По приказу Ворона он мучил не только Аркадия, но и Машу, которую так любил, а теперь ему надо было выслеживать и похищать их дочь Катю. Коля не хотел ни о чем думать, где-то в глубине души все ещё надеясь, что Маша жива, и все ещё как-то образуется. Но отказать Ворону он не мог, так же как и не мог отказать ему Рыжий. Оба были его крестники. Оба панически боялись его. И только безумная любовь к Маше чуть не заставила Колю предать Ворона и все рассказать ей о его планах. Если бы она тогда оказалась дома... Если бы он рассказал все Аркадию... Маша была бы жива... Коля не знал всех подробностей катастрофы, но был уверен, что её подстроили Ворон с Хряком. Да, она была бы жива... А вот его бы не было, Ворон убил бы его. Даже странно, что узнав о его звонке ( совершенно случайно Ворон зашел на почту и увидел в кабинке Колю, а потом силой выбил у него признание ), он оставил его в живых.
Коля никак не мог понять, чего Ворон добивается от Корниловых. Это был страшный, непонятный человек, человек-призрак, он мог появиться когда угодно и исчезнуть в любой момент. Он мог раздобыть большие деньги откуда угодно, хоть из дорожной пыли. Коля не знал подробностей жизни Ворона, как не знал их никто, но был уверен - Ворон не остановится ни перед чем, убить человека ему раз плюнуть. И такой-то человек тратит все свое время на то, чтобы терроризировать семью Корниловых. Хотя, причины у него на это есть, и об этом знал только он, Коля. И получить он от них мог немало - квартира, дача, машина, наличные деньги, импортная техника... Но Коля понимал, что не в этом дело, и об основной причине этого странного поведения Ворона у него лишь маячили смутные догадки...
А что же теперь? Аркадия и Маши больше нет. Об этом ему сообщил Ворон, встав словно призрак над его убогой постелью. Что же ему теперь надо, этому гаду рода человеческого? Ограбить их дочь, оставшуюся круглой сиротой? Истребить эту семью до конца? Он не понимал логических построений Ворона. Для него, больного, несчастного, спившегося, нищего, потерявшего в жизни последнее, человека, это было слишком сложно. Все, что у него осталось это леденящий душу страх перед Вороном, перед его покрытой мутной пеленой правым глазом, ещё больше перед зрячим левым, с сатанинским прищуром глядящим на него, и в то же время панический страх остаться без его поддержки, один на один с этой совсем уж теперь непонятной жизнью.
- Кати нет в Москве, - тихим голосом объяснил Рыжему Ворон. - Она по слухам уехала с хахалем в Питер. Видимо, сегодня вечером они приедут в Москву, но, может случиться, что и не сегодня, так что пасти надо до последнего, пока не появится. Какова наша задача - сделать так, чтобы о смерти родителей она узнала не сразу, мало того - обязательно от меня. Кстати, что в этом плохого? А, Николаша? - Он едва заметно усмехнулся. - Я переживаю их гибель и желаю счастья их единственной дочери. Которая по твоим описаниям и моим поверхностным наблюдениям, вылитая Маша. А Маша, сам знаешь... Но..., - он увидел страдальческую гримасу Коли, - тут я молчу, я затихаю, Николаша. Такое несчастье, такая нелепая случайность... Так что, я вас обоих прошу, тебя, Рыжий, при необходимости, подчеркиваю это слово, учитывая твою особую одаренность, аккуратно нейтрализовать её хахаля, а тебя, Николаша, с помощью Рыжего доставить её ко мне. Идите к этой машине, вас отвезут на Ленинский проспект к подъезду Корниловых, а потом, вместе с Катей, я надеюсь, - он снял очки и протер носовым платком стекла, - туда, куда положено. Вы поняли меня? - Он внимательно поглядел на них, и оба не могли понять, какой из его глаз страшнее - невидящий правый или зрячий левый.
- Да, да, поняли, - вразнобой ответили крестники, один с готовностью и рвением, другой - с величайшим унынием и отчаянием в голосе.
- И не хандри ты, Николаша, сейчас мы с тобой делаем общее благородное дело, понял?
Они пошли в ожидавшей их черной "Волге" и сели в нее, Ворон спереди, они сзади. За рулем сидел могучий незнакомец, мрачный как туча и молчаливый как рыба. За всю поездку он не проронил ни слова.
Коля думал о своем. Он ни на йоту не верил Ворону, его, якобы, благородным намерениям. Он чувствовал, что тот вновь затеял что-то дьявольское. На своем опыте Коля знал, что вся жизнь Ворона была посвящена тому, чтобы изобретать нечто такое, от чего людям, против которых это затевалось, становилось невыносимо жить. Он словно злой дух одним легким мановением руки превращал в ад жизнь всех тех, с кем соприкасался. "Откуда этот гад только силы на все это берет? Словно вечный двигатель, покою не знает. Все что-то изобретает, затевает", - с ненавистью думал Коля. - "И никакой погибели на него нет".
И действительно, активная натура Ворона не знала состояния покоя. Наступали золотые времена для таких как он, они начинали делать бешеные деньги, ворочать миллионами долларов, скупать акции крупнейших предприятий и фактически управлять этим вновь созданным криминальным государством. А он, талантливый, активный, опытный, вынужден был пробавляться всякой мелочью - ведь пока он сидел в колонии строгого режима, его коллеги, бывшие в то время на воле, стали солидными людьми - банкирами, предпринимателями, многие проникли во властные структуры. А он фактически оставался не у дел. Досидеть срока он не мог, он организовал побег, и в конце лета оказался на воле. Ему нужны были деньги, чтобы начать свое дело, а для того, чтобы сделать деньги, нужны были идеи. Но никаких серьезных идей не возникало, и Ворон стал ощущать пустоту и тревогу, бездействие душило его. Чтобы не оставаться в состоянии стагнации, он стал изобретать всякие паскудные развлечения, лишь бы действовать беспрерывно, словно вечный двигатель. Он даже не мог хоть ненадолго осесть на дно, выждать, он не считался с тем, что находится в розыске, что он застрелил на шоссе милиционера, он был весьма неосторожен. Ворон знал по своему богатому опыту, что попадался только тогда, когда действовал вроде бы правильно, логично, а вот когда неоправданно рисковал, все ему сходило с рук, словно бы дьявол берег его для своих черных дел. Дьявол не прощал только одного - жалости, человечности.
Когда Ворон рисковал, он испытывал прекрасное, ни с чем не сравнимое чувство, вся кровь кипела в нем, он ощущал себя не то что человеком - он ощущал себя сверхчеловеком, чуть ли не вершителем судеб человеческих. Он знал, чем рискует, имел представление, что такое камера смертников, ему рассказал об этом некто Федоров по кличке Дыра, который ожидал помилования больше года и дождался-таки. Когда опасность словно пуля свистела над ухом и исчезала в бесконечности, Ворон испытывал истинное наслаждение. Это была его жизнь, это было его предназначение, только в этом он видел смысл.
Ворон не побоялся нагрянуть домой к Андрею Зоричу. Адрес его был ему известен, Катиного хахаля они выследили, зная, что его адрес может понадобиться, и он действительно понадобился. Андрея дома не оказалось, Ворон представился Катиным родственником, и родители Андрея в простоте душевной сообщили ему, что Андрей с Катей уехали в Ленинград и сегодня вечером должны вернуться. Андрей поставил своих родителей в известность, будучи внимательным сыном, а они, будучи людьми воспитанными, поставили в известность об этой поездке человека, лишившего жизни родителей Кати, которым не суждено было узнать о поездке их дочери в Ленинград. Ворону запала в голову идея своей встречи с Катей Корниловой, его вдохновляла эта затея. А если он и рискует попусту - значит, судьба...
Оставив в машине у подъезда Корниловых Колю и Рыжего, сам взял такси и направился к старой подруге Эллочке Жарковской, где и стал ждать вестей, а лучше всего - желанную гостью. Старая подруга Эллочка, всецело преданная ему, постаревшая, погрузневшая за эти годы, имела теперь доходную профессию - она содержала притон. В специально арендованном помещении, разумеется. Но на свою квартиру она порой привозила девиц особой красоты специально для старого друга, который теперь именовался Петром Бородиным и изредка позволял себе расслабиться, отдохнуть от своих лихих дел. А сегодня он попросил Эллочку вообще не приезжать домой, ему, мол, надо было побыть одному, а потом встретиться кое с кем тет-а-тет. Без единого лишнего вопроса Эллочка дала добро. Это качество и было самым ценным у Эллочки она за всю жизнь не задала ни одного лишнего вопроса. Оттого-то и чувствовала себя неплохо в новых рыночных условиях. У неё были очень влиятельные знакомые, причем, в самых разных сферах - от правительственных кругов до уголовного мира. Какая разница - ведь все живые люди, охочие до наслаждений, а самых лучших девочек в Москве могла достать только она, и все это хорошо знали.
- Ночуй... Петр Андреевич, - сказала она по телефону хриплым усталым голосом. - Проверь только, ключ не потерял? А я здесь останусь, в этом вертепе. Приму снотворное и баиньки. Целую тебя. Будь.
6.
Самолет приземлился вовремя. Усталые и счастливые Катя и Андрей вышли из здания аэропорта и побрели к стоянке такси. Было около девяти часов вечера. Взяли такси и поехали домой. В машине Кате снова стало тяжело на душе, она постоянно думала о родителях. А вдруг они уже вернулись, созвонились с бабушкой и поняли, что она не ночевала дома, а это в их семье было делом совершенно ненормальным, противоестественным. И после тех фантастических чувств, ощущений, которые она испытала за эти дни, ей очень не хотелось выслушивать скучные нотации, крики возмущения. А вести сейчас же Андрея в дом и объявлять его своим женихом, заявлять, что они немедленно поженятся, она вовсе не хотела. Она всерьез об этом не могла думать. Это все были его идеи. И вообще, все было так странно и так неожиданно. Там, в Питере, все это казалось сказкой, здесь же, в Москве, эта сказка перенеслась в реальность...
... - Мне что-то страшно, Андрюша, - прошептала она. - Я чего-то боюсь, сама не знаю, чего.
- Ничего не бойся, родная! - вскрикнул он и прижал её крепко-крепко к себе. - Я с тобой. Я всегда с тобой.
Вот и Москва, Ленинградский проспект, улица Горького, Октябрьская площадь, площадь Гагарина, Ленинский... Скоро они будут дома... Ну почему у неё в душе такая тревога, постоянно нарастающая тревога?...
Они остановились около дома. Андрей расплатился с водителем, и они пошли в глубь двора. Во дворе было темно, фонари горели тускло. Впереди послышался какой-то шорох, кто-то яростно зашептал какие-то непонятные слова. Шепот этот был словно из болезни, из горячечного бреда. Катя с ужасом различила слова: "Вот они." Слова чужие, ожесточенные и непременно относящиеся к ним.
Но почему именно к ним? Глупости все это, показалось, померещилось. Скорее, скорее домой, в теплую квартиру, к родителям, пусть они будут дома, пусть ругают, кричат, только были бы дома. Почему-то страшно, очень страшно...
К ним откуда-то из темноты приблизились два силуэта. Мужских силуэта. Один кряжистый, могучий, широкоплечий, в куртке, другой - хилый, в шляпе и плащике. "Подожди" , - тихо сказах хилый могучему и подошел ближе к Кате и Андрею.
- Здравствуйте, Катя, - произнес хилый, слегка трогая её за локоть. Можно вас на одну минутку?
- Что вам от меня надо? - шарахнулась Катя в сторону.
- Вы, пожалуйста, не беспокойтесь, я не причиню вам ничего дурного, не беспокойтесь, - лепетал незнакомец. - Я ваш друг. Мне надо вам кое-что сообщить.
- Говорите здесь. При мне, - приказал Зорич, однако, слегка дрогнувшим голосом. Ему тоже стало не по себе.
- Я не могу, не имею права, молодой человек, - говорил незнакомец, пряча лицо в шарф и надвинутую на лоб шляпу. - Пойдемте, Катя, сюда, сюда, пожалуйста.
Он слегка тянул её в сторону за руку, а между Зоричем и Катей быстро выросла фигура второго, широкоплечего. Лица его тоже не было видно в полумраке.
- Погоди, парень, погоди. - Он напирал мощной грудью на Зорича. Погоди-ка минутку, тебе туда нельзя. Тебе туда нельзя.
- Я никуда с вами не пойду! - крикнула Катя, но тут неожиданно рядом с ними как из-под земли появилась черная "Волга". Как пуля из неё выскочил крупный, грузный человек и, приоткрыв заднюю дверь, резко втолкнул Катю в машину. В это же время широкоплечий ударил в лицо Зорича, перегораживая ему путь к машине. Хилый мухой впрыгнул в машину, бросился было туда и широкоплечий, но ему это не удалось. Зорич пошатнулся от удара в лицо, но удержался на ногах, догнал широкоплечего и нанес ему сильный удар ногой в спину. Тот упал лицом в грязь, быстро подняться ему не удалось, и, увидев его злоключения, водитель быстро тронул машину с места, и она нырнула во тьму. Номер был забрызган грязью, но Андрей бежал за машиной и кричал:
- Стойте, гады, стойте! Я запомнил номер, стойте!!!
Но машина исчезла за поворотом и помчалась по проспекту в сторону от центра. Андрей бросился обратно, надеясь поймать широкоплечего, но того, естественно, и след простыл. От ужаса у Андрея замерло сердце. "Идиот, зачем гнался за машиной?! Зачем?! Надо было этого держать!" Он рыскал по двору, обшарил все вокруг, но естественно, никаких следов широкоплечего поблизости не было. Редкие прохожие смотрели на него с изумлением.
Прошатавшись так битый час, он с остекленевшими глазами и стучащим словно маятник сердцем поплелся домой.
- Ну, Андрюшенька, как съездил? - спросила мать, улыбаясь.
- Н-нормально, - буркнул Андрей. - Ус-стал очень.
- Да что ты бледный такой? Что заикаешься? - испугалась мать. - А тут к тебе какой-то мужчина приходил, интересовался, когда ты приедешь. Он родственник Кати Корниловой.
- Родственник?! Кто такой?!!! - заорал, словно резаный, Андрей.
- Ты чего орешь прямо с порога? - возмутился отец, выходя из комнаты с дымящейся трубкой в руке.
Но ответить ему Андрей не успел. Зазвонил телефон. Андрей пулей бросился к трубке.
- Андрей, послушайте меня, - тихий уверенный голос в телефонной трубке заставил его похолодеть. - Я вас вот о чем попрошу - не начинайте никаких поисков Кати. Если вы не послушаете меня, позвоните в милицию, поднимете шум и тому подобное, с Катей будет плохо. Она погибнет жуткой смертью, я вам это обещаю. Вы сами понимаете, что я не шучу. Так что не начинайте никаких поисков, ложитесь спать, а завтра тихо и спокойно идите в школу. Родителям скажете, что поссорились с Катей, оттого и нервничаете. Вы меня поняли? И не вздумайте перебивать меня и что-то отвечать. Не ищите её, все это напрасно. Она появится сама, когда будет нужно. В целости и сохранности.
- Из-звините, - пробормотал Андрей, все ещё надеясь, что это страшный сон, от которого он сейчас очнется. - Но её же будут искать родители...
- Не будут, - замогильным голосом успокоил незнакомец. - Ее родители вчера погибли. В автокатастрофе. - И в трубке послышались частые гудки, гудки безнадежности и обреченности...
У Андрея отнялся язык. Он не мог все это осмыслить. И в тот момент ему и в голову не пришло, что именно его будут обвинять в исчезновении Кати, может быть, в её убийстве. Мысль эта пришла к нему в голову только среди глубокой ночи, когда он в ужасе и бреду метался по кровати. И от этой жуткой мысли он застонал нечеловеческим стоном...
7.
- Прямо как в детективном романе, - произнесла Катя, пытаясь прийти в себя от пережитого ужаса. Машина неслась по оживленному проспекту, вокруг светились огни, мчались машины, ходили люди. Москва кипела своей обычной вечерней жизнью, и только она, Катя, была вне этой жизни. Она сидела на заднем сидении машины, мчащейся неизвестно куда. Рядом с ней сидел, кутаясь в коротенький плащик тот хилый невзрачный мужчина, который первым подошел к ней у подъезда. В машине было темно, и лица его толком не было видно, лица же водителя Катя не видела вообще.
- Вы не беспокойтесь, Катя, - тихо произнес Коля, ибо, разумеется, это был он. Этого человека успели хорошо узнать её родители. Водитель, нанятый Вороном, молчал, лицо его было незнакомо Коле, он не проронил ни единого слова. "Немой, что ли?" - поражался Коля. - "Почему не приехал Хряк, которому Ворон доверяет на сто процентов? А вообще-то, дела у Ворона, видать, неважнецкие, если на такое дело он мобилизует таких как я и этот рыжий дебил." Коля всячески отгонял от себя мысли о погибшей Маше, ему слишком страшно было обо всем этом думать. Лишь одно желание овладевало им - он хотел покоя, хотел напиться водки и согреться, хотел зарыться в свою грязную постель и хоть ненадолго забыться сном. Ныли его побитые места, во рту красовался обломок выбитого переднего зуба. "Почему я так живу?" постоянно спрашивал он себя. - "Почему я должен так погано жить? Ведь другие не так живут, наоборот - все такие веселые, сытые, довольные, даже Ворон, который в розыске, даже этот рыжий придурок. Ничего им не страшно, сам черт им не брат. И только мне, одному мне так плохо..." Вот он сидит рядом с дочерью Маши, так на неё похожей и везет её к Ворону, который задался страшной целью - погубить, растоптать эту семью, а он ничего не может сделать для дочери женщины, которую он любил больше жизни, даже не может сообщить ей о смерти родителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Коля никак не мог понять, чего Ворон добивается от Корниловых. Это был страшный, непонятный человек, человек-призрак, он мог появиться когда угодно и исчезнуть в любой момент. Он мог раздобыть большие деньги откуда угодно, хоть из дорожной пыли. Коля не знал подробностей жизни Ворона, как не знал их никто, но был уверен - Ворон не остановится ни перед чем, убить человека ему раз плюнуть. И такой-то человек тратит все свое время на то, чтобы терроризировать семью Корниловых. Хотя, причины у него на это есть, и об этом знал только он, Коля. И получить он от них мог немало - квартира, дача, машина, наличные деньги, импортная техника... Но Коля понимал, что не в этом дело, и об основной причине этого странного поведения Ворона у него лишь маячили смутные догадки...
А что же теперь? Аркадия и Маши больше нет. Об этом ему сообщил Ворон, встав словно призрак над его убогой постелью. Что же ему теперь надо, этому гаду рода человеческого? Ограбить их дочь, оставшуюся круглой сиротой? Истребить эту семью до конца? Он не понимал логических построений Ворона. Для него, больного, несчастного, спившегося, нищего, потерявшего в жизни последнее, человека, это было слишком сложно. Все, что у него осталось это леденящий душу страх перед Вороном, перед его покрытой мутной пеленой правым глазом, ещё больше перед зрячим левым, с сатанинским прищуром глядящим на него, и в то же время панический страх остаться без его поддержки, один на один с этой совсем уж теперь непонятной жизнью.
- Кати нет в Москве, - тихим голосом объяснил Рыжему Ворон. - Она по слухам уехала с хахалем в Питер. Видимо, сегодня вечером они приедут в Москву, но, может случиться, что и не сегодня, так что пасти надо до последнего, пока не появится. Какова наша задача - сделать так, чтобы о смерти родителей она узнала не сразу, мало того - обязательно от меня. Кстати, что в этом плохого? А, Николаша? - Он едва заметно усмехнулся. - Я переживаю их гибель и желаю счастья их единственной дочери. Которая по твоим описаниям и моим поверхностным наблюдениям, вылитая Маша. А Маша, сам знаешь... Но..., - он увидел страдальческую гримасу Коли, - тут я молчу, я затихаю, Николаша. Такое несчастье, такая нелепая случайность... Так что, я вас обоих прошу, тебя, Рыжий, при необходимости, подчеркиваю это слово, учитывая твою особую одаренность, аккуратно нейтрализовать её хахаля, а тебя, Николаша, с помощью Рыжего доставить её ко мне. Идите к этой машине, вас отвезут на Ленинский проспект к подъезду Корниловых, а потом, вместе с Катей, я надеюсь, - он снял очки и протер носовым платком стекла, - туда, куда положено. Вы поняли меня? - Он внимательно поглядел на них, и оба не могли понять, какой из его глаз страшнее - невидящий правый или зрячий левый.
- Да, да, поняли, - вразнобой ответили крестники, один с готовностью и рвением, другой - с величайшим унынием и отчаянием в голосе.
- И не хандри ты, Николаша, сейчас мы с тобой делаем общее благородное дело, понял?
Они пошли в ожидавшей их черной "Волге" и сели в нее, Ворон спереди, они сзади. За рулем сидел могучий незнакомец, мрачный как туча и молчаливый как рыба. За всю поездку он не проронил ни слова.
Коля думал о своем. Он ни на йоту не верил Ворону, его, якобы, благородным намерениям. Он чувствовал, что тот вновь затеял что-то дьявольское. На своем опыте Коля знал, что вся жизнь Ворона была посвящена тому, чтобы изобретать нечто такое, от чего людям, против которых это затевалось, становилось невыносимо жить. Он словно злой дух одним легким мановением руки превращал в ад жизнь всех тех, с кем соприкасался. "Откуда этот гад только силы на все это берет? Словно вечный двигатель, покою не знает. Все что-то изобретает, затевает", - с ненавистью думал Коля. - "И никакой погибели на него нет".
И действительно, активная натура Ворона не знала состояния покоя. Наступали золотые времена для таких как он, они начинали делать бешеные деньги, ворочать миллионами долларов, скупать акции крупнейших предприятий и фактически управлять этим вновь созданным криминальным государством. А он, талантливый, активный, опытный, вынужден был пробавляться всякой мелочью - ведь пока он сидел в колонии строгого режима, его коллеги, бывшие в то время на воле, стали солидными людьми - банкирами, предпринимателями, многие проникли во властные структуры. А он фактически оставался не у дел. Досидеть срока он не мог, он организовал побег, и в конце лета оказался на воле. Ему нужны были деньги, чтобы начать свое дело, а для того, чтобы сделать деньги, нужны были идеи. Но никаких серьезных идей не возникало, и Ворон стал ощущать пустоту и тревогу, бездействие душило его. Чтобы не оставаться в состоянии стагнации, он стал изобретать всякие паскудные развлечения, лишь бы действовать беспрерывно, словно вечный двигатель. Он даже не мог хоть ненадолго осесть на дно, выждать, он не считался с тем, что находится в розыске, что он застрелил на шоссе милиционера, он был весьма неосторожен. Ворон знал по своему богатому опыту, что попадался только тогда, когда действовал вроде бы правильно, логично, а вот когда неоправданно рисковал, все ему сходило с рук, словно бы дьявол берег его для своих черных дел. Дьявол не прощал только одного - жалости, человечности.
Когда Ворон рисковал, он испытывал прекрасное, ни с чем не сравнимое чувство, вся кровь кипела в нем, он ощущал себя не то что человеком - он ощущал себя сверхчеловеком, чуть ли не вершителем судеб человеческих. Он знал, чем рискует, имел представление, что такое камера смертников, ему рассказал об этом некто Федоров по кличке Дыра, который ожидал помилования больше года и дождался-таки. Когда опасность словно пуля свистела над ухом и исчезала в бесконечности, Ворон испытывал истинное наслаждение. Это была его жизнь, это было его предназначение, только в этом он видел смысл.
Ворон не побоялся нагрянуть домой к Андрею Зоричу. Адрес его был ему известен, Катиного хахаля они выследили, зная, что его адрес может понадобиться, и он действительно понадобился. Андрея дома не оказалось, Ворон представился Катиным родственником, и родители Андрея в простоте душевной сообщили ему, что Андрей с Катей уехали в Ленинград и сегодня вечером должны вернуться. Андрей поставил своих родителей в известность, будучи внимательным сыном, а они, будучи людьми воспитанными, поставили в известность об этой поездке человека, лишившего жизни родителей Кати, которым не суждено было узнать о поездке их дочери в Ленинград. Ворону запала в голову идея своей встречи с Катей Корниловой, его вдохновляла эта затея. А если он и рискует попусту - значит, судьба...
Оставив в машине у подъезда Корниловых Колю и Рыжего, сам взял такси и направился к старой подруге Эллочке Жарковской, где и стал ждать вестей, а лучше всего - желанную гостью. Старая подруга Эллочка, всецело преданная ему, постаревшая, погрузневшая за эти годы, имела теперь доходную профессию - она содержала притон. В специально арендованном помещении, разумеется. Но на свою квартиру она порой привозила девиц особой красоты специально для старого друга, который теперь именовался Петром Бородиным и изредка позволял себе расслабиться, отдохнуть от своих лихих дел. А сегодня он попросил Эллочку вообще не приезжать домой, ему, мол, надо было побыть одному, а потом встретиться кое с кем тет-а-тет. Без единого лишнего вопроса Эллочка дала добро. Это качество и было самым ценным у Эллочки она за всю жизнь не задала ни одного лишнего вопроса. Оттого-то и чувствовала себя неплохо в новых рыночных условиях. У неё были очень влиятельные знакомые, причем, в самых разных сферах - от правительственных кругов до уголовного мира. Какая разница - ведь все живые люди, охочие до наслаждений, а самых лучших девочек в Москве могла достать только она, и все это хорошо знали.
- Ночуй... Петр Андреевич, - сказала она по телефону хриплым усталым голосом. - Проверь только, ключ не потерял? А я здесь останусь, в этом вертепе. Приму снотворное и баиньки. Целую тебя. Будь.
6.
Самолет приземлился вовремя. Усталые и счастливые Катя и Андрей вышли из здания аэропорта и побрели к стоянке такси. Было около девяти часов вечера. Взяли такси и поехали домой. В машине Кате снова стало тяжело на душе, она постоянно думала о родителях. А вдруг они уже вернулись, созвонились с бабушкой и поняли, что она не ночевала дома, а это в их семье было делом совершенно ненормальным, противоестественным. И после тех фантастических чувств, ощущений, которые она испытала за эти дни, ей очень не хотелось выслушивать скучные нотации, крики возмущения. А вести сейчас же Андрея в дом и объявлять его своим женихом, заявлять, что они немедленно поженятся, она вовсе не хотела. Она всерьез об этом не могла думать. Это все были его идеи. И вообще, все было так странно и так неожиданно. Там, в Питере, все это казалось сказкой, здесь же, в Москве, эта сказка перенеслась в реальность...
... - Мне что-то страшно, Андрюша, - прошептала она. - Я чего-то боюсь, сама не знаю, чего.
- Ничего не бойся, родная! - вскрикнул он и прижал её крепко-крепко к себе. - Я с тобой. Я всегда с тобой.
Вот и Москва, Ленинградский проспект, улица Горького, Октябрьская площадь, площадь Гагарина, Ленинский... Скоро они будут дома... Ну почему у неё в душе такая тревога, постоянно нарастающая тревога?...
Они остановились около дома. Андрей расплатился с водителем, и они пошли в глубь двора. Во дворе было темно, фонари горели тускло. Впереди послышался какой-то шорох, кто-то яростно зашептал какие-то непонятные слова. Шепот этот был словно из болезни, из горячечного бреда. Катя с ужасом различила слова: "Вот они." Слова чужие, ожесточенные и непременно относящиеся к ним.
Но почему именно к ним? Глупости все это, показалось, померещилось. Скорее, скорее домой, в теплую квартиру, к родителям, пусть они будут дома, пусть ругают, кричат, только были бы дома. Почему-то страшно, очень страшно...
К ним откуда-то из темноты приблизились два силуэта. Мужских силуэта. Один кряжистый, могучий, широкоплечий, в куртке, другой - хилый, в шляпе и плащике. "Подожди" , - тихо сказах хилый могучему и подошел ближе к Кате и Андрею.
- Здравствуйте, Катя, - произнес хилый, слегка трогая её за локоть. Можно вас на одну минутку?
- Что вам от меня надо? - шарахнулась Катя в сторону.
- Вы, пожалуйста, не беспокойтесь, я не причиню вам ничего дурного, не беспокойтесь, - лепетал незнакомец. - Я ваш друг. Мне надо вам кое-что сообщить.
- Говорите здесь. При мне, - приказал Зорич, однако, слегка дрогнувшим голосом. Ему тоже стало не по себе.
- Я не могу, не имею права, молодой человек, - говорил незнакомец, пряча лицо в шарф и надвинутую на лоб шляпу. - Пойдемте, Катя, сюда, сюда, пожалуйста.
Он слегка тянул её в сторону за руку, а между Зоричем и Катей быстро выросла фигура второго, широкоплечего. Лица его тоже не было видно в полумраке.
- Погоди, парень, погоди. - Он напирал мощной грудью на Зорича. Погоди-ка минутку, тебе туда нельзя. Тебе туда нельзя.
- Я никуда с вами не пойду! - крикнула Катя, но тут неожиданно рядом с ними как из-под земли появилась черная "Волга". Как пуля из неё выскочил крупный, грузный человек и, приоткрыв заднюю дверь, резко втолкнул Катю в машину. В это же время широкоплечий ударил в лицо Зорича, перегораживая ему путь к машине. Хилый мухой впрыгнул в машину, бросился было туда и широкоплечий, но ему это не удалось. Зорич пошатнулся от удара в лицо, но удержался на ногах, догнал широкоплечего и нанес ему сильный удар ногой в спину. Тот упал лицом в грязь, быстро подняться ему не удалось, и, увидев его злоключения, водитель быстро тронул машину с места, и она нырнула во тьму. Номер был забрызган грязью, но Андрей бежал за машиной и кричал:
- Стойте, гады, стойте! Я запомнил номер, стойте!!!
Но машина исчезла за поворотом и помчалась по проспекту в сторону от центра. Андрей бросился обратно, надеясь поймать широкоплечего, но того, естественно, и след простыл. От ужаса у Андрея замерло сердце. "Идиот, зачем гнался за машиной?! Зачем?! Надо было этого держать!" Он рыскал по двору, обшарил все вокруг, но естественно, никаких следов широкоплечего поблизости не было. Редкие прохожие смотрели на него с изумлением.
Прошатавшись так битый час, он с остекленевшими глазами и стучащим словно маятник сердцем поплелся домой.
- Ну, Андрюшенька, как съездил? - спросила мать, улыбаясь.
- Н-нормально, - буркнул Андрей. - Ус-стал очень.
- Да что ты бледный такой? Что заикаешься? - испугалась мать. - А тут к тебе какой-то мужчина приходил, интересовался, когда ты приедешь. Он родственник Кати Корниловой.
- Родственник?! Кто такой?!!! - заорал, словно резаный, Андрей.
- Ты чего орешь прямо с порога? - возмутился отец, выходя из комнаты с дымящейся трубкой в руке.
Но ответить ему Андрей не успел. Зазвонил телефон. Андрей пулей бросился к трубке.
- Андрей, послушайте меня, - тихий уверенный голос в телефонной трубке заставил его похолодеть. - Я вас вот о чем попрошу - не начинайте никаких поисков Кати. Если вы не послушаете меня, позвоните в милицию, поднимете шум и тому подобное, с Катей будет плохо. Она погибнет жуткой смертью, я вам это обещаю. Вы сами понимаете, что я не шучу. Так что не начинайте никаких поисков, ложитесь спать, а завтра тихо и спокойно идите в школу. Родителям скажете, что поссорились с Катей, оттого и нервничаете. Вы меня поняли? И не вздумайте перебивать меня и что-то отвечать. Не ищите её, все это напрасно. Она появится сама, когда будет нужно. В целости и сохранности.
- Из-звините, - пробормотал Андрей, все ещё надеясь, что это страшный сон, от которого он сейчас очнется. - Но её же будут искать родители...
- Не будут, - замогильным голосом успокоил незнакомец. - Ее родители вчера погибли. В автокатастрофе. - И в трубке послышались частые гудки, гудки безнадежности и обреченности...
У Андрея отнялся язык. Он не мог все это осмыслить. И в тот момент ему и в голову не пришло, что именно его будут обвинять в исчезновении Кати, может быть, в её убийстве. Мысль эта пришла к нему в голову только среди глубокой ночи, когда он в ужасе и бреду метался по кровати. И от этой жуткой мысли он застонал нечеловеческим стоном...
7.
- Прямо как в детективном романе, - произнесла Катя, пытаясь прийти в себя от пережитого ужаса. Машина неслась по оживленному проспекту, вокруг светились огни, мчались машины, ходили люди. Москва кипела своей обычной вечерней жизнью, и только она, Катя, была вне этой жизни. Она сидела на заднем сидении машины, мчащейся неизвестно куда. Рядом с ней сидел, кутаясь в коротенький плащик тот хилый невзрачный мужчина, который первым подошел к ней у подъезда. В машине было темно, и лица его толком не было видно, лица же водителя Катя не видела вообще.
- Вы не беспокойтесь, Катя, - тихо произнес Коля, ибо, разумеется, это был он. Этого человека успели хорошо узнать её родители. Водитель, нанятый Вороном, молчал, лицо его было незнакомо Коле, он не проронил ни единого слова. "Немой, что ли?" - поражался Коля. - "Почему не приехал Хряк, которому Ворон доверяет на сто процентов? А вообще-то, дела у Ворона, видать, неважнецкие, если на такое дело он мобилизует таких как я и этот рыжий дебил." Коля всячески отгонял от себя мысли о погибшей Маше, ему слишком страшно было обо всем этом думать. Лишь одно желание овладевало им - он хотел покоя, хотел напиться водки и согреться, хотел зарыться в свою грязную постель и хоть ненадолго забыться сном. Ныли его побитые места, во рту красовался обломок выбитого переднего зуба. "Почему я так живу?" постоянно спрашивал он себя. - "Почему я должен так погано жить? Ведь другие не так живут, наоборот - все такие веселые, сытые, довольные, даже Ворон, который в розыске, даже этот рыжий придурок. Ничего им не страшно, сам черт им не брат. И только мне, одному мне так плохо..." Вот он сидит рядом с дочерью Маши, так на неё похожей и везет её к Ворону, который задался страшной целью - погубить, растоптать эту семью, а он ничего не может сделать для дочери женщины, которую он любил больше жизни, даже не может сообщить ей о смерти родителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46