подставляю. Так что не стоит хандрить.
– Далось вам мое настроение, Семен Платонович. Я что, отказываюсь от работы что ли?
– Нет, не отказываешься. Но любая работа должна выполняться с неким куражом. Иначе она бывает плохой. А я просто хочу тебе напомнить, что от наших отношений ты получаешь, если посчитать все плюсы, гораздо больше, чем я. Более того, без меня было бы тебе сейчас гораздо хуже…
– Да, хватит, хватит, Семен Платонович, – раздраженно прервал его агент, невольно внутренне подтягиваясь. – Спрашивайте лучше, что вас интересует. Чем могу, помогу.
– Вот так то лучше, – примирительно усмехнулся Мыльников. – А то так и расконспирироваться недолго. С такой похоронной рожей, после того, как навестил любимого сына, делающего значительные успехи в спорте, не ходят. Так что, повеселее, повеселее…
Осведомитель невольно усмехнулся, окончательно стряхивая с себя досаду на неприятную для него ситуацию.
– Ну, что вас интересует?
– Да так, все понемногу. Как вообще дела в городе? – Мыльников не хотел сразу обозначать свой интерес.
– Дел особых нет. Братва задавлена вашими коллегами и администрацией. – Осведомитель старался теперь говорить «цивильно», мучительно отвыкая от уголовного жаргона, что ему, отдалим должное, уже вполне удавалось.
– Только ли моими коллегами?
– Ну, еще черными и цыганами. Но ведь они не сами по себе, а под вашей крышей.
– А против нашей крыши вы уже не рыпаетесь?
– Себе дороже. Мы же не беспредельщики.
– Да, грабить своих беззащитных земляков гораздо легче.
Эта реплика вырвалась у Мыльникова совершенно непроизвольно. Он внутренне был раздосадован на самого себя. Ибо морализировать с собственным агентом было совершенно безграмотно с оперативной точки зрения.
«Что-то, я последнее время стал часто срываться, – подумал Мыльников. – Наверное, это лечение от моих половых проблем имеет побочный психотропный эффект. Надо будет при случае переговорить с врачом».
– Да разве я граблю, Семен Платонович?! – прервал его размышления осведомитель. – Я честный бизнесмен. И вам помогаю уже как законопослушный гражданин, а не уголовник.
– Ладно, проехали.
Поразительно, но майор милиции с двумя высшими образованиями говорил грубее, чем его полуобразованный собеседник.
– Ну, если все так тихо и гладко, что же без конца кого-то убивают, то на пороге прокуратуры, то в кабинете у адвоката, то у дверей ФСБ.
– Не наши это дела, Семен Платонович! Не наши, – с горячностью произнес агент. – У прокуратуры вообще дело давнее, чего это вы вдруг вспомнили? Сами ведь, наверное, знаете, что тут москвичи замешаны. Они весь город уже подмяли. Это их разборки. У адвоката тоже. А о случае с ФСБ вообще мало, кто знает. Так, слышали смутно из бабкиных разговоров.
– И вот ведь какое дело, – продолжал агент, – если по тем разборкам был хотя бы слушок, за какие объекты война идет, то по жмурику у ФСБ вообще полная непонятка.
Агент все-таки разволновался и перешел на сленг.
– Значит, ничего не известно? – спросил Мыльников. – Жаль, жаль.
То, что почти наверняка так и будет, он был уверен заранее. Но столь неопределенное мнение агента к делу не пришьешь. И оно никак не поможет ему спихнуть расследование на ФСБ. Хотя окончательно укрепило его во мнении, что в данном случае это не только его личный интерес, но и вполне закономерное требование.
Уже не надеясь ни на что более существенное, он спросил.
– И так-таки неизвестно, кто убитый?
– Нет, откуда? Знают только, вернее говорят, что не местный. Да его вообще никто толком не видал.
– А откуда тогда те слухи, что «бабки говорят»?
– Ну, слухи слухами. Это уж вам виднее, кто мог все это видеть, и кому потом рассказать. Но люди солидные и авторитетные ничего конкретного не знают. А значит, те шестерки, кто мог случайно в такую рань все увидеть, этого жмурика не знали. Иначе бы сказали кому надо из своих. Так что не наш он, это точно.
Последняя реплика навела Мыльникова на интересную мысль. Нельзя сказать, что эта мысль была внезапна. В сущности, он планировал показать осведомителю фото жертвы. Но откладывал это на конец беседы. И вот теперь он вдруг подумал, что Владимир Степанович мог видеть жертву не в кругу своих былых «коллег», а на более респектабельных городских тусовках, где он сейчас присутствовал иногда в качестве «солидного бизнесмена».
И коль скоро, ясно было, что убитый явно не из местной криминальной среды, то возможно его знает кто-то в более приличных кругах.
Но это направление поисков мы реализуем уже потом, – подумал Мыльников, а сейчас надо просто показать фото жертвы осведомителю. Он достал посмертный снимок жертвы из кармана рубашки.
– Может, видал где этого типа? – спросил он, впрочем, без особой надежды.
Осведомитель вдруг оживился.
– Могу ошибиться. Жмуры они ведь того, не совсем похожи на живых. Но, по-моему, был этот типчик в компании с Володей Тонковым.
– Где?
– На собрании философского клуба в музее-усадьбе.
– А ты ходишь на философский клуб?!
– Да что тут такого?! Предприниматель я, а не уголовник!
– Хорошо, хорошо. Только вот не забывай, что предприниматель ты, а не зэк только потому, что многие твои бывшие грешки покрыл добрейший Семен Платонович.
– Забудешь тут…
– Да ладно, это я так, к слову. Ну, иди. А то мы тут подзадержались. Пока.
– Пока.
Шаги новоявленного «респектабельного бизнесмена» стихли в еловой чаще.
А дело принимает неожиданный оборот, – подумал Мыльников, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Володя Тонков это не уголовник. Но и к компетенции ФСБ то, что может быть связано с ним вряд ли подходит.
Владимир Александрович Тонков был в городе фигурой легендарной. И Мыльникову не надо было ничего выискивать, чтобы прояснить, что это за человек, и какого рода дела могли вокруг него закручиваться.
Блестящий офицер, выпускник Военно-политической академии, Владимир Тонков помимо всего прочего имел немалый боевой опыт. Он воевал в Афганистане. И не где-нибудь, а под командой самого легендарного Рохлина. В полку, которым командовал тогда будущий генерал, Тонков был замполитом разведроты.
На всю жизнь запомнил он самый драматичный момент и в своей жизни и в жизни Рохлина. Тогда полк получил приказ наступать на базу душманов вдоль ущелья.
Сомнения Рохлина относительно целесообразности такой операции были отметены командованием.
– Все узлы сопротивления будут подавлены авиацией. Вам только трупы собирать останется, – заявили ему.
Авиация действительно поработала усердно. Бомбардировщики ТУ-16 несколько часов буквально утюжили ущелье. Однако, эффективность ковровой бомбежки в горах невелика. Никаких узлов сопротивления в местности, изобилующей пещерами, таким методом не подавили.
И полк попал в огненный мешок.
Командир с трудом вывел своих людей из-под огня. Потери были огромными. Сам Тонков, находившийся со своей ротой в авангарде, выжил только чудом.
– Я не имею права дальше жить, – сказал после этого Рохлин и вынул пистолет.
Два присутствующих рядом офицера буквально повисли на руках у будущего генерала, не дав ему застрелиться. Тонков был свидетелем этой сцены и до конца жизни запомнил глаза Рохлина. Человека, несомненно, волевого и властного, прирожденного полководца. Но в тот момент эти глаза были наполнены такой болью и такой мукой осознания своей ответственности за каждого погибшего, что бывалым офицерам, что говорить, людям, изрядно очерствевшим душой, делалось не по себе.
Но еще больше поразил Рохлин Тонкова, когда по полку прошел слух о дальнейшем поведении будущего генерала. На разнос приехавшего маршала, гневно вопрошавшего:
– Как же ты наступал?!!
Рохлин смело ответил:
– Как вы приказывали, так и наступал.
После этого, мужественного командира демонстративно унизили в присутствии подчиненных, объявив ему о снятии с должности перед строем его полка.
И, тем не менее, без таких как Рохлин невозможно воевать в принципе. И подполковник стал-таки полковником, а потом и генералом. И погиб, уже будучи политиком, но не перестав быть рыцарем. Возможно, последним рыцарем этой гниющей страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43