Молодой был, еще, наверное, младше Игоря.— Так, — начальник достал спички, закурил, — а я кое-что помню. Ну, давай дальше.— Ивановский, — так же ровно и бесстрастно продолжил Муравьев, — награжден орденом «Знак Почета», имеет благодарности и грамоты ВЦИК и Совнаркома. В октябре 1941 года к нему в мастерскую поступило много ценностей, камней и золота от эвакуированных предприятий Ювелирторга Белоруссии и Украины.— Так, так, — начальник застучал пальцами по столу. — Зачем они поступили?— Для сортировки, оценки и реставрации.— На какую сумму?— Приблизительно на три миллиона рублей.— Что дальше?— В ноябре, когда обстановка под Москвой обострилась до предела, Ивановский и его помощник Попов сложили ценности в специальный ящик, опечатали его и вывезли из города. В дороге Попов умер от воспаления легких…— Подожди, Игорь, — сказал Данилов. — А почему Ивановский не сдал ценности в банк?— Тогда, в период эвакуации, поступило распоряжение работникам Ювелирторга самостоятельно вывезти ценности.— Распоряжение, прямо скажем, не совсем понятное, но сделаем поправку на обстоятельства того времени, — сказал с иронией начальник. — Вот теперь кое-что проясняется.— Как вывозились ценности из Москвы? — спросил Данилов.— Ночью, на машине, с инкассаторской охраной.— Все довезли?— Сдано точно по акту, копия у меня.— Мне кажется, товарищи, — начальник встал из-за стола, прошелся по кабинету, — кто-то знал, что ценности Ивановский увез домой. Знал, что увез, но не знал, что сдал государству. Вернее, не поверил. Психологически не мог обосновать. Думал, мол, ювелир, известный мастер, а здесь такие деньги сами в руки плывут. Я полагаю, что навел на Ивановского тот, кто знал, что у него хранятся ценности. Муравьев, поезжайте в кадры Ювелирторга, возьмите личные дела всех, кто сталкивался с Ивановским по работе…За разговором никто не заметил, как наступило утро. Стало светлеть. Постепенно прохладный ветерок вытянул из кабинета слоистые клубы дыма, и все трое почувствовали, как они устали. Но их работа только начиналась, и никто не знал, сколько продлится она, сколько листов ляжет в папку с надписью: «Дело об убийстве гр-на Ивановского Д. М.».Звонок телефона известил о начале нового дня. Начальник снял трубку. После первых же слов невидимого собеседника он внимательно поглядел на Данилова.— Так, — говорил он кому-то, — понятно… Во сколько?.. Понятно. Так… Спасибо.Он положил трубку, повернулся к Данилову:— Это для тебя, Иван, из Московского управления НКВД. Королев звонил. Машина с похожим номером была в пять утра на Минском шоссе остановлена бойцами КПП, пассажиры оказали сопротивление. В общем, один убит, двое бежали. Пошли кого-нибудь из своих на место. Но главное — связи. Нам нужно отработать все связи Ивановского. Кстати, машина записана за первым автохозяйством Моссовета.В коридоре Данилов встретил Полесова.— Ты куда, Степа?— За шофером, Иван Александрович. В шестнадцатое отделение поступило заявление от некоего Червякова, что вечером у него угнали машину ГАЗ с номером МО26—06.— Угнали вечером, а когда он заявил?— Утром.— Привези его ко мне.В том, что машину у Червякова никто не угонял, Данилов ни на минуту не сомневался: если угнали вечером, то почему об этом потерпевший не заявил сразу. И, уже сидя в кабинете, Иван Александрович порадовался работе своих ребят. Пока все шло четко, без осечек, но вот что будет потом — неизвестно.В его комнате хозяйничало утро. На подоконнике сидел воробей и, наклонив голову, смотрел на Данилова круглым глазом, словно спрашивал: ну как, что нового, уважаемый Иван Александрович?— Ничего нового, брат, — сказал Данилов воробью, — ничем тебя порадовать пока не могу. Ты залетай через месячишко…Зазвонил телефон и спугнул птицу.— Иван Александрович, — сообщали из НТО, — все точно, стреляли один раз из ТТ и еще три пули — из нагана, причем, судя по рисунку нарезов, две выпущены из одного и того же оружия.— Следовательно, один из нападавших убил лейтенанта, а другой его родителей?— Именно так. Теперь о дактилоскопии. Отпечатков очень много, но на шкатулке и шкафу идентичные отпечатки, проверяли по нашей картотеке.— Вот что, вы бы их отправили для идентификации в наркомат. Чем черт не шутит, а вдруг там найдутся похожие пальчики.— Хорошо, сделаем.Данилов положил трубку, достал из стола блокнот и задумался: «Что же мы имеем, уважаемый Иван Александрович? Пока ничего конкретного. Нужно, видимо, начать с допроса Аллы Нестеровой. Тем более, что она ждет в соседней комнате».Девушка вошла робко и осталась стоять у дверей. Данилов жестом пригласил ее сесть к столу. Некоторое время помолчали. Иван Александрович исподлобья внимательно разглядывал ее. Даже горе и усталость не стерли красок с лица девушки. Розовощекая, с большими синими глазами, черными волосами, она,. безусловно, была очень хороша собой. Теперь Данилов понял, почему лейтенант Ивановский просил отпуск. Конечно, не из-за родителей, разве в этом возрасте вспоминают о них. Впрочем, вспоминают и думают, конечно, но лишь появится такая девушка и все. Как это здорово, наверное, гулять с ней по Москве, держать за руку, думать о ней в вагоне поезда.— Вы очень устали? — задал первый вопрос Иван Александрович.— Да, — Алла ответила тихо, одними губами.— Я вас попрошу, подержитесь еще немного, ваши показания для следствия крайне важны. Ведь вы тоже, вероятно, хотите, чтобы мы поскорее нашли преступников.— Конечно.— Вы, наверное, голодны? Впрочем, что я спрашиваю, мы же оба ничего не ели, — Данилов взглянул на часы. — Врачи нам этого не простят. Подождите, я сейчас.Иван Александрович зашел в соседнюю комнату. За столом покойного Шарапова сидел Сережа Белов. Увидев начальника отделения, он встал из-за стола, аккуратно оправил гимнастерку.— Слушаю, товарищ начальник.— Вот что, Сережа, попроси, чтобы мне принесли два стакана чаю, и расстарайся, сообрази чего-нибудь поесть.— Я уже договорился, в столовой дадут в счет пайка.— Молодец, только побыстрее, пожалуйста.Сережа расстарался: чай был ароматный и крепкий. Первая утренняя заварка, ее еще не успели разбавить в буфете. Они пили чай и ели хлеб с маслом. На этот завтрак, по скромным подсчетам Данилова, пошло два командирских доппайка.— Я прочитал, Алла, то, что вы написали, — Иван Александрович отставил стакан с недопитым чаем. — Может быть, еще хотите есть?— Нет, спасибо.Алла заметно повеселела, и это обстоятельство обрадовало Данилова.— Так я прочитал, — продолжал он. — Понимаете, вы написали много интересного, но, к сожалению, кое-что придется уточнить. Прежде всего относительно серег. Вы не могли бы их, ну, нарисовать, что ли?— Попробую.— Вот вам карандаш и бумага.Через несколько минут рисунок был готов.— Так, — сказал Данилов. — значит, это сапфир. Кажется, синий?— Знаете, такого глубокого синего цвета. А вокруг бриллианты небольшие, но Мария Дмитриевна говорила мне, что они очень старой работы, поэтому дорого ценятся. Они в их семье передаются женам сыновей.— Вот как! Значит, эти серьги — талисман вроде.— Скорее семейная реликвия.— А сколько могла стоить эта реликвия, не знаете?Алла посмотрела на Данилова с недоумением.— Я понимаю, — сказал Иван Александрович, — многие вопросы покажутся вам не совсем тактичными. Но прошу понять меня, наша профессия такая, мы, как врачи-невропатологи, врываемся в человеческие души. Так что потерпите. Кстати, вы говорили, что серьги лежали в шкатулке. А что там еще было?— Я не знаю. Нет, впрочем, погодите. Мне Сережа как-то показывал, там был Наполеон.— Простите, кто?— Да, Наполеон, — взволнованно сказала девушка, — печать такая. Наполеон в треуголке, руки скрестил на груди, и ниже кружок, на нем инициалы выгравированы. Печать. Сережа рассказывал, что в 1812 году, когда французы бежали из Москвы, ее забыли, а прапрадед его нашел эту печать.— А из чего сделан этот Наполеон?— Сережа говорил — из серебра.— Теперь вот о чем расскажите. Вы жили рядом с Ивановскими, считались у них в доме почти родной. Правильно я говорю?— Да.— Так вот, не заметили ли вы чего-нибудь необычного в поведении Дмитрия Максимовича за последнее время?— Нет, ничего особенного.— Тогда постарайтесь вспомнить другое: перед отъездом Дмитрия Максимовича из Москвы в ноябре прошлого года вы у них не встречали посторонних?— Видите ли, — Алла помолчала секунду. — Дмитрий Максимович никуда не уезжал. В ноябре заболела Мария Дмитриевна, и я ухаживала за ней.— Как никуда не уезжал, — удивился Данилов, — а вы ничего не путаете?— Да, точно, я говорю правду… Поверьте мне… — Нестерова заволновалась.— Да вы успокойтесь, я вам верю. Тут неразбериха одна получилась. Вы уж помогите нам выяснить.— Числа пятнадцатого ноября, — медленно, видимо стараясь ничего не упустить, начала рассказывать Алла, — да, по-моему, пятнадцатого, Дмитрий Максимович и его помощник Георгий Васильевич…— Попов?— Да, Попов, привезли домой тяжелый ящик. Привезли втроем.— А кто третий?— Шофер. Я еще удивилась: шофер, а очки у него выпуклые, как у очень близоруких людей. Так вот, они принесли тяжелый ящик. Потом шофер уехал, а Дмитрий Максимович сказал, что у них сломалась машина и надо ждать инкассаторов.— Как я понял, инкассаторы должны были подъехать прямо к дому.— Да, но что-то случилось, я уж не знаю что, и инкассаторы приехали только через неделю. Все это время Дмитрий Максимович и Попов дежурили в комнате, где стоял ящик, по очереди. У них даже наганы были.— А когда приехали инкассаторы?— Дмитрий Максимович все время звонил по телефону, а машины не было. Наконец, он сказал, что поговорит с замнаркома внутренних дел, которого знал лично.— Он позвонил ему?— Да. Той же ночью подошла машина с людьми в форме. А с ними какой-то начальник из Ювелирторга. Они вскрыли ящик, составили акт, а ценности положили в зеленые мешки. С ними уехал Попов, а Дмитрий Максимович остался, у него грипп начался сильный.— Понятно, Алла. Вспомните, больше никто не заходил к Ивановскому?— По-моему, нет.— Ну вот мы и уточнили. Спасибо вам.— Я могу идти?— Конечно. Я попрошу, чтобы вас проводили.Данилов встал, пожал девушке руку.«Странно, — подумал он после того, как Нестерова вышла. — Выходит, что Ивановский никуда не уезжал из Москвы. Вот теперь все становится непонятным».Иван Александрович сел на стул рядом с сейфом, прислонился виском к его холодному боку. Усталость чувствовалась в каждой клетке организма. Делать ничего не хотелось, даже думать. Мысль о том, что сейчас придется идти осматривать привезенную с КПП машину, показалась невероятной и отвратительной. Поехать бы в пивную на Малой Брестской, встать там в уголке за высоким столиком, пива выпить холодного, а потом… Потом домой, спать. Открыть окно — с прудов потянуло бы запахом свежести, и сон пришел бы невесомый и тихий…Узор сейфа больно вдавливался в висок, но Данилов не замечал этого: он спал.— Иван Александрович, — услышал он голос Белова, — товарищ начальник…— Чего тебе? — спросил Данилов, не открывая глаз. Никакого уважения к старости.— Товарищ начальник, Нестерова вспомнила, кто приходил к Ивановскому… «В дополнение к моим показаниям, хочу сообщить, что в конце ноября 1941 года или в первых числах декабря к Ивановскому заходил тот самый шофер. Я узнала его по очкам. Пробыл он в квартире недолго. Больше я его не видела».
Данилов еще раз перечитал протокол допроса. Ну вот, кое-что есть. Теперь нужно установить шофера. Возможно, что он связан с убийством. Вполне возможно. Уж больно много совпадений.Он позвонил Полесову. Трубку никто не поднял: значит, Степан еще не приехал. Данилов позвонил дежурному и попросил сведения обо всех разбойных нападениях и грабежах за последние шесть месяцев.— Сейчас распоряжусь, — ответил дежурный. — Все абсолютно?Данилов помолчал, а потом добавил:— Нет, только группы. А также все сведения об использовании наганов. Кроме того, запроси отряды ВОХРа, не случилось ли у них чего за это время.— Сделаем.«А теперь надо пройтись, — подумал Данилов. — Просто выйти из управления и пойти по улице. На ходу думается легче».Он запер кабинет. В коридоре было пусто. Прошел полпути к лестничной площадке, услышал, что в его комнате зазвонил телефон. Опять открыл дверь, надеясь, что звонок случайный и телефон замолчит. Но, видимо, на том конце провода сидел человек упорный, и аппарат продолжал звонить.— Данилов!Это звонил Полесов.
Иван Александрович приехал в отделение через двадцать минут. В дежурке сидел щуплый белобрысый человек и вертел в руках очки с выпуклыми стеклами. Данилов даже не удивился. Он просто ожидал этого, знал, что заявил о пропаже машины именно тот самый шофер в очках, о котором сообщила Нестерова.Допрос он начал сразу, в отделении.— Ваша фамилия, имя, отчество?— Червяков Валентин Иванович.— Год рождения?— Мне двадцать восемь лет.— Место работы?— Механик первого автохозяйства.— Почему же в вашем заявлении написано, что вы шофер?— Это временно. Почти все водители на фронте, я из-за близорукости от службы в армии освобожден, поэтому с сентября прошлого года работаю водителем.— С таким зрением?— Что поделаешь, товарищ следователь, война.Данилов встал из-за стола, прошелся по комнате. Червяков сидел спокойно, слегка прищуренные глаза за стеклами очков смотрели куда-то мимо Данилова, хотя лицо было обращено к нему..— Номер вашей машины МО26—06?— Да, а что, она найдена?— Пока спрашиваю я.— Извините.Голос ровный. Очень спокойный голос. Данилов достал папиросу и начал разминать табак. Делал он это медленно, намеренно затягивая паузу. Червяков 22 продолжал молчать, все так же бесстрастно глядя мимо Данилова.— Вы знакомы с Ивановским? — внезапно резко спросил Данилов.— Да.— В каких вы отношениях?— Я не понимаю вопроса.— Как часто вы с ним виделись и в какой обстановке?— Виделся с ним в конце сорок первого…— Точнее.— В ноябре. В конце ноября. Мы ящик с ценностями возили, а у меня машина сломалась. Ну вот и пришлось…— Что пришлось?— Ящик к Дмитрию Максимовичу тащить.— А вы знали, что было в нем?— Конечно. Ценности. Большие ценности. Мы их должны были отвезти на семидесятый километр Горьковского шоссе. Там было какое-то учреждение, которое их принимало и отправляло в глубокий тыл.— А откуда вы узнали о ценностях?— Интересно, — Червяков поправил очки, — очень интересно. Вы, видимо, считаете меня человеком, которому ничего нельзя доверять? Так я должен понимать ваш вопрос?— Гражданин Червяков, здесь спрашиваю я.— Это почему же? Я, к примеру, даже не знаю, кто вы. Меня сюда пригласили, а мое право отвечать вам или нет.— Логично, но неразумно. Я начальник отделения Московского уголовного розыска. Фамилия моя Данилов. Зовут Иван Александрович. Вам этого достаточно?— Вполне, только прошу документы показать.Данилов усмехнулся, вынул удостоверение. Он смотрел, как Червяков читает его, близко поднеся к глазам, и еще раз удивился, как такому человеку доверили машину.— Все в порядке, — Червяков протянул обратно удостоверение. — Теперь спрашивайте.— Мы остановились на том, что вам поручили помочь Ивановскому вывезти ценный груз.— Да. Меня вызвали в нашу спецчасть, объяснили всю важность задания и даже выдали наган. Правда, машину мне дали старую, я сразу же написал об этом докладную записку.— Почему же вам дали плохую машину?— Теперь уже сказать трудно. Машина сломалась у Колхозной площади. Мы ее бросили и отнесли ящик в дом к Ивановскому.— Вы помните этот ящик?— Очень хорошо. Он большой, деревянный, сверху обитый тонким железом, по бокам две ручки.— Больше вы не были у Ивановского?— Был. В декабре.— Зачем?— В машине Дмитрий Максимович оставил чемоданчик с бельем. Я его обнаружил в гараже, на следующий день. Но отнести не мог. Меня срочно направили в Балашиху в ремонтные мастерские чинить разбитые на фронте машины. В декабре я вернулся и пошел к Ивановскому. Я очень удивился, застав его дома. А еще больше удивился, когда увидел в прихожей тот самый ящик. Тогда я понял, что Ивановский просто жулик. Я долго не решался сообщить о нем. Потом опять уехал в Балашиху. Приехал в апреле и решил пойти в Ювелирторг, в их промкомбинат, и сообщить.Червяков снял очки, помолчал.— В промкомбинате я передал заявление заместителю начальника охраны, фамилия у него странная, подождите, — Червяков достал пухлую записную книжку, близоруко поднес ее к глазам. — Ага, вот… Шантрель.— А почему же вы к нам не пришли?Червяков опять надел очки и посмотрел на Данилова. За выпуклыми стеклами глаза казались огромными, особенно зрачки.— К вам я боялся.— Ага. Так что произошло с вашей машиной?— Ночью вчера ко мне четверо военных пришли. Да, кстати, тот самый Шантрель запретил мне говорить об этом. Ну, пришли военные…— Какие?— Обыкновенные, в гимнастерках, сапогах, с наганами. Допросили меня. Документ показали, что они из охраны промкомбината.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20