– Да нет, я помню, – тихо произнес Фейнштейн. – Так чего вы хотите?
– Возможно, вы знаете, что президент на следующей неделе приезжает в Балтимор.
– Да, я читал об этом в «Балтимор сан».
– Ну, так мы полагаем, что было бы совсем неплохо, если бы вы на время уехали из города. Ведь ваши родители живут в Чикаго?
Фейнштейн кивнул, продолжая обгрызать ногти.
– Мы советуем вам на несколько дней съездить в Чикаго, скажем, с понедельника до четверга.
– Вы что, опять хотите выгнать меня из города?
– Не только вас, а всех, кто значится в нашем списке лиц, находящихся под наблюдением. Вы покинете город в понедельник и по прибытии в Чикаго отметитесь в нашем офисе.
Оттерман передал Фейнштейну карточку.
– Этот агент будет ждать вас там в понедельник вечером. У него вы и будете отмечаться два раза в день до утра четверга. Потом можете вернуться домой.
У Фейнштейна был такой вид, как будто он сейчас разрыдается.
– Я не могу поверить, что вы можете так бесцеремонно распоряжаться моей жизнью! Ведь мы в Америке!
– Именно потому, что мы в Америке, мы можем так бесцеремонно распоряжаться вашей жизнью, – подтвердил Оттерман.
– Если я однажды совершил ошибку, мне придется расплачиваться за нее целую вечность?
– На самом деле вы совершили массу ошибок, но одна из них была очень большой ошибкой, и за это приходится платить, – сказал Оттерман. – Вы знаете всю процедуру: если мы не получим от вас известий из Чикаго, то опять начнем искать вас здесь. Вы ведь не хотите этого, не так ли?
– Если я сейчас уеду, то потеряю работу – у меня ведь нет отпуска в это время, – простонал Фейнштейн.
– Скажите, что вы больны, или придумайте еще что-нибудь. Но из города вы должны убраться.
В глазах Фейнштейна показались слезы.
– Когда же это кончится? Когда вы наконец оставите меня в покое?
Оттерман пожал плечами.
– Вы ведь у нас значитесь только в списке лиц, находящихся под наблюдением. Это совсем не то, что быть внесенным в ежеквартальник. Будете вести себя хорошо, не станете больше писать таких глупых писем – и примерно через три года мы вас вычеркнем.
Фейнштейн покачал головой и начал вытирать слезы.
– И все-таки это несправедливо, – всхлипнул он.
– Сынок, – ласково сказал Оттерман, вставая со стула и разглаживая складки на черных форменных брюках, – жизнь вообще несправедлива.
С этими словами он вышел из отеля, оставив Фейнштейна наедине со своими переживаниями. Агенту предстояло до полудня нанести еще два таких же визита.
* * *
Горничная тревожно постучала в дверь.
– Мистер О'Брайен! – позвала она.
Ответа не последовало, и горничная начала стучать громче. Зная, что Дамиен О'Брайен намеревался вернуться в гостиницу рано утром и спать до полудня, она не собиралась непрошеной вторгаться в его номер. Однажды горничная уже воспользовалась своим ключом и, войдя в комнату, обнаружила постояльца, лежащего в голом виде на кровати и сжимающего в руке пустую бутылку из-под виски. Он спал глубоким сном и при этом храпел как паровоз. Повторять подобный опыт горничной совсем не хотелось.
– Мистер О'Брайен! – во весь голос закричала она и забарабанила ключом по двери. – Уборка!
Взглянув на часы, она обнаружила, что к этому времени постоялец обычно давно уже уходил на работу. Возможно, он повесил табличку «Просьба не беспокоить» на ручку своей двери по ошибке. Горничная вставила свой ключ в замок и начала тихо его поворачивать, одновременно стараясь уловить хоть какой-то звук изнутри.
– Уборка, мистер О'Брайен, – повторила она.
Сквозь опущенные шторы, старые и ветхие, в комнату проникало достаточно света, поэтому включать электричество не было необходимости.
Горничная вошла в номер с чистой простыней и полотенцем и опять позвала постояльца – на тот случай, если он в ванной. У нее перехватило дыхание, когда она увидела торчащие из-под кровати ноги. Опять он напился и упал на пол, подумала женщина и тут впервые обратила внимание на тихое жужжание – как будто тикал будильник, у которого кончался завод. Горничная прошла дальше и с опаской заглянула за кровать.
– Мистер О'Брайен, – произнесла она в очередной раз уже дрожащим голосом.
Тут горничная с ужасом обнаружила, что ног четыре. Белые и волосатые, они были попарно связаны у щиколоток. В испуге прикрыв рот рукой и не обращая внимания на упавшие при этом на пол полотенце и простыню, женщина, ловя ртом воздух, ринулась из номера.
Дневной дежурный, которому она с трудом рассказала об увиденном, достал из-под стола бейсбольную биту и пошел вместе с горничной в номер. Держа биту обеими руками, он вошел, включил свет и еще раз позвал постояльца по имени. Дежурный уже давно служил в гостиницах и привык к тому, что гости зачастую занимаются в своих номерах странными делами: связывают друг друга, принимают наркотики – словом, выделывают то, что никогда не стали бы делать в своем собственном доме. Однажды он нашел в номере завернутую в полиэтилен и привязанную к кровати за ноги и за руки женщину, любовник которой в это время валялся без сознания в ванной с сердечным приступом. Словом, удивить дежурного было не так-то просто. Он подошел к изголовью кровати. Жужжание стало отчетливее. Концом биты дежурный слегка ткнул в одну из ног. Никакой реакции не последовало. Тогда он отступил к окну и, заглянув под кровать, увидел тела двух обнаженных мужчин с кляпами во рту. По полу растекались лужи крови. В груди и голове мужчин дежурный заметил несколько отверстий от пуль. Над ранами кружились мухи, иногда садясь на еще не свернувшуюся кровь.
* * *
После собрания «Анонимных алкоголиков» Говард заехал домой упаковать вещи. Если снайперы действительно базируются на Восточном побережье, он не скоро вернется в Феникс. Лиза была на кухне и резала большим ножом какие-то овощи, время от времени заглядывая в кулинарную книгу.
– Ты приехал домой на ленч? – спросила она.
– Если бы! – отозвался Говард.
Он объяснил жене, что летит в Нью-Йорк и в ближайшее время будет сотрудничать с отделением по борьбе с терроризмом.
– О Господи, – вздохнула она, – а как же сегодняшний обед?
– Мне очень жаль, Лиза, но тебе придется пойти без меня.
– Коул, ведь это было запланировано несколько недель назад!
Она бросила нож на разделочную доску и встала перед мужем, уперев, руки в бедра и сверкая глазами.
– Ты должен был объяснить своему начальству, что не можешь ехать!
Говард засмеялся, удивляясь ее наивности. Только дочь Теодора Клейтона могла думать, что подобный тон уместен в разговоре с начальством в ФБР. Его реакция рассердила Лизу еще больше.
– Ты можешь полететь завтра, – предложила она. – Несколько часов ничего не решают.
– Нет, дорогая, это очень важное дело, и несколько часов могут решить все. Это то дело, в котором твой отец так помог мне.
Говард знал, что упоминание об отце наверняка смягчит ее гнев.
Лиза сердито дернула головой и, сорвав с себя фартук, бросила его рядом с ножом.
– Коул, я просто не представляю, почему мирюсь со всем этим! – крикнула она.
– Но ведь это моя работа, – неуклюже попытался он оправдаться.
– Но не единственно возможная! – возразила жена. – Ты мог бы поступить на то место, которое тебе постоянно предлагает папа. Начальник службы безопасности в фирме «Клейтон электроникс» – это прекрасное продвижение по службе. И получал бы ты там гораздо больше, чем получаешь в Бюро. К тому же тебе не пришлось бы мчаться на другой конец страны, получив на сборы минуту.
Говард поднял руки сдаваясь. Подобные споры они вели много раз, и ему никогда не удавалось одержать в них верх.
– Да и дети могли бы почаще видеть собственного отца, – продолжала наступать Лиза.
– Мне надо укладываться, – скороговоркой произнес Говард.
Это означало позорное отступление. Лиза поднялась по лестнице вслед за ним и, стоя у него за спиной, наблюдала, как он вынимает из гардероба чистые рубашки и кладет их в дорожную сумку.
– Надолго едешь? – спросила она, скрестив руки на груди.
– Не имею представления, – бросил он через плечо.
У него было странное чувство, что если он взглянет ей прямо в глаза, то тут же превратится в камень.
– Я не понимаю, чего ты достиг, продавая свою душу ФБР, – со злобой произнесла Лиза.
– Лучше бы дьяволу... – пробормотал Говард.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила она, повышая голос.
В нем стали слышны обвиняющие нотки.
– Ты хочешь сказать, что папа – это дьявол? Ты это хочешь сказать, да?
Говард застегнул «молнию» на сумке.
– Я просто неудачно выразился, Лиза, вот и все. Я хотел сказать, что работа в ФБР стала делом моей жизни. Я делаю ее хорошо и не хочу быть комнатной собачкой у великого Теодора Клейтона. Я не дам ему купить меня!
– Купить тебя? – взвизгнула она. – А кто заплатил за этот дом? За машину? Ты думаешь, мы смогли бы жить так, как живем сейчас, если бы не деньги моего отца? Если бы не он, ты до сих пор гнил бы в отделе разведки. Ты всем обязан моему отцу, а не своему любимому Бюро. Иногда мне кажется, ты об этом забываешь.
При этих словах жены Говард почувствовал, что все внутри него похолодело, и уставился на нее, не веря своим ушам.
– Спасибо тебе, Лиза, – наконец тихо произнес он. – Большое спасибо за то, что ты сказала.
Говард прошел мимо нее, спустился по лестнице и вышел из дома. В глубине души он надеялся, что жена побежит за ним или хотя бы окликнет, но то, что она молча дала ему уйти, тоже не вызвало у него удивления. Когда он отъезжал от дома, ему казалось, что ее гнев висит над ним, как грозовое облако, готовое разразиться дождем.
* * *
Стоял жаркий день, и Джокер включил кондиционер во взятом им напрокат «шевроле люмина». Это был вместительный и удобный американский автомобиль, который легко слушался водителя. Уже давно Джокер не сидел за рулем автомашины. Он даже успел забыть то удовольствие, которое доставляла езда на большой скорости по пустынной дороге. Джокер перевел взгляд на спидометр и снизил скорость до установленного предела – 55 миль в час. Из кармана куртки он достал зеленую пачку жевательной резинки «Риглиз», развернул левой рукой одну пластинку и сунул ее в рот. В винном магазине Джокер запасся бутылкой виски и за завтраком уже успел пропустить пару стаканчиков. Если ему не повезет и он наскочит на полицейского, лучше пахнуть мятной жвачкой, чем спиртным.
Бок все еще болел от ударов, а проснувшись утром, Джокер обнаружил на теле несколько здоровенных лиловых кровоподтеков. Кажется, ему повезло – переломов нет, но синяки пройдут очень не скоро. Часы на приборной доске показывали 13.30. Джокер встал сегодня в восемь часов и уже через час сидел в библиотеке над подшивкой «Вашингтон пост». Он попросил газеты за ту неделю, когда был убит Пит Мэньон, и, "потягивая черный кофе из пластмассового стаканчика, читал статьи, описывающие, как было найдено и опознано тело и как его потом доставили в Великобританию. Ни одна газета не уделила этой истории больше десятка абзацев. Джокер с удивлением обнаружил, насколько Вашингтон – жестокий город. Он-то считал, что политический центр страны должен быть одним из самых безопасных мест. На самом же деле город можно было по праву назвать криминальной столицей Соединенных Штатов, там на каждом шагу происходили жестокие убийства и пытки, зачастую связанные с наркотиками. Когда было обнаружено тело Мэньона, полиция решила, что он имел отношение к торговле наркотиками – так было изуродовано тело. В газете говорилось, что с него живьем содрали кожу. Это наводило на мысль об участии в деле одной из оголтелых банд ямайцев, орудовавших в Вашингтоне. Мэньону один за другим отрезали пальцы, а затем кастрировали. На запястьях и лодыжках виднелись следы от веревок. «Вашингтон пост» сообщала, что он умер от потери крови.
В Великобритании подобное преступление заняло бы первые полосы газет, в Вашингтоне же ему отвели место где-то в середине, в ряду пяти других убийств, совершенных в этот день. Детектив из Отдела по расследованию убийств, ведущий данное дело, предположил, что пальцы отрезали, чтобы затруднить опознание тела, но Джокер знал, что Мэньона подвергли пыткам совсем по другой причине. Первая статья на эту тему сопровождалась фотографией Мэньона, вне всякого сомнения, отретушированной неким предприимчивым похоронных дел мастером. Через несколько дней нашелся владелец мотеля, который утверждал, что один из его постояльцев пропал, оставив одежду и паспорт. Фотография в паспорте странным образом совпала с фотографией Пита Мэньона, и он был опознан как Джон Бэллэнтайн – сотрудник страховой компании из английского города Бристоля, который находился в длительном отпуске.
Последняя статья появилась через десять дней после того, как было обнаружено тело. В ней сообщалось о прибытии сестры Бэллэнтайна в Вашингтон и о том, что она улетела назад в Англию вместе с телом брата. Больше в газетах ничего не было, и Джокер понял, что это убийство осталось в списке нераскрытых вашингтонской полицией преступлений. Он старался представить себе, что пришлось пережить Мэньону за те часы, что его подвергали пыткам. Сам Джокер находился в деревенском доме в Северной Ирландии, когда Мэри Хеннесси начала там «работать» с Миком Ньюмарчем. При этом воспоминании Джокер потер левое запястье. На нем все еще виднелись шрамы – это Джокер пытался освободиться от наручников, которыми Хеннесси приковала его к батарее. Конечно, Ньюмарч рассказал им все – никакие тренировки тела и духа не помогли бы человеку вынести то, что проделывала террористка с помощью своего ножа. Джокер никогда не забудет криков Ньюмарча и выражения удовольствия, даже восторга на лице Мэри Хеннесси, когда она заносила нож над его телом.
Сзади послышался звук сигнального рожка, подобный предсмертному крику какого-нибудь доисторического чудовища. Только сейчас Джокер понял, что съехал со своего ряда на шоссе. Мимо на большой скорости пронесся грузовик, на борту которого виднелось название мясоперерабатывающей фирмы. Его массивные колеса промелькнули всего в нескольких дюймах от автомобиля Джокера, с такой силой стиснувшего руль, что побелели костяшки пальцев. По спине стекали струйки пота, несмотря на прохладный – благодаря работающему кондиционеру – воздух в салоне.
В библиотеке, где Джокер просматривал подшивки газет, имелся также телефонный справочник по Соединенным Штатам. Он нашел страницы, посвященные району Вашингтона, и выписал номера телефонов компаний, занимающихся прокатом самолетов, летных школ и местных авиалиний. Домашнего адреса Патрика Фаррелла обнаружить не удалось, и Джокер расширил район своих поисков. Он просмотрел штат Мэриленд, Лорел, Энн-Арундел, Монтгомери, район Большого Балтимора – на севере и Арлингтон, Фэрфакс, Принс-Джордж – на юге и нашел только одного П. Фаррелла, который жил в Лореле – городе примерно на полпути между Вашингтоном и Балтимором. Но на страницах справочника, посвященных графству Монтгомери, Джокер вдруг наткнулся на фирму «Фаррелл авиэйшн». Это была неожиданная удача. Если бы в названии-компании не стояла нужная фамилия, ему пришлось бы объезжать целых тридцать авиационных фирм. Джокер позвонил из автомата в «Фаррелл авиэйшн». Поднявшая трубку секретарша скучающим голосом сообщила, что есть два Патрика Фаррелла – отец и сын. Компания принадлежит отцу, а управляет делами сын. Она объяснила Джокеру, как добраться до небольшого аэродрома, расположенного приблизительно в двадцати милях к северо-востоку от Вашингтона.
Направляясь туда, Джокер гадал – с отцом или сыном был знаком Мэтью Бейли. Обе возможности представлялись одинаково вероятными. Сын наверняка ближе к Бейли по возрасту, а отец, скорее всего, эмигрировал из Ирландии в Штаты и сохранил тесные связи с ИРА. Да, наверняка дело обстоит именно так.
В багажнике взятой напрокат машины лежал чемодан Джокера. Сегодня утром он рассчитался в вашингтонском мотеле и намеревался найти какое-нибудь пристанище ближе к Лорелу. Сейчас Джокер ехал по шоссе № 95, не имея в голове никакого определенного плана, он решил сначала зайти в эту авиационную компанию, а потом некоторое время послоняться поблизости – на тот случай, если туда заявится Бейли. На деньги, полученные по карточке «Виза», Джокер купил мощный бинокль, который теперь лежал в пластмассовом футляре на заднем сиденье.
Аэродром он отыскал с большим трудом – рядом не было никаких указателей, и в конце концов Джокеру пришлось спросить дорогу на заправочной станции. Кроме того, аэродром был окружен деревьями, поэтому Джокер заметил его, только когда подъехал совсем близко. Оказалось, что это просто поросшая травой взлетно-посадочная полоса, несколько ангаров и одноэтажное кирпичное здание, на крыше которого виднелось название – «Фаррелл авиэйшн» – и эмблема, изображавшая зеленый пропеллер и ястреба над ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56