И тут уж, будто зубами вцепившись в это звание, удержала за собой его и в последующий год. Она продолжала летать с той же юношеской страстью, а сознание, что девчонки помоложе наступают на пятки, только сильнее воспламеняло её страсть быть первой.
И вот настала осень… Осень того года, о котором мы ведём свой рассказ. Авиаспортсменкам, вошедшим в сборную Союза, было уже известно, что в институте успешно проходит лётные испытания новый акробатический самолёт, специально созданный для международных соревнований, и, естественно, каждой из лётчиц мечталось освоить его как можно скорее. Но Вера и мысли не допускала, что не полетит на нём первой, когда он появится в аэроклубе.
Кому, как не ей, было знать о делах с испытаниями этого самолёта. Каждое утро она видела, как известный лётчик-испытатель Георгий Тамарин с явным наслаждением кувыркается на нём почти над центром аэродрома! И надо же было случиться такому отчаянному предначертанию: именно её кумиру было доверено провести испытания этой машины!.. Боже мой, что творилось в её сердце, когда она видела из окна лаборатории эту машину в синеве осеннего неба, зная, что в кабине её наваждение!..
А тут, как на грех, по графику подошло время отпуска, и нужно было ехать, и она так беспокоилась, что может потерять спортивную форму, что могут возникнуть интриги, в результате которых, пока она будет в отъезде, её оттеснят от полётов на новой машине… От этой мысли её трясло, как в малярии. Честолюбие в ней хлестало через край — годы «купаний в славе» подогрели его ещё пуще!.. Да и не могло быть иначе. Она была чемпионкой, а чтобы в современном спорте стать лидером, нужно быть во многом личностью необыкновенной, уметь жертвовать абсолютно всем ради достижения наивысшей спортивной отметки. Именно такой она и была — неистовой и безгранично целеустремлённой, гордой и жертвенной.
Но можно ли погасить в сердце неугасимое?.. Ей, во всяком случае, этого никак не удавалось. Самолюбивая до крайности, жестоко убедившая себя, что она Тамарину не пара, что не может вызвать с его стороны к себе ответного чувства, она изо всех сил старалась не выдать себя, когда сталкивалась с Тамариным в институте.
А как же Жос Тамарин?.. Догадывался ли, что отчаянная рекордсменка к нему неравнодушна?.. Нет. Он о ней толком никогда и не думал.
* * *
Небольшой двухместный самолёт — кресла лётчиков одно за другим — оказался приятным в пилотировании. Облегчённый насколько возможно, он имел самое простое управление (без автоматики), на приборной доске его было несколько самых необходимых приборов, сиденья снабжены надёжными привязными ремнями, а в качестве средства аварийного покидания предусматривались обыкновенные пилотские парашюты. Словом, это был простой спортивно-пилотажный самолёт, лёгкий и достаточно мощный для своего веса, созданный специально для участия наших авиаспортсменок в международных соревнованиях по высшему пилотажу.
Тут ещё выдалась отличнейшая погода — стояла золотая осень с утренними лёгкими заморозками и ясной чистотой голубого неба. Жос приезжал на аэродром к восходу солнца и успевал за день сделать два, а то и три полёта, желая не упустить погоду. Никаких проблем не возникало, и за две недели программа испытаний подошла к концу. Предстояло ещё полетать с лётчицами из сборной, помочь им освоить новую машину.
Конечно, работа оказалась напряжённой, а тут начались его лекции в вузе, так что за это время Жос даже осунулся.
— Что-то ты, друг, худеешь? — спросил его в лётной комнате Николай Петухов.
Жос буркнул с усмешкой, не отрываясь от книжки:
— Довожу себя до кондиции, по Свифту лишний вес сгоняю.
— Это как?
— Проще простого: рекомендую всем безобразно толстым. Опять же, и деньги целей, и торговой сети мороки меньше!
— Не тяни кота за хвост!
— Ладно уж, запоминайте: в понедельник первой недели — не ем, только пью. В следующую неделю — голодаю и понедельник и вторник. В третью — прихватываю к ним пятницу и субботу. В четвёртую — только пью…
— Голую?.. Без закуски?.. — осклабился Хасан.
Здоровячки захохотали, а Жос метнул на Хасана взгляд, но тут же улыбнулся:
— Без оной.
— Ну и как?
— Как, как?.. Чувствую себя новобранцем: или есть хочется, или с девчонками играть в жмурки!
Лётчики смеялись: по части игр с девчонками Жос всегда был не промах, и вряд ли испытывал необходимость голодать по методу Свифта. Никто, конечно, не знал о том, насколько Жос был влюблён в Надю.
Тамарин так и не смог оторваться от испытательных дел в институте и преподавательских в вузе, чтобы выбраться с друзьями на Эльбрус. Да и Стремнин, Отаров и Веселов выехали туда с обязательством вернуться через неделю.
С погодой им повезло. Дни в горах стояли чудесные, снега сверкали всей неистовостью солнца и небесной синевой, а воздух, насыщенный озоном, был звеняще неподвижен. Катаясь на лыжах у Приюта одиннадцати, они увидели человека, готовящегося к полёту на дельтаплане. Лётчики приблизились, но не настолько, чтобы смущать парня своим любопытством. Парень в оранжевом костюме и чёрных очках, держась обеими руками за перекладину, приподнял над собой серебристый треугольник парусиновых крыльев и побежал вниз по отлогому склону.
Первая попытка ни к чему не привела. Задохнувшись от быстрого бега, он постоял немного, потом развернул аппарат остриём в гору и, скрывшись под крылом, стал медленно подниматься к исходному месту. Сверху казалось, что это гигантская бабочка, нервно вздрагивая серебром откинутых назад крыльев, лениво ползёт в гору, шевеля тоненькими рыжими лапками.
Но вот «бабочка» достигла намеченной точки, неуклюже припадая на крыло, развернулась… И опять под крылом появился человек в оранжевом костюме. Теперь бы никому и в голову не пришло, что чудовищных размеров бабочка держит в своих лапках человека: прекрасно было видно, что человек держит над собой большие крылья, похожие на крылья ночной бабочки. Человек этот был смел, энергичен и полон желания летать. И он снова, обхватив руками перекладину, помчался под уклон. И сердце его наверняка сжалось от восторга и страха, когда он почувствовал, что оторвался от земли… И тогда, отдаваясь восторгу и гася в душе страх, он отжал от себя перекладину, стал задирать крыло на большой угол… Уж очень хотелось взмыть в самое поднебесье… Но упрямое крыло, тут же потеряв под собой воздушную опору, заколыхалось, обвисло и, накренившись, плавно опустило человека на уплотнённый снег.
Когда оранжевый человек и после этой попытки был вынужден ещё раз поднять дельтаплан к месту старта, к нему подошли наши лётчики-испытатели, поздоровались. Чуть повернув к ним голову, он хмуро кивнул.
— Напрасно так резко «задираете» крыло, — позволил себе заметить Серафим Отаров, а Веселов добавил:
— Попробуйте планировать отлого, держась сперва параллельно склону, и всё будет о'кэй!
Не зная, что перед ним видные испытатели сверхзвуковых «дельтапланов», воздушный спортсмен словно бы пропустил мимо ушей их слова и стал разбегаться вновь. Замелькали подошвы, вздулась двумя флюсами ткань треуголки, и человек, повиснув на перекладине, оторвался…
— Ай да молодец! — весело переглянулись лётчики. — Что значит послушаться дельного совета!
И в самом деле: дельтаплан заскользил отлого, ровно, и ничто, казалось, не могло помешать его красивому полёту. Испытатели неотрывно следили за ним, и, может быть, каждый из них в этот момент позавидовал оранжевому человеку.
Но вот склон горы пошёл круче вниз, и дельтаплан воспарил над ним метров на тридцать… И тут летящий словно бы забоялся высоты. Во всяком случае его крошечная фигурка, хорошо просматриваемая в прозрачном воздухе, как-то замельтешила, заколыхалась беспокойно… А дельтаплан, как конь перед оврагом, вдруг вздыбился, качнулся, кренясь, и… кувырк!.. Рухнул. Дымком взметнулась снежная пыль. А когда осела, ошарашенные лыжники увидели на месте падения как бы гору серебряных монет.
Оцепеневшие было ноги вдруг пришли в движение, когда лыжники ринулись вниз.
Оттащив в сторону полотно, они сперва не увидели дельтапланериста: так глубоко зарылся он в снег. Все же извлечённый из снега, он открыл глаза. Все трое наклонились над ним:
— Ну как?
Но он их изумил. Бледные щеки стали медленно розоветь и расплываться в блаженную улыбку, а губы, сперва беззвучно, потом чуть слышно прошептали:
— Если б вы знали, как это прекрасно!
Лётчики переглянулись: «Спятил, что ли?!» Стремнин потормошил парня за плечи:
— О том, что это прекрасно, мы знаем и сами. Ты сам-то как?.. Не поломал кости?
— Поломал — срастутся! — стиснул губы оранжевый парень, и лицо его опять стало светлеть, и появилась на нём тихая улыбка: — Как это прекрасно! — пробормотал он, но, попробовав встать, застонал.
Воспользовавшись гнутыми трубами и полотном, лётчики сладили волокушу, уложили на неё человека в оранжевом костюме и тронулись к Приюту одиннадцати.
Глава четвёртая
Вере все же пришлось уехать на юг, хотя она и знала, что в её отсутствие кое-кто из девчонок поторопится облетать новый самолёт, чтобы выиграть в темпе, получить преимущество. Но чемпионка предусмотрела все и заручилась клятвенным обещанием приятеля вызвать её телеграммой в любой час суток, как только станет известно о назначении полётов на новой машине.
Она ведь и мысли не допускала, что позволит себя опередить, живя идеей высшего спорта: «Вперёд, вперёд, все безупречней, смелей, ярче!.. Снова, снова, ещё сто раз без устали!.. Ни дня передышки!..» А уж достигнув самого верха — держись! Ох, как не легко удержать успех!
Не прошло и недели, как «сигнал» ею был принят, и она, преисполненная спортивного азарта и даже некоторого злорадства, — мол, вы меня не ждёте, а я вот она — пред вами! — прилетела ближайшим рейсом и явилась прямо из аэропорта в аэроклуб.
Ах, как она боялась опоздать!..
Не опоздала! Явилась как раз вовремя, когда её соперницы уже обхаживали только что прилетевший новый акробатический самолёт, подгоняя по росту привязные ремни. Но Вера была не из тех, кто может обидеться и отойти в сторонку, она умела отстаивать своё первое место и тут в мгновение ока оказалась первой в строю тех, кто должен был летать.
Между руководством аэроклуба и дирекцией завода, откуда поступил самолёт, было обговорено, что в первых полётах авиаспортсменок примет участие Георгий Тамарин — лётчик-испытатель, всесторонне испытавший новую машину, освоивший её в совершенстве и изъявивший желание ознакомить с нею лётчиц в воздухе.
— Ну что ж, Вера!.. Ты проявила завидную мобильность, вернувшись даже из отпуска, — полетим с тобою первой! — сказал Жос Тамарин, засветившись своей лучезарной улыбкой. — Покажи-ка, ветеранка, сохранила ли ты и в воздухе такое проворство?
Девчонки в строю расхохотались: им-то очень пришлась по вкусу добродушная подначка лётчика-испытателя. А Вера, чуть побледнев от слова «ветеранка», закусила до крови губу и отвернулась, надевая парашют: «Ладно, задавака, я тебе покажу, как делается высший пилотаж!.. Ты у меня запросишься на землю!..»
Она уселась впереди, на пилотском сиденье, он за нею, на месте инструктора. Условились, что взлетает и пилотирует сперва он, а потом передаёт ей управление, и она пробует выполнить комплекс фигур, который сочтёт нужным, чтоб получить представление о новой машине.
Через две минуты они уже находились в пилотажной зоне, левее зелёного аэродромного поля, как раз над излучиной реки. Солнце светило сбоку, и самолёт прекрасно был виден оставшимся на земле пилотажницам, на лицах которых всё ещё была заметна досада, вызванная внезапным Вериным появлением.
А между мужчиной и женщиной в воздухе сперва установилось молчание. Первым заговорил он.
— Начнём… Как видишь, аэроплан премилый! Вот, учись, девушка… — подтрунивал он над ней. — Делаю управляемый двойной переворот… Вот… Теперь вправо… Скрипка — не машина! Рулями и двигать не надо: только подумай, а она уже вращается!.. Ну вот. Теперь наберём чуток высоты… Так, достаточно… 2000… Сделаем по два витка штопора влево и вправо… Ты, горлица, присматривайся, как самолёт ловко штопорит… Полюбуйся, как мило получается… Вот скорость гаснет… Даю ногу вправо… Ать!.. Раз — виток, два — виток… Хватит!.. Да он, миляга, и выскочил, как пробка из бутылки шампанского… Теперь сорвёмся вправо… Как видишь, поведение самолёта и здесь, в правом штопоре, аналогичное… Фи-ить, фи-ить… два витка — хватит… Теперь пикируем и выходим на иммельман… Вот так, ещё, ещё и… ать! Перевернулись в верхней точке и вышли точнёхонько на обратный курс… Будем здоровы!
Тамарин выполнил этот несложный каскад фигур слитно и безупречно, как профессиональный лётчик-испытатель. Она не заметила в его пилотировании каких-либо погрешностей. И всё же злорадно улыбнулась, понимая, что до рекордсмена по высшему пилотажу ему очень далеко. Она не сказала, впрочем, ни слова, выжидая нетерпеливо, когда он кончит «эту парковую карусельку для послушных деток», и кипела яростным желанием покрутить так, чтоб он сказал ей: «Мамонька, я больше не хочу, мне страшно!»
— Ну что ж?.. Бери управление и начинай. С чего начнёшь? — спросил он деловито.
— А вот… — воскликнула она дерзко, и это не ускользнуло от него. И в тот же миг Тамарин почувствовал, как ручка управления, которую он отпустил, связанная шарнирно с такой же ручкой, которой она теперь управляла из своей кабины, больно ударила его по кисти, а самолёт мгновенно оказался на спине. Жос ощутил, как повисает на ремнях, и успел подумать, что надо бы потуже их притянуть… «А то как бы эта лютая чемпионка не вышвырнула меня из кабины!» Но удержался, не проронил ни слова.
Ему пришлось судорожно схватиться обеими руками за боковинки кресла: самолёт, чуть разогнавшись в полёте «на спине», взвился полупетлей вверх, и создалось мерзостное ощущение, будто тебя схватили за плечи и яростно вырывают из кабины… Жосу никогда не приходилось делать обратных полупетель — в испытаниях тех серьёзных самолётов, которыми он занимался, этого и не требовалось, — так что несколько секунд нового ощущения не пришлись ему по вкусу, однако, стиснув зубы, он не шелохнулся. В это время самолёт, заканчивая обратную полупетлю, вывернулся через нос вверх и оказался в нормальном положении: солнце заблистало сверху, земля успокоилась на своём месте, внизу… Но уже в следующую секунду, мгновенным переворотом через крыло с такой большой перегрузкой, что голова мотнулась, будто в стремлении оторваться, его дама опрокинула самолёт опять навзничь, чтобы тут же ввести в полную обратную петлю, для чего лихо крутнула через крыло в обратную сторону и, чуть зафиксировав горизонтальное положение, отдала энергично ручку от себя. Он ощутил тошнотворное состояние и ещё эту ноющую боль в паху, знакомую по отрицательным перегрузкам, а самолёт, пройдя отвесное положение, опрокинулся на спину снова. Земля, как бы прогнувшись над головой, скользнула назад и скрылась, и в глаза опять ворвалась синева. Ремённая «упряжка» до боли врезалась ему в плечи, и он забеспокоился не на шутку — выдержат ли ремни!.. Кровь так сильно прилила, что в голове помутилось и дух перехватило. И в этот же момент самолёт, завершив обратную петлю, вышел носом на горизонт и замер, обращённый к солнцу.
Но эта дьяволица — он и не так успел ругнуть её про себя! — и трехсекундной передышки не дала машине: отклонив ручку управления вправо, она заставила самолёт бешено завертеться через крыло в тройной «бочке»… Только отчётливо свистнули в такт оборотам напряжённые консоли: фью-ить… фью-ить… фью-ить… И, так же резко остановив вращение, с не меньшим ожесточением закрутила «бочкой» самолёт в другую сторону.
Притиснув подбородок к груди, Тамарин зыркнул на консоли крыльев и увидел, как с них сорвались дымчатые струи вихрей. Он чуть не заорал; «Эй, чертовка, поосторожней, сломаешь самолёт!» Но помешали гордость и мужское самолюбие.
Если бы он в тот момент мог себе представить, какую совершает ошибку!.. Что угодно обязан был сделать, чтобы прекратить её дикие фигуры: отнять управление, выключить двигатель!.. Увы, он сумел лишь выдержать характер перед неистово торжествующей женщиной — показал, что и он настоящий мужчина.
Она же, все больше входя в азарт, на одной из последующих фигур так рванула ручку на себя, что стрелка перегрузочного прибора взметнулась за красную черту, да и зашкалилась… Двенадцатикратная перегрузка скрючила их тела, втиснула в кресла, закрыла веки, и в тот же миг они с поразительной ясностью услышали металлический хруст…
С земли было видно, как от самолёта отлетел и закувыркался в воздухе кусок консоли крыла… Самолёт стал наклонно падать, теперь уж медленно вращаясь…
Жос мгновенно понял, что самолёт неуправляем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45