Это поймёт лишь тот, кто хоть раз в жизни был горячо любим и сам любил беззаветно.
— Милый, любимый мой! — Надя прильнула к Жосу. — Ну вот мы и снова вместе!
— Радость моя!.. Мне было худо, я уж думал — ты больше не придёшь…
— Это они меня не пускали… У, злодеи! — Надя незлобно взглянула на дверь. — Я знаю, твоё руководство тебя чем-то тогда потрясло. Они и сами ужасно расстроились — это видно было по их лицам, когда они вышли от тебя… А главный врач потом два дня метал громы и молнии, срывая зло на мне.
— Но сегодня ты опять здесь!
Жос потянулся к Наде ослабевшей рукой. Она схватила на лету его руку и поцеловала.
— Спасибо тебе, родная, — прошептал он.
— Я знаю, они сказали тебе что-то ужасное… Такое, чего сами испугались потом.
— Они не виноваты… Это так…
— Сейчас не думай об этом, не говори мне ничего… Забудь все тяжкое… Когда-нибудь, если захочешь, скажешь… А нет — и не надо.
— Найденок мой!.. Умница! Сколько в тебе чуткости, тепла!
— Не надо, милый… Давай лучше вспоминать что-нибудь счастливое из нашей жизни… Давай?..
Он улыбался ей, но в блеске его воспалённых глаз Надя видела и теплоту любви к себе, и залёгшую глубоко печаль. Она порывисто поцеловала его и, отпрянув, озарилась радостным воодушевлением:
— Давай вспоминать… Знаешь о чём?
— О чём?
— О поездке в Ленинград… Боже мой, как я была тогда счастлива!
— А я как! — Он сжал её руку. — Скажу тебе, как на исповеди… Я не святой и знал девушек до тебя, но никогда меня не оставляло чувство одиночества. А тут появилась ты, и одиночество моё пропало.
— И моё тоже! — подхватила Надя. — Порознь будто нас не стало — теперь были мы .
— Именно, мы !.. Удивительно окрылённые!.. Но тут уж стоило тебе оставить меня на день, — усмехнулся Жос, — и я начинал себя чувствовать так неприкаянно, как может, вероятно, чувствовать себя птица, лишённая крыльев… Каково же мне теперь здесь без тебя!
— А я стану прилетать к тебе через форточку, коль они вздумают меня не пускать! — Надя деловито оглядела окно. Жос следил за её взглядом не без умиления.
— Прилетать?
— Ну да!.. Как Маргарита к Мастеру…
— Я вижу, мои мечты о махолёте проникли и тебе в сердце… Ты как Карлсон: лучший в мире лекарь!
— Вот! — подхватила Надя, будто не заметив его улыбки. — А они мне не верили!.. Но… Давай же повспоминаем наши счастливые мгновения…
— Увы. Их было так немного.
— Выбрось из головы все печали и верь свято: они будут, они ведь в нас…
«Вот останусь калекой — кому я буду нужен?!» — подумал он, а вслух спросил:
— Что же тебе запомнилось?
— Все, все!.. С момента, когда ты встретил меня на вокзале… Это ль не счастливые мгновенья?! И потом: сколько их было в поездке в Петергоф, Ораниенбаум…
— С удивительным гидом-таксистом.
— Да… Как подарок нам даже погода выдалась на редкость. Воздух был напоён утренней свежестью, настоян ароматами трав и цветов после ночного дождя… И пенье птиц…
— И далёкое кукование…
— И мы брели в обнимку по аллеям Верхнего парка…
— И лицо твоё озарялось оранжевыми вспышками лучей, продиравшихся сквозь листву…
— И твоё тоже, милый!.. И ты помог мне перелезть через чугунную решётку у Китайского дворца, когда служительница открыла ставни и ушла…
— И мы, как дети, притиснули к стёклам носы и восторгались роскошью екатерининских парадных залов, благо они были прекрасно освещены солнцем.
— И это мгновение застряло в памяти цепче, чем если бы мы обежали все залы с экскурсией!
— Потому что мы созорничали, как дети…
Надя рассмеялась:
— Даже вздумали поцеловаться, глядя на Амура и Психею!
— И как это вывело из себя старуху! Это была ведьма. Она превратилась в ворону и каркала, пока мы шли к павильону Катальной горки, когда я хотел тебя обнять.
— Вот как!.. Ну разве это не сказочное путешествие?
Они ещё о многом вспомнили из своей замечательной поездки и закончили на том, как к исходу второго дня, не чувствуя под собой ног, счастливые, сидели на скамейке в Павловском парке перед павильоном «Трех граций» и ели мороженое, а день клонился к закату, и, хотя на горизонте не было видно туч, Наде почему-то вдруг взгрустнулось.
— Уж больно я счастлива была в те наши сорок восемь часов!.. — сказала Надя, опустив глаза, — я со страхом подумала, что такое великое счастье так просто людям не даётся, что нам предстоит за него тяжёлая расплата…
Жос грустно улыбнулся:
— …Предчувствие тебя не обмануло… А главный врач меня утешил: радуйся, сокол, что не сыграл в ящик!.. Но каково соколу лежать с подрезанными крылышками?..
— О, господи! — Надя закрыла лицо руками, пряча слезы. — Над нами будто висел рок!.. Но как, как это могло случиться?.. Ты же говорил, какой это был прекрасный самолёт!..
Жос взял её руку, поднёс к губам.
— Рассказать?..
Надя кивнула, смахнув платочком слезы.
И Жос рассказал о трагическом полёте.
Надя слушала с полными ужаса глазами, и видно было, что она слышит и вой самолёта, и леденящий душу треск ломающегося крыла, и его, Жоса, отчаянные крики: «Прыгай!.. Прыгай!.. Прыгай, ведьма!..» И наконец, спасительный хлопок купола над ним, за какие-то мгновения до того, как он мог превратиться в мешок с костями… Он смолк, а она всё ещё со страхом смотрела на него и, словно бы боясь закричать, зажимала себе рот. Так они просидели несколько минут, и в палате было тихо, как в склепе, а Надя все зажимала себе рот, и глаза её были полны боли за него. Потом Надя спросила так, что он скорее догадался о смысле вопроса по движению её губ.
— Но что же тебя так потрясло в разговоре с начальством?..
— Надюша… Я узнал самое ужасное… Вера почему-то не захотела раскрыть парашют и упала в ста метрах от меня. Но меня увезли в госпиталь, а её в морг…
Надя, наверно, слышала о гибели Веры; во всяком случае, последние слова Жоса она восприняла спокойно и даже заметила холодно:
— Да, в твоих глазах печаль… хоть ты знаешь, что из-за Вериного вероломства ты был на волоске от того, чтобы лечь в могилу с ней рядом!
— Ну уж нет, — Жос мрачно усмехнулся, — меня похоронили бы отдельно!..
Надя зыркнула остро:
— Это, конечно, «утешает».
Он сделал вид, что не заметил иронии.
— Но и нынешнее горизонтальное состояние…
— …о чём ты, любимый!.. — прервала его Надя.
Они опять надолго замолчали. Уже смеркалось, вошла сестра, зажгла свет, сунула Тамарину под мышку градусник и, не взглянув на Надю, вышла.
— Что-то ты совсем притихла, — сказал наконец Жос. — Уж я жалею, что все это рассказал тебе.
И тут Надя как бы вдруг прозрела от осенившей её догадки. В её зрачках замерцали искорки, и на лице даже появился румянец.
— Господи! — воскликнула она. — До чего ж вы, мужчины, недогадливы, когда дело касается тонких психологических нюансов человеческих отношений!.. Да ведь Вера до безумия была влюблена в тебя!.. Да, да!.. А ты, конечно, и не догадывался об этом… Она знала, что не может понравиться тебе, и в гордыне таилась… И, несомненно, очень долго страдала… Когда же вы оказались с ней в воздухе, ею овладело отчаянное желание покорить тебя своим мастерством, утвердить над тобой своё преимущество чемпионки… И если б ты похвалил её или, пусть шутливо, признал себя покорённым, наконец, отнял бы у неё управление, чтобы прекратить её безумства в воздухе, — она, торжествуя, наверное, смирилась бы, ну, может быть, сказала бы тебе что-нибудь обидное…
Но ты выдержал характер, и это привело её в такое бешенство, что она сломала самолёт… И не хотела прыгать, желая, может быть, тебя унизить тем, что вынудит выпрыгнуть первым… Но и тут ты не поддался!.. И тогда она решила выброситься только ради того, чтобы спасти тебя!.. Злость и всю ненависть к тебе в последний миг покорила любовь!
Жос вытаращил глаза и глядел на Надю, будто не совсем узнавая, изумляясь и тому, что она говорила, и той удивительной вере в неоспоримость своих доводов, которая сияла в её глазах. Он продолжал все так же пялиться на неё, хотя она уже смолкла и тихо разглядывала его.
— Ну что же ты молчишь? — спросила она, не вытерпев.
— Не знаю, что и сказать… Как это ни чудовищно, но очень похоже на истину!.. Никогда бы и мысли не допустил, что женщина способна сознательно пойти на такие жуткие действия…
В этот момент в палату вошли врач и сестра, и Надя встала, чтобы проститься.
— Приду завтра, — сказала она, поцеловав его на прощание. — Мне кажется, после этого разговора тебе будет спокойней.
— Может быть, может быть… — неотрывно глядел он ей вслед. Надя обернулась у двери:
— Буду думать о тебе, чтоб тебе стало лучше…
— Спасибо, девочка… Приходи же, буду ждать тебя!.. Постой… О чём я хотел попросить тебя… Не могла бы ты заглянуть к моим студентам?.. Они ведь тебя любят по-прежнему… Узнай, пожалуйста, как…
— О, господи, я совершенно потеряла голову!.. Да ведь они все эти дни толклись здесь, внизу, не имея возможности к тебе попасть… Я обязательно загляну к ним завтра и попрошу, чтоб кто-нибудь из них навестил тебя. Поправляйся, любимый!
Стремнин узнал о катастрофе Тамарина только на третий день.
Сергей и Хасан продолжали работать у Крымова на Южной точке. Выполнив с утра очередной полёт на подцепку аналога «Икс» к носителю, они вместе с Майковым присели у коттеджа, чтобы перекурить, и тут к ним подошёл прилетевший из центра инженер и ошарашил страшным известием и о гибели Гречишниковой, и о том, что Жос Тамарин в госпитале и врачи борются за его жизнь.
Сергей тут же побежал к Крымову проситься навестить друга, но улететь в Москву ему удалось только через два дня.
Он примчался в госпиталь прямо из аэропорта уже под вечер, и тут, в вестибюле, встретился с Надей Красновской. Только что облачившись в белый халат, она разглядывала себя в зеркале, но, заметив отражение Сергея, воскликнула:
— Стремнин?.. Серёжа?..
— Батюшки, Наденька?.. Вы ли это?
— Я самая… Что, невозможно узнать?..
— Ну нет!.. Я просто-напросто одурел от работы… Здравствуйте!.. Как хорошо, что мы встретились прежде, чем мне к нему подняться… Умоляю, как он?.. Есть ли надежда?.. Что говорят врачи?
Надя смотрела на него светло.
— Сейчас уже получше, Серёжа… Главная опасность позади.
Сергей не сразу решился спросить:
— Что… весь изломан?
— Нет… У него компрессионный перелом позвоночника.
— Но это же ужасно!
— Не так ужасно, как думали вначале… Было опасение, что повреждён спинной мозг. Потребовалась срочная операция, в ходе которой установили, что спинной мозг цел, но зажаты нервные волокна… Их удалось высвободить.
— Ходить-то он… будет? — робко спросил Сергей.
— Врачи надеются вернуть ему полную работоспособность… Но потребуется длительное лечение, на менее полугода. Шутка сказать: сплющивание позвонков поясничной зоны, сжатие межпозвоночных хрящей!..
— Вы когда у него были?
— Утром забегала… Вчера была… Все эти дни.
— Спасибо вам!.. От всех нас, его друзей, лётчиков и инженеров!
— О чём вы! — грустно улыбнулась Надя.
— О, вы не знаете, как порадовали меня!.. Бежал и трясся!
— Да, сейчас ему лучше.. А был в кошмарном состоянии!.. И ещё было худо, когда узнал о гибели Веры…
— А я ведь толком ничего не знаю, — сказал Сергей.
— Он вам потом расскажет… Но лучше разговора не затевать.
— Понятно… А как лечат?
— Лежит на вытяжении… Ну и уколы, уколы… А в общем держится молодцом!.. Идёмте же к нему, идёмте!.. То-то будет радости, когда вас увидит!
* * *
Надя вошла первой, Сергей остался за дверью. Но она тут же вышла и пригласила его, шепнув:
— Температура 37, 5!
Когда Сергей вошёл, Жос вскрикнул хрипло:
— Кто пришёл!.. Серёжка Стремнин!.. Друг настоящий! Подойди скорей, дай тебя обнять!
Сергей склонился к нему, у обоих на глаза навернулись слезы. Надя отошла к окну и будто этого не заметила.
Некоторое время они молча разглядывали друг друга.
— С юга?
— Час назад прилетел.
— Закончили работу?
— Где там!
— А как же?..
— Отпросился к тебе на денёк.
— Ну ты молоток!
— Крымов — молоток: все понимает!
— Но дело-то как же?
— Вот Крымов и сказал мне: «Может ли быть дело важней, чем внимание к другу в минуту для него трудную?!»
Жос растроганно смотрел на Сергея. Глаза его радостно светились.
— Загорел-то как!.. Надя! — сказал он. — Подойди к нам. У нас от тебя секретов нет… Серёж, вот кто мой ангел-хранитель!.. Наденька появилась здесь, и я ожил!..
Надя присела на краешек стула.
Жос спросил Сергея:
— Эксцессов не было?
— Был один страшный случай… Хасана на наборе высоты потерял!.. Вот исстрадался-то за него!..
Жос покачал головой, вмиг посерьёзнев.
— Да как же это?!
— Он включил тумблер разблокировки, а кнопка отцепки тут сама собой и сработала… Оказалась с дефектом, замкнулась… Высоты у нас к этому моменту было более двух с половиной тысяч метров. Я почувствовал по машине, как аналог с Хасаном на борту вдруг полетел вниз. Но Хасан не растерялся, сумел запустить двигатель, вывести его на рабочие обороты, пока, можно сказать, падал к земле… А в его распоряжении было всего 45 секунд!.. Мы-то его ищем в воздухе на парашюте, считая, что у него был единственный выход: катапультироваться!.. А он, глядим, уже сел, катится по бетонке!.. Вот радости-то было!
— Да ведь это подвиг! — прошептал Жос.
— Вот и решено ходатайствовать о награждении его орденом.
— Представляю, что ты пережил за эти секунды!.. Случись с Хасаном беда, и тут бы все свалили на тебя… Нашлись бы в институте субъекты, которые припомнили бы всю историю подцепки в воздухе!
— Естественно. Но ты послушай, что потом было… Сел Хасан. Порадовались, поудивлялись и спросили его: почему он отцепился?.. «А я и не отцеплялся, — убеждает он, — кнопку не трогал, только повернул тумблер». Стали пробовать на земле, действуя так, как у него было в воздухе: висит аналог окаянный, не открывается замок!.. Ну, сотню раз проделали — не отцепляется, висит!.. На Хасана уже все смотрят как на враля… И тут осенило Майкова прокрутить штифт кнопки, и только он её тронул, как замок открылся!.. (До этого никто как-то и не подумал о возможном дефекте в кнопке.) Крымов даже счёл необходимым извиниться перед Хасаном, сказав, что и он погрешил против него в мыслях… Такие вот у нас дела. Но Наде об этом слушать неинтересно…
— Наоборот, я уже настолько покорена вашим волшебным ремеслом, что, кажется, сама скоро стану летать!.. Это ль не парадокс?! — встрепенулась Надя. — Казалось бы, потрясённая тем, что случилось с Жосом, я должна возненавидеть само слово летание !.. Ан, нет!.. Оно кажется ещё пленительней.
Сергей заметил, как влюблённо смотрит на неё Жос. А Жос сказал:
— Надя уже обещала прилетать сюда через форточку, если в случае чего её не будут ко мне пускать.
— Но это будет, возможно, позже, когда ты испытаешь свой махолёт, — сказал Сергей без тени улыбки.
— Ой ли, Серёжа!.. Не пришлось бы тебя просить его испытать… Видишь, как меня тянут, испытывая на разрыв…
— Да ты что, Жос!.. Это из косметических соображений: хотят сделать тебя ещё выше, ещё стройней!
— Это б ничего, — грустно улыбнулся Жос, — я люблю играть в баскетбол… Только вот из всех костюмов вырасту…
— Ладно вам, шутники! — вмешалась Надя. — Жос, расскажи Серёже о своих ребятах-студентах!..
— Они у тебя были?
— Вчера… Ребята меня порадовали. Не опустили крылья!
— Ну вот! Я убеждён, у тебя скоро здесь заработает филиал студенческого бюро!
Надя подхватила:
— Такие, как Жос, и на растяжении не могут лежать без дела!
— Спасибо, дорогие! — Жос просветлел. — А мне вот вспомнился наш праздник избрания Наденьки Королевой июня!.. Что за чудный был вечер!
Надя рассмеялась:
— А потом, помните, как мы весело возвращались по Брестской и Серёжа решил с помощью незабудок узнать имя своей суженой. И как мы увидели на углу толстую-претолстую мороженщицу…
— …и купили у неё эскимо, — подхватил Сергей, — а когда стал расплачиваться, зажав в руке незабудки, тут и спросил вкрадчиво: «Любезная, как ваше имя?..» И услышал вдруг львиный рык: «Абдурахман!.. Вай, вай, вай, что за молодёжь?!»
Все трое расхохотались. Представилось, как припустились бежать переулком, не в силах сдержаться от смеха.
Вошедший врач вернул их к действительности.
— О, я вижу, дело совсем пошло на поправку!.. — окинул всех серьёзно. — Ну-те-с!.. Давайте-ка померим давление…
Сергей пожал Жосу руку, нехотя поднимаясь:
— Ну, выздоравливай!.. Буду о тебе думать!
— Я тем паче: у меня для этого теперь времени навалом! — Жос глядел на Сергея преданно.
Надя встала проводить Сергея. У двери он обернулся:
— Ну будь!..
Жос кивнул:
— И ты!.. Спасибо, что согрел… Привет Хасану, Майкову, всем, кто меня помнит!
— Они скоро будут у тебя сами, как только закончим там, на юге, дело. И я с ними!.. Счастья тебе и любви!
Жос приветливо помахал ему.
Глава шестая
СТРЕМНИН — ТАМАРИНУ
3 февраля, Южная точна.
Дорогой Жос!
Вечереет. На столе шумит электрический чайник. Смотрю в окно, идёт мокрый снег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45