Магус насмешливо поклонился Милану.
- Если то, что я слышал о вашем, высокородный лорд, дворе
справедливо, то многие хорошенькие петушки каждой ночью благодарят всех
святых, что у некоторых старых лис так мало зубов.
Эта двусмысленная острота вызвала взрыв громкого смеха у Мескарла и
смешанную реакцию у остальных. Милан побагровел и схватился было за
рукоять меча, но сосед удержал его. Саймон отметил себе, что этот юноша -
калека в некоторых делах может быть достойным соперником. Суть скрытого
оскорбления была ясна, потому что он сам заметил, что в свите Милана на
удивление много хорошеньких мальчишек, которые при разговоре томно
закрывают глаза и бриджи у которых, пожалуй, через чур обтягивающие.
Магус продолжил.
- Вот что я хочу тебе предложить. Дайте им по мечу, и пусть один из
них убьет другого. Неважно, который. Тот, кто победит, получит свободу.
Барон хлопнул сына по плечу.
- Мне это нравится. Клянусь Каиновой печатью, так и будет!! Сенешаль,
дать им обоим мечи. Эй вы, собаки, вы все поняли?
Крестьян освободили от оков и обоим вручили мечи. Не взглянув на отца
юноша швырнул свой меч через всю комнату на тростник перед Мескарлом.
- Ты можешь убить нас обоих, но не заставишь пойти друг на друга.
Милорд, однажды на твою подлость обратит внимание вышестоящая власть. И
тогда тебе...
Договорить ему не удалось. Отец, стоявший позади него, схватился за
рукоять меча, как утопающий хватается за соломинку. Не говоря ни слова он
вскинул меч и вонзил его сыну в спину, слева между ребер. Юноша вскрикнул,
когда упал, но так никто и не понял, что ж он крикнул.
Старик, всхлипывая и бормоча что-то, рухнул на тело своего сына и
стал терзать его и мять, будто обратился в дикое животное. Он все еще
пытался пронзить бездыханное тело мечом, когда сам де Пуактьер подошел к
нему и отобрал у него оружие, потом встряхнул его и поставил перед
бароном. Вся эта сцена была настолько отвратительной, что даже эта мерзкая
компания приумолкла.
Кроме тяжелого дыхания старика единственный звук нарушил тишину -
тоненькое хихиканье альбиноса. Кот спрыгнул с плеча Мескарла и осторожно
прошелся по хаотически усыпанному всякой дрянью каменному полу. Он подошел
к телу, перепрыгнул через него и уселся на пол. Струйки и лужицы крови
запятнали пол. Кот погрузил свой шершавый розовый язычок в одну из этих
ярко-красных лужиц и принялся ласкать.
Хихиканье стало громче. Старик посмотрел на Магуса, его изборожденное
морщинами лицо дергалось, как парус корабля при порывистом ветре.
Казалось, каждая его часть жила отдельной жизнью.
- Я свободен?
Смех утих, и раздался этот высокий, отвратительный мальчишеский
голос.
- Я дал слово. Уведите его, вымойте, накормите, дайте вина. Потом
пусть поспит. Завтра, старик, когда все мы будем чувствовать себя свежими,
и солнце будет сиять над замком, и птицы будут петь над крепостными
стенами, и сам воздух будет источать благоухание, тебя снова приведут ко
мне, и я дам тебе свободу. Тебя никто не обидит. Никто тебя и рукой не
тронет. Никто тебе ни малейшей раны не нанесет, иначе он мне ответит. Я
обещал свободу победителю. А ты, разве ты не явный победитель? - И снова
он откинулся в кресле и захихикал.
Саймон больше не мог ждать. Он постарался сдержать нервную дрожь и,
оставив свой пост, направился в покои леди Иокасты. Он шел и думал о том,
как в таком хрупчайшем сосуде может содержаться такое чудовищное зло.
Когда Саймон дошел до хорошо охраняемого крыла, где жили члены семьи
Мескарла - те, которые еще цеплялись за жизнь - он вознес хвалу своему
ангелу за перстень леди Иокасты. И так уж пару раз вооруженные стражники
высказывали явное намерение сначала напасть, и лишь потом задавать
вопросы. Он миновал ворота с решетками, двери с шипами, узкие, извилистые
коридоры, в которых один человек может успешно сражаться со многими.
Средневековые факелы постепенно сменились современными скрытыми
светильниками, хотя каменные стены оставались массивными и грубо
обработанными.
Наконец он добрался до роскошной прихожей леди Иокасты. Морщинистая
дуэнья, издавна служившая надежным хранилищем преступных тайн, махнула
ему, даже не бросив взгляд на протянутый перстень. Но когда Саймон уже
собрался откинуть гобелен, скрывавший дверь в будуар, дуэнья окликнула
его.
- Перчатку. На это блюдо с драконом. Если перстень тебе снова
понадобится, она найдет способ передать его тебе. На блюдо. - Голос был
тихим и усталым, похожим на пыльный старый бархат.
Он положил перстень, как было велено, и вошел в дверцу. Он оказался в
большой спальне с той атмосферой былого великолепия, какую он и ожидал. У
матерчатых китайских птиц в стеклянных клетках не хватало ног или крыльев.
Вся мебель была расшатанной и продавленной. На стенах висели потемневшие
от времени и дыма картины, порванные и потертые гобелены с охотничьими
сценами.
Над холодным камином висел портрет юной женщины, выполненной в манере
пуантилизма, который, несмотря на пятна копоти, которые кто-то пытался
очень небрежно стереть, вызывал ощущение какого-то странного очарования.
Чудесные краски, сверкавшие и под слоем грязи, делали портрет центром этой
печальной комнаты. Саймон постоял некоторое время перед картиной,
хранившей облик той леди Иокасты, какой она когда-то была, пока замок
"Фалькон" не сделал ее тем, чем она стала сейчас. Портрет немного поможет
ему в том, что должно произойти, И призывает его быть нежным. Саймон понял
теперь, что заставило Мескарла наплевать на все слухи и табу. И несмотря
на то, какой старой ведьмой стала сейчас кузина барона, Саймон всегда
будет помнить, почему Мескарл позволил ей жить.
Он прошелся по ее спальне. Ноги его беззвучно утопали в толстом
ковре. В комнате стоял тяжелый запах перегара. Поперек огромной кровати
распростерлась леди Иокаста. Волосы ее были распущены и она ухитрилась
сбросить платье, оставшись в тонкой шелковой комбинации. Она спала.
Все говорило Саймону оставить ее в покое, но он не мог. Только лишь
через стену от него вскоре состоится совещание, которое, быть может,
перевернет вверх дном всю Солнечную Систему.
Тихонько присев на кровать рядом с леди Иокастой, Саймон погладил ее
волосы. Она потянулась, как ребенок, взяла его за руку и прижала ее к
губам. Странным образом тронутый, он нагнулся над ней и провел губами по
ее щеке, ее руки обвили шею и потянули его вниз.
- Ты добрый, Саймон.
- Симеон. Симеон, миледи, а не Саймон.
- Неважно. Ты добр к печальной старой леди, и я благодарна тебе.
Здесь так мало доброты. Мой кузен всегда был чудовищем, но сейчас он
приобрел такую власть, которая может сделать его контролируемым. А мой
сын... ты никому не расскажешь об этом, Симеон? Нам обоим это будет стоить
головы.
- Миледи, я буду нем, как могила.
- А мне безразлично. Для меня смерть - желанный любовник. Я живу
слишком долго. Мескарл сохранил моего сына - противоестественное,
развратное чудовище - и отобрал у меня мою доченьку. Ее убили, я не
сомневаюсь. - Слезы бороздили слои краски и пудры, возвращая ей ее
настоящие годы. Действие винных паров почти прошло, и ее полностью
охватила жалость к себе, усиленная неожиданной нежностью молодого солдата.
- Она была хорошеньким ребенком. - Теперь уже она заплакала всерьез. - Он
приходил ко мне каждую ночь, и мы занимались любовью. Он меня
гипнотизировал, как удав несчастного кролика. Прошло много лет с тех пор,
как приходил в последний раз. Клюя давно потерян, засовы проржавели.
Саймон прижимал к себе пожилую женщину и гладил ее по спине, как
поступают с ребенком, которому приснился страшный сон. Еще ниже
наклонившись к ней, он прошептал:
- А почему никто в замке не знал? Разве здесь нет жучков, нет
подслушивающих устройств?
- Здесь - нет. Совсем рядом с его собственными покоями. Это было
давно, сразу после Робера, и Рут, и... Жофрея - он был милым пареньком,
Жофрей, со всегдашней улыбкой на губах. Он мог неподвижно стоять на
полянке, и птицы слетались к нему. Садились к нему на руки.
Наступило долгое молчание.
- О чем это я?
- Вы рассказывали мне о замке после того несчастного случая.
- Несчастного случая! Кровавого убийства! Но они давно мертвы. Я
снова увижу Жофрея. Он ждет меня, Симеон. Ждет каждый день. Да, замок.
После того несчастного случая Ришар стал очень подозрительным. В каждой
комнате появилось по своему устройству. На каждом повороте коридора по
видеоскопу. Доносчики процветали, и многие несчастные погибли позабытые
всеми, совершенно одни, глубоко под нами. И вот теперь он в безопасности.
И уже не нуждается в таких трюках, чтобы сохранить свою власть.
- Но как же вы встречались? Разве слуги не видели, как вы приходили
друг к другу?
Она подняла голову с его плеча и указала пальцем.
- Там, за гобеленом, на котором Спаситель показывает свои раны Фоме
Неверующему. Там дверца. Может быть, она до сих пор не заперта. Как
всегда. Потом - темный коридор. Недалеко. Я даже сосчитала шаги.
Четырнадцать. Потом - его дверь. Теперь она заперта. Гарантирую, он забыл
про нее. Потому что она тоже за гобеленом. На нем было Избиение Младенцев.
Леди Иокаста снова начала всхлипывать. Старые воспоминания нахлынули
на нее.
- Почему вы не засыпаете, миледи? Позвольте мне позаботится о вас, и
вы попадете в приветливые объятия Леты.
Она посмотрела на него.
- Ты очень добрый. Как жаль, что мы не встретились много лет назад.
Теперь поздно. Слишком поздно. Слишком поздно. Слишком поздно. Да, я
засну, ты придешь еще раз? Умоляю тебя, Я, Леди Иокаста, умоляю тебя.
Приходи завтра ночью. В тот же час. Пожалуйста. - Она улыбнулась, но
улыбка получилась кривой. - Не так-то легко мне произнести это слово. Ты
подарил мне доброту, Симеон. Не обижай меня, не забирай ее обратно.
Кажется, я этого не вынесу, ты придешь?
- Да, миледи. Если смогу.
- Клянешься?
- Клянусь.
- Тогда помоги мне уснуть.
Легонько приподняв ее хрупкое тело, он уложил ее поудобнее на
кровать. Она закрыла глаза, а он лег рядом с ней и стал гладить кончиками
пальцев ее лоб. Успокаивал и ласкал. Постепенно его пальцы спустились к ее
шее. Дыхание ее сделалось более глубоким и ровным. Она спала.
Саймон не мог рисковать и позволить леди Иокасте проснуться, пока он
будет заниматься своим шпионским ремеслом, его пальцы нащупали некую точку
под ее правым ухом. Там, где рядом лежат нервы и артерия. Сначала он нажал
легонько. Потом покрепче. Поток крови замедлился. Некоторые секции мозга
отключились. Дыхание стало прерывистым, потом снова спокойным.
Пока он не вернется и не надавит на другую точку, леди Иокаста будет
спать. Если он не разбудит ее, она уснет навсегда.
Не теряя времени, Саймон подошел к гобелену с Фомой Неверующим и
скользнул за него. Вокруг него заклубилась пыль, и он чуть не закашлялся.
Уже много поколений здесь жили и размножались жуки и пауки, и никто их не
тревожил. Под ногами Саймона захрустели сотни крошечных сухих трупиков.
Дверь здесь действительно была. И она была открыта!
Проржавевшие петли скрежетали и изо всех сил сопротивлялись тому,
чтобы потайная дверца была силой открыта. Чтобы заставить их замолчать,
Саймону пришлось смочить слюной наиболее проржавевшие части. В тоннеле
было сыро и холодно. Никто, даже самые отважные мыши, не согревали его
своим дыханием уже много лет. Четырнадцать птичьих шажков леди Иокасты
оказались всего восемью для Саймона, и он очутился у второй двери.
Сюда не проникал ни тончайший лучик света, и Саймон, даже прижав ухо
к сухому дереву, не услышал ни легчайшего звука. Он взялся за узорчатое
металлическое кольцо, служившее дверной ручкой, и осторожно повернул его.
В ответ пронзительно и возмущенно завизжал дверной замок. Потом он
почувствовал сопротивление. Дверь была заперта! Всего лишь с другой
стороны двери соберется знать - может быть, уже собирается, может быть,
они уже приготовились схватиться за мечи, чтобы ворваться в эту
предательскую дверь и убить его на месте. Саймон покрылся потом. Он вытер
руки о нижнюю рубашку и всем весом навалился на ручку. И снова в ответ
раздался терзающий душу вопль прогнившего металла.
- Поворачивайся, ты, ублюдочный сын проститутки, трахнутый,
дерьмовой, вонючий... а-а-ах!
Замок так давно не трогали, что его части приржавели друг к другу.
Конечно, Саймон никоим образом не смог бы открыть замок, но Случилось то,
что и должно было случиться. Древний металл не выдержал натиска Саймона, и
все внутренности замка рассыпались. Дверь от толчка приоткрылась на
несколько дюймов.
Ни света. Ни звука!
Он успел вовремя. Саймон тяжело дыша, прислонился у грубой стене и
закрыл глаза, чувствуя, как пот ручьями катится по его лицу. Эти усилия
выжали его, как лимон. Его правая рука ныла и дрожала. Если бы здесь его
ждал вооруженный человек, Саймон не смог бы сопротивляться. То, что он
видел и вытерпел этой ночью в совокупности со страшной борьбой с запертой
дверью забрали все его силы.
Через минуту он выпрямился. Просунув руку за дверь, он ощутил грубую
поверхность тыльной стороны гобелена. Узелки на ощупь казались ветхими. Он
встал на колени, ощупал пол и обнаружил, что гобелен свисает до самого
низа. Стоя на коленях, он уловил топот сапог, звяканье шпор, резкие
голоса. Саймон метнулся назад и прикрыл дальнюю дверь за собой. В коридор
просочился лучик света. Саймон снова смазал слюной петли и смог прикрыть
дверь почти до конца.
Покои с другой стороны Избиения Младенцев заполнились людьми. Хорошо
были слышны кашель, скрипение кресел, шарканье ногами, которое
предшествуют любому совещанию. Шум смолк, когда кто-то - предположительно
Мескарл - постучал по столу.
- К порядку! К порядку! Приступим.
Другой голос. Нетрудно узнать ядовитые интонации Малана.
- А что, милорд, нам можно не опасаться ваших проклятых жучков?
- Да. То, что будет сказано здесь, не услышит никто посторонний.
Можете говорить здесь столь же откровенно, как в своей собственной
спальне.
- Может быть, и более откровенно, отец.
Саймон широко раскрыл глаза. Стейси не упоминал альбиноса в числе
тех, кто был посвящен во все секреты. И все же он оказался здесь, на самом
секретном совещании планеты. Когда Саймон покидал замок "Фалькон", о
существовании этого мальчика ходили только слухи. Его предполагаемая мать
исчезла - было объявлено, что она заболела и скоропостижно скончалась.
Теперь, по-видимому, Магус стал силой, с которой придется считаться.
После первоначального обмена любезностями совещание продолжалось до
четырех утра, пока все, в большей или меньшей степени, не пришли к
согласию. Когда в комнате снова стало темно и тихо, Саймон захлопнул
дверь, прошел по узкому коридору и закрыл за собой другую дверь. Он вернул
леди Иокасте нормальный сон и направился в казарму охранников. По пути он
взял перстень с печаткой с блюда и положил его в карман.
Дуэнья проснулась, когда он проходил мимо, и потянулась в своем
кресле. Она проводила Саймона своими желтыми глазами. Старуха походила на
большую, пригревшуюся на солнце ящерицу.
Несмотря на многолетние тренировки, Саймон не смог утихомирить свои
мысли и заснуть в эту ночь. Слишком о многом нужно было поразмыслить.

5. ВСЕ ЗАВИСИТ ОТ ТОГО, ЧЕМ НАЗЫВАТЬ ЖИЗНЬ
Ни один из дворян, за исключением несокрушимого де Пуактьера, не
поднялся на завтрак. Большинство вышло только к обеду. Некоторые собрались
на соколиную охоту, и им был придан отряд охранников. Саймон понял, что в
замке предприняты усиленные меры безопасности. Опасаются увеличения
активности мятежников, чувствуется, что партизаны могут воспользоваться
собранием власть имущих, чтобы предпринять массированное нападение.
Ни Богарта, ни Саймона на включили в этот отряд. Более того, были
отобраны только те, кому доверял сам сенешаль. Остальная часть гарнизона
была переведена на казарменное положение на все те восемь дней, пока гости
должны были оставаться в замке.
Впервые за день они вышли из замка на полуденный парад, и теперь
жмурили глаза от яркого солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17