А то, что Лягаш одарил новую свою шестерку пачкой баксов — никаких сомнений. Схема вербовки давным давно отработана и известна. Начинается с ошеломляющего страха расправы, следом — заверения в поленой безнаказанности, потом уже — вознаграждение.
Так действовали органы, точно так же, наверняка, осуществил вербовку бандитский босс… Если, конечно, все, сказанное Сомовым — правда, опирающаяся на факты… А вдруг эти самые факты надуманны или неправильно истолкованны?
Вот и выбирай, что больней: подождать убедительных доказательств либо дождаться провала пятерки.
— Петя, сколько дней тебе понадобится для расследования?
Нефедов задумался. Его обуревали те же опасния, что и Сомова. Запросишь мало — не справишься, много — а что натворит за эти дни Поспелов? Если он действительно предатель…
— Думаю, недели достаточно…
Все собравшиеся за столом отлично понимали — мало. Для вынесения смертного приговора придется собирать столько веских, неопровержимых доказательств, что и в месяц не уложиться. А без них приговорить офицера к смерти рука не поднимется.
— Дадим неделю? — обвел членов Главного Штаба вопросительным взглядом командующий. — Мне кажется, неделя — по божески…
— Лично я согласен, — пробурчал Аббакумов, ревниво поглядывая на Сомова — вечного своего оппонента. — Только придется взять старшего лейтенанта под колпак. Как бы он не натворил бед…
Сомов молчал. Он чувствовал себя преступником, посаженным на скамью подсудимых. Ибо Поспелов — его подчиненный, за действия которого генерал несет моральную ответственность. И не только моральную.
— Беру на себя, — коротко отреагировал Нефедов. — Поспелов уже под колпаком. Его отслеживает опытный человек.
Генерал хитрил. Никакого опытного человека он к возможному предателю ещё не пристроил — только намеревался это сделать. Наблюдение за домом, в котором проживает Поспелов — слишком ненадежная акция.
После окончания чрезвычайного совещания Главного Штаба к Сомову подошел Аббакумов.
— Тут вот какое дело, Ваня, — непривычно мягко начал он. — Один из моих ребяток, классный «специалист», попросился в пятерку. Видите ли, надоело ему общаться с бандитами да проститутками, — ожесточенно проскрипел главный разведчик. — Вроде, мне по душе такие общения… Короче, у тебя появилось вакантное место в пятерке — возьми. Пахомовцы, насколько я осведомлен, охотятся за Лягашем. Мы — тоже. А Славка Кудряш знает этого недоноска, как самого себя… Возьмешь?
— Пожалуй, возьму…
Минула половина очередного дежурства. Пахомов с тоской смотрел на автостоянку с четырьмя десятками «законных» машин и пятью «левыми», на мерзкую лысую метлу, с помощью которой утром предстоит мести бетонную площадку, на дремлющую дворнягу, от которой на версту несло псиной. На весь окружающий его мир, со всеми прелестями в виде пухнущих день за днем цен, проституцией, нищенством.
Но тоска, охватившая капитана, росла не только по причине мерзкой действительности — предстояла очередная встреча с генералом Сомовым. Следовательно, командира пятерки ожидают скрытые упреки, мимолетные ехидные замечания.
Мало того, что не ликвидирован чертов Лягаш, затянулась подготовка к ликвидации его вонючего дружка Севастьянова. В предательстве подозревается Поспелов. Едва не потеряли генеральскую внучку… Прокол за проколом. Сомов имеет основания ехидничать…
Только ли в этом причина нахлынувшей тоски?
Пахомов понимал — нет, не только в этом. Во внутреннем кармане пиджака лежало второе письмо Светланы. Жена требовала денег для воспитания детей. Настаивала на разводе, смутно намекала на желании построить новую семью. Скрытно угрожала — откажется муженек, примет другие меры… Что она имеет в виду? Суд? Ради Бога, пусть судится, разматывает перед людьми киноленту совместной жизни с безденежным, нищим офицером…
Если рассудить здраво, женщину можно понять. Будь Николай постороним наблюдателем — одобрил бы решение Светланы, но он-то не был посторонним и дети — это его дети. Завтра же нужно отправить на Кавказ по известному адресу зарплату сторожа. Получит пенсию — пошлет дополнительную сумму, оставив себе на пропитание.
Итак, первая причина тоски — сегодняшняя встреча с генералом, вторая — письмо жены. По законам логики обязательно должна существовать третяя. И она существует!
Куда— то исчез Глухой. Обычно один звонок в неделю. Два-три слова. При отсутствии новостей -короткое: позвоню. И вдруг гробовое молчание…
Гробовое?
Глухой, сгорбившись, плелся по оживленной улице. Не реагировал на прохожих, светофоры, предупреждающие сигналы машин. На одном перекрестке споткнулся о двухколесную тележку пенсионера, едва не упал и, не слушая хриплой ругани владельца «транспортного средства», пошел дальше. Уткнулся в стоящую на тротуаре иномарку, безразлично оглядел её, будто ощупал.
— Мужик, ты не того? — окликнул его парень в безрукавке, выразительно потыкав себе в висок пальцем. — Может, по психушке тоскуешь? Так мы это запросто организуем… Или сел на иглу? Наглотался «колес»? Все одно — психушкой воняет…
— А что? — не останавливаясь, пробурчал Глухой.
— Как это что? — удивился насмешник. — Вот возьму и позвоню в «скорую психушечную»…
— Зачем?
— Чокнулся мужик, точно — чокнулся! — округлил глаза пацан. — Шевели ходулями дальше, кореш…
— Почему?
Глухому приклеили обидную кликуху за манеру переспрашивать, отвечать вопросом на вопрос… Не желаешь побалдеть под наркотой?… Почему?… Пойдем к бабам?… Зачем?… Раздавим пузырь?… Что за «пузырь»? Мочевой, что ли?
Идиотские переспрашивания вызывали раздражение, нередко — язвительные смешки. Не слышит, дружан — либо мать в детстве уронила, либо в уши загнал по пробке.
Так и пошло: Глухой…
Бывший старшина морской пехоты Кравчук превратился после увольнения из армии в безвольного исполнителя приказов главаря банды. Да и как не превратиться, когда малейшее промедление расценивалось попыткой предательства, что грозила немедленной расправой? Недовольство, сомнение — тот же конец. Жизнь шестерки ценилась настолько низко, что на первых порах Димку брала оторопь.
Лягаш на руку скор и безжалостен, замочить человека — что выкурить сигарету. Будто у босса в младенчестве вырезали из мозга центры, командующие сочувствием и жалостью. Похоже, мучения члена банды приносит её главарю удовольствие.
Постепенно Кравчук черствел, притупилась боязнь смерти, выцвело чувство доброго отношения к окружающим, осталась зверинная злоба и равнодушие к человеческим страданиям.
А чем заниматься десантнику, которого воспитывали и натаскивали для убийства себе подобных, когда он ничего другого делать не умеет? Где зарабатывать на хлеб насущный и шмотки? Слава Богу, не успел жениться, не повесил на шею семью. Пенсионеры-родители ничего не просили у нищего сына — жевали скудную пенсию и помалкивали. А каково Димке смотреть на полуголодное существование матери и отца, не имея возможности подкинуть им хотя бы пару тысяч деревянных? Ведь даже для одного «потребительская корзинка» имеет непомерную тяжесть…
Вот и приманил десантника ловкий Лягаш ароматом легких баксов. С привкусом крови. После первого кровавого «дела» окончательно прибрал к рукам замаранную шестерку, возвел на высокую должность исполнителя смертных приговоров. По иностранному — киллер. В промежутках между казнями — Димка использовался на всю катушку криминального бизнеса.
Похищения, грабежи, пытки заложников, «приказные» убийства — будто послужной список армейского служаки. И не видно этому «списку» конца… Если, конечно, не остановится бешенная карусель сегодня от руки Лягаша. Сам прикончит или поручит подколоть ментовскую подстилку тому же Кариесу? Впрочем, какая разница, кто вгонит в него пулю либо проткнет ножом? Как любил повторять школьный преподаватель математики, важен итог, результат, а не слагаемые либо умножаемые.
Интересная философия, особенно, в применении к преступному миру…
В чем же провинился бывший старшина-десантник, чтобы его карать смертью?
Не спровадил на тот свет сторожа с автостоянки? Глупо, не всегда получается, как задумано, разве мало проколов у Лягаша? Неудвшийся наезд на банк чего стоит. Не в смысле «стоимости» убитых и повязанных пехотинцев — сейчас их предостаточно, свистни — сбегутся, выстроятся в очередь: выбирай, заседлывай, только плати побольше. По словам Кучерявого, Лягаш упустил много лимонов, ночующих тогда в банковском хранилище.
Кравчук же прокололся на мелочевке — не с»умел замочить дерьмового сторожа. Того самого, который во время схватки не воспользовался беззащитным положением оглушенного киллера, подарил ему жизнь и позже стал друханом…
Глухой так резко остановился посредине тротуара, что дородная дама влипла в его спину.
Нет, Лягаш не за это собирается замочить верную шестерку, не настолько он глуп. Да и откуда ему стали известны редкие телефонные звонки на автостоянку? Скорей всего, кто-то выследил Глухого во время первого и единственного свидания с Пахомовым.
На территории ВДНХ расположена уйма закусочных, бистро, кафе. Одни прячутся среди камков, другие выставляют столики на границы аллей и проездов. Раньше, в дореформенные времена, не найти свободных мест — закусывают, утоляют жажду, просто беседуют, выставив в центре стола бутылку минеральной. Сейчас — пустота. Конечно, не в полном смысле — часть столиков занята посетителями: парнями и девушками, бизнесменами и обычными гуляющими из числа среднего класса — просто отсутствуют очереди.
Глухой пришел за полчаса до оговоренного времени. Будто одинокий волк, принюхивался к обстановке: нет ли замаскированных сыскарей, не приготовлена ли засада? Волка не только выручают ноги — спасает обостренный нюх.
Пять столиков, к каждому придвинуто по четыре легких стульчика. За одним — два парня. Как водится, поддатые. За другим — четыре девчонки. Либо вышедшие на дневной промысел проститутки, либо удравшие из-под родительского надзора «маменькины дочки». В меру намазанные и накрашенные, в легких кофточках и в коротеньких юбчонках, скрывающих самое-самое…
Остальные столики пустуют.
Глухой выбрал тот, который подальше от аллеи, по соседству с разросшимися, почему-то обойденными дотошными садовниками, кустами. Еще раз придирчиво оглядел не только закусочную, но и прилегающее к ней пространство. Кажется, спокойно, опасности не предвидится. Парни разве только не уткнулись носами в тарелки, ничего не видят и не слышат. Девчонки трещат безустали, хихикают, бросают призывные взгляды на прогуливающихся мужиков.
Все чисто.
Настроение у парня прямо скажем не из уверенных. Зачем только он согласился на встречу с малознакомым человеком, который, как заверял Лягаш, если и не мент, то завербованный ментами — наверняка. Из-за того, что сторож автостоянки не замочил его, хотя имел все права это сделать? Странное, если не сказать больше, милосердие, странное и необ»яснимое!
Не привык Глухой к подобному — в банде Лягаша укоренилась жестокость, непримиримость: побежденный обязательно должен умереть. Это диктуется волчьими законами преступного мира. А сторож парализовал обе руки противника, оглушил его и… отпустил…
Необычное поведение человека, приговоренного Лягашем к смерти, так повлияло на Глухого, что он, если и не полностью поверил Пахолмову, то испытывает к нему нечто вроде уважения. Отсюда и телефонные сообщения о планах босса, и согласие на непосредственный контакт. Будто в непроглядной темноте появился маленький, едва заметный луч света — надежда на другую жизнь, без убийств, пыток, грабежей, взаимного недоверия и злобы. Для этого нужна самая малость: вычеркнуть черный кусок существования, возвратиться в облик старшины морской пехоты и… довериться малознакомому человеку — менту либо ментовскому пособнику…
Пахомов появился без пяти четыре. В белой рубашке, заправленной в джинсы молодежного покроя, в голубой ветровке. Веселый, довольный. Присел к столу, безразличным взглядом оглядел девичью компанию и двух озабочнных своими проблемами молодых мужиков.
Николай чем-то напоминал лягашской шестерке командира батальона десантного полка, в котором старшина проходил службу. Тот тоже всегда улыбался, словно ежедневно выигрывал в лотерею по машине. За легкость характера, мягкость и честность солдаты не просто уважали — боготворили своего командира.
— Здорово, друг.
— Дружан? Здорово, коли не шутишь. Зачем звал?
Не отвечая, капитан прошел к буфету, возвратился с подносом, на котором — две бутылки пива и пакет с сушками. Микроскопическое угощение, но и оно смягчила напряженность Глухого.
— Спасибо за подсказку. Но твой дерьмовый босс снова выскользнул.
Для Глухого — не новость. Непосредственно с Лягашем он не контактировал, не тот уровень — сведения доставлял один дружан, которого главарь приблизил к себе, готовил на роль «фельдшера», вместо Корня.
— Что ещё нужно?
Пахомов задумался. Полностью довериться бандиту опасно — подставишь не только себя, но и остальных боевиков, но без задуманного не обойтись. В интересах дела, которому все они служат.
— Я дежурю через три дня на четвертый. Сутки. Вдруг у тебя возникнет необходимость срочно связаться в дни отдыха… Запомни номер домашнего телефона.
Николай медленно, отделяя цифру от цифры паузами, продиктовал номер. Глухой наморщил лоб, прикрыл глаза — запомнил.
— Что интересует?
— В первую очередь — Лягаш. Адреса его «нор» в городе и в области, время, которое он собирается там проводить… Пожалуй, все… Сделаешь — считай расплатился…
Напоминать о подаренной убийце жизни — до тошноты противно, но этого не избежать. Глухой должен понимать — его не покупают, он просто отдает некий должок. Мелкий или крупный — значения не имеет.
Вот и вся встреча. Допили пиво, с»ели сушки и разошлись…
Если узнал Лягаш про встречу в закусочной — можно заказывать поминание. А другой причины неожиданного вызова на разборку не существует.
Опасения киллера небеспочвенны. Буквально через час одна из болтающих за столиков в кафе девок, запыхавшись, выложила толстой хозяйке «отдыха для состоятельных мужчин» не только информацию о встрече Глухого с невесть каким мужиком, но и отдельные подслушанные слова. Толстуха немедленно позвонила по телефону на какой-то склад, передала известие обычному грузчику. Тот — малолентнему пацану с ранцем за спиной.
Не прошло и двух часов, как личный телохранитель босса посвятил хозяина в суть полученной новости.
— Замочить падлу! — пропищал Лягаш. — Немедля замочить!
Обычная жестокость главаря банды усилилась мучительной ломкой. Корень сбежал, колоться самому страшно — Лягаш берег свое здоровье, панически боялся боли. «Колеса» помогали мало.
— Не замочишь — пулю проглотишь, дерьмо вонючее! Передай метовской подстилке — нарисоваться. И… — резанул узкой ладонью по горлу…
Босс вызвал провинившуюся шестерку не на хазу и не в лесопарк — на перекресток двух улиц в районе метро «Беляево». С одной стороны — хорошо, с другой — опасно. На хазе не замочат — потом возись с трупом, делай из него расчлененку, вывози на природу. В лесопарке сейчас на каждое дерево приходится по полтора мента — недолго подставиться.
Улица для расправы тоже не самый лучший вариант, но это зависит от расположения дворов и проездов… Киллер оценивал обстановку привычно, с профессиональной дотошностью, будто смерть грозила не ему — кому-то другому.
Начинает смеркаться. Темнота всегда действует на Глухого успокоительно — привык ей доверяться, как доверяются проверенному другу, не раз выручающему из, казалось бы, безвыходных ситуаций. Но на этот раз сумерки подействовали наоборот — вызвали боязнь.
На память пришел Венька Ушатый. Именно в такой же час и почти в таком же месте убили его лягашские шестерки — нашпиговали свинцом, как свиное сало чесноком.
Глухой шел медленно. На всякий случай спрятал в рукав единственное свое оружие — нож-финку. Таскаться со стволом опасно, да и в стычке он не выручит, другое дело выстрелить на расстоянии, а если решили его замочить, «расстояния» не будет…
— Дружан? Вот это встреча! Заблудился или — на дело?
Знакомый парняга. Из недавно завербованных шестерок, кликуху босс ему ещё не приклеил, назовет каким-нибудь Зубом или Языком. Стоматолог есть стоматолог, если он даже превратился в преступника.
— Босс вызвал, — неохотно признался Глухой. — Не видел его?
Парень расплылся в широченной улыбке.
— Не только видел — за тобой послан. Ожидает Лягаш вон в том доме, — показал шестерка за спину. Не оборачиваясь. — Пошли…
Глухой поколебался, но все же шагнул в темный провал арки.
Двое схватили его за руки, третий вогнал нож в горло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Так действовали органы, точно так же, наверняка, осуществил вербовку бандитский босс… Если, конечно, все, сказанное Сомовым — правда, опирающаяся на факты… А вдруг эти самые факты надуманны или неправильно истолкованны?
Вот и выбирай, что больней: подождать убедительных доказательств либо дождаться провала пятерки.
— Петя, сколько дней тебе понадобится для расследования?
Нефедов задумался. Его обуревали те же опасния, что и Сомова. Запросишь мало — не справишься, много — а что натворит за эти дни Поспелов? Если он действительно предатель…
— Думаю, недели достаточно…
Все собравшиеся за столом отлично понимали — мало. Для вынесения смертного приговора придется собирать столько веских, неопровержимых доказательств, что и в месяц не уложиться. А без них приговорить офицера к смерти рука не поднимется.
— Дадим неделю? — обвел членов Главного Штаба вопросительным взглядом командующий. — Мне кажется, неделя — по божески…
— Лично я согласен, — пробурчал Аббакумов, ревниво поглядывая на Сомова — вечного своего оппонента. — Только придется взять старшего лейтенанта под колпак. Как бы он не натворил бед…
Сомов молчал. Он чувствовал себя преступником, посаженным на скамью подсудимых. Ибо Поспелов — его подчиненный, за действия которого генерал несет моральную ответственность. И не только моральную.
— Беру на себя, — коротко отреагировал Нефедов. — Поспелов уже под колпаком. Его отслеживает опытный человек.
Генерал хитрил. Никакого опытного человека он к возможному предателю ещё не пристроил — только намеревался это сделать. Наблюдение за домом, в котором проживает Поспелов — слишком ненадежная акция.
После окончания чрезвычайного совещания Главного Штаба к Сомову подошел Аббакумов.
— Тут вот какое дело, Ваня, — непривычно мягко начал он. — Один из моих ребяток, классный «специалист», попросился в пятерку. Видите ли, надоело ему общаться с бандитами да проститутками, — ожесточенно проскрипел главный разведчик. — Вроде, мне по душе такие общения… Короче, у тебя появилось вакантное место в пятерке — возьми. Пахомовцы, насколько я осведомлен, охотятся за Лягашем. Мы — тоже. А Славка Кудряш знает этого недоноска, как самого себя… Возьмешь?
— Пожалуй, возьму…
Минула половина очередного дежурства. Пахомов с тоской смотрел на автостоянку с четырьмя десятками «законных» машин и пятью «левыми», на мерзкую лысую метлу, с помощью которой утром предстоит мести бетонную площадку, на дремлющую дворнягу, от которой на версту несло псиной. На весь окружающий его мир, со всеми прелестями в виде пухнущих день за днем цен, проституцией, нищенством.
Но тоска, охватившая капитана, росла не только по причине мерзкой действительности — предстояла очередная встреча с генералом Сомовым. Следовательно, командира пятерки ожидают скрытые упреки, мимолетные ехидные замечания.
Мало того, что не ликвидирован чертов Лягаш, затянулась подготовка к ликвидации его вонючего дружка Севастьянова. В предательстве подозревается Поспелов. Едва не потеряли генеральскую внучку… Прокол за проколом. Сомов имеет основания ехидничать…
Только ли в этом причина нахлынувшей тоски?
Пахомов понимал — нет, не только в этом. Во внутреннем кармане пиджака лежало второе письмо Светланы. Жена требовала денег для воспитания детей. Настаивала на разводе, смутно намекала на желании построить новую семью. Скрытно угрожала — откажется муженек, примет другие меры… Что она имеет в виду? Суд? Ради Бога, пусть судится, разматывает перед людьми киноленту совместной жизни с безденежным, нищим офицером…
Если рассудить здраво, женщину можно понять. Будь Николай постороним наблюдателем — одобрил бы решение Светланы, но он-то не был посторонним и дети — это его дети. Завтра же нужно отправить на Кавказ по известному адресу зарплату сторожа. Получит пенсию — пошлет дополнительную сумму, оставив себе на пропитание.
Итак, первая причина тоски — сегодняшняя встреча с генералом, вторая — письмо жены. По законам логики обязательно должна существовать третяя. И она существует!
Куда— то исчез Глухой. Обычно один звонок в неделю. Два-три слова. При отсутствии новостей -короткое: позвоню. И вдруг гробовое молчание…
Гробовое?
Глухой, сгорбившись, плелся по оживленной улице. Не реагировал на прохожих, светофоры, предупреждающие сигналы машин. На одном перекрестке споткнулся о двухколесную тележку пенсионера, едва не упал и, не слушая хриплой ругани владельца «транспортного средства», пошел дальше. Уткнулся в стоящую на тротуаре иномарку, безразлично оглядел её, будто ощупал.
— Мужик, ты не того? — окликнул его парень в безрукавке, выразительно потыкав себе в висок пальцем. — Может, по психушке тоскуешь? Так мы это запросто организуем… Или сел на иглу? Наглотался «колес»? Все одно — психушкой воняет…
— А что? — не останавливаясь, пробурчал Глухой.
— Как это что? — удивился насмешник. — Вот возьму и позвоню в «скорую психушечную»…
— Зачем?
— Чокнулся мужик, точно — чокнулся! — округлил глаза пацан. — Шевели ходулями дальше, кореш…
— Почему?
Глухому приклеили обидную кликуху за манеру переспрашивать, отвечать вопросом на вопрос… Не желаешь побалдеть под наркотой?… Почему?… Пойдем к бабам?… Зачем?… Раздавим пузырь?… Что за «пузырь»? Мочевой, что ли?
Идиотские переспрашивания вызывали раздражение, нередко — язвительные смешки. Не слышит, дружан — либо мать в детстве уронила, либо в уши загнал по пробке.
Так и пошло: Глухой…
Бывший старшина морской пехоты Кравчук превратился после увольнения из армии в безвольного исполнителя приказов главаря банды. Да и как не превратиться, когда малейшее промедление расценивалось попыткой предательства, что грозила немедленной расправой? Недовольство, сомнение — тот же конец. Жизнь шестерки ценилась настолько низко, что на первых порах Димку брала оторопь.
Лягаш на руку скор и безжалостен, замочить человека — что выкурить сигарету. Будто у босса в младенчестве вырезали из мозга центры, командующие сочувствием и жалостью. Похоже, мучения члена банды приносит её главарю удовольствие.
Постепенно Кравчук черствел, притупилась боязнь смерти, выцвело чувство доброго отношения к окружающим, осталась зверинная злоба и равнодушие к человеческим страданиям.
А чем заниматься десантнику, которого воспитывали и натаскивали для убийства себе подобных, когда он ничего другого делать не умеет? Где зарабатывать на хлеб насущный и шмотки? Слава Богу, не успел жениться, не повесил на шею семью. Пенсионеры-родители ничего не просили у нищего сына — жевали скудную пенсию и помалкивали. А каково Димке смотреть на полуголодное существование матери и отца, не имея возможности подкинуть им хотя бы пару тысяч деревянных? Ведь даже для одного «потребительская корзинка» имеет непомерную тяжесть…
Вот и приманил десантника ловкий Лягаш ароматом легких баксов. С привкусом крови. После первого кровавого «дела» окончательно прибрал к рукам замаранную шестерку, возвел на высокую должность исполнителя смертных приговоров. По иностранному — киллер. В промежутках между казнями — Димка использовался на всю катушку криминального бизнеса.
Похищения, грабежи, пытки заложников, «приказные» убийства — будто послужной список армейского служаки. И не видно этому «списку» конца… Если, конечно, не остановится бешенная карусель сегодня от руки Лягаша. Сам прикончит или поручит подколоть ментовскую подстилку тому же Кариесу? Впрочем, какая разница, кто вгонит в него пулю либо проткнет ножом? Как любил повторять школьный преподаватель математики, важен итог, результат, а не слагаемые либо умножаемые.
Интересная философия, особенно, в применении к преступному миру…
В чем же провинился бывший старшина-десантник, чтобы его карать смертью?
Не спровадил на тот свет сторожа с автостоянки? Глупо, не всегда получается, как задумано, разве мало проколов у Лягаша? Неудвшийся наезд на банк чего стоит. Не в смысле «стоимости» убитых и повязанных пехотинцев — сейчас их предостаточно, свистни — сбегутся, выстроятся в очередь: выбирай, заседлывай, только плати побольше. По словам Кучерявого, Лягаш упустил много лимонов, ночующих тогда в банковском хранилище.
Кравчук же прокололся на мелочевке — не с»умел замочить дерьмового сторожа. Того самого, который во время схватки не воспользовался беззащитным положением оглушенного киллера, подарил ему жизнь и позже стал друханом…
Глухой так резко остановился посредине тротуара, что дородная дама влипла в его спину.
Нет, Лягаш не за это собирается замочить верную шестерку, не настолько он глуп. Да и откуда ему стали известны редкие телефонные звонки на автостоянку? Скорей всего, кто-то выследил Глухого во время первого и единственного свидания с Пахомовым.
На территории ВДНХ расположена уйма закусочных, бистро, кафе. Одни прячутся среди камков, другие выставляют столики на границы аллей и проездов. Раньше, в дореформенные времена, не найти свободных мест — закусывают, утоляют жажду, просто беседуют, выставив в центре стола бутылку минеральной. Сейчас — пустота. Конечно, не в полном смысле — часть столиков занята посетителями: парнями и девушками, бизнесменами и обычными гуляющими из числа среднего класса — просто отсутствуют очереди.
Глухой пришел за полчаса до оговоренного времени. Будто одинокий волк, принюхивался к обстановке: нет ли замаскированных сыскарей, не приготовлена ли засада? Волка не только выручают ноги — спасает обостренный нюх.
Пять столиков, к каждому придвинуто по четыре легких стульчика. За одним — два парня. Как водится, поддатые. За другим — четыре девчонки. Либо вышедшие на дневной промысел проститутки, либо удравшие из-под родительского надзора «маменькины дочки». В меру намазанные и накрашенные, в легких кофточках и в коротеньких юбчонках, скрывающих самое-самое…
Остальные столики пустуют.
Глухой выбрал тот, который подальше от аллеи, по соседству с разросшимися, почему-то обойденными дотошными садовниками, кустами. Еще раз придирчиво оглядел не только закусочную, но и прилегающее к ней пространство. Кажется, спокойно, опасности не предвидится. Парни разве только не уткнулись носами в тарелки, ничего не видят и не слышат. Девчонки трещат безустали, хихикают, бросают призывные взгляды на прогуливающихся мужиков.
Все чисто.
Настроение у парня прямо скажем не из уверенных. Зачем только он согласился на встречу с малознакомым человеком, который, как заверял Лягаш, если и не мент, то завербованный ментами — наверняка. Из-за того, что сторож автостоянки не замочил его, хотя имел все права это сделать? Странное, если не сказать больше, милосердие, странное и необ»яснимое!
Не привык Глухой к подобному — в банде Лягаша укоренилась жестокость, непримиримость: побежденный обязательно должен умереть. Это диктуется волчьими законами преступного мира. А сторож парализовал обе руки противника, оглушил его и… отпустил…
Необычное поведение человека, приговоренного Лягашем к смерти, так повлияло на Глухого, что он, если и не полностью поверил Пахолмову, то испытывает к нему нечто вроде уважения. Отсюда и телефонные сообщения о планах босса, и согласие на непосредственный контакт. Будто в непроглядной темноте появился маленький, едва заметный луч света — надежда на другую жизнь, без убийств, пыток, грабежей, взаимного недоверия и злобы. Для этого нужна самая малость: вычеркнуть черный кусок существования, возвратиться в облик старшины морской пехоты и… довериться малознакомому человеку — менту либо ментовскому пособнику…
Пахомов появился без пяти четыре. В белой рубашке, заправленной в джинсы молодежного покроя, в голубой ветровке. Веселый, довольный. Присел к столу, безразличным взглядом оглядел девичью компанию и двух озабочнных своими проблемами молодых мужиков.
Николай чем-то напоминал лягашской шестерке командира батальона десантного полка, в котором старшина проходил службу. Тот тоже всегда улыбался, словно ежедневно выигрывал в лотерею по машине. За легкость характера, мягкость и честность солдаты не просто уважали — боготворили своего командира.
— Здорово, друг.
— Дружан? Здорово, коли не шутишь. Зачем звал?
Не отвечая, капитан прошел к буфету, возвратился с подносом, на котором — две бутылки пива и пакет с сушками. Микроскопическое угощение, но и оно смягчила напряженность Глухого.
— Спасибо за подсказку. Но твой дерьмовый босс снова выскользнул.
Для Глухого — не новость. Непосредственно с Лягашем он не контактировал, не тот уровень — сведения доставлял один дружан, которого главарь приблизил к себе, готовил на роль «фельдшера», вместо Корня.
— Что ещё нужно?
Пахомов задумался. Полностью довериться бандиту опасно — подставишь не только себя, но и остальных боевиков, но без задуманного не обойтись. В интересах дела, которому все они служат.
— Я дежурю через три дня на четвертый. Сутки. Вдруг у тебя возникнет необходимость срочно связаться в дни отдыха… Запомни номер домашнего телефона.
Николай медленно, отделяя цифру от цифры паузами, продиктовал номер. Глухой наморщил лоб, прикрыл глаза — запомнил.
— Что интересует?
— В первую очередь — Лягаш. Адреса его «нор» в городе и в области, время, которое он собирается там проводить… Пожалуй, все… Сделаешь — считай расплатился…
Напоминать о подаренной убийце жизни — до тошноты противно, но этого не избежать. Глухой должен понимать — его не покупают, он просто отдает некий должок. Мелкий или крупный — значения не имеет.
Вот и вся встреча. Допили пиво, с»ели сушки и разошлись…
Если узнал Лягаш про встречу в закусочной — можно заказывать поминание. А другой причины неожиданного вызова на разборку не существует.
Опасения киллера небеспочвенны. Буквально через час одна из болтающих за столиков в кафе девок, запыхавшись, выложила толстой хозяйке «отдыха для состоятельных мужчин» не только информацию о встрече Глухого с невесть каким мужиком, но и отдельные подслушанные слова. Толстуха немедленно позвонила по телефону на какой-то склад, передала известие обычному грузчику. Тот — малолентнему пацану с ранцем за спиной.
Не прошло и двух часов, как личный телохранитель босса посвятил хозяина в суть полученной новости.
— Замочить падлу! — пропищал Лягаш. — Немедля замочить!
Обычная жестокость главаря банды усилилась мучительной ломкой. Корень сбежал, колоться самому страшно — Лягаш берег свое здоровье, панически боялся боли. «Колеса» помогали мало.
— Не замочишь — пулю проглотишь, дерьмо вонючее! Передай метовской подстилке — нарисоваться. И… — резанул узкой ладонью по горлу…
Босс вызвал провинившуюся шестерку не на хазу и не в лесопарк — на перекресток двух улиц в районе метро «Беляево». С одной стороны — хорошо, с другой — опасно. На хазе не замочат — потом возись с трупом, делай из него расчлененку, вывози на природу. В лесопарке сейчас на каждое дерево приходится по полтора мента — недолго подставиться.
Улица для расправы тоже не самый лучший вариант, но это зависит от расположения дворов и проездов… Киллер оценивал обстановку привычно, с профессиональной дотошностью, будто смерть грозила не ему — кому-то другому.
Начинает смеркаться. Темнота всегда действует на Глухого успокоительно — привык ей доверяться, как доверяются проверенному другу, не раз выручающему из, казалось бы, безвыходных ситуаций. Но на этот раз сумерки подействовали наоборот — вызвали боязнь.
На память пришел Венька Ушатый. Именно в такой же час и почти в таком же месте убили его лягашские шестерки — нашпиговали свинцом, как свиное сало чесноком.
Глухой шел медленно. На всякий случай спрятал в рукав единственное свое оружие — нож-финку. Таскаться со стволом опасно, да и в стычке он не выручит, другое дело выстрелить на расстоянии, а если решили его замочить, «расстояния» не будет…
— Дружан? Вот это встреча! Заблудился или — на дело?
Знакомый парняга. Из недавно завербованных шестерок, кликуху босс ему ещё не приклеил, назовет каким-нибудь Зубом или Языком. Стоматолог есть стоматолог, если он даже превратился в преступника.
— Босс вызвал, — неохотно признался Глухой. — Не видел его?
Парень расплылся в широченной улыбке.
— Не только видел — за тобой послан. Ожидает Лягаш вон в том доме, — показал шестерка за спину. Не оборачиваясь. — Пошли…
Глухой поколебался, но все же шагнул в темный провал арки.
Двое схватили его за руки, третий вогнал нож в горло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36