А когда проснулась, стояла глубокая ночь. Она лежала на кровати. Профессор истории сидел у ее изголовья.— Мой очарованный принц, — вздохнула она. Глаза ее были полны любви.— Во что вы играли, доведя себя до такого состояния?— Приняла чуть порошка эмпатии, чтобы угнаться за Бароном. Один палец. Нет, пять. Нет, пятнадцать.— Вы сошли с ума? Медь в огромных дозах смертельна даже для колдуний вашей закалки.Роберта отмахнулась и принялась рассказывать ему о погоне, об обмене между големом и Бароном, о схватке с убийцей.Она хотела сесть. Но ее голова словно воспарила к потолку, а конечности разлетелись по разным углам спальни.— Странно, но мне кажется, я шевелю не пальцами, а огромными щупальцами, — удивленно сообщила она.— Не двигайтесь, — приказал Роземонд. — Я вернусь через пять минут.Он нашел нужные ингредиенты в кухне. Пишенетта, который заснул в гостиной, разбудил шум. Он сунул нос в кухню. Его близорукие глаза с трудом различали неясный силуэт человека, сотворившего на столе небольшой небосвод над городом, который сотрясали взрывы. Он предпочел вернуться в гостиную, не открывая своего присутствия.Роземонд вернулся в спальню, держа в руках пивную кружку с гербом древнего города Мюнхена. Роберта, которая ни на миллиметр не сдвинулась с места из страха превратиться в нечто бесформенное и липкое, понюхала содержимое кружки. Запах, цвет и консистенцию определить было невозможно. Жидкий камень — таково было единственное определение, которое она сумела подобрать к пойлу.— Самое лучшее лекарство, которое мне известно, против побочных действий порошка эмпатии. Изида изобрела его, чтобы склеить куски разрубленного мужа. Пейте.Роберта скривилась. Но проглотила настойку до последней капли. Ей показалось, что составляющие ее личности, телесные и духовные, занимали свои привычные места. Монтаж закончился, голова села на плечи, и она наконец ощутила себя. Она встала, сделала несколько шагов, подпрыгнула на сомкнутых ногах, оттолкнувшись от пола.— Я цела и невредима, — с облегчением заявила она.Уселась на край кровати и несколько минут распутывала мысли, чьи нити основательно переплелись между собой.— Который час? — осведомилась она после долгих размышлений.— Четыре часа утра.Она надела ботинки и отправилась в ванную, чтобы с помощью зеркала убедиться — отражение соответствовало оригиналу. Успокоившись, она ощутила потребность почистить зубы. Дружеская рука положила на умывальник ее туалетный несессер.— Пишенетт все еще здесь? — спросила она, накладывая толстый слой женьшеневой пасты на щетку.— Внизу. Спит, — ответил из спальни Роземонд.— Отлично. — Она энергично принялась надраивать зубы. — Онпевыйскогоясобиваюсьнашать!Профессор истории, который большую часть времени занимался расшифровкой зашифрованного, перевел и спросил:— А кто вторая персона, которую вы собираетесь допросить, милая моя?Роберта трижды сплюнула в раковину.— Рагнетруда. — Ей показалось, что она произнесла это имя.Когда она вышла из ванной, у профессора было недовольное лицо.Даже если говорить о ней как о персоне трудно, про себя добавила колдунья.Хорошо зная упрямство подруги, профессор истории решил, что любая попытка отговорить ее будет напрасной. А потому обреченно вздохнул.
Сон бежал от Пишенетта. Он размышлял. Ситуация представлялась весьма странной. Мишо на свидание под Барометром не явился. А эта Моргенстерн и человек, пришедший после телефонного звонка, не походили на добрых самаритян, с помощью которых он рассчитывал покинуть город. В конце концов он спросил себя, не очутился ли между Сциллой и Харибдой.Он слышал, как они спускались по лестнице, потом различил их фигуры в гостиной. Моргенстерн взяла стул и уселась перед ним. Мужчина продолжал расхаживать по комнате, словно патрулирующий милиционер. На самом деле Роземонд изучал библиотеку майора.— Вам лучше? — спросил Пишенетт у Моргенстерн, которую надеялся привлечь в союзники.— Кто такой Мишо? — сразу спросила она.Значит, его ожидал допрос с пристрастием. Да будет так. Он ответит на все заданные вопросы, выдавая истину по крохам.— Шофер Министерства безопасности, — прямо ответил он. — Вы знаете это не хуже моего. Вы ведь приходили ко мне вместе с ним?Роберта вспомнила, что Пишенетт принял Мартино за шофера Арчибальда Фулда.— Я была не с Мишо, а со следователем Криминального отдела. Не потеряй вы все три пары очков, вы бы разглядели его.— Ай! — воскликнул Пишенетт, скукоживаясь в кресле.Эта женщина была милиционершей в штатском, агентом Безопасности. Они заставят его заплатить за немыслимую воздушную наглость.— Критика чистого разума, — воскликнул Роземонд, снимая с полки книгу. — Вы ее читали? Еще более герметичное творение, чем последнее видение святого Антуана. Волосы можно рвать горстями.А Пишенетт вслух перечислял пытки, которым его подвергнут… Роберта завладела вниманием близорукого журналиста, схватив его за подбородок.— Что вы делали наверху? Для кого издавали этот листок, Барометр? Она нанесла удар в самое уязвимое место — его оружием были перо и чернильница. Эрнст Пишенетт надул грудь и превратился в достойного отпрыска Эрнста Пишенетта-отца.— Это не листок, а газета частных расследований! И я ни на кого не работаю! Я, мадам, независимый журналист. И открыл бы личность этого Туманного Барона, если бы волшебные тыквы не взяли мой аэростат приступом!— Волшебные тыквы? — одновременно воскликнули Грегуар и Роберта.Пишенетт в общих чертах обрисовал нападение, во всяком случае, то, что сумел разглядеть.— Не знаю почему, но я сомнамбула. И на случай неосторожного падения сплю с парашютом, — уточнил он.— Вы — человек везучий, — кивнула Роберта.— Нет, я — человек предусмотрительный.— Ого! — вновь воскликнул Роземонд, который вернулся к изучению книг. — Магическая библиотека клеща Шопенгауэра. Грубер был весьма начитанным человеком.Роберта продолжала допрос:— Каковы ваши связи с Мишо? И не кривите душой.Пишенетт огорчился, что вернулась милиция. И решил бросить ей самый крупный кусок правды.— Он доставлял мне информацию. Для Барометра .— И…— И что?— Что он требовал за свои сведения?Женщина была безжалостной.— Я должен был следить за муниципальной каторгой, — тихим голосом признался он.— Всего-навсего! — воскликнула колдунья. — Вы знаете, в Базеле есть более интересные места, чем каторга?«И зачем я согласился помогать этому пирату из лагуны?» — обругал себя писатель. Потому что Мишо сообщил, что Туманный Барон вернулся в Базель. Потому что сын хотел завершить труд отца. Если бы он очертя голову не бросился бы в эту ловушку, у него по-прежнему был бы аэростат, а его жизнь не висела бы на ниточке. К тому же ниточке плохого качества.— Что же нам с вами делать? — размышляла колдунья.«Похоронить в подвале или в саду», — безмолвно ответил писатель.Роберта встала, подошла к окну, открыла его, принюхалась к ночному воздуху. Шел настоящий ливень. Свет из гостиной освещал сад бледно-желтым светом. Интересно, Грубер хоть раз побывал в этом царстве сорняков? Она была почти уверена, что отыщет здесь отросток Рагнеруды.— Отправитесь допрашивать ее? — осведомился Роземонд, подойдя к ней.— Быть может, она знает об этой зоне.Она припала к плечу профессора истории за утешением.— Обещайте мне не оскорблять ее, — потребовал он.— Обещайте не терроризировать Пишенетта.— Ну, я же не чудовище! Я хочу ознакомить его с происходящим. Что вы об этом думаете?— Если на него напала волшебная тыква, он заслуживает хорошего отношения с вашей стороны.Роберта ускользнула, а место на стуле напротив Пишенетта занял Роземонд. «Вот и второй берется за меня», — решил писатель, считая, что пришел его последний час. Профессор хрустнул пальцами в мертвой тишине. Потом объявил Пишенетту, использовав англицизм, который слегка оцарапал его язык:— Вы — любитель скупое, а потому я сообщу вам совершенно невероятную сенсацию.Писатель шумно сглотнул слюну.— Слушаю вас. Поскольку совсем не вижу.— Колдуньи, драконы и маги действительно существуют.— Простите…Жалости ради никаких ментальных пыток. Он скажет все. Если нужно, что-нибудь придумает. Он хотел заговорить, но губы отказались повиноваться. Панический страх сжал ему грудь.— Я могу превратить вас в земляного червя и настругать мелкими кусочками, если не проявите должного внимания. Поверьте, беспозвоночные знают, что такое боль.Пишенетт едва сдержал желание возмутиться и отрицательно покачал головой. Роземонд сжалился над ним, провел рукой по лицу писателя, вернув ему зрение и речь. Пишенетт выпучил глаза. Он прекрасно видел без глазных протезов.— Ой-е-ей, — закашлялся он, пораженный чудом.Роземонд махнул рукой в сторону камина. В очаге вспыхнули фиолетовые, пурпурные и желтые языки пламени. Будем проще, сказал он себе. Начнем сначала, с обширного введения в великую историю колдовства. Он встал, прислонился к камину. Пламя освещало его снизу, придавая ему сатанинский вид.— Однажды… — начал он низким голосом.
Мало кто встречался с Рагнетрудой. То, что о ней говорили, не располагало к проведению рискованного опыта. Она была лицемерна, злобна, одарена в сотворении зла. Она занималась только своими делами, тайными и подземными. Если ей задавали вопросы, она не отвечала, а пробуждала в любопытном собеседнике дурные воспоминания или создавала свои, которые мучили его всю жизнь в виде ночных кошмаров. Или просто лгала.Рагнетруда входила в Клуб Пяти, точного происхождения которых никто в Колледже колдуний не знал. Она была стара как мир, вернее, так утверждала. Она была воплощением Земли, как ее сестры воплощением Воздуха, Воды, Огня и Эфира, и ей было наплевать на людей.Но, будучи бессмертной в полном смысле этого слова, она ненавидела одиночество. А потому, если ей долго не наносили визитов, могла оказаться разговорчивой, внешне ласковой и нежной. Роберта надеялась найти ее именно в этом расположении духа.Колдунья взяла сумочку, сняла ботинки и босиком вышла в сад, прячась под зонтиком. Трава быстро сменилась чернушкой, маком-самосейкой, пыреем, диким маком. Чертополох оцарапал ей лодыжки. Крапива обожгла кожу. Но она продолжала идти к массиву переплетенных стволов в центре маленьких джунглей.Очутившись среди искривленных кустарников, она послала призыв в сторону земли. Передавать свои мысли ступнями ног, чтобы они проникли в землю, ждать, когда появится Рагнетруда… «Я могу заработать хорошую — простуду, — сказала она сама себе, — после пяти минут таких упражнений».Она уже решила вернуться к дому, когда один из вьюнков обернулся вокруг ее лодыжки, потом, образовав восьмерку, охватил вторую лодыжку, сковав ноги. У Роберты возникло странное ощущение, что пальцы ее ног ловят монотонный голос.— Ты хочешь говорить со мной?«Да, иначе я бы не оказалась здесь, превращаясь в ледышку», — озлобленно подумала колдунья.Вьюнок напрягся, заставив ее сдвинуть ноги. Роберта пожалела, что не запаслась острым ножом.— Закрой глаза.Роберта подчинилась.— Можешь открыть.Она испытала шок, очутившись в кухне родительского дома. В окна врывалось солнце. В водостоке ворковали голуби. Стоящая к ней спиной мать что-то резала на доске. Роберта едва не позвала ее, но вовремя опомнилась.Рагнетруда повернулась к ней лицом. Она завязала волосы в лошадиный хвост, как мать учила Роберту, и выпила глоток мадеры перед тем, как бросить ломтики перца в кастрюлю с рагу, стоявшую на газовой плите.— Привет, дочь.Рагнетруда извлекла из шкафчика миксер, включила его и перемолола мясо в фарш. Роберта смотрела на вокзал. Базель под лазурным небом — прекрасная иллюзия. Миксер замолчал, и его содержимое высыпалось в кастрюлю. Роберта вспомнила о причине своего прихода. Сунула руку в сумочку и извлекла генетические коды, когда существо сказало:— Если хочешь знать, что означает эта зона, продолжай смотреть в окно.Один из квадратов перестал показывать Базель — в нем возник холмистый ландшафт с оливковыми деревьями. По двору фермы с белыми стенами расхаживали крестьяне. Рагнетруда подошла к Роберте и уставилась на подвижную картинку, вытирая руки тряпкой. Потом указала на мужчину, который ругал другого мужчину.— Представляю тебе Димитруса, коринфского землевладельца, жившего в IV веке до нашей эры. Он разгневан тем, что сбежал один из его рабов. Завтра Димитрус отправится в город и подаст жалобу. Если беглеца отыщут, его намажут медом и оставят на съедение насекомым.На втором квадрате появилась другая сцена. Поле, усеянное трупами. На горизонте в морском заливе пылала трирема. Ландшафт был схож с предыдущим, но здесь летали стервятники, и от сцены веяло печалью.— Саламина, несколькими годами ранее… А вот и наш дезертир.Спартанец, притворявшийся мертвым, с тысячами предосторожностей поднялся с земли. Сбросил шлем, поножи, панцирь, откинул в сторону щит и, не оглядываясь, бросился бежать.— Его еще не звали Скадло. Его заочно приговорили к баратре за трусость и измену. Ты знаешь, такая казнь — человека бросают в пропасть, утыканную острыми мечами…Миксер, словно иллюстрируя слова Рагнетруды, включился сам. В окне появилась третья сцена, датировать которую было очень трудно. Вооруженные люди учинили на постоялом дворе гулянку. Приходили и уходили женщины. Атмосфера была мрачной и пропитанной насилием.— Германцы никогда не щадили чужого брюха! — фыркнуло существо. — Ты и представить не можешь, сколько почтенных базельцев происходит от этих проституток, осужденных на изгнание, чтобы не идти на пытку грязью. Пилюль, конечно, тогда еще не было… Это правда. Сколько их? — Оно стало считать на пальцах, потом отказалось от затеи. — Среди них были те, кого нашли под аэростатом.Рагнетруда постучала ногтем по чистому квадрату, и на нем появилась кошмарная сцена — средневековая площадь. Герольд, стоящий на помосте, держал развернутый пергамент. Плотная толпа в странных одеждах слушала его.— Слушайте! Слушайте! За дружбу с папистами и заговор против короны Англии сэр Мак Машен будет подвергнут четвертованию. Его конечности, голова и внутренности будут выставлены в разных частях города. Его мужское достоинство будет брошено в огонь, чтобы мерзость сгорела!Рагнетруда вернулась к своему рагу, пока на оконных квадратах возникали новые сцены. Короткие немые фильмы сопровождали титры: «Скифский лагерь», «Оракул читает по птичьим внутренностям, его слушает вождь», «Он предсказывает победу над вражеским племенем», «После поражения», «Сложен костер», «Прорицателю удается бежать. Он отправляется в таинственную Бактриану».Сюжет мог относиться к Фликару или Паскуалини. Появилась новая сцена.«Экс-ла-Шапель во времена Карла Великого», «Пригороды ночью», «Бандиты с большой дороги», «Нападение на купца», «Их ждали», «В темницах императорского дворца, их подвергают допросу», «Названо имя главаря», «Пусть его отыщут! — приказывает император».Значит, среди предков Оберона Грубера был один бандит с большой дороги, усмехнулась про себя колдунья.Сцены прекратились, и появился вчерашний Базель. Роберта вспомнила термин, который использовал Роземонд, чтобы указать на наследственное отличие, обнаруженное на древе Мартино.— Таинственная зона есть шрам, — произнесла она.— Позорное наследие, записанное в генах. Суд состоялся, но наказания не последовало. Эти базельцы были виновны, не подозревая об этом. Каждый родился с крохотным дамокловым мечом над головой. Туманный палач лишь завершает работу.— Привет, дылда!В кухню вошел отец и поцеловал дочь.— Хорошо провела денек?— Ты же знаешь, что Роберта в трудах! — заворчала Рагнетруда. — Как она может провести хороший денек? Ведь ей надо поймать Барона.Ее отец всегда витал в небесах, а потому долго вспоминал.— Ах да, правда, следствие… Ты нашла гнусного серийного убийцу?— Да, — ответила Роберта.Ей бы очень хотелось похвастаться своей находкой перед истинным отцом.— Ну-ка расскажи все, — потребовала Рагнетруда, испытывая любопытство.Голуби перестали ворковать. Аватара ее отца прекратила дышать. Секундная стрелка на часах над дверью застыла.— Убивают метчики. Они собираются в одну массу, принимают человеческий облик и убивают.На мгновение воцарилась мертвая тишина.— Конечно, — пробормотало существо. — Вот почему мне не удалось ухватить его суть…— Pede poena Claudo , — процитировал оживший отец, который, как и оригинал, любил латинские выражения.— Наказание, хромая, следует за Преступлением, — перевела Роберта.— Эти милые крошки-метчики созданы Колледжем колдуний, — подчеркнула Рагнетруда. — Вы несете прямую ответственность за эти смерти, ты это осознаешь?— Нет, — возмутилась Роберта. — Тут нечто другое. На уровне Переписи. На уровне Фулда.— Ах да. Конечно. Интриган. — Часы пробили один раз. — К столу, рагу остынет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Сон бежал от Пишенетта. Он размышлял. Ситуация представлялась весьма странной. Мишо на свидание под Барометром не явился. А эта Моргенстерн и человек, пришедший после телефонного звонка, не походили на добрых самаритян, с помощью которых он рассчитывал покинуть город. В конце концов он спросил себя, не очутился ли между Сциллой и Харибдой.Он слышал, как они спускались по лестнице, потом различил их фигуры в гостиной. Моргенстерн взяла стул и уселась перед ним. Мужчина продолжал расхаживать по комнате, словно патрулирующий милиционер. На самом деле Роземонд изучал библиотеку майора.— Вам лучше? — спросил Пишенетт у Моргенстерн, которую надеялся привлечь в союзники.— Кто такой Мишо? — сразу спросила она.Значит, его ожидал допрос с пристрастием. Да будет так. Он ответит на все заданные вопросы, выдавая истину по крохам.— Шофер Министерства безопасности, — прямо ответил он. — Вы знаете это не хуже моего. Вы ведь приходили ко мне вместе с ним?Роберта вспомнила, что Пишенетт принял Мартино за шофера Арчибальда Фулда.— Я была не с Мишо, а со следователем Криминального отдела. Не потеряй вы все три пары очков, вы бы разглядели его.— Ай! — воскликнул Пишенетт, скукоживаясь в кресле.Эта женщина была милиционершей в штатском, агентом Безопасности. Они заставят его заплатить за немыслимую воздушную наглость.— Критика чистого разума, — воскликнул Роземонд, снимая с полки книгу. — Вы ее читали? Еще более герметичное творение, чем последнее видение святого Антуана. Волосы можно рвать горстями.А Пишенетт вслух перечислял пытки, которым его подвергнут… Роберта завладела вниманием близорукого журналиста, схватив его за подбородок.— Что вы делали наверху? Для кого издавали этот листок, Барометр? Она нанесла удар в самое уязвимое место — его оружием были перо и чернильница. Эрнст Пишенетт надул грудь и превратился в достойного отпрыска Эрнста Пишенетта-отца.— Это не листок, а газета частных расследований! И я ни на кого не работаю! Я, мадам, независимый журналист. И открыл бы личность этого Туманного Барона, если бы волшебные тыквы не взяли мой аэростат приступом!— Волшебные тыквы? — одновременно воскликнули Грегуар и Роберта.Пишенетт в общих чертах обрисовал нападение, во всяком случае, то, что сумел разглядеть.— Не знаю почему, но я сомнамбула. И на случай неосторожного падения сплю с парашютом, — уточнил он.— Вы — человек везучий, — кивнула Роберта.— Нет, я — человек предусмотрительный.— Ого! — вновь воскликнул Роземонд, который вернулся к изучению книг. — Магическая библиотека клеща Шопенгауэра. Грубер был весьма начитанным человеком.Роберта продолжала допрос:— Каковы ваши связи с Мишо? И не кривите душой.Пишенетт огорчился, что вернулась милиция. И решил бросить ей самый крупный кусок правды.— Он доставлял мне информацию. Для Барометра .— И…— И что?— Что он требовал за свои сведения?Женщина была безжалостной.— Я должен был следить за муниципальной каторгой, — тихим голосом признался он.— Всего-навсего! — воскликнула колдунья. — Вы знаете, в Базеле есть более интересные места, чем каторга?«И зачем я согласился помогать этому пирату из лагуны?» — обругал себя писатель. Потому что Мишо сообщил, что Туманный Барон вернулся в Базель. Потому что сын хотел завершить труд отца. Если бы он очертя голову не бросился бы в эту ловушку, у него по-прежнему был бы аэростат, а его жизнь не висела бы на ниточке. К тому же ниточке плохого качества.— Что же нам с вами делать? — размышляла колдунья.«Похоронить в подвале или в саду», — безмолвно ответил писатель.Роберта встала, подошла к окну, открыла его, принюхалась к ночному воздуху. Шел настоящий ливень. Свет из гостиной освещал сад бледно-желтым светом. Интересно, Грубер хоть раз побывал в этом царстве сорняков? Она была почти уверена, что отыщет здесь отросток Рагнеруды.— Отправитесь допрашивать ее? — осведомился Роземонд, подойдя к ней.— Быть может, она знает об этой зоне.Она припала к плечу профессора истории за утешением.— Обещайте мне не оскорблять ее, — потребовал он.— Обещайте не терроризировать Пишенетта.— Ну, я же не чудовище! Я хочу ознакомить его с происходящим. Что вы об этом думаете?— Если на него напала волшебная тыква, он заслуживает хорошего отношения с вашей стороны.Роберта ускользнула, а место на стуле напротив Пишенетта занял Роземонд. «Вот и второй берется за меня», — решил писатель, считая, что пришел его последний час. Профессор хрустнул пальцами в мертвой тишине. Потом объявил Пишенетту, использовав англицизм, который слегка оцарапал его язык:— Вы — любитель скупое, а потому я сообщу вам совершенно невероятную сенсацию.Писатель шумно сглотнул слюну.— Слушаю вас. Поскольку совсем не вижу.— Колдуньи, драконы и маги действительно существуют.— Простите…Жалости ради никаких ментальных пыток. Он скажет все. Если нужно, что-нибудь придумает. Он хотел заговорить, но губы отказались повиноваться. Панический страх сжал ему грудь.— Я могу превратить вас в земляного червя и настругать мелкими кусочками, если не проявите должного внимания. Поверьте, беспозвоночные знают, что такое боль.Пишенетт едва сдержал желание возмутиться и отрицательно покачал головой. Роземонд сжалился над ним, провел рукой по лицу писателя, вернув ему зрение и речь. Пишенетт выпучил глаза. Он прекрасно видел без глазных протезов.— Ой-е-ей, — закашлялся он, пораженный чудом.Роземонд махнул рукой в сторону камина. В очаге вспыхнули фиолетовые, пурпурные и желтые языки пламени. Будем проще, сказал он себе. Начнем сначала, с обширного введения в великую историю колдовства. Он встал, прислонился к камину. Пламя освещало его снизу, придавая ему сатанинский вид.— Однажды… — начал он низким голосом.
Мало кто встречался с Рагнетрудой. То, что о ней говорили, не располагало к проведению рискованного опыта. Она была лицемерна, злобна, одарена в сотворении зла. Она занималась только своими делами, тайными и подземными. Если ей задавали вопросы, она не отвечала, а пробуждала в любопытном собеседнике дурные воспоминания или создавала свои, которые мучили его всю жизнь в виде ночных кошмаров. Или просто лгала.Рагнетруда входила в Клуб Пяти, точного происхождения которых никто в Колледже колдуний не знал. Она была стара как мир, вернее, так утверждала. Она была воплощением Земли, как ее сестры воплощением Воздуха, Воды, Огня и Эфира, и ей было наплевать на людей.Но, будучи бессмертной в полном смысле этого слова, она ненавидела одиночество. А потому, если ей долго не наносили визитов, могла оказаться разговорчивой, внешне ласковой и нежной. Роберта надеялась найти ее именно в этом расположении духа.Колдунья взяла сумочку, сняла ботинки и босиком вышла в сад, прячась под зонтиком. Трава быстро сменилась чернушкой, маком-самосейкой, пыреем, диким маком. Чертополох оцарапал ей лодыжки. Крапива обожгла кожу. Но она продолжала идти к массиву переплетенных стволов в центре маленьких джунглей.Очутившись среди искривленных кустарников, она послала призыв в сторону земли. Передавать свои мысли ступнями ног, чтобы они проникли в землю, ждать, когда появится Рагнетруда… «Я могу заработать хорошую — простуду, — сказала она сама себе, — после пяти минут таких упражнений».Она уже решила вернуться к дому, когда один из вьюнков обернулся вокруг ее лодыжки, потом, образовав восьмерку, охватил вторую лодыжку, сковав ноги. У Роберты возникло странное ощущение, что пальцы ее ног ловят монотонный голос.— Ты хочешь говорить со мной?«Да, иначе я бы не оказалась здесь, превращаясь в ледышку», — озлобленно подумала колдунья.Вьюнок напрягся, заставив ее сдвинуть ноги. Роберта пожалела, что не запаслась острым ножом.— Закрой глаза.Роберта подчинилась.— Можешь открыть.Она испытала шок, очутившись в кухне родительского дома. В окна врывалось солнце. В водостоке ворковали голуби. Стоящая к ней спиной мать что-то резала на доске. Роберта едва не позвала ее, но вовремя опомнилась.Рагнетруда повернулась к ней лицом. Она завязала волосы в лошадиный хвост, как мать учила Роберту, и выпила глоток мадеры перед тем, как бросить ломтики перца в кастрюлю с рагу, стоявшую на газовой плите.— Привет, дочь.Рагнетруда извлекла из шкафчика миксер, включила его и перемолола мясо в фарш. Роберта смотрела на вокзал. Базель под лазурным небом — прекрасная иллюзия. Миксер замолчал, и его содержимое высыпалось в кастрюлю. Роберта вспомнила о причине своего прихода. Сунула руку в сумочку и извлекла генетические коды, когда существо сказало:— Если хочешь знать, что означает эта зона, продолжай смотреть в окно.Один из квадратов перестал показывать Базель — в нем возник холмистый ландшафт с оливковыми деревьями. По двору фермы с белыми стенами расхаживали крестьяне. Рагнетруда подошла к Роберте и уставилась на подвижную картинку, вытирая руки тряпкой. Потом указала на мужчину, который ругал другого мужчину.— Представляю тебе Димитруса, коринфского землевладельца, жившего в IV веке до нашей эры. Он разгневан тем, что сбежал один из его рабов. Завтра Димитрус отправится в город и подаст жалобу. Если беглеца отыщут, его намажут медом и оставят на съедение насекомым.На втором квадрате появилась другая сцена. Поле, усеянное трупами. На горизонте в морском заливе пылала трирема. Ландшафт был схож с предыдущим, но здесь летали стервятники, и от сцены веяло печалью.— Саламина, несколькими годами ранее… А вот и наш дезертир.Спартанец, притворявшийся мертвым, с тысячами предосторожностей поднялся с земли. Сбросил шлем, поножи, панцирь, откинул в сторону щит и, не оглядываясь, бросился бежать.— Его еще не звали Скадло. Его заочно приговорили к баратре за трусость и измену. Ты знаешь, такая казнь — человека бросают в пропасть, утыканную острыми мечами…Миксер, словно иллюстрируя слова Рагнетруды, включился сам. В окне появилась третья сцена, датировать которую было очень трудно. Вооруженные люди учинили на постоялом дворе гулянку. Приходили и уходили женщины. Атмосфера была мрачной и пропитанной насилием.— Германцы никогда не щадили чужого брюха! — фыркнуло существо. — Ты и представить не можешь, сколько почтенных базельцев происходит от этих проституток, осужденных на изгнание, чтобы не идти на пытку грязью. Пилюль, конечно, тогда еще не было… Это правда. Сколько их? — Оно стало считать на пальцах, потом отказалось от затеи. — Среди них были те, кого нашли под аэростатом.Рагнетруда постучала ногтем по чистому квадрату, и на нем появилась кошмарная сцена — средневековая площадь. Герольд, стоящий на помосте, держал развернутый пергамент. Плотная толпа в странных одеждах слушала его.— Слушайте! Слушайте! За дружбу с папистами и заговор против короны Англии сэр Мак Машен будет подвергнут четвертованию. Его конечности, голова и внутренности будут выставлены в разных частях города. Его мужское достоинство будет брошено в огонь, чтобы мерзость сгорела!Рагнетруда вернулась к своему рагу, пока на оконных квадратах возникали новые сцены. Короткие немые фильмы сопровождали титры: «Скифский лагерь», «Оракул читает по птичьим внутренностям, его слушает вождь», «Он предсказывает победу над вражеским племенем», «После поражения», «Сложен костер», «Прорицателю удается бежать. Он отправляется в таинственную Бактриану».Сюжет мог относиться к Фликару или Паскуалини. Появилась новая сцена.«Экс-ла-Шапель во времена Карла Великого», «Пригороды ночью», «Бандиты с большой дороги», «Нападение на купца», «Их ждали», «В темницах императорского дворца, их подвергают допросу», «Названо имя главаря», «Пусть его отыщут! — приказывает император».Значит, среди предков Оберона Грубера был один бандит с большой дороги, усмехнулась про себя колдунья.Сцены прекратились, и появился вчерашний Базель. Роберта вспомнила термин, который использовал Роземонд, чтобы указать на наследственное отличие, обнаруженное на древе Мартино.— Таинственная зона есть шрам, — произнесла она.— Позорное наследие, записанное в генах. Суд состоялся, но наказания не последовало. Эти базельцы были виновны, не подозревая об этом. Каждый родился с крохотным дамокловым мечом над головой. Туманный палач лишь завершает работу.— Привет, дылда!В кухню вошел отец и поцеловал дочь.— Хорошо провела денек?— Ты же знаешь, что Роберта в трудах! — заворчала Рагнетруда. — Как она может провести хороший денек? Ведь ей надо поймать Барона.Ее отец всегда витал в небесах, а потому долго вспоминал.— Ах да, правда, следствие… Ты нашла гнусного серийного убийцу?— Да, — ответила Роберта.Ей бы очень хотелось похвастаться своей находкой перед истинным отцом.— Ну-ка расскажи все, — потребовала Рагнетруда, испытывая любопытство.Голуби перестали ворковать. Аватара ее отца прекратила дышать. Секундная стрелка на часах над дверью застыла.— Убивают метчики. Они собираются в одну массу, принимают человеческий облик и убивают.На мгновение воцарилась мертвая тишина.— Конечно, — пробормотало существо. — Вот почему мне не удалось ухватить его суть…— Pede poena Claudo , — процитировал оживший отец, который, как и оригинал, любил латинские выражения.— Наказание, хромая, следует за Преступлением, — перевела Роберта.— Эти милые крошки-метчики созданы Колледжем колдуний, — подчеркнула Рагнетруда. — Вы несете прямую ответственность за эти смерти, ты это осознаешь?— Нет, — возмутилась Роберта. — Тут нечто другое. На уровне Переписи. На уровне Фулда.— Ах да. Конечно. Интриган. — Часы пробили один раз. — К столу, рагу остынет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28