— Летом беременеют. Солнышко пригреет, бомжихи начинают плодиться и размножаться. Зов природы, — ответил Степаныч. — Я же объясняю: тут все, как у нормальных людей, свои свадьбы, свои разводы…— Своя милиция, — докончил Рогожин, вспомнив мордоворотов Пыжика.— Будь он неладен! — выругался отставник. — Настучали на меня. Мол, заныкал Степаныч дорогостоящую штуковину. Делиться не желает, бабки в свой карман переправить готовится. Я Хвалько за домишко долг уплатить должен. Опять же к свежему мусору доступ получить желаю.— К свежему только избранных подпускают? — продолжал расспрашивать Рогожин.— Людей из бригады, — подтвердил знаток местных нравов. — Перво-наперво они процеживают, сливки снимают, а уж после доходяги копошатся.Бригада мужикам из соседних деревень хлеб, прочее съестное на прокорм скоту продает. Колоссальные барыши имеют! — с тихой завистью произнес отставной майор. — Всегда при деньгах, и нос в табаке, — он сокрушенно вздохнул.— Опустился ты, брат! — по-свойски, не щадя самолюбия бывшего военного, резанул Рогожин. — Дальше некуда! Шакалишь по помойкам, лжесвидетельствуешь. Так и загнешься, захлебнувшись помоями в выгребной яме, а вместо креста тебе бомжи-корефаны в могильный холмик царапку воткнут и помочатся дружненько, чтобы ты под землей ароматы родной свалки нюхал. Ты ведь кадровый офицер! — Рогожин в неосознанном порыве обнял старика за плечи. — Не червяк земляной, которому прижали хвост, а он в нору и нырнул. Ты — солдат! * * * На квартире сторожа Егора, бывшего, по выражению Рогожина, «Иудой номер два», происходило нечто среднее между допросом и оперативным совещанием.Меблировка комнаты, где они собрались, была спартанской. Круглый стол, над ним лампочка без абажура, три колченогие табуретки, сервант с разбитыми стеклами и без посуды на полках.На все это убожество хмуро взирал со стены Ельцин — вырванная из журнала цветная фотография, — Президент России, закрытый до подбородка портфелем-щитом от пуль снайпера, сжатым кулаком приветствуя толпу, отстоявшую Белый дом в дни августовского путча. За спиной Ельцина реяли трехцветные флаги, улыбались Руцкой с Хасбулатовым.Сторож Егор в политике ничего не смыслил, но, видимо, был стихийным демократом, если прикрепил кнопками к стене портрет российского президента.Портрет засидели мухи, и лица вождей были в мелких точках, словно их поразила бубонная чума.Исповедь сторожа мало чем отличалась от повествования Степаныча. Его также взяли в оборот, применив запрещенные гуманным российским законодательством, но общеупотребительные в следственной практике способы физического воздействия.— Заволокли меня в кабинет, — ровным голосом рассказывал Егор. — Сняли обувку и заставили сесть на стул. Двое держали за руки, третий задницей придавил мои колени. Поочередно лупили резиновой дубинкой по ступням. Ничего не спрашивали, охаживали, как старого мерина, который телегу не тянет. Умеют менты следов не оставлять. Телеса мои беленькие, а внутри жаром все горит. Фотку под рыло суют: «Этого кента на территории профилактория той ночью видел? Распишись в протоколе опознания».— Моего брата ты не видел? — задал вопрос Рогожин.— Откель ему там взяться! Мы со Степанычем окосели капитально, но у меня глаз — алмаз. Любой непорядок на объекте примечаю. Под утро на стоянку машина заезжала…— Какая? — потребовал уточнить Дмитрий.— Здоровущая! — дал весьма расплывчатую характеристику сторож.— Легковая? Импортная тачка или грузовик?— Они прицепы с контейнерами заграничными возят.— Трейлеры? — подсказал Рогожин.— Во! Он самый! — радостно засмеялся Егор.— Надписи на машине были? — Дотошный разведчик не изменял правилу выуживать из собеседника всю информацию.— Были.— Какие? — Рогожин слишком много требовал от полуграмотного сторожа.— Без поллитры не разберешь! — тонко намекнул Егор, пожевав нижнюю губу.— У тебя после чекушки мозги набекрень! — вставил Степаныч.— Отбили кочерыжку в застенках, — без обиды откликнулся сторож. — Темновато было. Кабина у машины белая. Это я точно помню. На дверях буковки… — он сморщился. — Сюсю-мюсю… Хреновень нерусская, да разве издали разберешь? Фраер из машины выпрыгнул, в лесок сбегал.— Долго отсутствовал? — Рогожин мертвой хваткой вцепился в странную машину, вдруг ночью свернувшую с трассы к «Шпулькам».— Кто?— Водитель.— Я за ним не следил. Отлить мужику приспичило, с кем не бывает!— Зачем к профилакторию подъезжал? — Рогожин размышлял вслух. — Дальнобойщики с трассы без нужды не сворачивают. Ограблений боятся. Тем более ночью. Нескладуха, — он почесал затылок. — Ладно, с этим «летучим голландцем» я сам разберусь… Так, деды, шевелите извилинами. Мог мой брательник из-за ревности Хрунцалова убить?— Бабы в городе базарят, мэра из-за опухшего кошелька грохнули. Кому-то комом поперек горла его богатство встало. Шиковал Петр Васильевич безмерно, — высказался Егор.— Городские сплетни к делу не приколешь. Другие свидетельства невиновности найти надо.Рогожин, опершись локтями на изрезанную ножом столешницу, смотрел поверх голов собеседников.— Найдешь! Размечтался! — скептически хмыкнул Егор. — Брата под «вышку» подведут, и концы в воду.Правдоискатель.— Ты чего взбеленился? — попробовал утихомирить приятеля Степаныч. — Глаза пучишь! Соломинку в одно место вставили?Сторож вскочил, с грохотом опрокинув табуретку.— Не соломинку! — Он расстегнул пуговицу, спустил штаны, обнажая старческие дряблые ягодицы. — Дубину свою ментовскую мне заталкивали. До глотки доставала! — У старика начинался нервный срыв. — Баранов, следак, меня предупредил: «Пикнешь, от показаний отречешься, и бесплатный билет в „Столыпин“ тебе обеспечен. На самый дальний рейс. Под полярным сиянием загорать будешь». Видел, видел я твоего брата… — стенал Егор с капающей с подбородка слюной.— Глохни, зараза! — Степаныч схватил смалодушничавшего товарища за грудки. — Мы свое отжили.Не бери грех на душу!— Мы — пыль! — кричал впавший в истерику Егор. — Мусора нас в порошок сотрут.., и тебя, — он указал на молчавшего Рогожина, — и тебя, — сторож ткнул грязным пальцем в Степаныча.Увесистая пощечина, которую влепил ему Рогожин, подействовала лучше любого успокоительного лекарства.— Уймись, старче! — Дмитрий старался говорить спокойно. — Под милицейский пресс подставлять вас не собираюсь. Сам разворошу это осиное гнездо! Вы помощники аховые, с переломанными хребтами. Забитые вы людишки! Благодаря таким всякая нечисть себя королями мнит! — Рогожин не собирался оскорблять стариков, понимая — с них спрос невелик.Но он ненавидел предательство, а лжесвидетельство было едва ли не худшей его разновидностью.Рогожин снял номер в гостинице, заплатив за неделю. В регистрационную карту он вписал свою фамилию. Администраторша, принимавшая документы, едва не вывалилась в окошко:— Вы родственник Рогожина?— Какого? — непонимающе спросил Дмитрий.— Подозреваемого в убийстве мэра! — высоко вздымая пышный бюст, произнесла администраторша, гипнотизируя Дмитрия взглядом.— Однофамилец, — с натянутой улыбкой ответил он. — Командированный. С прядильно-ниточным комбинатом договор о прямых поставках продукции заключить попытаюсь.Администраторша, расплываясь бюстом по стойке, просвечивала гостя взглядом, по мощности не уступавшим рентгеновскому лучу. Статный мужчина, коммивояжер из Москвы — это не зачуханный инженер или грубиян шоферюга, провонявший бензином.Женщина была в возрасте, который принято называть бальзаковским.— Текстиль закупаете? — она запустила пробный шар.— На чем заработать можно, то и берем. Сегодня текстиль, завтра трубы большого диаметра, послезавтра подгузники детские. — Дмитрий задержался у стойки. — Городок-то у вас бандитский?!— Тю! — скривилась администраторша. — По окраинам шпана рыщет! Дачи иногда взламывают. А так тишь да гладь…— Но мэра укокошили…— Хрунцалова? — переспросила женщина шепотом. — Кто и был бандитом в нашем городе, так это он!..«Информация пошла», — отметил про себя Рогожин.— ..Вечно темные личности к мэру наведывались.Делишки обтяпывали. Он в гостинице дружков расселял. Ну не дружков… — поправилась администраторша. — Приятелей мэр в «Шпульках» поил. Профилакторий у нас есть рядом с городом… Сюда он мелкую рыбешку отправлял. Такие свиньи! — Администраторша глубоко вздохнула. Золотой крестик у нее на груди расположился параллельно плоскости стойки. — Накиряются и давай дебоширить! Милицию вызывать бесполезно. Те с хрунцаловских клиентов пылинки сдували, оберегали стервецов, а мы страдали. Хотите верьте, хотите нет, я под столом бутылку из-под шампанского с водой держала для самообороны, — женщина поджала карминово-красные губы. — Изнасиловать могли в два счета.— Кошмар! — посочувствовал Дмитрий, изобразив глубочайшую заинтересованность темой беседы. — Я всегда полагал, что политики безнравственны. К вашему мэру товарищи по партии приезжали?— Жлобье мафиозное! — выпалила администраторша. — Ни в какой партии Хрунцалов не состоял. Сам по себе был. Поговаривали, что какую-то Лигу либеральных российских христиан… — название она выговаривала с трудом… — сколотить собирался. Офис в Москве арендовал, компьютер поставил, в городской типографии заказ на листовки и удостоверения разместил, но потом передумал. На восстановление храмов бешеные бабки пустил. Смехотура! Деньгу с водки имел, народишко спаивал, а за пьяную копейку пропуск в рай купить надеялся!— С водки? — спросил Рогожин, делая недоуменные глаза.Администраторша перешла на доверительный полушепот:— Ясный факт! Петр Васильевич город в водяре утопил. К нам не только из Московской области алкаши вояжи совершали. Цены на «чернушку» — девять тысяч всего. Алконавты скинутся, гонца зашлют и ящиками винище закупают. Таких цен по России не сыскать днем с огнем. В наших «комках» — пожалуйста! А кто поставщик? Заводики Хрунцалова. Отпускная цена завода двенадцать тысяч, в ларьках фугуют по девять…— Забавная бухгалтерия! — прокомментировал действительно любопытные сведения Рогожин.— Это что, это семечки! — продолжала разговорчивая администраторша гостиницы. — Алкаши сколько могут увезти?— Бутылок тридцать за раз…— Пятьдесят! — поправила женщина. — Они, как верблюды, ручки сумок посвязывают, на тележки — и тянут. У кого от водки поджилки трясутся, тот, конечно, поменьше грузился, чтобы не надорваться до электрички. Вокзал похлеще любого цирка. Такие хари…"Спиртзаводы Хрунцалова, — думал Рогожин, сортируя в уме полученные сведения. — Золотоносные предприятия для России. — Память подсказала вычитанную в газетной статье потрясную статистику:— «…каждый тридцать четвертый гражданин страны алкоголик.., пять миллионов хроников.., пять процентов доходов среднестатистический россиянин, включая грудных детей, тратит на выпивку.., в год только через розничную сеть выпивки продается на сорок триллионов рублей…» Сорок триллионов рубчиков! — Рогожин зациклился на всплывшей в памяти цифре. — Четверка с тринадцатью нулями. Чертова дюжина…Старички тоже о спиртовом бизнесе покойника толковали. Восторгались пронырливостью мэра!"Отвлеченные размышления ни к каким конкретным умозаключениям привести не могли, но след наметился. Чувствовался криминальный душок производства и реализации напитков с градусом.«Сергей пробовал заниматься коммерцией. Может, перешел дорогу Хрунцалову? Абсурд! Брат был мелкой сошкой. Стал бы возникать — лицензию бы аннулировали, по шее накостыляли. И стрелять, и удавкой орудовать — не его стиль. К тому же быстро прогорел с торговлей, лавочник несчастный. Стрелочником Сергея сделали. Кто? Кому это было выгодно? — задал себе сакраментальный вопрос Дмитрий. — Наследники Хрунцалова. Они теперь прибыли со спиртзаводов качают… Если дернуть за эту ниточку, может, клубок и распутается?»— Вы меня не слушаете! — Наманикюренные пальцы администраторши прикоснулись к руке Рогожина. — Возьмите ключ от номера. Я выделила вам самый лучший. С видом на городскую площадь.Желтый ключ с деревянной грушей-брелоком, на которой были выжжены цифры номера, оказался перед Дмитрием.— Спасибо! — Он спрятал ключ в карман. — Извините, я немного устал. Вы фантастическая рассказчица и очаровательная женщина.От комплимента администраторша захлопала ресницами, поправила прическу:— Я советую обедать исключительно в ресторане гостиницы. Официанток предупреждайте — вы от Риммы Павловны.Гастрономические проблемы Рогожина мало беспокоили.— Римма Павловна, докончите сюжет о семечках.— Семечках? — округлила глаза администраторша.— Алкашей вы назвали семечками, а кто, с позволения сказать, подсолнухи? — Рогожин улыбнулся, как бы невзначай задев локтем пышный бюст администраторши.Она вздрогнула, точно локоть Рогожина был наэлектризован.— О, известно кто! Оптовые покупатели, вывозящие продукцию цистернами. Крупные деляги. Они в город приезжают отовсюду: из столицы, из Кемерова.Вчера вечером из Самары клиент прибыл. Клоп в красном пиджаке. Через дежурную по этажу девочек в номер заказывал. Экзотического секса ему захотелось!— Значит, бизнес Хрунцалова не заглох? Заводики «огненную воду» гонят?— Производство на потоке!— Подскажите, — маска делового человека была самой подходящей на данный момент, — с кем имеет смысл переговорить о сотрудничестве в этой области?Кто настоящий преемник покойного? — Рогожин по капле выцеживал из администраторши все, что она знала о больших секретах небольшого города.— Кресло мэра Сапрыкин Валерий Александрович протирает! — К городскому голове Римма Павловна уважения не питала.— Разумный мужик?— Слизняк. Двух слов связать не может! Был заместителем Петра Васильевича и до новых выборов по закону будет городом править. Поганый человечишка, скользкий. — Римма Павловна сморщилась, как будто ей за шиворот положили пригоршню снега. — Он на побегушках у Ветрова, начальника УВД. Машины новые за счет городского бюджета купил. Ремонт здания управления сделали. Ветрову кабинет дубовым шпоном обшили, офисную мебель завезли итальянскую.На фига? Протоколы и на столах отечественного производства писать можно. Подполковник, а запросы банкира! У меня подружка секретаршей в мэрии работает, так, с ее слов, Сапрыкин утром к подполковнику в управление за инструкциями ездит, а вечером отчитывается.Администраторшу прервала трель телефонного звонка. Женщина сняла трубку и отрубила:— Перезвоните попозже… Я, русским языком говорю… Позже!Трубка брякнулась на аппарат.— К директорам заводов без протекции Ветрова вы, уважаемый… — она заглянула в регистрационную карту, — Дмитрий Иванович, не ходите. Бесполезно.Они вам лапшу на уши понавешают — лимиты исчерпаны, продукции на складах в обрез, планы поставок расписаны до двухтысячного года. Попробуйте через Сапрыкина на Ветрова выйти. Он настоящий хозяин города… — уверенно произнесла администраторша.Рогожин пробарабанил пальцами марш по гостиничной стойке. Нагнулся, взял сумку.— Благодарю! — он церемонно прикоснулся губами к руке Риммы Павловны.— Ой, ну зачем вы? — восторженно ахнула не привыкшая к утонченному обращению администраторша.Упругим шагом делового человека Дмитрий двинулся к лестнице, ведущей на второй этаж. Глава 2 Филиал Научно-исследовательского института химической промышленности, занимавшийся проблемами синтеза новых полимерных материалов, был открыт в городе сразу после войны.Страна, поднимающаяся из руин, нуждалась в искусственном каучуке новых сортов, резине для автомобильных заводов-гигантов, синтетическом топливе и многом другом, что требовали наркоматы и ведомства.Приехавшие летом сорок шестого года на трофейных немецких грузовиках солдаты в фуражках с голубым кантом войск НКВД обнесли старинную помещичью усадьбу, бывшую в те времена за пределами города, тремя рядами колючей проволоки. Для верности между колючкой энкавэдисты установили «спираль Бруно» — ловушку для чрезмерно любознательных. Попав в нее, человек без посторонней помощи выбраться не мог.Следующий караван крытых машин привез партию ученых. Так на окраине города по приказу Берии заработала шарашка — чисто советское учреждение, совмещавшее в себе концлагерь и научно-исследовательский центр.Армянин Карен Арутюнян химичил еще в шарашке. Студента Московского университета посадили за талант. Таких, как он, государство, строящее социализм, считало своей собственностью и распоряжалось как собственностью.Освобожденный по амнистии, Арутюнян осел в городе, женился, обзавелся детьми и продолжал трудиться на ниве изобретательства. Шарашку преобразовали в филиал института, отстроив новые лабораторные корпуса.— Способный армянин прошел все ступени роста:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30