— Жос умилённо покачал головой. — Но каково?! Ведь и я, выходит, парень не промах! Влюбился в такую девушку!
Он обхватил Надю и закрутился с нею в порыве нахлынувшего восторга, не обращая внимания на публику. Один, два, три оборота… И вскрикнул:
— Мы вошли в штопор!.. Самолёт не выходит!
— Вывожу! — расхохоталась она. — С помощью ракеты: с вас, милый Жос, штраф!.. Уговор дороже денег!
Тамарин остановился в изумлении, все ещё обнимая Надю, и тут же, чуть не задохнувшись от смеха, почувствовал на себе взгляды прохожих. Надя потянула его за руку, и они, смеясь, побежали.
* * *
Они весело шагали вдоль Адмиралтейства к Невскому проспекту. Прикрывая ладонью глаза, Надя вглядывалась в трехмачтовый кораблик, парящий на высоте золочёного шпиля. Жос вспомнил о том, что знал он о строительстве по проекту самого Петра знаменитой верфи: что в тот день, когда начата была постройка — 5 ноября 1704 года — Пётр записал: «Заложили Адмиралтейский дом, и были в остерии, и веселились, длина 200 сажен, ширина 100 сажен», о том, что здание сперва состоялось деревянное, и были здесь верфи, на которых в петровские времена построено более двухсот шестидесяти пушечных кораблей, в силу чего русские моряки и одержали историческую победу при Гангуте в июле 1714 года…
Надя, с интересом слушавшая, тут взглянула на него:
— Господи, какую ж ты бездну всего этого помнишь!
— Понимаешь, Надюша, я в детстве хотел быть моряком, и все, что касалось кораблей, морских сражений и истории русского военного флота, выискивал в библиотеках и с жадностью читал… Вот почему и могу сказать тебе, что последующая перестройка Адмиралтейства выполнена Иваном Коробовым, а позже, в первой половине девятнадцатого века, Андрианом Захаровым. С тех пор здание и приобрело окончательный вид.
Надя с воодушевлением продекламировала:
…Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла…
Остановились против арки у фонтана, и девушка спросила:
— А кто эти античные воины по углам крыши первого яруса?
— Постой-ка… Один из них — Александр Македонский, другой Пирр… А больше что-то и не припомню.
— Пирр?! — взглянула с улыбкой Надя. — Тот самый?
— Угу, — кивнул Жос с видом, будто речь шла об общем знакомом, — но пиррову победу он одержал позже, до этого он куда успешней бивал римлян… А было это все, если не ошибаюсь, без малого лет за триста до нашего летосчисления.
— Ну хорошо, а что ты скажешь относительно женских скульптурных групп, что по бокам арки на гранитных постаментах?
— Скажу, что ужасно величавы эти морские дамы… И по чувству ответственности за порученное дело — держат-то на плечах мироздание — напоминают современных женщин!
Тамарин улыбнулся.
— Чьей они работы? — спросила Надя.
— Феодосия Щедрина. Мы сегодня видели его скульптуры в ряде петергофских фонтанов… Персея, например, с головой Медузы Горгоны в руке.
— А там, на верхнем ярусе, милый, сколько дивных статуй!
— Двадцать восемь — по числу колонн. И олицетворяют времена года — Весну, Лето, Осень и Зиму; стихии — Огонь, Воду, Землю и Воздух; ветры — южный, северный, восточный и западный… И ещё двух богинь — Изиду, покровительницу кораблестроения, и Уранию — богиню астрономии.
— Четырнадцать?
— Каждая повторена.
— Милый… А это что за барельеф, под крышей первого яруса?
— О, это знаменитая композиция Ивана Теребенева «Заведение флота в России»… Но, увы, кажется, не все фигуры я смогу назвать…
Ну, в центре — Нептун, это ты и сама видишь. Он передаёт Петру трезубец — символ владычества морского… Тут же Вулкан — бог огня, покровитель кузнечного дела… Так… Что касается дамы в тоге — похоже, это богиня мудрости Минерва… Здесь же Меркурий… Весёлый малый и большой плут — бог торговли и навигации. Прикосновением жезла к рогу изобилия заставляет источать всевозможные яства… Ох, как я проголодался!
— И я тоже!
— Так бежим на Невский и отметим наш солнечный день в лучшем ресторане!
* * *
Ближайшим на Невском проспекте оказался ресторан «Астория», но бородач в галунах преградил им путь:
— Ресторан обслуживает иностранных туристов.
Жос даже опешил:
— Вот те, бабушка, и юрьев день!.. А нам, советским, как же?..
— Зайдите в другой, — с видом градоначальника огладил бороду швейцар, — на Невском их много.
— А все же посоветуйте, где ближайший получше?
— Налево за угол — «Баку». Там хорошо кормят.
— Что ж, спасибо и на этом.
И они устремились в указанном направлении. Надя на бегу сказала:
— От этой осечки ещё сильнее есть захотелось!
— Но если и в «Баку» иностранцы, — пригрозил Жос, — сяду на пороге и стану демонстративно грызть кожаный ремень!
— Чур и мне кусочек!
— Конечно, девочка… Самый лакомый!
Все же им повезло: интуристы в «Баку» не столовались. В вестибюль Жос и Надя влетели все ещё с тревогой: а вдруг какой-нибудь симпозиум химиков-резинщиков, слёт закройщиков, конференция общества спасения на водах!
К счастью, никто не преградил дороги и, вымыв руки, они так приободрились и приосанились, что, глядя на них, можно было подумать: «Идут, гордецы, так, будто приглашены на ассамблею к самому Петру!»
От пряных запахов еды, от вида крахмальных скатертей и сервировки в голове помутилось. В зале оказалось два-три свободных столика. У одного из них наводил лоск рыжеволосый официант в белой куртке, при «бабочке», с белесыми бровями и обожжённым солнцем носом.
— Пожалуйте за тот столик, если вам будет угодно» — пригласил он приветливо.
— Очень даже угодно, — буркнул Тамарин. Пропустив Надю вперёд и следуя за ней, Жос невольно улыбнулся тому, как она, плутовка, не глядя ни на кого, шла, словно гарцуя, не видя, но чувствуя на себе взгляды, что ей, несомненно, нравилось, и это улавливалось во всём очаровании её юной женственности. Неотразимая Фрина! «Судите меня за то, что так вам нравлюсь, но знаю — взгляну — и оправдаете!»
Когда официант подошёл к их столу, Надя просто и мило сказала:
— Здрасьте!
Во взгляде того мелькнуло удивление. Наклонившись, он услужливо отодвинул для неё кресло. Садясь напротив и раскрыв было карту блюд, Жос несколько секунд не мог прочесть ни строчки. Надя, оперев подбородок на сомкнутые руки, глядела с тихой улыбкой, очевидно, все понимая и думая: «Глупыш ты мой, глупыш!» Он наконец взглянул на официанта:
— Скажите, хватит ли у вас еды на двух таких голодных?
— О, понимаю! — неожиданно посерьёзнел тот. — В нашем городе могут понять по-настоящему проголодавшегося человека… Для нас вы — наижеланнейшие гости!
— Приятно слышать… Только как бы вы не пожалели о неосторожно сказанном.
Тамарин хотел было углубиться в карточку, но официант предупредил его:
— Нужно ли тратить время, если вы так голодны?.. Я назову фирменные блюда, и, уверен, они придутся вам по вкусу. — Жос и Надя одобрительно переглянулись. — Извольте послушать: могу предложить вам на закуску немного красной рыбки, салат и грибки. На первое — сборную солянку (она у нас выше всех похвал!). На второе — жаркое из барашка в горшочке; к нему цветная капуста в сухариках…
— Все! Умоляю, ни звука больше!
Надя подхватила:
— Да, да, материализуйте как можно скорей ваши гениальные идеи!.. Смилуйтесь над нами!
— О кофе и пломбире поговорим потом, — скороговоркой добавил Жос. — Фу ты, господи, Наденька, чуть не забыл совсем! Что же мы выпьем в этот наш светлый день?.. Шампанского, а?
— Если есть, полусухое.
— К вашему удовольствию.
— Тогда пожалуйста.
Официант исчез. Надя рассеянно взглянула на публику в зале, на приспущенные тяжёлые кремовые портьеры над большими светлыми окнами, на люстры.
— Мой рыцарь, вам не кажется, что мы попали в царство добрых и заботливых людей: в Петродворце — удивительный таксист-гид, здесь — официант… Вздумай я рассказать в Москве, и поднимут на смех: «Ты бредишь! В сфере „обслуги“ таких теперь нет!»
Жос постучал костяшками пальцев о подлокотник:
— Ваше величество, не говорите под руку: бегу звонить насчёт гостиницы.
— Господи, как я неосмотрительна! — Надя подёргала себя за ухо.
Тамарин вышел, но очень скоро появился в зале, и Надя все поняла:
— Глядя на вас, можно подумать, что мистер Стерн в Штатах построил махолёт и…
Жос попробовал улыбнуться:
— Моё известие не так ужасно… И всё же оно пакостное: «На сегодня мест в гостиницах нет!»
Надя взяла его руку, глядя в глаза, как обиженному ребёнку, стала гладить. Жос замотал головой:
— Теперь видите, душа моя, какое допустил я легкомыслие, пригласив вас в этот город-музей «без вида на жильё».
— Не огорчайтесь, Жос… Я бесконечно счастлива! Ну побродим до утра по Ленинграду…
— Хорошо бродить по Питеру, Наденька, зная, что в любой момент можешь вернуться домой и прикорнуть. Сам-то я — пустяки! А каково сознавать, что натрепался девушке, что все-то будет о'кэй — и музеи, и парки, и номера в гостинице, — а потом водить её до утра по пустынным улицам, видя, как бедняжка падает от усталости и клацает зубами. Нет, это не фасон!..
Тогда-то и появился рыжий добряк с уставленным яствами подносом:
— Будто и не задержался, а вижу: настроение у гостей помрачнело…
Жос поспешил заверить его, что причина не в нём. Тот, раскладывая закуски, сказал тихонько:
— А все же обидно, если у нас испортили вам настроение.
Тамарин спросил:
— Вы, как видно, коренной ленинградец?
— И этим горжусь!
— Нам и говорили, что коренные ленинградцы — отзывчивый народ.
— Надеюсь, у вас не появились основания оспорить это?
— Представьте, звоню сейчас официальным лицам, которые заверили меня — я им телефонировал из Днепропетровска, — что забронируют для нас места в гостинице, а мне вдруг говорят: «Простите, что так получилось, но на сегодня мест в гостиницах нет».
Официант вскинул глаза:
— Коренные ленинградцы так поступить не могли.
— Может быть, может быть… Но от этого не развеселишься.
— Постойте-ка! Как же вам помочь?.. Значит…
— Я — доцент вуза, моя спутница — филолог. Приехали утром, сразу же помчались в Петродворец, в Ломоносов — располагаем только субботой и воскресеньем. Были уверены, что ко времени возвращения в город с гостиницей уладится… И вот…
— Ясно. А идея такая: наш метрдотель — Владимир Александрович — обстоятельный и милейший человек. К нам пришёл недавно, работал прежде во Дворце молодёжи администратором. Там отличная гостиница, и у него там много друзей…
Молодые люди и вина не пригубили, а в груди потеплело.
— Большущее спасибо за участие, — сказал Тамарин, — только нас-то он не знает.
— А я скажу ему о вас. Ну, схитрю чуток, будто вы видели его раньше там, во Дворце молодёжи, и теперь, оказавшись в трудном положении, попросили через меня узнать, не поможет ли устроиться в гостинице. Вам ведь на сегодня и завтра?
— На сутки! Завтра вечером мы уезжаем.
— Так скоро?
— Понедельник — день рабочий. — Тамарин посмотрел на официанта с сомнением. — А все же как-то неловко… Так вот с бухты-барахты…
— Не беспокойтесь: я сделаю первый шаг и попрошу его к вам подойти.
Жос понизил голос:
— Мы, очевидно, должны его как-то возблагодарить?
Официант предостерёг жестом:
— Избави вас бог хоть намекнуть на это!
Тамарин пожал плечами:
— Хорошо, что предупредили. А то, глядишь, черт попутал бы…. Случается, и доброта людская имеет свой тариф.
— Не стану разубеждать, но наш метр — человек настоящий. Словом, первый ход за мной, а вы постарайтесь развеяться. Приятного вам аппетита!
Как ни голодны были наши герои, но последующие минуты они провели не столько наслаждаясь едой, сколько в ожидании метра. Все мысли сосредоточились на предстоящем разговоре. Метрдотель представлялся вальяжным, толстым, во фраке, с улыбкой опытного физиономиста. Через минуту Тамарин уже костил себя за то, что вовлёк официанта в их деликатные заботы. «А теперь вот нужно объяснять метру, просить… Чёрт возьми, как все это нелепо!.. Вот я учёный, лётчик-испытатель первого класса приехал на два дня в Ленинград не по службе — по своим душевным устремлениям: возьмите с меня те же деньги за номера в гостинице, как с иностранца, но не унижайте, не роняйте достоинства советского человека перед заморским торговцем галантереей!»
С такими мыслями Тамарин уставился в тарелку, делая вид, что занят её содержимым, и тут услышал:
— Приятного аппетита, милые гости!
Жос поднял глаза и увидел довольно молодого, худощавого человека в тёмном костюме.
— Простите, Владимир Александрович, что побеспокоили вас… — начал было с некоторым смущением Тамарин. Метрдотель остановил его взглядом потеплевших глаз:
— Ни о чём не беспокойтесь, обедайте, отдыхайте. Я скоро освобожусь и напишу записку Вере Александровне — дежурному администратору Дворца молодёжи, она вас устроит.
— О! Владимир Александрович, как мы вам благодарны!
— Вы — наши гости, и этим все сказано. Буду рад, если в Ленинграде вам будет хорошо.
Удивительный метрдотель исчез так же, как и появился — словно бы растаял в струйках дыма. Изумлённые гости несколько секунд молча смотрели друг на друга, потом Надя сказала:
— Это же кудесник!.. Хоть внешностью и похож скорее на комсомольского инструктора. Неужели будет так, как он сказал?
— Я никак не приду в себя. — Жос выразительно пожал плечами.
И тут появился официант с солянкой и, заговорщически улыбаясь, принялся разливать её по тарелкам. Он тихо спросил:
— Ну как вам наш метрдотель?
— Выше самых добрых наших ожиданий! На мой взгляд, Владимир Александрович — лучший из метрдотелей нашего времени!
— Вот, — довольно кивнул Тамарину официант, — выходит, есть и среди нашего брата настоящие люди. Увидите, он все сделает, как сказал.
— И вам уж такое спасибо за идею, за помощь! По сути, вы и есть самый отзывчивый человек!
— Я — ленинградец! — расплылся официант. — Впрочем, как и он!
Довольные обедом и ещё более возбуждённые тем, что все улаживается с гостиницей, Жос и Надя вышли на Садовую улицу. Записка от метра была у Тамарина в кармане, но в ней, собственно, значилось, как проехать к Дворцу молодёжи. Прощаясь, Владимир Александрович сказал: Вера Александровна о вас уже знает.
Подвернулось такси, и молодые люди помчались сперва на вокзал за вещами, а когда ехали к Дворцу молодёжи, Тамарин попросил шофёра свернуть к ближайшему рынку. Надя не сразу догадалась, зачем.
— Пойдёмте, пойдёмте со мной, — пригласил он.
Цветочный ряд полыхал множеством ярчайших красок. Метровые гладиолусы светились багряным бархатом разверстых своих пачек: розовощёкие, лиловые, оранжевые георгины, геометрически безупречные и отпугивающе-красивые, как распомаженные красотки; астры, целые клубления астр, привлекающие к себе многообразием радужных цветов и оттенков, пышно-игольчатые и застенчиво-скромненькие, как замарашки девочки; и флоксы — вездесущее буйство сиреневых, белых, нежно-розовых и пурпурных флоксов, будто бы дымящихся в своём неистовом цветении, источающих волнующий аромат; и розы…
Особенно приглянулись Тамарину почти белые с чуть розоватым оттенком. Их темно-зелёная, поблёскивающая зелень ещё ярче выявляла чистоту и свежесть полураскрывшихся бутонов, нежно-ароматных и милых.
— Купите, кавалер, мои цветы, — сказала худенькая старушка, — они местные, сегодня я только их срезала… Лучше этих здесь вы не найдёте.
— Они прекрасны, как грудь юной девы! — сказал как бы про себя Жос. Седовласая женщина в старомодной шляпке, чуть заметно улыбнувшись, посмотрела на Надю. Надя, счастливая, глядела на цветы.
Жос покупал и покупал розы, а Надя, радостно смеясь, взывала к нему, чтоб он прекратил безумствовать. Но он делал вид, будто не слышит. Когда же наконец они направились к машине, Надиного лица не было видно за охапкой бело-розовых бутонов.
Через десять минут они поднимались в лифте молодёжной гостиницы: Надя на 5-й этаж, в 506-й номер, Жос на 6-й, в 612-й. После часового отдыха договорились отправиться бродить по Ленинграду. Затем намечено было посетить вечернее кафе, выпить коктейль, потанцевать, и им казалось, что впереди у них ещё бездна счастливейших минут — целых 24 часа!.. Они любили друг друга.
Глава третья
В конце лета Тамарин улетел на юг в командировку, а в начале сентября от него на имя Стремнина пришло обстоятельное письмо.
4 сент., 197… г.
«Дорогой Сергей!
Вчера был на Узун-Сырте, переполнен впечатлениями, а поделиться не с кем: мужики вокруг бесчувственные и воспринимают все (кроме выпивки) как чудачество или уход в детство.
На горе — всесоюзные соревнования дельтапланеристов. Съехались парни с аппаратами (штук тридцать дельтапланеров, а людей — не счесть!). Вдоль шоссе Феодосия — Планерское выстроился палаточный лагерь — целая улица.
Погода соревнованиям не благоприятствует: продолжительные норд-осты со скоростью 15 — 20 метров в секунду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Он обхватил Надю и закрутился с нею в порыве нахлынувшего восторга, не обращая внимания на публику. Один, два, три оборота… И вскрикнул:
— Мы вошли в штопор!.. Самолёт не выходит!
— Вывожу! — расхохоталась она. — С помощью ракеты: с вас, милый Жос, штраф!.. Уговор дороже денег!
Тамарин остановился в изумлении, все ещё обнимая Надю, и тут же, чуть не задохнувшись от смеха, почувствовал на себе взгляды прохожих. Надя потянула его за руку, и они, смеясь, побежали.
* * *
Они весело шагали вдоль Адмиралтейства к Невскому проспекту. Прикрывая ладонью глаза, Надя вглядывалась в трехмачтовый кораблик, парящий на высоте золочёного шпиля. Жос вспомнил о том, что знал он о строительстве по проекту самого Петра знаменитой верфи: что в тот день, когда начата была постройка — 5 ноября 1704 года — Пётр записал: «Заложили Адмиралтейский дом, и были в остерии, и веселились, длина 200 сажен, ширина 100 сажен», о том, что здание сперва состоялось деревянное, и были здесь верфи, на которых в петровские времена построено более двухсот шестидесяти пушечных кораблей, в силу чего русские моряки и одержали историческую победу при Гангуте в июле 1714 года…
Надя, с интересом слушавшая, тут взглянула на него:
— Господи, какую ж ты бездну всего этого помнишь!
— Понимаешь, Надюша, я в детстве хотел быть моряком, и все, что касалось кораблей, морских сражений и истории русского военного флота, выискивал в библиотеках и с жадностью читал… Вот почему и могу сказать тебе, что последующая перестройка Адмиралтейства выполнена Иваном Коробовым, а позже, в первой половине девятнадцатого века, Андрианом Захаровым. С тех пор здание и приобрело окончательный вид.
Надя с воодушевлением продекламировала:
…Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла…
Остановились против арки у фонтана, и девушка спросила:
— А кто эти античные воины по углам крыши первого яруса?
— Постой-ка… Один из них — Александр Македонский, другой Пирр… А больше что-то и не припомню.
— Пирр?! — взглянула с улыбкой Надя. — Тот самый?
— Угу, — кивнул Жос с видом, будто речь шла об общем знакомом, — но пиррову победу он одержал позже, до этого он куда успешней бивал римлян… А было это все, если не ошибаюсь, без малого лет за триста до нашего летосчисления.
— Ну хорошо, а что ты скажешь относительно женских скульптурных групп, что по бокам арки на гранитных постаментах?
— Скажу, что ужасно величавы эти морские дамы… И по чувству ответственности за порученное дело — держат-то на плечах мироздание — напоминают современных женщин!
Тамарин улыбнулся.
— Чьей они работы? — спросила Надя.
— Феодосия Щедрина. Мы сегодня видели его скульптуры в ряде петергофских фонтанов… Персея, например, с головой Медузы Горгоны в руке.
— А там, на верхнем ярусе, милый, сколько дивных статуй!
— Двадцать восемь — по числу колонн. И олицетворяют времена года — Весну, Лето, Осень и Зиму; стихии — Огонь, Воду, Землю и Воздух; ветры — южный, северный, восточный и западный… И ещё двух богинь — Изиду, покровительницу кораблестроения, и Уранию — богиню астрономии.
— Четырнадцать?
— Каждая повторена.
— Милый… А это что за барельеф, под крышей первого яруса?
— О, это знаменитая композиция Ивана Теребенева «Заведение флота в России»… Но, увы, кажется, не все фигуры я смогу назвать…
Ну, в центре — Нептун, это ты и сама видишь. Он передаёт Петру трезубец — символ владычества морского… Тут же Вулкан — бог огня, покровитель кузнечного дела… Так… Что касается дамы в тоге — похоже, это богиня мудрости Минерва… Здесь же Меркурий… Весёлый малый и большой плут — бог торговли и навигации. Прикосновением жезла к рогу изобилия заставляет источать всевозможные яства… Ох, как я проголодался!
— И я тоже!
— Так бежим на Невский и отметим наш солнечный день в лучшем ресторане!
* * *
Ближайшим на Невском проспекте оказался ресторан «Астория», но бородач в галунах преградил им путь:
— Ресторан обслуживает иностранных туристов.
Жос даже опешил:
— Вот те, бабушка, и юрьев день!.. А нам, советским, как же?..
— Зайдите в другой, — с видом градоначальника огладил бороду швейцар, — на Невском их много.
— А все же посоветуйте, где ближайший получше?
— Налево за угол — «Баку». Там хорошо кормят.
— Что ж, спасибо и на этом.
И они устремились в указанном направлении. Надя на бегу сказала:
— От этой осечки ещё сильнее есть захотелось!
— Но если и в «Баку» иностранцы, — пригрозил Жос, — сяду на пороге и стану демонстративно грызть кожаный ремень!
— Чур и мне кусочек!
— Конечно, девочка… Самый лакомый!
Все же им повезло: интуристы в «Баку» не столовались. В вестибюль Жос и Надя влетели все ещё с тревогой: а вдруг какой-нибудь симпозиум химиков-резинщиков, слёт закройщиков, конференция общества спасения на водах!
К счастью, никто не преградил дороги и, вымыв руки, они так приободрились и приосанились, что, глядя на них, можно было подумать: «Идут, гордецы, так, будто приглашены на ассамблею к самому Петру!»
От пряных запахов еды, от вида крахмальных скатертей и сервировки в голове помутилось. В зале оказалось два-три свободных столика. У одного из них наводил лоск рыжеволосый официант в белой куртке, при «бабочке», с белесыми бровями и обожжённым солнцем носом.
— Пожалуйте за тот столик, если вам будет угодно» — пригласил он приветливо.
— Очень даже угодно, — буркнул Тамарин. Пропустив Надю вперёд и следуя за ней, Жос невольно улыбнулся тому, как она, плутовка, не глядя ни на кого, шла, словно гарцуя, не видя, но чувствуя на себе взгляды, что ей, несомненно, нравилось, и это улавливалось во всём очаровании её юной женственности. Неотразимая Фрина! «Судите меня за то, что так вам нравлюсь, но знаю — взгляну — и оправдаете!»
Когда официант подошёл к их столу, Надя просто и мило сказала:
— Здрасьте!
Во взгляде того мелькнуло удивление. Наклонившись, он услужливо отодвинул для неё кресло. Садясь напротив и раскрыв было карту блюд, Жос несколько секунд не мог прочесть ни строчки. Надя, оперев подбородок на сомкнутые руки, глядела с тихой улыбкой, очевидно, все понимая и думая: «Глупыш ты мой, глупыш!» Он наконец взглянул на официанта:
— Скажите, хватит ли у вас еды на двух таких голодных?
— О, понимаю! — неожиданно посерьёзнел тот. — В нашем городе могут понять по-настоящему проголодавшегося человека… Для нас вы — наижеланнейшие гости!
— Приятно слышать… Только как бы вы не пожалели о неосторожно сказанном.
Тамарин хотел было углубиться в карточку, но официант предупредил его:
— Нужно ли тратить время, если вы так голодны?.. Я назову фирменные блюда, и, уверен, они придутся вам по вкусу. — Жос и Надя одобрительно переглянулись. — Извольте послушать: могу предложить вам на закуску немного красной рыбки, салат и грибки. На первое — сборную солянку (она у нас выше всех похвал!). На второе — жаркое из барашка в горшочке; к нему цветная капуста в сухариках…
— Все! Умоляю, ни звука больше!
Надя подхватила:
— Да, да, материализуйте как можно скорей ваши гениальные идеи!.. Смилуйтесь над нами!
— О кофе и пломбире поговорим потом, — скороговоркой добавил Жос. — Фу ты, господи, Наденька, чуть не забыл совсем! Что же мы выпьем в этот наш светлый день?.. Шампанского, а?
— Если есть, полусухое.
— К вашему удовольствию.
— Тогда пожалуйста.
Официант исчез. Надя рассеянно взглянула на публику в зале, на приспущенные тяжёлые кремовые портьеры над большими светлыми окнами, на люстры.
— Мой рыцарь, вам не кажется, что мы попали в царство добрых и заботливых людей: в Петродворце — удивительный таксист-гид, здесь — официант… Вздумай я рассказать в Москве, и поднимут на смех: «Ты бредишь! В сфере „обслуги“ таких теперь нет!»
Жос постучал костяшками пальцев о подлокотник:
— Ваше величество, не говорите под руку: бегу звонить насчёт гостиницы.
— Господи, как я неосмотрительна! — Надя подёргала себя за ухо.
Тамарин вышел, но очень скоро появился в зале, и Надя все поняла:
— Глядя на вас, можно подумать, что мистер Стерн в Штатах построил махолёт и…
Жос попробовал улыбнуться:
— Моё известие не так ужасно… И всё же оно пакостное: «На сегодня мест в гостиницах нет!»
Надя взяла его руку, глядя в глаза, как обиженному ребёнку, стала гладить. Жос замотал головой:
— Теперь видите, душа моя, какое допустил я легкомыслие, пригласив вас в этот город-музей «без вида на жильё».
— Не огорчайтесь, Жос… Я бесконечно счастлива! Ну побродим до утра по Ленинграду…
— Хорошо бродить по Питеру, Наденька, зная, что в любой момент можешь вернуться домой и прикорнуть. Сам-то я — пустяки! А каково сознавать, что натрепался девушке, что все-то будет о'кэй — и музеи, и парки, и номера в гостинице, — а потом водить её до утра по пустынным улицам, видя, как бедняжка падает от усталости и клацает зубами. Нет, это не фасон!..
Тогда-то и появился рыжий добряк с уставленным яствами подносом:
— Будто и не задержался, а вижу: настроение у гостей помрачнело…
Жос поспешил заверить его, что причина не в нём. Тот, раскладывая закуски, сказал тихонько:
— А все же обидно, если у нас испортили вам настроение.
Тамарин спросил:
— Вы, как видно, коренной ленинградец?
— И этим горжусь!
— Нам и говорили, что коренные ленинградцы — отзывчивый народ.
— Надеюсь, у вас не появились основания оспорить это?
— Представьте, звоню сейчас официальным лицам, которые заверили меня — я им телефонировал из Днепропетровска, — что забронируют для нас места в гостинице, а мне вдруг говорят: «Простите, что так получилось, но на сегодня мест в гостиницах нет».
Официант вскинул глаза:
— Коренные ленинградцы так поступить не могли.
— Может быть, может быть… Но от этого не развеселишься.
— Постойте-ка! Как же вам помочь?.. Значит…
— Я — доцент вуза, моя спутница — филолог. Приехали утром, сразу же помчались в Петродворец, в Ломоносов — располагаем только субботой и воскресеньем. Были уверены, что ко времени возвращения в город с гостиницей уладится… И вот…
— Ясно. А идея такая: наш метрдотель — Владимир Александрович — обстоятельный и милейший человек. К нам пришёл недавно, работал прежде во Дворце молодёжи администратором. Там отличная гостиница, и у него там много друзей…
Молодые люди и вина не пригубили, а в груди потеплело.
— Большущее спасибо за участие, — сказал Тамарин, — только нас-то он не знает.
— А я скажу ему о вас. Ну, схитрю чуток, будто вы видели его раньше там, во Дворце молодёжи, и теперь, оказавшись в трудном положении, попросили через меня узнать, не поможет ли устроиться в гостинице. Вам ведь на сегодня и завтра?
— На сутки! Завтра вечером мы уезжаем.
— Так скоро?
— Понедельник — день рабочий. — Тамарин посмотрел на официанта с сомнением. — А все же как-то неловко… Так вот с бухты-барахты…
— Не беспокойтесь: я сделаю первый шаг и попрошу его к вам подойти.
Жос понизил голос:
— Мы, очевидно, должны его как-то возблагодарить?
Официант предостерёг жестом:
— Избави вас бог хоть намекнуть на это!
Тамарин пожал плечами:
— Хорошо, что предупредили. А то, глядишь, черт попутал бы…. Случается, и доброта людская имеет свой тариф.
— Не стану разубеждать, но наш метр — человек настоящий. Словом, первый ход за мной, а вы постарайтесь развеяться. Приятного вам аппетита!
Как ни голодны были наши герои, но последующие минуты они провели не столько наслаждаясь едой, сколько в ожидании метра. Все мысли сосредоточились на предстоящем разговоре. Метрдотель представлялся вальяжным, толстым, во фраке, с улыбкой опытного физиономиста. Через минуту Тамарин уже костил себя за то, что вовлёк официанта в их деликатные заботы. «А теперь вот нужно объяснять метру, просить… Чёрт возьми, как все это нелепо!.. Вот я учёный, лётчик-испытатель первого класса приехал на два дня в Ленинград не по службе — по своим душевным устремлениям: возьмите с меня те же деньги за номера в гостинице, как с иностранца, но не унижайте, не роняйте достоинства советского человека перед заморским торговцем галантереей!»
С такими мыслями Тамарин уставился в тарелку, делая вид, что занят её содержимым, и тут услышал:
— Приятного аппетита, милые гости!
Жос поднял глаза и увидел довольно молодого, худощавого человека в тёмном костюме.
— Простите, Владимир Александрович, что побеспокоили вас… — начал было с некоторым смущением Тамарин. Метрдотель остановил его взглядом потеплевших глаз:
— Ни о чём не беспокойтесь, обедайте, отдыхайте. Я скоро освобожусь и напишу записку Вере Александровне — дежурному администратору Дворца молодёжи, она вас устроит.
— О! Владимир Александрович, как мы вам благодарны!
— Вы — наши гости, и этим все сказано. Буду рад, если в Ленинграде вам будет хорошо.
Удивительный метрдотель исчез так же, как и появился — словно бы растаял в струйках дыма. Изумлённые гости несколько секунд молча смотрели друг на друга, потом Надя сказала:
— Это же кудесник!.. Хоть внешностью и похож скорее на комсомольского инструктора. Неужели будет так, как он сказал?
— Я никак не приду в себя. — Жос выразительно пожал плечами.
И тут появился официант с солянкой и, заговорщически улыбаясь, принялся разливать её по тарелкам. Он тихо спросил:
— Ну как вам наш метрдотель?
— Выше самых добрых наших ожиданий! На мой взгляд, Владимир Александрович — лучший из метрдотелей нашего времени!
— Вот, — довольно кивнул Тамарину официант, — выходит, есть и среди нашего брата настоящие люди. Увидите, он все сделает, как сказал.
— И вам уж такое спасибо за идею, за помощь! По сути, вы и есть самый отзывчивый человек!
— Я — ленинградец! — расплылся официант. — Впрочем, как и он!
Довольные обедом и ещё более возбуждённые тем, что все улаживается с гостиницей, Жос и Надя вышли на Садовую улицу. Записка от метра была у Тамарина в кармане, но в ней, собственно, значилось, как проехать к Дворцу молодёжи. Прощаясь, Владимир Александрович сказал: Вера Александровна о вас уже знает.
Подвернулось такси, и молодые люди помчались сперва на вокзал за вещами, а когда ехали к Дворцу молодёжи, Тамарин попросил шофёра свернуть к ближайшему рынку. Надя не сразу догадалась, зачем.
— Пойдёмте, пойдёмте со мной, — пригласил он.
Цветочный ряд полыхал множеством ярчайших красок. Метровые гладиолусы светились багряным бархатом разверстых своих пачек: розовощёкие, лиловые, оранжевые георгины, геометрически безупречные и отпугивающе-красивые, как распомаженные красотки; астры, целые клубления астр, привлекающие к себе многообразием радужных цветов и оттенков, пышно-игольчатые и застенчиво-скромненькие, как замарашки девочки; и флоксы — вездесущее буйство сиреневых, белых, нежно-розовых и пурпурных флоксов, будто бы дымящихся в своём неистовом цветении, источающих волнующий аромат; и розы…
Особенно приглянулись Тамарину почти белые с чуть розоватым оттенком. Их темно-зелёная, поблёскивающая зелень ещё ярче выявляла чистоту и свежесть полураскрывшихся бутонов, нежно-ароматных и милых.
— Купите, кавалер, мои цветы, — сказала худенькая старушка, — они местные, сегодня я только их срезала… Лучше этих здесь вы не найдёте.
— Они прекрасны, как грудь юной девы! — сказал как бы про себя Жос. Седовласая женщина в старомодной шляпке, чуть заметно улыбнувшись, посмотрела на Надю. Надя, счастливая, глядела на цветы.
Жос покупал и покупал розы, а Надя, радостно смеясь, взывала к нему, чтоб он прекратил безумствовать. Но он делал вид, будто не слышит. Когда же наконец они направились к машине, Надиного лица не было видно за охапкой бело-розовых бутонов.
Через десять минут они поднимались в лифте молодёжной гостиницы: Надя на 5-й этаж, в 506-й номер, Жос на 6-й, в 612-й. После часового отдыха договорились отправиться бродить по Ленинграду. Затем намечено было посетить вечернее кафе, выпить коктейль, потанцевать, и им казалось, что впереди у них ещё бездна счастливейших минут — целых 24 часа!.. Они любили друг друга.
Глава третья
В конце лета Тамарин улетел на юг в командировку, а в начале сентября от него на имя Стремнина пришло обстоятельное письмо.
4 сент., 197… г.
«Дорогой Сергей!
Вчера был на Узун-Сырте, переполнен впечатлениями, а поделиться не с кем: мужики вокруг бесчувственные и воспринимают все (кроме выпивки) как чудачество или уход в детство.
На горе — всесоюзные соревнования дельтапланеристов. Съехались парни с аппаратами (штук тридцать дельтапланеров, а людей — не счесть!). Вдоль шоссе Феодосия — Планерское выстроился палаточный лагерь — целая улица.
Погода соревнованиям не благоприятствует: продолжительные норд-осты со скоростью 15 — 20 метров в секунду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45