— Это особый вопрос, — продолжал тот, — мой друг Алан, Алан Митчелл, тот, кто рассказал мне все это, думает, что КГБ пытается вернуть Корниенко, потому что его сведения достоверны. И если это действительно так, то он будет золотоносной жилой. Похоже, что он знает что-то серьезное...
— Например? — спросил Болан. Он уже знал, каким будет ответ, но хотел сам услышать его из уст Элбрайта.
— В нашу разведку внедрен их агент. По крайней мере, так думает Митчелл. Он засел так глубоко, что они не могут его раскопать, чтобы спасти от выявления. И, видимо, этот агент — большая птица и терять его они не хотят.
— Почему бы не спросить об этом Корниенко?
— Потому что он, скорее всего, даже не подозревает, чего стоят его сведения. Естественно, он не может знать ничего конкретного по этому вопросу. Но если правильно распорядиться его информацией, перепроверить её и сопоставить с информацией из других источников, все сойдется и все звенья цепи встанут на свои места. Этот парень не может быть разгадкой, но, вполне возможно, что ключ к тайне находится у него. Митчелл в этом просто уверен.
— Он сказал, откуда у него такая уверенность?
— Нет. Он дал понять, что не может сказать мне этого. Идея в том, что мы недавно потеряли собственного человека, которому с большим трудом удалось внедриться в КГБ. Сейчас связь с ним потеряна, и ходят слухи, что он провалился, причем не по собственной глупости. Кто-то дал наводку... Можно проверить каждого из наших, но успех не гарантирован. К тому же на это просто нет времени.
Болан про себя выругался.
Элбрайт продолжал:
— Что касается нашего авиатора, то здесь есть одно предположение. — Болан нетерпеливо подался вперед. — В течение следующих двух недель запланировано несколько публичных выступлений президента. Если, как мы предполагаем, самозванец Андерсон заброшен с целью убийства, то президент может быть его мишенью, и при отсутствии опровергающей информации мы должны принять это во внимание, как серьезную угрозу.
— Больше всего меня беспокоит то, что нам не сесть ему на хвост, — сказал Болан. — Как, черт возьми, ему удается оставаться незамеченным? Я не новичок в таких делах, но мне кажется, что он обладает свойствами оборотня.
— Или получает помощь со стороны, — предположил Элбрайт.
— Отсюда напрашивается второй вопрос: как, по-твоему, эти люди, — Болан указал на распростертые на полу тела, — вычислили мое местонахождение? Ты никому не говорил?
— Ты что, конечно, нет!
— Я должен тебе сказать, что мне все это очень не нравится. Только ты и Броньола знали, что я остановился в этом мотеле. Хэл вне подозрений. Но я могу допустить, что он доложил об этом чисто в служебном порядке, согласно ситуации.
— Что мы будем делать с ними? — спросил Элбрайт, не без отвращения глядя на трупы, скорчившиеся у порога и у двери в ванную.
— Ничего, — спокойно ответил Болан.
— Ничего? Ты хочешь сказать, что мы оставим ЭТО здесь? — глаза Элбрайта расширились.
— А где же еще?
Элбрайт потерял дар речи. Все, чему он стал свидетелем за последние несколько дней, не укладывалось у него в голове. Он, разумеется, и раньше предполагал, что ему, возможно, придется по долгу службы быть свидетелем непривлекательных сцеп, может быть, даже самому применять оружие, но то, что он увидел сейчас в номере мотеля, было уже слишком. В ЦРУ ценили его способность мыслить аналитически и умение работать с "сырой" информацией — это пристрастие и было главной причиной его поступления на службу в Управление. Но теперь этот дар был нужен лишь как дополнение к новому искусству — искусству убивать... Элбрайт начинал сомневаться в правильности своего выбора — он не был создан для кровопролитий, какими бы благими целями они не оправдывались.
— Кстати, один из них всего лишь спит, — сказал Болан. Это прозвучало как злая шутка, но, взглянув в лицо Палача, Элбрайт не заметил и тени улыбки.
— Спит? — переспросил он, не совсем понимая, в чем дело.
— Да, вон тот, снизу... около ванной. Он жив. Мне кажется, будет не лишним задать ему несколько вопросов. Но этим уже займется Броньола. — Болан встал со стула и подошел к паре сцепившихся тел. Рывком он вытащил человека, лежавшего внизу, и, подтащив его к стене, прислонил к ней.
— Что ты собираешься с ним делать? — спросил Элбрайт, кивнув на находящегося в бессознательном состоянии взломщика.
— Я скажу Броньоле, где его можно забрать.
— А что делать мне? Я могу быть тебе полезен?
— Да. Тебе нужно будет выйти на улицу, обойти дом, и я подам тебе этот мешок.
Элбрайт застыл на месте, как будто плохо расслышал, что ему было сказано.
— Пошевеливайся! — сказал Болан повелительным тоном.
Элбрайт попятился к двери. Он открыл её не глядя: его взгляд был прикован к Палачу. На мгновение Болану показалось, что его молодой напарник сейчас удерет. По лицу молодого агента было видно, как он старается перебороть чувство отвращения: его представление о долге слабо соотносилось с тем, что лежало на полу. Так бывает почти со всеми новичками. Болан вспомнил Вьетнам, он не мог назвать ни одного, даже самого отъявленного головореза, который бы не имел вначале подобных проблем.
Дикая жестокость той войны была для одних пожизненной травмой, для других — огнем, выжегшим в них все человеческое. Для Болана это оказалось нечто большее. Война научила его искусствам, доселе ему неведомым, которые стали неотъемлемой частью его жизни. До конца своих дней он не сможет забыть те месяцы, в течение которых он претерпел гораздо больше метаморфоз, чем может сделать с человеком сама природа. Огонь и кровь, реки которых он не раз переходил вброд, угопая в них по горло, оставили на нем множество шрамов, но все же пощадили его жизнь. Следующие несколько минут должны были решить, будет ли Элбрайт в будущем его надежным союзником.
Болан начал действовать. Он оторвал сетевые шнуры от находившихся в номере ламп и кабель от телевизора. Затем, оттащив от стены все еще не пришедшего в себя пленника, он крепко связал за спиной его руки. Сложив второй провод вдвое, он ловко скрутил ноги контуженного. Толстым телевизионным кабелем Болан привязал ступни взломщика к его запястьям. Затем он поставил эту сложную композицию на колени, присел на корточки и, ухнув, взвалил связанного себе на плечи. Сгибаясь под тяжелой тушей, Болан прошел в ванную и, не церемонясь, вывалил свою ношу в окно. Та приземлилась с глухим стуком.
"О, боги... — взмолился про себя Элбрайт, — образумьте этого медведя!"
Болан высунулся в окно. Молодой агент ЦРУ склонился над контуженным врагом и, чуть не плача, рассматривал путы, которыми Болан щедро снабдил того.
— Могли бы ослабить шнуры, — голос Элбрайта чуть дрожал, но был довольно резок, — или вам не известно о физиологии организма?
Неожиданно Болан рассмеялся так, что ему трудно было успокоиться, — и это был первый за время их знакомства раз, когда Болан вообще смеялся.
— Я подумал, что тебя здесь уже не будет...
— Напрасно. Моя командировка еще не закончилась. Впрочем, как и ваша... В одиночку не справиться, хотя пока, на мой взгляд, вы действовали неплохо. Но я имею приказ, и пока ситуация не прояснится, приказы остаются приказами, какими бы вздорными они не показались...
— Я бы сказал, что "вздорный" — это еще слишком слабый эпитет для того дерьма, в котором мы плаваем уже несколько дней, — заметил Болан, приземляясь рядом со своей композицией, лежащей на травке.
— Черт, — ответил Элбрайт. — Если ты знаешь другое слово, то назови его, я сгораю от любопытства. — Сам того не заметив, он перешел с Боланом на "ты".
Не сказав больше ни слова, Палач нагнулся и подхватил связанного под мышки. Ему нравилась горячность новичка — этот парень начинал ему импонировать. Болан знал, что без него ему будет намного труднее и про себя порадовался, что судьба послала ему такого партнера.
Не дожидаясь ответа, Элбрайт обхватил ноги пленника.
— Далеко нести? — поинтересовался он.
— В фургон, вон за теми деревьями... — ответил Болан и кивнул головой в сторону, где, скрытый растительностью, стоял серый "фольксваген".
— На котором они приехали?
— Не знаю. Там было еще двое, и я не могу сказать, ждали ли они своих дружков, которые полезли ко мне, или это подмога.
— Еще двое?! — Элбрайт едва не выпустил из рук ношу. — Ты хочешь сказать, что угробил пятерых с тех пор, как мы говорили по телефону?
Болан не ответил.
Он вспомнил недавний суд в Техасе, где его обвинили в убийстве ни много ни мало двух тысяч человек — от членов мафиозных организаций до кремлевских холуев. Число жертв заставило оцепенеть весь зал суда и самого Болана. Но три, пять, даже дюжина — это было ничтожно мало, чтобы заставить Палача задуматься...
Но надо сказать, реакция Элбрайта произвела на Болана сильное впечатление. Смысл последних слов даже ему показался диким. Когда до фургона оставалось метров двадцать, Болан подал Элбрайту знак остановиться. То ли для того, чтобы не играть на чувствах молодого партнера, то ли в знак молчаливого согласия, Болан довольно нежно спустил на землю связанного взломщика.
Пока Элбрайт ждал его в кустах, Болан приблизился к фургону. В кабине было тихо — два её обитателя пребывали в тех же позах, в которых он их оставил. Обойдя машину, он дернул за ручку заднюю дверь. Она оказалась не заперта. Открыв ее пошире, Болан вернулся к Элбрайту. Вдвоем они торопливо преодолели последние метры и втолкнули свою ношу в фургон. Болан аккуратно закрыл дверь.
— У тебя есть пистолет? — спросил он Элбрайта.
— Да, — ответил тот, хлопнув себя по левому боку.
— Отлично. Ты останешься здесь, на всякий случай. Я пойду, позвоню Броньоле и скажу, как сюда добраться. Когда вы встретитесь, расскажи ему все остальное о том, что тебе поведал твой друг из контрразведки, и передай, что я хочу, чтобы он занялся поисками дыры, откуда сочится информация. Я не могу начать охоту, пока моя спина открыта... Я отправляюсь в Ричмонд, но скажи Броньоле, что я позвоню ему завтра утром по поводу Андерсона...
Элбрайт кивнул. Он проводил взглядом большого человека, растворившегося во тьме. Элбрайт подумал, что Палач, должно быть, чувствует себя в темноте более уютно. Это было действительно так, потому что темнота было для Болана домом...
Единственным его убежищем.
11
Рано утром Болан позвонил Броньоле. Палач спал плохо, несколько раз за ночь он просыпался и подолгу лежал, глядя в потолок.
Снова и снова Болан вспоминал выражение лица молодого напарника, когда тот увидел, что творится в номере мотеля, его гневный протест по поводу грубого обращения с пленным и вместе с тем его стремление не уронить своего достоинства в глазах этого головореза, то есть его, Болана. Теперь он мог с уверенностью сказать, что этот парень был ему по душе.
Но впереди предстояло много дел, и Болан начинал торопиться. Он был почти уверен, что Броньола приступил к работе еще вчера, хотя подарок, переданный ему Элбрайтом, вряд ли смог уже прийти в себя. Но время торопило. Нужно было выудить из него хоть что-то. Он должен знать об Андерсоне. И если они не вытащат из этого русского несколько слов, остановить террориста будет практически невозможно.
Голос в трубке был сонным:
— Привет! Это кто? Который час?
— Это я, Болан. Сейчас полседьмого. Ты меня чем-нибудь порадуешь?
— Господи, да что это за нетерпение?! Еще ж не рассвело... — начал Броньола капризным голосом.
— Мне в темноте лучше работается, — прервал его Болан. — Какие новости?
— Новости, боюсь, не очень... — Броньола сделал паузу. — Мы трясли его всю ночь, но он ничего не сказал. Ничего. Я вернулся всего час назад...
— Они продолжают работать с ним?
— Уже нет.
— Не понял. Почему? — Болан повысил голос.
— Он ухитрился отравиться. Капсула с ядом. По составу примерно то же, чем должен был по инструкции воспользоваться Пауэрс. Никто не знает, как ему удалось пронести это на допрос, но факт остается фактом: он мертв...
— Проклятье! Что известно об Андерсоне? Обнаружены ли его следы с того момента, как он покинул угнанный автомобиль?
— Андерсон? А-а. Мистер оборотень купил себе новый, там же, в Ричмонде. Темно-серый "понтиак Гран При". Имя конторы — "Ричмонд Моторама", продавца зовут Ланс Пурвис. Машина имеет транзитные номера — мне должны их сейчас сообщить.
— Что еще?
— Это все... Он заплатил наличными и уехал.
— Хорошо, я позвоню тебе из Ричмонда, — сказал Болан и, не попрощавшись повесил трубку.
Приладив снаряжение и распихав все по своим местам, он накинул серый пиджак и вышел на улицу, где его поджидал преданный ему "додж". Автомобиль был старый и порядком побитый, но его мощный восьмицилиндровый двигатель оказался незаменим для Болана.
Безоговорочно повинуясь водителю, машина резко взяла с места, и визг шин на мгновенье заглушил рев мотора. До Ричмонда было не очень далеко, и если не возникнут задержки, то Болан рассчитывал оказаться на месте до полудня. Автострады, прорезавшие во всех направлениях федеральный округ Колумбия, были, по мнению Болана, проложены не слишком рационально, но при почти полном отсутствии транспорта в эти ранние часы единственное что смущало Палача так это ограничение скорости. Однако вдали от населенных пунктов эти ограничения снимались.
До цели оставалось чуть более ста пятидесяти миль по самому короткому маршруту, но Болану пришлось свернуть на запад, в объезд густонаселенных восточных окраин штата Вирджиния. Двигаясь довольно быстро, он надеялся попасть в Ричмонд к десяти часам утра.
Машина проходила гряду холмов, поросших лесом. Мерный рокот двигателя оказывал целительное действие на нервы Болана. Он чувствовал себя за рулем гораздо привычнее и уютнее, чем в самом шикарном офисном кресле. Да поможет Лансу Пурвису Бог, если он вздумает вдруг взять сегодня отпуск, — времени оставалось очень мало, и большая его часть уже была потрачена впустую. Болан допускал, что Пурвис не имел ни малейшего понятия, куда направился его клиент, но, возможно, наблюдательный торговец заметил какую-нибудь маленькую деталь, которой он не придал значения, но которая могла быть исключительно важна для Болана.
Длительная поездка по пустынной автостраде позволяла Болану неторопливо обдумать некоторые мучившие его вопросы.
Первой наиболее острой проблемой, которая мешала ходу всей операции, была утечка информации. Кто-то имел доступ к секретным данным и запросто разбазаривал сведения "из-под прилавка". Болан уже успел испытать на себе всю прелесть данной ситуации и теперь терялся в догадках. Броньола казался вне подозрений — их дружба была проверена временем, и Болан не имел ни тени сомнения на этот счет. Новобранец из ЦРУ был, конечно, меньше знаком Болану, но — в этом он уже успел убедиться — тут тоже все выглядело надежно.
Он знал, что Элбрайт на его стороне. Других вариантов представлялось немного, и все они были маловероятны. Оставалось поверить только в версию Митчелла. Если она верна и в верхах ЦРУ находится агент КГБ, то, не имея возможности быстро его вычислить, единственным для Болана выходом оставалось самому уйти в подполье, зарыться еще глубже, чем это сделали русские. Это, конечно, усложняло дело, но Болан привык к таким оборотам, и жизнь в подполье была хорошо ему знакома.
Уйти в подполье значило стать предельно осторожным даже с теми, кому он доверял. Он должен будет лгать Элбрайту и следить, чтобы Броньола не говорил никому лишнего. При мысли об этом он передернулся. Но тем не менее все эти предосторожности выглядели слишком важными, чтобы ими пренебречь. Почему его заманили в тихий фермерский дом, где ждала засада? Как стало известно, что он остановился в мотеле? Кто убил фотографа Гюнтера Вольмана? Почему Коллингсуорту были посланы фотографии? Где пленный налетчик взял капсулу с ядом? И так далее — с каждым шагом появлялся новый вопрос. Шквал загадок бушевал в его мозгу, как рой рассерженных пчел, и чем больше он задумывался, тем сильнее они жужжали. Не находилось ответа ни на один из этих вопросов, даже на самый простой.
К моменту, когда его "додж" ворвался в предместья Ричмонда, Болан чувствовал себя крайне измотанным. Неопределенность тяжелым молотом повисла над его головой. Одинокий воин, в отличие от любого другого солдата, он сам себе отдавал приказания и сам был обязан их исполнить. Ответственность перед самим собой была жестким правилом этой игры.
Центр города был уже примерно в пятнадцати минутах езды. Болан остановил машину у заправочной станции, чтоб заполнить бак. Заговорив с начальником станции, он без труда выяснил местонахождение фирмы "Ричмонд Моторама", крупнейшего в городе агентства по продаже подержанных автомобилей.
Сунув заправщику двадцатку, Болан исчез в облаке пыли. Через несколько минут он затормозил перед офисом "Ричмонд Моторама", и его встретила миловидная секретарша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25