Особый взгляд — на генерала. Любит, неженка, чтобы его нахваливали, ставили другим в пример…
— И мне дайте, — набычившись, потребовала девушка. — Еще раз попробую.
Старалась изо всех сил, даже вспотела от усердия, но результаты — те же, осина оказалась непотревоженной.
— Будем учиться, — заявил капитан, возвращая пистолет Ивану Ивановичу. — Систему тренировок без оружия покажу завтра. Через неделю — вторичная проба. На этом же месте…
Сомов поднялся с замшелого пня, сложил подстеленную газету. Подошел к группе. Неторопливо снарядил опустошенную обойму. Тихо скомандовал.
— Собрать и сдать гильзы. Потом — поговорим.
Придирчиво пересчитал «отходы» от стрельбы. Скупо улыбнулся.
— Тренировок и проб не будет. Учиться станете в процессе проведения акций. Предположительно, первый выезд на задание — послезавтра. Схема оповещения следующая…
На листе бумаги расчерчены квадратики и стрелки, вместо имен и фамилий — номера. Первый — Пахомов, второй — Секретарев, третий — Поспелов. Четвертого не указано — Наталья стоит вне схемы, с неё начинается и ею же заказчивается процесс сбора группы.
Точной даты проведения акции Сомов назвать не мог, ибо Аббакумов тянул волынку. Его разведчики помалкивали. Трижды озадаченная пятерка боевиков — не пахомовская, другая — поднималась по тревоге и мчалась в Бронницы, Гжель, Зеленоград. Опережала милицию и ОМОН, блокировала… пустые квартиры, в которых их ожидали бумажки с издевательскими пожеланиями Лягаша.
Пахомова Главный Штаб держал в резерве. Не потому, что новые боевики обладали невесть какими выдающимися бойцовскими данными — решено проверить пахомовцев в трудном деле. К тому же, уголовный розыск вкупе с ОМОНОМ проявляли необычный интерес к группе Лягаша. Прямо-таки наступали тому на пятки. Вернее, не бандитам, а преследующим их боевикам.
Встречаться с сыскарями во время охоты не входило в задание, мало того, учитывая снайперское снаряжение группы Удава, — опасно. Зачастую приходилось в буквальном смысле этого слова уносить ноги. Омоновцы не торопились преследовать боевиков, будто знали: «работают помощники».
Предположим, чертов Лягаш имеет в милиции своих информаторов, размышлял Аббакумов, но ведь в Удаве таких не существует и не может существовать. Тогда почему бандитская верхушка постоянно уходит и-под удара пятерок? Уж не потому ли, что разведчики Главного Штаба пользуются об»едками, которые услужливо подкидывают им сексоты уголовного розыска?
Главный разведчик Удава терялся в догадках, мотался по своим конспиративным квартирам, где встречался с посыльными «ребятишек». Понимал, внедренные в преступные структуры парни ходят в буквальном смысле слова по остриям бандитских ножей, ежедневно и ежечасно рисуют жизнью.
Разве можно разносить их или даже упрекать?
Отставной генерал виновато отводил взгляд от гневного, раздраженного взгляда Сомова. Сколько можно тянуть, давно пора прищемить хвост дерьмовому Лягашу? Боевики готовы, оружие «ржавеет», а разведчики Удава спокойно попивают импортный чаек и балдеют перед телеками…
— Слышал, в Ярославле уже проведены десятки операций, — с деланно равнодушным видом сообщал он Аббакумову. — Ликвидировано нескольких продажных офицеров, которые торговали оружием. В Красноярске подстрелили видного воровского авторитета. А мы невесть чего ожидаем.
Главный разведчик нахмурился. Скрытый упрек продрал его самолюбие не хуже драчевого напильника. Успехи периферийных филиалов Удава с одной стороны, не могут не радовать, с другой — оскорбляют. Итоги своеобразного соренования пока не в пользу того же Аббакумова и Сомова. Конечно, соревноваться в убийствах — именно этим занимаются офицеры — скверно, прямо сказать — противно, но ведь речь идет не просто об убийствах — о борьбе с преступностью, охватившую страну.
— Чертов бандюга уходит не только от нас, но и от уголовки. По полученным мною данным ему ворожит видный милицейский деятель. Только соберутся сыщики прихлопнуть очередную бандитскую захоронку — звонок: берегись, дружан, едут! Ну и поднимается четверка борзых и бросается на машине в другую сторону… Что тогда говорить о нас с тобой?
— Твои проблемы, Сема. Внедряй в лягашское окружение своих ребяток…
— Сделано, Ваня, пасут и днем и ночью. Только ведь и моих ребяток тоже пасут. И — неплохо, между прочим, глаз не сводят, ушей не затыкают.
— Что же по твоему нужно делать?
— С Лягашем придется потерпеть. — заявил сквозь зубы разведчик. — Пусть твои ребятки поострят зубки на его собрате по бизнесу. Тем более, что есть некоторые данные — именно шестерки Горюна стреляли в Степу. — задумчиво лобавил Аббакумов. — Информация не проверенная, туманная, но все же имеется… Не подтвердится — тоже не беда, Горюна давно пора порешить — столько пролил кровушки, столько на нем сиротских слез, что утопить — единственная мера наказания. Глава 5
В преступном мире кликухи приклеиваются не просто так, любая «отмечает» ту или иную черту характера, внешнюю примету, пристрастие. Лягаш, к примеру, — за привычку вздергивать голову и пристукивать ногой — будто лягается. Его ближайший друг и конкурент на бандитском поприще Горюн так назван за скорбное выражение лица.
Пытает заложника, который не с»умел организовать через родичей и друзей требуемого выкупа, — скорбит. Подстрелит во время разборки вредного конкурента — едва не плачет. Одно слово — Горюн.
С Лягашом столкновений пока ещё не было. Четко очерченных границ «зон влияния» они не пересекали, шестерок друг у друга не переманивали. Оставалась своеобразная ревность к успехам, сравнение барышей, добытых действующими бок о бок, бандами. А это не причина для разборок, скорее — застарелая хроническая болезнь без рецидивов. До поры до времени без рецидивов.
Если Лягаш прятался от сыскарей, ежедневно менял свои «норы», то Горюн жил барином. Трехкомнатная квартира в центре Москвы, гараж — под боком, жена, двое детей. «Крыша» — занятие торговым бизнесом, продажей шмоток на рынках, алкогогольных напитков и курева — в многочисленных палатках и киосках.
На втором, затемненном, плане — грабежи и убийства, угон автомашин и рэкет. И, конечно же, захват заложников. Лягаш специализируется на бизнесменах и банкирах, Горюн предпочитает политиков и крупных предпринимателей. Лягаш «наезжает» на банки, Горнюн — на склады и магазины.
Вот и сегодня вечером в одном из принадлежащих ему магазинчиков, в подсобном помещении Горюн инструктировал «пехотинцев». Трое ребят, молодых, сильных, улыбчивых, стояли напротив и внимательно слушали очередное задание.
— Склад охраняется, но сторож — дед, дунешь на него — повалится. Мочить не нужно — сунете под нос ватку с эфиром. Дерьмо не берите — японскую аппаратуру, золотишко, камушки… Повторяю, никого не мочить. И без того кровушки пролили — как бы не утонуть…
Авторитет всхлипнул, потер наглаженным носовым платком всегда мокрые глаза. Ему до слез жаль невинных жертв, но, к сожалению, без крови не обойтись: смерть и барыши рядом ходят, за ручку друг друга держат.
— А ежели по необходимости? — робко подал голос один из шестерок. — Дед забуянит или какой-то прохожий вмешается?
Горюн горько вздохнул.
— Мочите. Только тихо, без шума, ротик прикрыть и ножичком. Чтобы не мучился, бедолага, мирно отошел…
Все согласовано, все продумано: где будет стоять машина, кто — за рулем, кто — на стреме. Горюн считает — лишь продуманность и точная выверка могут предотвратить неприятные последствия налета. Конечно, неприятные не для «пехотинцев»: одних посадят — другие прибегут, на колени встанут, молить будут взять в «дело». А вот наезд на «фирму» ментов — гораздо опасней непредсказуемыми последствиями.
— Сами — в стороне, не дай Бог засветиться. Работают пусть ваши помощнички, им так и положено — хлеб трудом зарабатывать… Ежели кого из вас менты повяжут, язык откусите, но — молчок. Расколетесь — достану. Хоть в камере, хоть на зоне. Сами знаете, что сделаю…
«Пехотинцы» знают. При всей своей плачущей жалостливости Горюн на редкость жестокий человек. Провинишься — пощады не ожидай. Лично станет пытать, никому не доверит. А уж что касается пыток, босс — академик, такие выдумывает — черти в аду от зависти начинают заикаться, между рожками чешут, хвостики винтом закручивают.
После того, как озадаченные и перепуганные шестерки покинули подсобку, к боссу заглянул телохранитель. Льстиво улыбается, глазки закатывает.
— Хозяин, телку нашли обалденную. На промысле — недавно, свеженькая, пухленькая, — рослый парняга поцеловал сложенные в горсть пальцы-сардельки. — Одно слово — малина-ягодка. Испробовать не пожелаешь?
— Бедная… И сколько лярвочке годков?
— Говорит — четырнадцать. По облику — не больше восемнадцати… Привести, испробуешь?
— Господи, ну и нравы пошли в матушке России! Четырнадцать лет и уже — под мужиками, — Горюн покачал головой, звучно высморкался. — Сегодня не получится. Смеркается, жена ожидает ужинать. Пусть завтра приходит. К обеду. Говоришь, малинка?
— Не то слово. Грудки аппетитно торчат — никаких лифчиков не требуется, бедрышки, будто окорочка Буша. Виноват, пощупал телку — голова закружилась… Стоит ли откладывать на завтра? В соседнем магазинчике все приготовлено — стол накрыт, постелька расстелена…
— Сказано, завтра! — раздраженно громыхнул Горюн. — Уши заложило, да? Могу прочистить!
Разочарованный телохранитель, который надеялся на щедрую оплату усердия, вышел в торговый зал. Горюн засомневался. Четырнадцать лет, самое, что ни на есть, цветущее время… Вдруг завтра телку перехватит другой, тот же Бирюк? Жаль упускать такую редкую возможность побаловаться. Проститутки пошли изъеденные молью, затраханные и измятые — никакого тебе наслаждения.
Дело не в сексуальной озабоченности главы торговой фирмы. Одна из развлетвленных отраслей его бизнеса — полуподпольный дом терпимости, небрежно закамуфлированный под увеселительное заведение с сауной и бассейном. Часть проституток, обслуживающих гостей, состарилась, другие увяли, перестали привлекать внимание «отдыхающих» бизнесменов, третии приелись. Короче, нужна замена. Выпустить на «сцену» свеженькую, четырнадцатилетнюю телку — немедленно подскочат доходы, увеличится число «гостей».
Сначала, как заведено в «епархии» хозяин сам должен отведать кандидатку, лишь после этого предлагать её посетителям. Пятидесятилетний «ценитель» женских прелестей славился неутомимым «дегустатором», его отзывы принимались без сомнений.
Горюн все ещё колебался. Вызвать разве услужливого телохранителя и приказать ему отвести телку в приготовленное помещение. Понравится — откомандировать в сауну…
Но с другой стороны, супруга в последнее время сделалась до невозможности ревнивой, прежде, чем лечь в постель с мужем трижды его обнюхает да осмотрит. Рисковать, напарываться на семейный скандал — себе дороже. Наслаждение наслаждением, но мир в семье — намного выше.
Все же придется перенести «дегустацию» на завтра.
Начало смеркаться.
Горюн позвонил домой.
— Ужин готов, дорогая?
Жена проскрипела недовольным голосом, будто провела напильником по железу.
— Давно на столе. Горячее — в духовке. Сколько можно тебя ожидать?
— Дела заели, милая, делишки, — проворковал авторитет, выразительно подмигивая заглянувшей в подсобку накрашенной до тошноты продавщице. — Скоро буду.
Отключившись, Горюн звонко прихлопнул ладонью по аппетитной попке девицы. Та притворно взвизгнула и поощрительно заулыбалась. Дескать, балуйся на здоровье, хозяин, я и не на то согласна, лишь бы платил побольше. И выразительно повела глазками на стоящий в углу подсобки, предназначенный для особых увеселений, диванчик.
— Сейчас некогда, — горестно вздохнул Горюн. — Домой тороплюсь, лярвочка, послезавтра… побеседуем. Готовься.
Вот так и жизнь проходит черно-серой полосой, опять завздыхал авторитет, спохватишься — ан поздно, ушло, прокатилось молодое времячко, назад не возвратить. Хорошо ещё ведет его за руку удача — один заложник выплатил немалый выкуп, ночью пехотинцы наедут на складишко, порадуют хозяина добычей.
Горюн спохватился — жена ожидает! — и принялся собираться. Повязал модный галстук, гордо охлопал выпирающее брюшко, натянул на жирные плечи дорогой пиджак. Любил подпольный и «напольный» коммерсант внешнее благолепие, следил за собой, почти каждодневно менял костюмы и рубашки. А уж о галстуках и говорить не приходится: выходят из дома в одном, в машине повязывает другой, в офисе восседает в третьем…
Примерный семьянин и завидный бизнесмен не знал, что его ожидает не только одна жена. В противном случае не спешил бы в ухоженную, обставленную престижной мебелью квартиру — умчался бы подальше от Москвы, спрятался в глухом лесу.
Пятерка Пахомова вышла на первое задание. Боевики расположились в точном соответствии с заранее разработанным планом. Основное действующее лицо — снайпер. Николай обосновался на лестничной площадке многоэтажного дома, расположенного напротив здания, в котором живет «подшефный». Фрамуга легко открывается, снайперская винтовка в чехле — под рукой, бинокль лежит на подоконнике. Все удобства, как в восточной сказке про Шахерезаду.
Федя Поспелов сидит за рулем «жигуля», припаркованного в сотне метров от желанного под»езда. Рядом с ним — Секретарев, на коленях которого короткий автомат. Не сыграет почему-то своей партии Николай — в дело вступает запасной игрок. Машина промчится мимо уцелевшего бандита, подполковник прошьет его прицельной очередью.
Промахнуться, даже из окна быстрой машины, просто невозможно.
Генеральского сынка бьет нервная дрожь, отзывается в желудке. Сейчас бы броситься в туалет, оседлать унитаз, но нельзя — товарищи сочтут трусом, примутся насмешничать. А насмешек над собой Федя не терпит, они унижают достоинство будущего полководца революционной армии. Такого, к примеру, как Блюхер или Тухачевский… Вот и приходится терпеть, уговаривать взбунтовавшийся желудок не бурлить, подождать конца операции.
Секретарев внешне абсолютно спокоен, только, если приглядеться повнимательней, можно заметить легкое дрожание крупных, веснущатых рук, лежащих на куртке, под которой дремлет автомат.
Костя Бузин — второй запасной — блокирует участок улицы с другой стороны. В кармане — пистолет. Облокотился на прилавок коммерческого ларька и заигрывает с кокетливой продавщицей. Та в свою очередь закатывает глазки, намекает на скорбное женское одиночество, упоминает об однокомнатном рае, в котором она прописана, но который вполне может принять двоих.
Костя соглашается освидетельствовать «хату». Говорит — он тоже одинок и бесприютен. Даже записывает на пачке сигарет адрес кокетливой простушки. С тем, чтобы потом выбросить её в ближайшую урну.
Словесная любовная игра должна продолжаться до появления на «сцене» Горюна.
Пятый боевик — Наташа — прогуливается по тротуару, разглядывая рекламные афиши, скучающе то и дело поглядывает на наручные часики. Все понятно — девушка ожидает бесстыдно опаздывающего на свидание кавалера.
Она — ещё одна подстраховка. Выскользнет бандюга из-под ствола Пахомова, избегнет автомата Павла, попытается уйти проходным двором, минуя Костю — от пистолетного выстрела Наташи никуда ему не деться. В сумочке дожидается своего часа дамский пистолетик — для стрельбы на дальнее расстояние он, конечно, непригоден, но на десять метров — вполне.
Самое трудное в любой профессии — ожидание. В профессии мстителя — трудное вдвойне. Ибо четверо боевиков Удава — мстители за убитых родных и друзей, за искареженные жизни и человеческое достоинство. Наташа потеряла отца, подполковника Сомова, Павел мстит за изнасилованную и зверски убитую жену, Николай — за родителей, Костя — за друга, сотрудника уголовного розыска, работающего вместе с Бузиным как говорится, плечо в плечо, похищенного и замученного бандитами.
Один Поспелов мстит неизвестно за кого. Скорей всего, за свою непутевую житуху в чуждой ему армии, куда заставил пойти сына генерал — видный деятель Генштаба. Но в это никто не посвящен — Федор набросал друзьям три короба вранья, в том числе, якобы изнасилованную юношескую любовь, погибшего под бандитскими пулями друга детства, ограбленных дедушку с бабушкой. Ему поверили на слово, не требуя доказательств…
Вот— вот появится «об»ект охоты». Тогда некогда будет размышлять и вспоминать. Пока все идет по плану, без малейших огрехов и отклонений. Мстители -на отведенных им местах, оружие заряжено, настроение, как принято выражаться в армии, боевое.
Не успел Пахомов подумать про удачное начало «охоты», как произошел первый прокол.
Из под»езда одной из жилых башен вывалилась компания молодых парней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— И мне дайте, — набычившись, потребовала девушка. — Еще раз попробую.
Старалась изо всех сил, даже вспотела от усердия, но результаты — те же, осина оказалась непотревоженной.
— Будем учиться, — заявил капитан, возвращая пистолет Ивану Ивановичу. — Систему тренировок без оружия покажу завтра. Через неделю — вторичная проба. На этом же месте…
Сомов поднялся с замшелого пня, сложил подстеленную газету. Подошел к группе. Неторопливо снарядил опустошенную обойму. Тихо скомандовал.
— Собрать и сдать гильзы. Потом — поговорим.
Придирчиво пересчитал «отходы» от стрельбы. Скупо улыбнулся.
— Тренировок и проб не будет. Учиться станете в процессе проведения акций. Предположительно, первый выезд на задание — послезавтра. Схема оповещения следующая…
На листе бумаги расчерчены квадратики и стрелки, вместо имен и фамилий — номера. Первый — Пахомов, второй — Секретарев, третий — Поспелов. Четвертого не указано — Наталья стоит вне схемы, с неё начинается и ею же заказчивается процесс сбора группы.
Точной даты проведения акции Сомов назвать не мог, ибо Аббакумов тянул волынку. Его разведчики помалкивали. Трижды озадаченная пятерка боевиков — не пахомовская, другая — поднималась по тревоге и мчалась в Бронницы, Гжель, Зеленоград. Опережала милицию и ОМОН, блокировала… пустые квартиры, в которых их ожидали бумажки с издевательскими пожеланиями Лягаша.
Пахомова Главный Штаб держал в резерве. Не потому, что новые боевики обладали невесть какими выдающимися бойцовскими данными — решено проверить пахомовцев в трудном деле. К тому же, уголовный розыск вкупе с ОМОНОМ проявляли необычный интерес к группе Лягаша. Прямо-таки наступали тому на пятки. Вернее, не бандитам, а преследующим их боевикам.
Встречаться с сыскарями во время охоты не входило в задание, мало того, учитывая снайперское снаряжение группы Удава, — опасно. Зачастую приходилось в буквальном смысле этого слова уносить ноги. Омоновцы не торопились преследовать боевиков, будто знали: «работают помощники».
Предположим, чертов Лягаш имеет в милиции своих информаторов, размышлял Аббакумов, но ведь в Удаве таких не существует и не может существовать. Тогда почему бандитская верхушка постоянно уходит и-под удара пятерок? Уж не потому ли, что разведчики Главного Штаба пользуются об»едками, которые услужливо подкидывают им сексоты уголовного розыска?
Главный разведчик Удава терялся в догадках, мотался по своим конспиративным квартирам, где встречался с посыльными «ребятишек». Понимал, внедренные в преступные структуры парни ходят в буквальном смысле слова по остриям бандитских ножей, ежедневно и ежечасно рисуют жизнью.
Разве можно разносить их или даже упрекать?
Отставной генерал виновато отводил взгляд от гневного, раздраженного взгляда Сомова. Сколько можно тянуть, давно пора прищемить хвост дерьмовому Лягашу? Боевики готовы, оружие «ржавеет», а разведчики Удава спокойно попивают импортный чаек и балдеют перед телеками…
— Слышал, в Ярославле уже проведены десятки операций, — с деланно равнодушным видом сообщал он Аббакумову. — Ликвидировано нескольких продажных офицеров, которые торговали оружием. В Красноярске подстрелили видного воровского авторитета. А мы невесть чего ожидаем.
Главный разведчик нахмурился. Скрытый упрек продрал его самолюбие не хуже драчевого напильника. Успехи периферийных филиалов Удава с одной стороны, не могут не радовать, с другой — оскорбляют. Итоги своеобразного соренования пока не в пользу того же Аббакумова и Сомова. Конечно, соревноваться в убийствах — именно этим занимаются офицеры — скверно, прямо сказать — противно, но ведь речь идет не просто об убийствах — о борьбе с преступностью, охватившую страну.
— Чертов бандюга уходит не только от нас, но и от уголовки. По полученным мною данным ему ворожит видный милицейский деятель. Только соберутся сыщики прихлопнуть очередную бандитскую захоронку — звонок: берегись, дружан, едут! Ну и поднимается четверка борзых и бросается на машине в другую сторону… Что тогда говорить о нас с тобой?
— Твои проблемы, Сема. Внедряй в лягашское окружение своих ребяток…
— Сделано, Ваня, пасут и днем и ночью. Только ведь и моих ребяток тоже пасут. И — неплохо, между прочим, глаз не сводят, ушей не затыкают.
— Что же по твоему нужно делать?
— С Лягашем придется потерпеть. — заявил сквозь зубы разведчик. — Пусть твои ребятки поострят зубки на его собрате по бизнесу. Тем более, что есть некоторые данные — именно шестерки Горюна стреляли в Степу. — задумчиво лобавил Аббакумов. — Информация не проверенная, туманная, но все же имеется… Не подтвердится — тоже не беда, Горюна давно пора порешить — столько пролил кровушки, столько на нем сиротских слез, что утопить — единственная мера наказания. Глава 5
В преступном мире кликухи приклеиваются не просто так, любая «отмечает» ту или иную черту характера, внешнюю примету, пристрастие. Лягаш, к примеру, — за привычку вздергивать голову и пристукивать ногой — будто лягается. Его ближайший друг и конкурент на бандитском поприще Горюн так назван за скорбное выражение лица.
Пытает заложника, который не с»умел организовать через родичей и друзей требуемого выкупа, — скорбит. Подстрелит во время разборки вредного конкурента — едва не плачет. Одно слово — Горюн.
С Лягашом столкновений пока ещё не было. Четко очерченных границ «зон влияния» они не пересекали, шестерок друг у друга не переманивали. Оставалась своеобразная ревность к успехам, сравнение барышей, добытых действующими бок о бок, бандами. А это не причина для разборок, скорее — застарелая хроническая болезнь без рецидивов. До поры до времени без рецидивов.
Если Лягаш прятался от сыскарей, ежедневно менял свои «норы», то Горюн жил барином. Трехкомнатная квартира в центре Москвы, гараж — под боком, жена, двое детей. «Крыша» — занятие торговым бизнесом, продажей шмоток на рынках, алкогогольных напитков и курева — в многочисленных палатках и киосках.
На втором, затемненном, плане — грабежи и убийства, угон автомашин и рэкет. И, конечно же, захват заложников. Лягаш специализируется на бизнесменах и банкирах, Горюн предпочитает политиков и крупных предпринимателей. Лягаш «наезжает» на банки, Горнюн — на склады и магазины.
Вот и сегодня вечером в одном из принадлежащих ему магазинчиков, в подсобном помещении Горюн инструктировал «пехотинцев». Трое ребят, молодых, сильных, улыбчивых, стояли напротив и внимательно слушали очередное задание.
— Склад охраняется, но сторож — дед, дунешь на него — повалится. Мочить не нужно — сунете под нос ватку с эфиром. Дерьмо не берите — японскую аппаратуру, золотишко, камушки… Повторяю, никого не мочить. И без того кровушки пролили — как бы не утонуть…
Авторитет всхлипнул, потер наглаженным носовым платком всегда мокрые глаза. Ему до слез жаль невинных жертв, но, к сожалению, без крови не обойтись: смерть и барыши рядом ходят, за ручку друг друга держат.
— А ежели по необходимости? — робко подал голос один из шестерок. — Дед забуянит или какой-то прохожий вмешается?
Горюн горько вздохнул.
— Мочите. Только тихо, без шума, ротик прикрыть и ножичком. Чтобы не мучился, бедолага, мирно отошел…
Все согласовано, все продумано: где будет стоять машина, кто — за рулем, кто — на стреме. Горюн считает — лишь продуманность и точная выверка могут предотвратить неприятные последствия налета. Конечно, неприятные не для «пехотинцев»: одних посадят — другие прибегут, на колени встанут, молить будут взять в «дело». А вот наезд на «фирму» ментов — гораздо опасней непредсказуемыми последствиями.
— Сами — в стороне, не дай Бог засветиться. Работают пусть ваши помощнички, им так и положено — хлеб трудом зарабатывать… Ежели кого из вас менты повяжут, язык откусите, но — молчок. Расколетесь — достану. Хоть в камере, хоть на зоне. Сами знаете, что сделаю…
«Пехотинцы» знают. При всей своей плачущей жалостливости Горюн на редкость жестокий человек. Провинишься — пощады не ожидай. Лично станет пытать, никому не доверит. А уж что касается пыток, босс — академик, такие выдумывает — черти в аду от зависти начинают заикаться, между рожками чешут, хвостики винтом закручивают.
После того, как озадаченные и перепуганные шестерки покинули подсобку, к боссу заглянул телохранитель. Льстиво улыбается, глазки закатывает.
— Хозяин, телку нашли обалденную. На промысле — недавно, свеженькая, пухленькая, — рослый парняга поцеловал сложенные в горсть пальцы-сардельки. — Одно слово — малина-ягодка. Испробовать не пожелаешь?
— Бедная… И сколько лярвочке годков?
— Говорит — четырнадцать. По облику — не больше восемнадцати… Привести, испробуешь?
— Господи, ну и нравы пошли в матушке России! Четырнадцать лет и уже — под мужиками, — Горюн покачал головой, звучно высморкался. — Сегодня не получится. Смеркается, жена ожидает ужинать. Пусть завтра приходит. К обеду. Говоришь, малинка?
— Не то слово. Грудки аппетитно торчат — никаких лифчиков не требуется, бедрышки, будто окорочка Буша. Виноват, пощупал телку — голова закружилась… Стоит ли откладывать на завтра? В соседнем магазинчике все приготовлено — стол накрыт, постелька расстелена…
— Сказано, завтра! — раздраженно громыхнул Горюн. — Уши заложило, да? Могу прочистить!
Разочарованный телохранитель, который надеялся на щедрую оплату усердия, вышел в торговый зал. Горюн засомневался. Четырнадцать лет, самое, что ни на есть, цветущее время… Вдруг завтра телку перехватит другой, тот же Бирюк? Жаль упускать такую редкую возможность побаловаться. Проститутки пошли изъеденные молью, затраханные и измятые — никакого тебе наслаждения.
Дело не в сексуальной озабоченности главы торговой фирмы. Одна из развлетвленных отраслей его бизнеса — полуподпольный дом терпимости, небрежно закамуфлированный под увеселительное заведение с сауной и бассейном. Часть проституток, обслуживающих гостей, состарилась, другие увяли, перестали привлекать внимание «отдыхающих» бизнесменов, третии приелись. Короче, нужна замена. Выпустить на «сцену» свеженькую, четырнадцатилетнюю телку — немедленно подскочат доходы, увеличится число «гостей».
Сначала, как заведено в «епархии» хозяин сам должен отведать кандидатку, лишь после этого предлагать её посетителям. Пятидесятилетний «ценитель» женских прелестей славился неутомимым «дегустатором», его отзывы принимались без сомнений.
Горюн все ещё колебался. Вызвать разве услужливого телохранителя и приказать ему отвести телку в приготовленное помещение. Понравится — откомандировать в сауну…
Но с другой стороны, супруга в последнее время сделалась до невозможности ревнивой, прежде, чем лечь в постель с мужем трижды его обнюхает да осмотрит. Рисковать, напарываться на семейный скандал — себе дороже. Наслаждение наслаждением, но мир в семье — намного выше.
Все же придется перенести «дегустацию» на завтра.
Начало смеркаться.
Горюн позвонил домой.
— Ужин готов, дорогая?
Жена проскрипела недовольным голосом, будто провела напильником по железу.
— Давно на столе. Горячее — в духовке. Сколько можно тебя ожидать?
— Дела заели, милая, делишки, — проворковал авторитет, выразительно подмигивая заглянувшей в подсобку накрашенной до тошноты продавщице. — Скоро буду.
Отключившись, Горюн звонко прихлопнул ладонью по аппетитной попке девицы. Та притворно взвизгнула и поощрительно заулыбалась. Дескать, балуйся на здоровье, хозяин, я и не на то согласна, лишь бы платил побольше. И выразительно повела глазками на стоящий в углу подсобки, предназначенный для особых увеселений, диванчик.
— Сейчас некогда, — горестно вздохнул Горюн. — Домой тороплюсь, лярвочка, послезавтра… побеседуем. Готовься.
Вот так и жизнь проходит черно-серой полосой, опять завздыхал авторитет, спохватишься — ан поздно, ушло, прокатилось молодое времячко, назад не возвратить. Хорошо ещё ведет его за руку удача — один заложник выплатил немалый выкуп, ночью пехотинцы наедут на складишко, порадуют хозяина добычей.
Горюн спохватился — жена ожидает! — и принялся собираться. Повязал модный галстук, гордо охлопал выпирающее брюшко, натянул на жирные плечи дорогой пиджак. Любил подпольный и «напольный» коммерсант внешнее благолепие, следил за собой, почти каждодневно менял костюмы и рубашки. А уж о галстуках и говорить не приходится: выходят из дома в одном, в машине повязывает другой, в офисе восседает в третьем…
Примерный семьянин и завидный бизнесмен не знал, что его ожидает не только одна жена. В противном случае не спешил бы в ухоженную, обставленную престижной мебелью квартиру — умчался бы подальше от Москвы, спрятался в глухом лесу.
Пятерка Пахомова вышла на первое задание. Боевики расположились в точном соответствии с заранее разработанным планом. Основное действующее лицо — снайпер. Николай обосновался на лестничной площадке многоэтажного дома, расположенного напротив здания, в котором живет «подшефный». Фрамуга легко открывается, снайперская винтовка в чехле — под рукой, бинокль лежит на подоконнике. Все удобства, как в восточной сказке про Шахерезаду.
Федя Поспелов сидит за рулем «жигуля», припаркованного в сотне метров от желанного под»езда. Рядом с ним — Секретарев, на коленях которого короткий автомат. Не сыграет почему-то своей партии Николай — в дело вступает запасной игрок. Машина промчится мимо уцелевшего бандита, подполковник прошьет его прицельной очередью.
Промахнуться, даже из окна быстрой машины, просто невозможно.
Генеральского сынка бьет нервная дрожь, отзывается в желудке. Сейчас бы броситься в туалет, оседлать унитаз, но нельзя — товарищи сочтут трусом, примутся насмешничать. А насмешек над собой Федя не терпит, они унижают достоинство будущего полководца революционной армии. Такого, к примеру, как Блюхер или Тухачевский… Вот и приходится терпеть, уговаривать взбунтовавшийся желудок не бурлить, подождать конца операции.
Секретарев внешне абсолютно спокоен, только, если приглядеться повнимательней, можно заметить легкое дрожание крупных, веснущатых рук, лежащих на куртке, под которой дремлет автомат.
Костя Бузин — второй запасной — блокирует участок улицы с другой стороны. В кармане — пистолет. Облокотился на прилавок коммерческого ларька и заигрывает с кокетливой продавщицей. Та в свою очередь закатывает глазки, намекает на скорбное женское одиночество, упоминает об однокомнатном рае, в котором она прописана, но который вполне может принять двоих.
Костя соглашается освидетельствовать «хату». Говорит — он тоже одинок и бесприютен. Даже записывает на пачке сигарет адрес кокетливой простушки. С тем, чтобы потом выбросить её в ближайшую урну.
Словесная любовная игра должна продолжаться до появления на «сцене» Горюна.
Пятый боевик — Наташа — прогуливается по тротуару, разглядывая рекламные афиши, скучающе то и дело поглядывает на наручные часики. Все понятно — девушка ожидает бесстыдно опаздывающего на свидание кавалера.
Она — ещё одна подстраховка. Выскользнет бандюга из-под ствола Пахомова, избегнет автомата Павла, попытается уйти проходным двором, минуя Костю — от пистолетного выстрела Наташи никуда ему не деться. В сумочке дожидается своего часа дамский пистолетик — для стрельбы на дальнее расстояние он, конечно, непригоден, но на десять метров — вполне.
Самое трудное в любой профессии — ожидание. В профессии мстителя — трудное вдвойне. Ибо четверо боевиков Удава — мстители за убитых родных и друзей, за искареженные жизни и человеческое достоинство. Наташа потеряла отца, подполковника Сомова, Павел мстит за изнасилованную и зверски убитую жену, Николай — за родителей, Костя — за друга, сотрудника уголовного розыска, работающего вместе с Бузиным как говорится, плечо в плечо, похищенного и замученного бандитами.
Один Поспелов мстит неизвестно за кого. Скорей всего, за свою непутевую житуху в чуждой ему армии, куда заставил пойти сына генерал — видный деятель Генштаба. Но в это никто не посвящен — Федор набросал друзьям три короба вранья, в том числе, якобы изнасилованную юношескую любовь, погибшего под бандитскими пулями друга детства, ограбленных дедушку с бабушкой. Ему поверили на слово, не требуя доказательств…
Вот— вот появится «об»ект охоты». Тогда некогда будет размышлять и вспоминать. Пока все идет по плану, без малейших огрехов и отклонений. Мстители -на отведенных им местах, оружие заряжено, настроение, как принято выражаться в армии, боевое.
Не успел Пахомов подумать про удачное начало «охоты», как произошел первый прокол.
Из под»езда одной из жилых башен вывалилась компания молодых парней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36