Приходилось решать, что делать с фото и досье, которые сейчас лежат на столе.Два дня назад из министерства внутренних дел Муратову привезли и передали досье на депутата Государственной Думы господина Марусича. Ряд розыскных дел, которые вела милиция по преступлениям, предусмотренным уголовным кодексом, вывели на Марусича, как на организатора, подстрекателя, пособника и даже исполнителя противоправных деяний.Уже вчера в полдень Муратову позвонил Волков. Поразил своей осведомленностью.— Геннадий Михайлович, по-моему, у тебя лежит дело на Марусича. Мой совет — спиши ты его в архив к чертовой матери. Это хитрая и грязная интрига, в которой крайним окажешься ты. Если интересно, при встрече расскажу подробно.А к вечеру из ФСБ привезли кипу фотографий. Сделанные на загородной даче, в сауне, бассейне, в роскошных апартаментах, они зрительно подтверждали близость Волкова и Марусича, их совместное участие в оргиях в обществе дам вольного поведения.В конце-концов ничего криминального в подобном поведении генерала Муратов не усматривал. Хотя посещение бани с дамами не просто проявление пристрастия к чистоте, все же это не дело общественности, а супружеской генеральской четы. Но Муратова беспокоило другое. Его мог вызвать президент. Как обойтись с беспутным членом коллегии МВД мог решать только он сам. Однако в разговоре неизбежно встанет вопрос о том, что делать с Марусичем. И ответить на него по совести Муратов не мог. Документы, собранные в досье, убедительно свидетельствовали — депутат не только растленный в моральном отношении тип, он — преступник. Его надо привлекать к суду. Но такая строгость стала бы прецедентом нарушения федеральных законов. Депутат, даже если он убийца и вор, для правосудия неприкосновенен. Наказать генерала за блядки и не тронуть депутата-преступника — разве это справедливость?Муратова уже давно не обманывала строгая фразеология российских юридических документов. Самые очевидные положения законов скрывали в себе массу лазеек, позволявших преступникам уходить от ответственности.Казалось бы статья четвертая уголовного кодекса «Принцип равенства граждан перед законом» должна стать краеугольным камнем демократичности в привлечении преступников к суду. В ней черным по белому записано: «Лица, совершившие преступления, равны перед законом и подлежат уголовной ответственности независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств».
Прочитаешь и можно слезу уронить. Тем не менее, едва дело касается практики применения закона, то выясняется, что другими актами государства из под уголовной ответственности выведены многие члены правительства, члены Совета Федерации, депутаты Государственной Думы. Вот и думай, как соблюсти остатки собственной чести, показать всем свою приверженность к демократии и одновременно высокую государственную строгость.Прикрыв папочку с фотографиями, Муратов щелкнул интерфоном, вызывая заместителя.— Петр Анисимович, зайди.— Иду.Катков сразу уловил обеспокоенность в голосе генерального. Должно быть что-то свалилось на шефа, а поскольку неприятности на начальство обычно валятся сверху, Муратов сейчас обязательно постарается распределить порцию бяки на своих замов в равной доле. Конечно, бывают и такие дела, когда в силу секретности (а в прокуратуре, как известно, имеется немало тайн) для сохранения поступивших сведений их сообщают только самому ограниченному кругу лиц. Катков в этот круг входил во всех случаях.Впрочем, как бы там ни было, Катков и сам с утра собирался зайти к шефу не с пустыми руками. Вчера вечером ему со стороны подкинули «ежика» и что с ним делать без совета с Муратовым он решить не мог.Когда Катков вошел к шефу, тот прохаживался в раздумии по кабинету, словно измерял его шагами.Они поздоровались.— Сядь, — предложил Муратов заму и показал на стол, где лежала синяя папка. — Почитай. Потом обсудим.Катков открыл корочки и увидел большую черно-белую фотографию. Бросил на неё быстрый взгляд и сразу перевернул. Ниже лежала вторая. За ней — третья…Вообще-то Катков видел и не такое. Через его руки проходили крутые дела изготовителей порнофильмов, в которых гадкие сцены перемежались сценами отвратительными, но здесь имело место другое. Главного персонажа, который фигурировал на всех снимках, он прекрасно знал и было потому нечто постыдное в разглядывании голого члена кабинета министров, который ни ладошками, ни фиговым листком не прикрыл ни одной из висячих, лежачих и стоячих деталей интима и походил в этом отношении на фавна, резвившегося в обществе обнаженных граций. Ко всему Катков ощущал, что за ним с интересом следит генеральный, а подглядывать в замочную скважину, даже если возле неё тебе любезно уступили место, занятие не очень почтенное.Быстро проглядев снимки и бумаги, Катков закрыл папку.— Что скажешь? — спросил Муратов.Нейтральность тона, каким был задан вопрос, плохо маскировала явный интерес генерального.— Похоже, снимки подлинные. Это раз. Но надо, чтобы их проверила экспертиза…Катков был готов назвать и второе и третье свое соображение, но Муратов его перебил.— Что будем делать?Катков вздохнул.— С утра я собирался зайти к вам по этой же причине. Вчера мне звонил Волков.— Так-так, — Муратов удивленно вскинул брови. Сообщение добавляло в интригу новые краски. — И что?— Просил предупредить вас, что прокуратуру с делом Марусича пытаются грубо поставить. Дело не имеет под собой объективных оснований. Оно насквозь политическое и нужно хорошо понять, что ничего кроме скандала в обществе не вызовет.— Он намекал на фотографии?— Нет. Больше того, сейчас я думаю, он о них даже не знает. Больше того, он скорее всего не в курсе, что его разговоры писали…Муратов с удивлением посмотрел на Каткова.— Это точно?— Мне передали некоторые пленки.— И что там?— Вот. — Катков вынул из кармана кассету. — Хотите послушать?Запись была не лучшего качества, поскольку голоса звучали на фоне льющейся воды. Как видно, беседа происходила все в той же сауне, где делались и снимки приверженного к телесной чистоте Волкова.— Анатолий…— Это голос Марусича, — пояснил Катков.— Анатолий, я все думаю, как удобнее оформить наши финансовые отношения. Может быть жену оформить как бы за прочтение лекций? Дело ведь идет о сущем пустяке. Меня интересуют только свежие документы из твоей канцелярии. Ты подумай и сразу не отказывайся. Или не хочешь с этим связываться?— Да не то что не хочу. — Муратов узнал голос Волкова. — Просто мне как-то это…— Не по душе? Я понимаю. Но, если подумать, ничего в этом нет. Милое дело. Документы остаются у тебя, мне только ксерокопии. — Марусич засмеялся, и его смешок показался Муратову гаденьким. — И лекцию, оказывается, ты у нас прочитал… Впрочем не ты — жена…— Жена у меня не юрист.— Ну и что? Кто знает-то? Ты подумай — речь ведь всего о ксерокопии. Шапочку, где там номер и гриф «Секретно», прикроешь маской. А жену я официально оформлю на чтение лекций.— Значит, я просто буду отдавать тебе ксерокопии?— Только и ничего больше.— Заманчиво.— Значит договорились? Молодец, ты принял правильное решение. — И тут же уже другим, веселым тоном, Марусич позвал. — Симочка, иди, детка сюда. Садись ко мне на колени. Ой, ой, осторожно…Катков выключил магнитофон.— Дальше, Геннадий Михайлович, порнография…Муратов задумчиво заходил по кабинету. Остановился у окна, посмотрел в него. Отошел. Повернулся к Каткову.— Как думаешь, какой смысл в том, что нам это подбросили? Если ответить на этот вопрос, можно понять в чем дело.Катков скептически усмехнулся.— В такой же мере если ответить кто стал инициатором, можно понять зачем это сделано.— Хорошо, попробуем решить сразу оба вопроса: кто и зачем?— Зачем — это ясно. Расчет на то, что мы засуетимся и поспешим дать ход делу.— Коль скоро источник из ФСБ они и сами могли заняться этим делом.— Думаю, им этот материал подкинули как кукушонка из МВД.— Смысл? У них есть своя служба внутренней безопасности. Могли также возбудить дело по своим каналам. Без афиширования.Катков понимал — Муратов и сам может ответить на все вопросы, да скорее всего уже и ответил, но как всякий солидный юрист старается проговорить версию со всех сторон, чтобы не оставить без внимания ни один нюанс, ни одну сомнительную деталь.— Служба внутренней безопасности — это контора внутри ведомства. Волков — человек Чибисова. Сейчас положение у Чибисова довольно шаткое. Ему нет никакого резона раскачивать собственный стул, выбивая из под него такую ножку, как Волков. А чиновник, который все это дело нащупал понимает, что замахнуться на начальство без плохих последствий для себя не может. Если столб подпирает чью-то крышу, валить его бывает опасно.— Зачем же тогда он передал материалы и нас и в ФСБ?— Могут быть две причины. Первая. Человеку выгодно сделать бяку Волкову. В случае, если генерала уберут, пойдут перестановки и кто-то, вполне возможно, просчитал для себя вакансию.— Второе?— Человек искренний и честный. Видит грязь вокруг себя и решает о ней сигнализировать…— В каком случае больше шансов на точность?— В первом. Даже в варианте с честным сотрудником фактор выгоды нельзя отбрасывать.— Почему ФСБ сбросило материал нам?— Не думаю, что они примут такую формулировку. Если возникнет подобный вопрос, они ответят: мы прокуратуру проинформировали, поскольку дело касается человека неординарного, но по своей линии уже ведем проверку.Муратов аккуратно совсем по-интеллигентному выругался, пробормотав нечто словесно неопределенное, но по смыслу конкретное.— Так что мы в таких условиях будем делать? Вполне возможно, этим вопросом может поинтересоваться президент или премьер.— Вопрос…Катков задумался.— Может выйти с докладом? — Муратов размышлял вслух. — Сработать на опережение?По тону его вопроса Катков понял — сам он так не думает. Лишь зондирует почву.— Не стоит, Геннадий Михайлович. Скорее всего материал из МВД уже подкинули администрации.— Допустим, что так. Тогда нас могут спросить: почему не доложили сразу, едва вам стало известно?— Геннадий Михайлович, о Марусиче такого вопроса не зададут. Это не та фигура. А если спросят, то вы получили материал и передали мне для изучения. Только потом будет принято решение.— Черт с ним, с Марусичем. Спрашивать будут о Волкове. Он член коллегии силового министерства…— С ним ещё проще. Бросать тень на такого человека, даже если у нас есть какие-то фото, не дело прокуратуры. Мы приняли отпечатки и передали их на экспертизу. До получения результата поднимать тревогу нет причин.Катков, излагая свою точку зрения, ни на миг не сомневался, что генеральный уже просчитал варианты и лишь проверяет свои выводы мнением заместителя. То, чем они занимались, относилось к категории аппаратных игр высокой сложности. Касайся подобный компромат чиновника с низших ступеней власти, проблем не возникло бы. Но член коллегии МВД, если делать сравнения, это кит в море развитой демократии. А охота на китов, как известно, запрещена международными конвенциями.— И еще, — Катков задумался, подбирая выражения, — было бы неплохо, если о деле могла узнать пресса…Муратов отпустил матюга. Что поделаешь, генеральный прокурор — человек (хотя вполне возможно, что со знаком плюс и минус одновременно). А коли так, ничто человеческое ему не чуждо. Катков скромно промолчал. Муратов положил руку на грудь и погладил место, под которым билось сердце. Сказал задумчиво:— Утром слегка прихватило.— Спазм, — с видом знатока поставил диагноз Катков. — Говорят, его хорошо снимает коньяк. Черчилль себе никогда не отказывал в коньячке, вот и прожил девяносто три года…— Девяносто один, — поправил Муратов, — но дело не в этом. У тебя сейчас не спазмит?Катков понимающе улыбнулся. Тронул грудь.— Разве что ради профилактики?— Прекрасно, так и сделаем.Муратов открыл сейф, вынул бутылку кизлярского коньяка. Достал два хрустальных стаканчика. Аккуратно, с видом священнодействующего жреца, наполнил их. Они выпили не чокаясь. Катков блаженно зажмурился и почмокал губами. Муратов погладил грудь, стараясь понять стало ему легче или стоит принять ещё одну рюмочку. Решил, что подействовало. Убрал бутылку в сейф. Показал Каткову на стул.— Присядь. Что касается прессы, мы на контакт с ней не пойдем. Вот увидишь, в какой-нибудь из газет эта история выскочит ни завтра, так послезавтра. Или я ни хрена не понимаю в происходящем… * * * С утра Алексей зашел в гараж. У машины барахлил стартер, и он договорился на работе с механиком, чтобы тот заодно покопался и в двигателе. Завести машину с отказавшим стартером было бы трудно и Алексей обратился за подмогой к соседу.— Будь другом, Петрович, выдерни мой рыдван из гаража.— Алеша! — Сосед зашелся от возмущения. — Что за разговор: будь другом… Это что, услуга? Мы же с тобой…Петрович развернул «жигуль», поставил задом к боксу Алексея, притормозил.— У тебя свой буксир или мой достать?Алексей весело хохотнул.— Чтобы все оказалось вроде того: выдерни меня из гаража своим тросом и налей бензинчику, чтобы уехать.Алексей быстро вытащил из багажника нейлоновый шнур — стропу от грузового десантного парашюта. Накинул петлю на буксирный крюк, завязал узел. Махнул рукой — тяни!«Москвич» тронулся и медленно выполз из бокса. Алексей шел слева, через переднее открытое стекло руководя движениями машины. Когда она вся оказалась снаружи, махнул рукой, крикнул: «Стой!» и заскочил в гараж, забрать с верстака свою сумку.В этот миг раздался оглушительный взрыв. Железная дверь с грохотом захлопнулась. Алексей оказался в кромешной тьме. Придерживаясь стенки, чтобы не упасть в смотровую яму, не понимая что же произошло, он добрался до выхода и плечом надавил на дверь. Она открылась.Зрелище, представшее перед его глазами, заставило его длинно и крепко выругаться. Синий «Москвич» — чудо-машина, верно служившая человеку ровно пятнадцать лет, выглядела рудой рваного металла, который дымился вонючей копотью. Ошарашенный происшедшим Петрович сидел в своем «жигуле», боясь из него вылезать.От сторожевой будки к месту взрыва бежал сторож гаража отставной капитан-автомобилист Сопелко. На бегу он орал:— Все целы? Никто не пострадал?К машине, распоротой и развороченной, подбежали несколько человек, до этого возившихся в боксах возле своих машин. Они побросали все дела и примчались поглазеть на происшествие. Потом сгрудившись стояли вокруг дымившейся кучи металлолома, качали головами, глубокомысленно произносили: «Да-а, ни хрена себе, разнесло!» И можно было понять, что каждый примерял несчастье на себя: что было бы с ним самим, а он ко всему бы оказался рядом, а ещё хуже — в самой машине. Гадали: кому и зачем понадобилось делать закладку в старый «Москвич». И каждый делал свои выводы, хотя вслух догадками никто не спешил делиться.Что произошло — видели все, но объяснить как бомба оказалась в машине не мог никто. Даже сторож Сопелко, старательный и бдительный страж гаража. На посту он не пил никогда, и, если надирался то только после смены. Поэтому Алексей не сомневался, что чужие люди беспрепятственно пройти в гараж не могли. Да и по виду Сопелко — удивленному, ошарашенному, можно было судить — взрыв для него такая же неожиданность, как и для других.Первым в реальное время вернулся Алексей. Спросил сторожа:— Кто здесь был?Тот правильно понял вопрос.— Из чужих — никого. Только свои.— Так и никого?— Э-э, — память восстанавливала события мучительно трудно, — э-э… Да, два хера из пожарной инспекции…— Ты же всех своих знаешь, кто они?— Это были незнакомые. Из центрального управления.— Видел, что они делали?— Обошли гараж. Проверили огнетушители. Ящики с песком. Все время на моих глазах…Алексей посмотрел на часы.— Ладно, поступай как положено в таких случаях, а мне некогда. Еду на работу.— Э-э, ты должен остаться до прибытия милиции…— Извини, никому я ничего не должен. Милиция ни машины не вернет, ни зарплаты не выдаст… Перебьются без меня.Алексей повернулся и не оглядываясь на останки своего боевого коня, двинулся из гаража к троллейбусной остановке..Весь день его никто не тревожил. Он ждал звонка из милиции, но вызова не последовало.Вечером Алексей направился прямо домой, решив не заезжать в гараж. Видеть свой раскуроченный «москвичок» желания не было никакого.Хмурый и злой, Алексей втиснулся в переполненный вагон метропоезда и закачался вместе с остальными пассажирами.Перед очередной остановкой поезд резко тормознул. Вагон дернулся. Толпу, набившуюся внутрь до отказа, ещё больше сжало. Привыкшие ко всему, люди не выражали вслух неудовольствия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Прочитаешь и можно слезу уронить. Тем не менее, едва дело касается практики применения закона, то выясняется, что другими актами государства из под уголовной ответственности выведены многие члены правительства, члены Совета Федерации, депутаты Государственной Думы. Вот и думай, как соблюсти остатки собственной чести, показать всем свою приверженность к демократии и одновременно высокую государственную строгость.Прикрыв папочку с фотографиями, Муратов щелкнул интерфоном, вызывая заместителя.— Петр Анисимович, зайди.— Иду.Катков сразу уловил обеспокоенность в голосе генерального. Должно быть что-то свалилось на шефа, а поскольку неприятности на начальство обычно валятся сверху, Муратов сейчас обязательно постарается распределить порцию бяки на своих замов в равной доле. Конечно, бывают и такие дела, когда в силу секретности (а в прокуратуре, как известно, имеется немало тайн) для сохранения поступивших сведений их сообщают только самому ограниченному кругу лиц. Катков в этот круг входил во всех случаях.Впрочем, как бы там ни было, Катков и сам с утра собирался зайти к шефу не с пустыми руками. Вчера вечером ему со стороны подкинули «ежика» и что с ним делать без совета с Муратовым он решить не мог.Когда Катков вошел к шефу, тот прохаживался в раздумии по кабинету, словно измерял его шагами.Они поздоровались.— Сядь, — предложил Муратов заму и показал на стол, где лежала синяя папка. — Почитай. Потом обсудим.Катков открыл корочки и увидел большую черно-белую фотографию. Бросил на неё быстрый взгляд и сразу перевернул. Ниже лежала вторая. За ней — третья…Вообще-то Катков видел и не такое. Через его руки проходили крутые дела изготовителей порнофильмов, в которых гадкие сцены перемежались сценами отвратительными, но здесь имело место другое. Главного персонажа, который фигурировал на всех снимках, он прекрасно знал и было потому нечто постыдное в разглядывании голого члена кабинета министров, который ни ладошками, ни фиговым листком не прикрыл ни одной из висячих, лежачих и стоячих деталей интима и походил в этом отношении на фавна, резвившегося в обществе обнаженных граций. Ко всему Катков ощущал, что за ним с интересом следит генеральный, а подглядывать в замочную скважину, даже если возле неё тебе любезно уступили место, занятие не очень почтенное.Быстро проглядев снимки и бумаги, Катков закрыл папку.— Что скажешь? — спросил Муратов.Нейтральность тона, каким был задан вопрос, плохо маскировала явный интерес генерального.— Похоже, снимки подлинные. Это раз. Но надо, чтобы их проверила экспертиза…Катков был готов назвать и второе и третье свое соображение, но Муратов его перебил.— Что будем делать?Катков вздохнул.— С утра я собирался зайти к вам по этой же причине. Вчера мне звонил Волков.— Так-так, — Муратов удивленно вскинул брови. Сообщение добавляло в интригу новые краски. — И что?— Просил предупредить вас, что прокуратуру с делом Марусича пытаются грубо поставить. Дело не имеет под собой объективных оснований. Оно насквозь политическое и нужно хорошо понять, что ничего кроме скандала в обществе не вызовет.— Он намекал на фотографии?— Нет. Больше того, сейчас я думаю, он о них даже не знает. Больше того, он скорее всего не в курсе, что его разговоры писали…Муратов с удивлением посмотрел на Каткова.— Это точно?— Мне передали некоторые пленки.— И что там?— Вот. — Катков вынул из кармана кассету. — Хотите послушать?Запись была не лучшего качества, поскольку голоса звучали на фоне льющейся воды. Как видно, беседа происходила все в той же сауне, где делались и снимки приверженного к телесной чистоте Волкова.— Анатолий…— Это голос Марусича, — пояснил Катков.— Анатолий, я все думаю, как удобнее оформить наши финансовые отношения. Может быть жену оформить как бы за прочтение лекций? Дело ведь идет о сущем пустяке. Меня интересуют только свежие документы из твоей канцелярии. Ты подумай и сразу не отказывайся. Или не хочешь с этим связываться?— Да не то что не хочу. — Муратов узнал голос Волкова. — Просто мне как-то это…— Не по душе? Я понимаю. Но, если подумать, ничего в этом нет. Милое дело. Документы остаются у тебя, мне только ксерокопии. — Марусич засмеялся, и его смешок показался Муратову гаденьким. — И лекцию, оказывается, ты у нас прочитал… Впрочем не ты — жена…— Жена у меня не юрист.— Ну и что? Кто знает-то? Ты подумай — речь ведь всего о ксерокопии. Шапочку, где там номер и гриф «Секретно», прикроешь маской. А жену я официально оформлю на чтение лекций.— Значит, я просто буду отдавать тебе ксерокопии?— Только и ничего больше.— Заманчиво.— Значит договорились? Молодец, ты принял правильное решение. — И тут же уже другим, веселым тоном, Марусич позвал. — Симочка, иди, детка сюда. Садись ко мне на колени. Ой, ой, осторожно…Катков выключил магнитофон.— Дальше, Геннадий Михайлович, порнография…Муратов задумчиво заходил по кабинету. Остановился у окна, посмотрел в него. Отошел. Повернулся к Каткову.— Как думаешь, какой смысл в том, что нам это подбросили? Если ответить на этот вопрос, можно понять в чем дело.Катков скептически усмехнулся.— В такой же мере если ответить кто стал инициатором, можно понять зачем это сделано.— Хорошо, попробуем решить сразу оба вопроса: кто и зачем?— Зачем — это ясно. Расчет на то, что мы засуетимся и поспешим дать ход делу.— Коль скоро источник из ФСБ они и сами могли заняться этим делом.— Думаю, им этот материал подкинули как кукушонка из МВД.— Смысл? У них есть своя служба внутренней безопасности. Могли также возбудить дело по своим каналам. Без афиширования.Катков понимал — Муратов и сам может ответить на все вопросы, да скорее всего уже и ответил, но как всякий солидный юрист старается проговорить версию со всех сторон, чтобы не оставить без внимания ни один нюанс, ни одну сомнительную деталь.— Служба внутренней безопасности — это контора внутри ведомства. Волков — человек Чибисова. Сейчас положение у Чибисова довольно шаткое. Ему нет никакого резона раскачивать собственный стул, выбивая из под него такую ножку, как Волков. А чиновник, который все это дело нащупал понимает, что замахнуться на начальство без плохих последствий для себя не может. Если столб подпирает чью-то крышу, валить его бывает опасно.— Зачем же тогда он передал материалы и нас и в ФСБ?— Могут быть две причины. Первая. Человеку выгодно сделать бяку Волкову. В случае, если генерала уберут, пойдут перестановки и кто-то, вполне возможно, просчитал для себя вакансию.— Второе?— Человек искренний и честный. Видит грязь вокруг себя и решает о ней сигнализировать…— В каком случае больше шансов на точность?— В первом. Даже в варианте с честным сотрудником фактор выгоды нельзя отбрасывать.— Почему ФСБ сбросило материал нам?— Не думаю, что они примут такую формулировку. Если возникнет подобный вопрос, они ответят: мы прокуратуру проинформировали, поскольку дело касается человека неординарного, но по своей линии уже ведем проверку.Муратов аккуратно совсем по-интеллигентному выругался, пробормотав нечто словесно неопределенное, но по смыслу конкретное.— Так что мы в таких условиях будем делать? Вполне возможно, этим вопросом может поинтересоваться президент или премьер.— Вопрос…Катков задумался.— Может выйти с докладом? — Муратов размышлял вслух. — Сработать на опережение?По тону его вопроса Катков понял — сам он так не думает. Лишь зондирует почву.— Не стоит, Геннадий Михайлович. Скорее всего материал из МВД уже подкинули администрации.— Допустим, что так. Тогда нас могут спросить: почему не доложили сразу, едва вам стало известно?— Геннадий Михайлович, о Марусиче такого вопроса не зададут. Это не та фигура. А если спросят, то вы получили материал и передали мне для изучения. Только потом будет принято решение.— Черт с ним, с Марусичем. Спрашивать будут о Волкове. Он член коллегии силового министерства…— С ним ещё проще. Бросать тень на такого человека, даже если у нас есть какие-то фото, не дело прокуратуры. Мы приняли отпечатки и передали их на экспертизу. До получения результата поднимать тревогу нет причин.Катков, излагая свою точку зрения, ни на миг не сомневался, что генеральный уже просчитал варианты и лишь проверяет свои выводы мнением заместителя. То, чем они занимались, относилось к категории аппаратных игр высокой сложности. Касайся подобный компромат чиновника с низших ступеней власти, проблем не возникло бы. Но член коллегии МВД, если делать сравнения, это кит в море развитой демократии. А охота на китов, как известно, запрещена международными конвенциями.— И еще, — Катков задумался, подбирая выражения, — было бы неплохо, если о деле могла узнать пресса…Муратов отпустил матюга. Что поделаешь, генеральный прокурор — человек (хотя вполне возможно, что со знаком плюс и минус одновременно). А коли так, ничто человеческое ему не чуждо. Катков скромно промолчал. Муратов положил руку на грудь и погладил место, под которым билось сердце. Сказал задумчиво:— Утром слегка прихватило.— Спазм, — с видом знатока поставил диагноз Катков. — Говорят, его хорошо снимает коньяк. Черчилль себе никогда не отказывал в коньячке, вот и прожил девяносто три года…— Девяносто один, — поправил Муратов, — но дело не в этом. У тебя сейчас не спазмит?Катков понимающе улыбнулся. Тронул грудь.— Разве что ради профилактики?— Прекрасно, так и сделаем.Муратов открыл сейф, вынул бутылку кизлярского коньяка. Достал два хрустальных стаканчика. Аккуратно, с видом священнодействующего жреца, наполнил их. Они выпили не чокаясь. Катков блаженно зажмурился и почмокал губами. Муратов погладил грудь, стараясь понять стало ему легче или стоит принять ещё одну рюмочку. Решил, что подействовало. Убрал бутылку в сейф. Показал Каткову на стул.— Присядь. Что касается прессы, мы на контакт с ней не пойдем. Вот увидишь, в какой-нибудь из газет эта история выскочит ни завтра, так послезавтра. Или я ни хрена не понимаю в происходящем… * * * С утра Алексей зашел в гараж. У машины барахлил стартер, и он договорился на работе с механиком, чтобы тот заодно покопался и в двигателе. Завести машину с отказавшим стартером было бы трудно и Алексей обратился за подмогой к соседу.— Будь другом, Петрович, выдерни мой рыдван из гаража.— Алеша! — Сосед зашелся от возмущения. — Что за разговор: будь другом… Это что, услуга? Мы же с тобой…Петрович развернул «жигуль», поставил задом к боксу Алексея, притормозил.— У тебя свой буксир или мой достать?Алексей весело хохотнул.— Чтобы все оказалось вроде того: выдерни меня из гаража своим тросом и налей бензинчику, чтобы уехать.Алексей быстро вытащил из багажника нейлоновый шнур — стропу от грузового десантного парашюта. Накинул петлю на буксирный крюк, завязал узел. Махнул рукой — тяни!«Москвич» тронулся и медленно выполз из бокса. Алексей шел слева, через переднее открытое стекло руководя движениями машины. Когда она вся оказалась снаружи, махнул рукой, крикнул: «Стой!» и заскочил в гараж, забрать с верстака свою сумку.В этот миг раздался оглушительный взрыв. Железная дверь с грохотом захлопнулась. Алексей оказался в кромешной тьме. Придерживаясь стенки, чтобы не упасть в смотровую яму, не понимая что же произошло, он добрался до выхода и плечом надавил на дверь. Она открылась.Зрелище, представшее перед его глазами, заставило его длинно и крепко выругаться. Синий «Москвич» — чудо-машина, верно служившая человеку ровно пятнадцать лет, выглядела рудой рваного металла, который дымился вонючей копотью. Ошарашенный происшедшим Петрович сидел в своем «жигуле», боясь из него вылезать.От сторожевой будки к месту взрыва бежал сторож гаража отставной капитан-автомобилист Сопелко. На бегу он орал:— Все целы? Никто не пострадал?К машине, распоротой и развороченной, подбежали несколько человек, до этого возившихся в боксах возле своих машин. Они побросали все дела и примчались поглазеть на происшествие. Потом сгрудившись стояли вокруг дымившейся кучи металлолома, качали головами, глубокомысленно произносили: «Да-а, ни хрена себе, разнесло!» И можно было понять, что каждый примерял несчастье на себя: что было бы с ним самим, а он ко всему бы оказался рядом, а ещё хуже — в самой машине. Гадали: кому и зачем понадобилось делать закладку в старый «Москвич». И каждый делал свои выводы, хотя вслух догадками никто не спешил делиться.Что произошло — видели все, но объяснить как бомба оказалась в машине не мог никто. Даже сторож Сопелко, старательный и бдительный страж гаража. На посту он не пил никогда, и, если надирался то только после смены. Поэтому Алексей не сомневался, что чужие люди беспрепятственно пройти в гараж не могли. Да и по виду Сопелко — удивленному, ошарашенному, можно было судить — взрыв для него такая же неожиданность, как и для других.Первым в реальное время вернулся Алексей. Спросил сторожа:— Кто здесь был?Тот правильно понял вопрос.— Из чужих — никого. Только свои.— Так и никого?— Э-э, — память восстанавливала события мучительно трудно, — э-э… Да, два хера из пожарной инспекции…— Ты же всех своих знаешь, кто они?— Это были незнакомые. Из центрального управления.— Видел, что они делали?— Обошли гараж. Проверили огнетушители. Ящики с песком. Все время на моих глазах…Алексей посмотрел на часы.— Ладно, поступай как положено в таких случаях, а мне некогда. Еду на работу.— Э-э, ты должен остаться до прибытия милиции…— Извини, никому я ничего не должен. Милиция ни машины не вернет, ни зарплаты не выдаст… Перебьются без меня.Алексей повернулся и не оглядываясь на останки своего боевого коня, двинулся из гаража к троллейбусной остановке..Весь день его никто не тревожил. Он ждал звонка из милиции, но вызова не последовало.Вечером Алексей направился прямо домой, решив не заезжать в гараж. Видеть свой раскуроченный «москвичок» желания не было никакого.Хмурый и злой, Алексей втиснулся в переполненный вагон метропоезда и закачался вместе с остальными пассажирами.Перед очередной остановкой поезд резко тормознул. Вагон дернулся. Толпу, набившуюся внутрь до отказа, ещё больше сжало. Привыкшие ко всему, люди не выражали вслух неудовольствия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33