Паспорт оказался плохо сделанной липой, которую мог распознать даже полуслепой старец. Из-за барной стойки за действиями милиционеров наблюдали официантка и бармен. Ни им, ни милиции, приехавшей по телефонному звонку, не могло даже в голову прийти, что сидящий перед ними человек был офицером ФСБ и, кроме воинского звания, имел еще звание доктора медицинских наук. Он защитил диссертацию на тему «Парапсихология в оперативной работе». Кроме того, написал с десяток научных работ закрытого характера и руководил не менее закрытой лабораторией в Новосибирском академгородке, откуда его срочно доставили самолетом в Москву. Весь спектакль, разыгрывавшийся сейчас, имел одну цель – «официальное» проникновение в Бутырскую тюрьму. На время операции агент получил оперативный псевдоним – Атлант.
– Так, а что у вас в сумке? – спросил лейтенант, держа в руках документ.
– Это что, обыск? – в свою очередь поинтересовался Атлант. Слишком гладкая сдача властям могла вызвать определенные подозрения.
– Да боже упаси, – улыбнулся лейтенант. – Так, приступ хронического любопытства. Как говорится, любопытство – не порок… Не покажете, что в сумочке, чтобы удовлетворить мою маленькую слабость?
– Потакать слабостям – верный путь к развитию мании, – с укоризной произнес посетитель, потом легко подхватил спортивную сумку, успев заметить, как напряглись омоновцы. Противно взвизгнула расстегнувшаяся змейка-«молния»; распахнув сумку, он сказал: – Смотрите.
На дне сумки лежал громоздкий «АК-47» с отпиленным прикладом и двумя металлическими магазинами, перетянутыми синей изолентой.
– Ого! – не удержавшись, присвистнул лейтенант. Взяв оружие за ствол, он извлек его, пытаясь разглядеть номер. Номер не был сточен, он просто отсутствовал, о таких образцах молодому офицеру и слышать не приходилось. Он понятия не имел, что держит в руках один из образцов экспортного оружия, в свое время щедро рассылаемого недоразвитым братьям по социалистическому лагерю. – Ваша машинка? – поинтересовался милиционер, обращаясь к Атланту.
– Ни в коем разе, – открестился от оружия контрразведчик. – Нашел, хотел сдать в милицию, но по дороге проголодался и зашел в кафе. – Он кивнул на стол с пустой посудой.
– Очень хорошо, – улыбнулся лейтенант, укладывая автомат обратно в сумку. – Раз уж мы здесь, то и подвезем вас в отделение. – Сунув в нагрудный карман своего камуфляжа паспорт, он сказал: – Прошу.
– Действительно, ехать – не идти, – согласился с милиционером Атлант.
Отодвинув стул, он начал подниматься, и в этот момент на запястье правой руки лейтенант накинул браслет наручников и, тут же вывернув левую руку, надел второй браслет.
– А этот так, на всякий случай. Сами знаете, случаи всякие бывают.
* * *
Металлическая дверь с привычным скрежетом распахнулась, и в проеме появилась рыжая морда прапорщика-надзирателя.
– Брагин, на прогулку выходи.
Виктор слез с нар, сунул ноги в стоптанные кроссовки. С тех пор, как он побывал в пресс-хате, отношение к нему изменилось. Зэки, с которыми его время от времени выводили на прогулки, агрессивности не проявляли, некоторые старались его не замечать, другие нет-нет да подмигивали ободряюще. Что это означало, Виктор мог только догадываться.
После разговора с полковником Христофоровым он был уверен: Служба внешней разведки повлияла на эту ситуацию. Спецслужбы имели огромные возможности и влияние во всех сферах жизни. Наверняка они могли повлиять и на внутренний мир тюрьмы, где были свои руководители, а потому… «Тут как ни вертись, а выход один, надо договариваться с Мефистофелем», – так про себя окрестил Виктор разведчика.
Виктор прекрасно понимал, что его освобождают из тюрьмы не из человеколюбия или там еще каких-то гуманистических соображений. Спецслужбе нужен толковый, обученный и, главное, совершенно «левый» исполнитель. Вот он и есть этот самый исполнитель, бывший снайпер разведгруппы морской пехоты. Человек, который прошел огонь, воду и медные трубы, остался жив и даже не утратил здоровья, оставаясь годным к дальнейшему использованию.
Виктор осознавал, что его жизнь будет представлять ценность до тех пор, пока он будет нужен. После выполнения намеченной акции ценность его жизни становится на порядок ниже. А если на след выходит противная сторона, то живой исполнитель и вовсе считается нонсенсом.
«Моя жизнь ничего не стоит, – отметил про себя Савченко, медленно двигаясь по тюремному коридору, заложив руки за спину. – Она перестала чего-либо стоить уже тогда, когда я согласился с ребятами на предложение Зуба ограбить инкассаторский броневик. Как там у О'Генри: „Главное не то, какие дороги мы выбираем, а то, что внутри нас заставляет выбирать эти дороги“. Действительно, не будь той роковой встречи, наверняка была бы жива вся наша гоп-ком-пания. Может, и я не попал бы воевать в Чечню. И… впрочем, к чему запоздалые сожаления. Действительность такова, какова она есть, и из этого надо исходить».
Небольшая площадка внутри тюремного двора представляла собой правильной формы квадрат с шершавыми бетонными стенами, тянущимися на семь метров в высоту. Наверху была сваренная из толстых стальных прутьев решетка. Небо отсюда действительно виделось в клетку. По периметру стен важно, как сытый голубь, ходил надзиратель, обязанный бдительно следить, чтобы во время прогулки заключенные между собой не разговаривали или, еще хуже, не устроили драку.
Контролер небрежно втолкнул Виктора на площадку для прогулок и тут же запер дверь. На появление нового арестанта никто не обратил внимания. На площадке находилось около десятка человек, большинство не спеша двигалось по воображаемому кругу, несколько человек стояли в центре, о чем-то весело переговариваясь, и всего один стоял в стороне. Сложив по-наполеоновски руки и опершись на стену, он смотрел сквозь новоприбывшего. Не осознавая, что происходит, Виктор направился к этому человеку с невыразительным, будто стертым лицом.
– Ну, что вы надумали, молодой человек? – спросил незнакомец, когда Виктор подошел почти вплотную к нему. Вопрос был абсолютно безликий, но Савченко понял, что это тот самый связной, о котором говорил Владимир Христофоров.
– Я согласен, – безучастно произнес Виктор, удивляясь собственному голосу. Он звучал неестественно, как у робота или зомби.
– Отлично, – улыбнулся незнакомец, искривив лишь уголки губ.
– Что мне надо делать?
– На начальном этапе ничего. Плывите по течению, а все остальное сделают за вас.
Через полчаса прогулка была закончена, и всех заключенных развели по камерам. Еще через два часа в камере снова появился рыжий мордатый прапорщик и гаркнул:
– Брагин, на выход!
– Что еще не слава богу? – поинтересовался заключенный.
– Переводят в другую камеру, – последовал вполне вразумительный ответ. – Здесь будут проводить дезинфекцию, паразитов травить.
Снова до бесконечности длинный тюремный коридор, и опять за спиной громыхающие шаги прапорщика-контролера. Они спустились на первый этаж.
– Налево, – скомандовал рыжий надзиратель.
Виктор развернулся и увидел глухую громоздкую, из толстой листовой стали дверь с телекамерой, установленной над входом.
«Коридор смерти», —догадался Савченко, он уже был наслышан об этом особом блоке. Когда-то там содержались приговоренные к исключительной мере наказания. Говорят, даже одно время приговор там же и приводился в исполнение. Теперь там содержались осужденные на пожизненное заключение до отправки на остров Огненный, где спецтюрьма станет их последним домом-могилой.
– Лицом к стене! – гаркнул прямо на ухо рыжий вертухай.
Виктор выполнил команду, через несколько секунд громко щелкнул автоматический замок. Внутри оказалось еще двое надзирателей, у которых вместо резиновых дубинок были мощные электрошокеры. Служба в блоке, где сидят те, кому нечего терять, требует особой системы безопасности, которой контролеры не смеют пренебрегать.
– Продолжать движение, – последовала новая команда.
Виктор, прежде чем сдвинуться с места, выдохнул через ноздри воздух и, повернувшись, вступил на порог «коридора смерти». .
Через минуту он вошел в небольшую камеру, где на него настороженно уставились две пары глаз.
* * *
Как обычно, Киевский вокзал представлял собой растревоженный муравейник. Толпы людей с сумками, тележками, чемоданами бодро неслись во всех направлениях. Кто-то приехал, кто-то уехал, толпы спешащих на пригородные электрички только добавляли общей сумятицы.
Впрочем, курортный сезон закончился, и особого ажиотажа у поездов, направляющихся на юг к берегам теплого Черного моря, уже не было. Теперь отъезжающие чинно пробирались внутрь вагонов, демонстрируя нарядно одетым проводникам бледно-оранжевые корешки билетов.
Провожающие редкой цепочкой выстроились вдоль вагонов, переговариваясь с отбывающими. Как и положено в таких случаях, они громко давали последние наставления и пожелания, не забывая для большей убедительности подкреплять слова жестами.
Напротив одного из купейных вагонов стояла небольшая группа мужчин. Высокий, крепко сбитый, с грубым обветренным лицом держал в левой руке массивный чемодан, из чего можно было заключить, что именно он уезжает. Двое других – коротко стриженный крепыш с угрюмым взглядом и долговязый молодой человек с довольно-таки легкомысленной внешностью – его провожали.
– Как это ни банально звучит, Николай Николаевич, – проговорил крепыш, обращаясь к здоровяку с чемоданом, – но повторите еще раз инструкцию.
– Значит, селюсь на частной квартире, обживаюсь, досконально изучаю город. И жду ваших распоряжений, – без тени недовольства проговорил здоровяк.
– Главное, с мобильником ни на секунду не расставайтесь. Ситуация сейчас такая, что позвонить вам могут в любую минуту независимо от времени суток. Внимание к себе не привлекать, хотя ситуацию контролировать. В общем, что мне вас учить, все как в разведке: «Мы видим всех, нас не видит никто». Вы будете находиться в том положении, когда не знаешь
заранее, кто враг… и если вас вычислят… мы ничем не сможем помочь.
– Я в курсе, – кивнул мужчина с чемоданом. – Жить мне еще не надоело, буду начеку и, главное, не буду светиться без особой нужды. В общем, строго следовать параграфам инструкции.
– Молодые люди! – До троицы донесся голос пышнотелой блондинки-проводницы. Белая форменная блузка трещала на ее необъятной груди. – Если вы собрались ехать, то проходите в вагон. Минута до отправления.
– Ну, все. Давай, Николаич, – проговорил крепыш, протягивая на прощание руку. – Счастливого пути.
Мужчины обменялись рукопожатиями, наступила очередь молодого человека.
– Давай, Дядя Федор, привет от нас славному городу Черноморску. Даст бог, скоро увидимся.
Пассажирский состав дернулся и медленно поплыл вдоль перрона. Отъезжающий в два шага догнал вагон и ступил в тамбур, оказавшись плотно прижатым пышной грудью блондинки.
– Везет же кому-то, ехать с такой нимфой, – со вздохом произнес старший лейтенант Лялькин, глядя вслед удаляющемуся вагону. – Правильно я говорю, товарищ полковник?
Христофоров ничего не ответил, он взглянул на циферблат наручных часов. Тоненькая золотая секундная стрелка начала отсчет активной фазы операции.
* * *
Две пары настороженных глаз уставились на Виктора, едва он перешагнул порог камеры.
– Это ты, что ли, Сова? – спросил худой зэк с голым, как бильярдный шар, черепом. Впалые щеки, острый подбородок и темные навыкате глаза делали его похожим на сказочного Кощея Бессмертного.
– Ну я, – спокойно ответил Виктор.
Он все еще не мог сообразить, что происходит. Что означает фраза «Плыви по течению» и почему его перевели в этот блок? Что это, план предстоящего побега или, может, вмешались противоборствующие силы? К сожалению, в жизни и такое бывает. Как себя вести? Пока этот вопрос для него остался нерешенным.
–А чего тебя к этапированным перевели? – спросил второй заключенный, узколобый, с лицом восточного типа, в черной тюремной униформе, надетой на голое тело.
– Сказали, в одиночке проводят дезинфекцию, а так или нет – понятия не имею, – ответил Савченко. Он стоял совершенно расслабленный, но готовый в любую секунду сгруппироваться, чтобы дать мгновенный отпор, и мирно созерцал своих новых соседей.
– Ну, в таком случае прошу к нашему шалашу, – усмехнулся Кощей, продемонстрировав два ряда гнилых зубов, указывая на двухэтажные нары.. – Выбирай любую шконку, можешь отдыхать до вечернего рубона.
Виктор прошел в глубь камеры и остановился возле нар. После секундного размышления сбросил кроссовки и, легко подбросив натренированное тело, запрыгнул на второй ярус. Он специально выбрал верхние нары: в случае внезапного нападения уголовники смогут использовать только мышечную силу рук, в то время как, будь он на нижнем ярусе, они получили бы дополнительный козырь в виде силы тяжести собственных тел.
Проследив за действиями новенького, оба соседа подошли к столу, где лежала разбросанная колода самодельных карт. Кощей быстро собрал их, перетасовал и раздал, после чего они вновь принялись за игру.
Виктор, изображая спящего, весь превратился в слух, вся его нервная система была настроена на одно – почувствовать, обнаружить опасность.
– И че, братан, обо всем этом думаешь? – приглушенно спросил Кощей, тасуя самодельные карты.
– Насчет чего? – Угрюмый сокамерник внимательно наблюдал за руками партнера по игре.
– Того. В последний момент нам подсовывают этого, которого даже еще не осудили.
– Думаешь, мент? – встрепенулся Угрюмый, рассматривая полученную пару карт, потом сказал: – Мне еще.
Кощей протянул еще одну карту.
– Черт его знает, мент или не мент. Слышал, что он сотворил с пресс-хатой? Четверых изувечил конкретно. Без шума не обошлось. Ментовскую богадельню разогнали, «шерстяных» определили на этап. Капитан Морган как услышал такую новость, так удавочку себе и оформил. При чем здесь мент? Один ноль не в их пользу.
– Ну и что? – буркнул Угрюмый, принимая ещё одну карту. Взглянув на нее, с раздражением бросил на стол. – Перебор, черт побери. Говоришь, не в пользу ментов? Да среди оперов есть такие хитрющие, только держись. Пресс-хату разгромил, да и хрен с ней. Менты потом новый пресс-станок себе сделают. Если они чего задумали, так ради достижения цели мочканут кого надо запросто. Сам подумай, он один четверых отмудохал так, что все они оказались в реанимации. При этом сам, заметь, не шкаф трехстворчатый. А «шерстяные» тоже не дистрофики. Из этого следует, что поломал он их спецприемами. А кто этой фигней владеет в совершенстве? То-то и оно, либо мусора, либо чекисты. Согласен?
– Почти, – ответил Кощей, раздавая карты.
– Что значит «почти»? Мне хватит… себе.
– А то и значит. Он не только не шкаф трехстворчатый, но еще и пацан зеленый… молод слишком для опера матерого, которого мусора решили бы внедрить в наше сообщество. А насчет спецприемчиков, все может быть значительно проще. Мальчишечка с раннего детства занимался какой-то восточной фигней (карате, ушу или еще что диковинней), может, и пояс какой-то имеет. Вот на отморозках мастерство и продемонстрировал. У меня очко.
На стол легла комбинация из пяти карт, в общей сумме составляющая двадцать одно. Угрюмый опять швырнул свои карты на стол и беззлобно выругался.
– И еще, – снова раздавая карты, продолжил Кощей. – Про этого пацана по крытке прошел непонятный слушок: вроде бы «мокродел» и выполнял заказы по отстрелу авторитетов и законников. Сам понимаешь, что за этим должно последовать.
–Ну.
– За этого пацана вписался сам Голгофа, вот тебе и ну. Сказал, пацан правильный и он за него отвечает. А кто его подставляет под заказную мокруху – это еще выяснится.
У Угрюмого снова был перебор, он уже не ругался, просто положил карты на стол и задумчиво произнес:
– Голгофа вор авторитетный, с мусорами ни в жизнь не пойдет на сговор. Если так сказал, значит, так тому и быть.
Действительно, выходило, что наезжать на новенького (не говоря уже о чем-то большем) значит перечить пахану. А это было весьма чревато для тех, кто корячился под расстрельной статьей.
Оба осужденных заговорщицки переглянулись, сейчас им следовало определиться в дальнейших действиях.
На обед, как всегда, была пшенная каша с килькой в томате. На бледно-желтой массе лежало несколько мелких рыбешек, политых разваренным томатным соусом.
Виктор ел без особого аппетита, но и не корча брезгливо физиономию. Двое сокамерников, быстро орудуя ложками, в момент расправились с положенными им пайками.
– Ну и как тебе, братела, здешний санаторий? – подвигаясь поближе, спросил Кощей.
– Не особо, – нейтрально ответил Савченко, потом, неожиданно взглянув в лицо собеседника, произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41