А приехал я, потому что мне доподлинно известно, что в настоящую минуту Аркадий Корнилов, как образцовый сын, провожает мать на Курском вокзале. А ваши родители недавно уехали в Москву и в настоящее время находятся в вашей городской квартире, проверить, сами понимаете, нетрудно. И вот... я здесь...
- И совершенно напрасно, - сказала Маша. Мы с Аркадием любим друг друга, и я его на вас с вашими блестящими достоинствами, в которых вы почему-то так уверены, ни за что не променяю.
- Куда нам? - хмыкнул Олег, слегка помрачнев. - Все расписано, минимум, лет на пятьдесят вперед. Поедете с ним куда-нибудь, например, в Париж. Как это он себе в МГИМО французский язык умудрился выбить? Это далеко не всем под силу, как и вообще туда попасть. Впрочем, это не мое собачье... Да, так о чем я? Да - в Париж. Ты там будешь смотреться. Особенно в мехах. Ты русская красавица. Кубанская или донская казачка. Угадал?
- Угадал, - усмехнулась Маша. - Мой прадед был терским казачьим атаманом. И я могу быть очень решительной с непрошеными гостями.
- Да? - равнодушно переспросил он. - Так вот, ты будешь смотреться с бриллиантах и мехах. И всем, абсолютно всем нравиться, кроме разве что старых толстых жен старых идиотов... А разве ты можешь не нравиться? Такие глаза, брови, ресницы, кожа мягкая, мягкая, ручки нежные, а уж ножки...
Он восхищенно поглядел на её ноги. Маша, сидевшая в глубоком кресле, тоже непроизвольно бросила взгляд вниз и вдруг заметила, что у неё слегка задралось её короткое платье, и Олегу с его места хорошо видна её голубая резиночка и полоска голого тела между чулком и платьем. Ей вдруг стало очень стыдно. До неё так ясно дошло, ч е г о, собственно говоря, он от неё хотел, зачем он сюда приехал, и как бы все могло быть по-животному просто, если бы захотела и она. Эта простота была ей оскорбительна и страшно раздражала её. Она резко встала и одернула платье.
- Вы вот что, пейте свое вино, раз уж зашли, а потом уезжайте отсюда. Я с вами не желаю разговаривать ни об Аркадии, ни о моих достоинствах. Они не про вас.
- Я зато желаю, - парировал Олег. - В спорах рождается истина. К тому же я, как-никак, гость.
- Незваный гость, как в горле кость, - вставила Маша припомнившееся из русского фольклора.
- Культурно. Можно сказать значительно острее, упоминая другие части тела. Ладно, я уеду, дай мне нож, я открою бутылку и выпью с горя. Не привык я к такому обращению со стороны прекрасного пола.
Маша принесла нож, Олег открыл бутылку, налил себе полный стакан и начал потихонечку пить.
- Тебе не предлагаю, ты все равно откажешься.
- Почему? Раз уж вы у меня сидите, так я тоже возьму и выпью. Только наливайте при мне, а то ещё снотворного туда подсыплете.
- Вот это уже другой разговор! - рассмеялся Олег.
Маша присела к столу. Олег налил ей в фужер вина, она сделала несколько глотков, потом опять встала. Их взгляды встретились. Олег жадными глазами смотрел на нее, не мигая. От этого взгляда она почувствовала себя не то что женщиной, а бабой, самкой. Это было малознакомое ощущение, которого она никогда не испытывала с Аркадием, щепетильном, стеснительном, боящемся даже смотреть в её сторону. И это ощущение тревожило душу. Но ей не нужен был Олег Быстров, ни его странное обаяние, ни несомненный опыт в любовных вопросах. Ей нужен был именно Аркадий. Может быть, тогда она ещё не любила его - настоящая любовь пришла позднее, но понимала, что Аркадий это её судьба. И она тоже расписала себе все на пятьдесят лет вперед. И ей не нужны были сомнительные удовольствия со случайным знакомым.
Ровно через сутки семнадцатилетняя Маша стала другим человеком, она стала женщиной, женой Аркадия, она по-настоящему полюбила его и другого мужчины себе уже не представляла и не желала. А тогда...
- Слушай, - вдруг жалобными глазами поглядел на Машу Олег. - Можно я останусь переночевать? Тут прикорну, на этом вот диване... Так неохота переться на станцию в такую погоду в кромешной тьме...
Ну почему она не выставила его вон?!!! Почему не побежала за помощью к соседям?! Сколько раз впоследствии она не то, чтобы корила, а буквально казнила себя за это проявление ненужной жалости? Дура, дура, набитая дура!!! Как дорого обходится человеку глупость и жалость к дикому зверю!
Она едва заметно утвердительно кивнула головой, окинула его, как ей самой показалось, презрительным взглядом и вышла. Из гостиной вдогонку ей послышался смех.
Слава Богу, в её комнате был крепкий засов. Она задвинула его, разделась и бросилась в теплую постель... Разумеется, ей долго не спалось. Она слышала, как двигался по гостиной Олег, чувствовала дым его сигарет. Он что-то напевал себе под нос, листал какие-то журналы. Потом все затихло, погас лучик света, проникавший из гостиной в её комнату. Маша приготовилась было заснуть, но тут в коридоре раздались тихие шаги, приближавшиеся к её двери.
- Машенька, что-то мне не спится, голова болит, выйди, поговорим, зашептал Олег.
- Еще одно слово, и я позову на помощь соседей, - крикнула Маша. - Там как раз большая компания, и все мои друзья. И черт меня дернул уйти оттуда! - добавила она в сердцах.
Он молчал, но не уходил.
- Ты понял меня? - металлическим голосом спросила Маша. - Еще одно слово, и я зову на помощь. Ты меня плохо знаешь, а, вернее, не знаешь совсем. Ты, видно, привык общаться только со шлюхами. Не постесняюсь и позову соседей. Отделают тебя как Бог черепаху со всем твоим гонором. Умник какой! Пожалела его, не выгнала, а он неизвестно что себе вообразил...
На сей раз Олег счел нужным смолчать, видимо, сжал кулаки, прикусил языки зашаркал прочь. Ему редко приходилось в жизни наталкиваться на такое.
Больше он её не беспокоил. Где-то через часок Маша успокоилась и заснула.
Спала, как ни странно, крепко. Проснулась она, когда было ещё темно. В доме было тихо, она взглянула на часы - без десяти семь. Встала, выглянула в окно - тишина осеннего сада, сырость, нависшая в воздухе, густой туман, желтые листья, обильно засыпавшие сад... Хотела опять лечь в постель, но тут раздался голос из гостиной:
- Машенька, я уезжаю, выйди, простимся!
- Открывай дверь и уходи. Я потом сама закрою. Кроме тебя тут некого бояться.
Маша осталась довольна своим ответом. Олег смолчал и на этот раз. И тут почему-то ей стал как-то неловко за свою резкость, к тому же надо было проверить, чтобы он чего-нибудь не прихватил или не сделал ещё какую-нибудь гадость. Она начала одеваться. Вышла. Олег сидел в полумраке на диване и глядел в одну точку. Он был уже в плаще. Неожиданно Маша испытала к нему чувство некой жалости. А вдруг он тоже в неё влюблен, а она так резко обошлась с ним...
Маша зажгла торшер. Разглядела при полусвете его лицо. Теперь он уже не казался таким уверенным и самодовольным. Усталый и плохо выспавшийся, да к тому же небритый человек, потерпевший поражение.
- Ну, прощай, неудачливый Дон Жуан! - усмехнулась она. Олег молча глядел на нее. Глаза были невеселые, усталые, без обычной задоринки. Ступай, ступай, дорогу-то помнишь?
- Помню, не заблужусь, - пожал он плечами. - Ладно, я на тебя не в обиде за худой прием. Бог даст, может быть ещё все будет о,кей. Пути господни неисповедимы.
- О, кей будет! - улыбнулась Маша, чувствуя свое превосходство. - А вот между нами никогда! Никогда!
Она взглянула на него, на его бледное небритое лицо, на заплатку на его бежевом плаще, и её вновь кольнуло чувство жалости к нему.
- Ну а теперь все. Иди. Пора уже. - Она сделала красноречивый жест рукой в сторону двери.
Олег медленно встал и подошел к ней.
- Разреши на прощание поцеловать? - грустно спросил он. - Только в лоб?
Не дожидаясь ответа, он подошел к ней и поцеловал в лоб. Она никак не отреагировала, слегка пожала плечами, мол, ладно уж.
"Все в порядке", - подумал, видимо, в эту минуту Олег. Рукам воли давать не стал, понял, что здесь надо действовать иначе, что эту неприступную крепость надо брать другими методами. Зато это будет его самой крупной победой.
- Звони, - тихо произнес он.
Маша весело отрицательно покачала головой и отвернулась. Но тут ей показалось, что кто-то находится в саду, что кто-то пристально смотрит на неё через окно. Она взглянула в щелку между занавесками - действительно в саду, в полумраке двигался какой-то силуэт. Ей стало жутко, мороз пробежал по коже. Человек в саду глядел на неё кошачьими, горящими во тьме глазами. Да нет, насчет глаз ей, конечно, показалось, как это глаза могут гореть во тьме? Она подошла к окну, отодвинула занавеску...
... Мужская фигура двигалась по саду в сторону калитки. Медленно, бесшумно. Ей показалось, что это был Аркадий. - "Боже мой! Откуда он здесь в такое время? Он же видел, как этот меня поцеловал! Господи, господи, глупость за глупостью... Как же я ему все теперь объясню? Он никогда не поверит, ни за что не поверит! Что же он обо мне подумает?!" - Она от отчаяния прикусила губу. - "Вот вляпалась в историю из-за этого мерзавца! Что же делать? А вдруг он сейчас зайдет сюда? Что будет? И все из-за этого подонка, все из-за него, из-за него..."
- Уходи, - задыхаясь от волнения сказала она. - Быстро уходи. Нет... Нет, погоди, не теперь, подожди минут двадцать, нет, даже полчаса...
- Что, кто-то что-то видел? - удивился этой внезапной перемене Олег.
- Что видел? Кто видел?! Какой ветер тебя вообще сюда принес? Что тебе от меня надо? - У Маши искривился рот, она чуть не разревелась от отчаяния. Она долго сидела на диване, обхватив руками лицо, замерев в ожидании какой-то страшной развязки. Но Аркадий не появлялся. В комнате стояла зловещая тишина.
- Так, - решительно произнесла она наконец, взглянув на часы. Выходишь из дома, и сразу назад. К калитке не иди, назад иди, понял? Увидишь дыру в заборе, ныряй туда, пройдешь лесочком, а выйдешь сразу к реке. Главное, не выходи в поселок. Ни в коем случае. Понял?
- Понял, - пожал плечами Олег и усмехнулся. Они становились уже чуть ли не своими людьми, их уже что-то связывало, а это очень славно. А вот Машу эта ухмылочка взбесила окончательно. "Ничего не боится, сволочь", подумала она.
- Чего ты так боишься? - не унимался ловелас, чувствуя, что чаша весов опять перетягивает в его сторону. Он прекрасно ощущал момент.
- Чего боюсь?! - не выдержала Маша, этот его глупый вопрос стал последней каплей. - Чего боюсь, спрашиваешь?! А того я боюсь, что меня с тобой, гадом, здесь застукают, и никогда, никогда в жизни я перед людьми не оправдаюсь! Навсегда останусь для всех шлюхой, принимающей у себя мужиков, как только родители за дверь. Шлюхой, проституткой, хотя я никогда ни с кем не спала, даже с Аркадием, понял ты?! И все из-за тебя, из-за твоей похоти, из-за того, что я тебе, как последняя дура одолжила двадцать пять рублей, из-за того, что распустила язык, из-за того, что ты так удачно и уместно сюда приперся, так вовремя, так кстати! Я замуж скоро должна выйти, ты что, помешать мне хочешь? Что тебе от меня надо?! Сволочь, гад! Не знаю, что я с тобой сейчас сделаю!
Она стала наступать на него, сжав кулаки. Он слегка попятился назад от неожиданности, но вовсе не оробел от этого яростного натиска.
- Ты потише, красавица, потише, - посуровел он, и лицо его стало неприятным, даже каким-то отвратительным. - Я тебе не муж и не жених, могу и врезать, не пожалеть твою красоту.
- Если только руку поднимешь, тебя через двадцать минут на свете не будет! - крикнула в озлоблении Маша. Как же она ненавидела его!
- Соседями пугаешь? - не сдавался Олег. Хотя вся эта ситуация стала вызывать у него чувство ужасной досады. Действительно, крайне неудачно все получилось, глупо и безобразно. - Так я не боюсь, ты сейчас к ним не побежишь. - Он пытался сохранить хорошую мину при плохой игре. Постесняешься. Раньше надо было. Теперь утро... Ночь прошла, никто не знает, как...
"Тебя через двадцать минут на свете не будет..." Страшная вещь слово. Всю жизнь вспоминала Маша эту вырвавшуюся у него фразу. Всю оставшуюся жизнь...
Олег все же ушел. Не простившись и хлопнув дверью. Она осталась на тахте, закусывая губы, чтобы не разреветься. Но не выдержала и все же разревелась и долго рыдала в подушку, размазывала слезы по щекам, снова кусала губы от ужасной досады на произошедшее.
Потом потихоньку стала приходить в себя и действительно пошла к соседям. Был выходной день, вчерашний пир обернулся в похмелье следующего. Она позавтракала в веселой компании, выпила вина, пошла с ними гулять, потом были и шашлыки, и песни под гитару, и шутки, и анекдоты. И к вечеру она стала потихоньку забывать и про отвратительный визит, и про загадочный силуэт в саду. Молодость есть молодость... Жить и радоваться хочется в любой ситуации...
Домой она попала только к вечеру.
... А в девять часов приехал Аркадий. Единственное, что ей оставалось делать, так это делать вид, что ничего не произошло. А Аркадий был весел и оживлен, это только потом ей пришло в голову, что он был слишком весел и слишком оживлен и как-то совсем не похож на себя, что за один день из педантичного, щепетильного, застенчивого как-то быстро превратился в страстного неутомимого любовника. Но тогда она не могла ни о чем думать, безмерно радуясь тому, что приехал Аркадий, что не похотливый наглый Олег, а он сидит рядом с ней... Она почти уверила себя, что в саду был не он, а случайный прохожий. Почти...
Сомнение пришло в тот момент, когда сообщили, что Олег Быстров исчез. Ей сразу же припомнились её собственные слова: "Тебя через двадцать минут на свете не будет..." и никогда уже не забывались. Сразу же припомнился и силуэт в темном саду и неприятное, почти жуткое впечатление от светящихся в темноте глаз.
Порой человеку в голову приходят дикие абсурдные мысли, причем, приходят мгновенно, словно удар молнии. Догадка Маши была настолько чудовищна, что она просто в неё не поверила. Абсурд, бред... Конечно, бред... Такое только в кино бывает, но чтобы с ними... В реальной жизни... Быть не может такого... Похотливый Олег, обескураженный позорной неудачей на любовном фронте, видимо, рванул куда-нибудь к старой подруге, чтобы подсластить пилюлю, а там и застрял. Что ему до матери, такому человеку? Мог плюнуть и на мать, и на институт и уехать куда угодно, в любой город. Мысль эта успокоила Машу, её страшная догадка почти исчезла, почти растворилась совсем. Но вот совсем раствориться она не могла, потому что Олега так и не могли найти, и объявление "Найти человека!" можно было встретить в самых разнообразных местах, хоть на вокзале, хоть около районного отделения милиции. С плохо пропечатанной фотографии на неё глядели нахальные глаза Олега Николаевича Быстрова, он словно усмехался своими тонкими губами под подстриженными густыми усиками, словно хотел ей что-то сказать. "Ушедший из дома 8 октября в 16. 00..." Что же с ним произошло?
И вот... стало известно, что Олег погиб. Аркадий мог бы не предупреждать Машу об осторожности со следователем, она бы и сама ничего не сказала. Не могла же она сказать, что погибший ночевал у неё в ночь, следующую уже за его официальным исчезновением восьмого октября? Это было чревато неприятностями, даже если категорически отбросить её догадку. Выходит, она последняя, кто видел его живым. Как так? Переночевал и исчез. Да и не могла она признаться людям в том, что незадолго до свадьбы она принимала у себя на даче по ночам незнакомых мужчин. Это значило опозорить себя, признать себя шлюхой и чуть ли не соучастницей убийства. Признать перед следователем, перед знакомыми, перед Аркадием, наконец. Никаких доказательств, что он причастен к исчезновению Олега, у неё ведь не было. Не была она даже уверена в том, что именно его силуэт был тогда за окном. А если это был именно он, тогда тем более, надо было молчать как рыба. Вот какая хитрая получалась история...
А ведь если посмотреть на дело другими глазами, ведь погиб человек. Маша знала, что сошла с ума его мать. А согласно понятиям, которым её учили с детства, зло не должно остаться безнаказанным. Ведь только одна она могла пролить свет на это темное дело. Она и, возможно, ещё один человек. Но, если этот человек, действительно мог пролить свет на это дело, то свет этот ему совсем не нужен. И это страшно её мучило, она не спала ночами, все время перед глазами был этот несчастный Олег Быстров в бежевом плаще с заплаткой с правой стороны, хлопающий дверью её дачи и удаляющийся в сырой сад, в туманное утро навстречу своей смерти. Наверное, если бы Маша была знакома с его матерью, она бы все-таки не выдержала и рассказала, что знала. А, может быть, и не рассказала бы. Погибшего ведь этим не вернешь... А вот себе и Аркадию можно было бы навредить непоправимо. Да и не могла же она сказать, что Аркадий был у неё рано утром в саду - она и сама не была в этом уверена. И Олег свою смерть мог найти, где угодно, все под Богом ходим. И если искать приключений, их вполне можно найти. И приключения эти совсем не таковы, как в романах Дюма и Стивенсона, они наши, родные грязные и мерзкие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46