— Это ты, Данилов…— Потом он увидел Кравцова, прищурился, узнавая, включил рефлектор и направил свет на вошедшего: — Кравцов!Орлов выскочил из-за стола, словно хотел дотронуться до него, ощутить реальность его плоти и успокоиться.— Где взял? — повернулся он к Данилову.— Сам пришел.— С повинной?— А ему, мне кажется, виниться не в чем.— Ты это брось, Данилов! Слышишь! Брось! Ты кого под защиту берешь? А?— Спокойно, Орлов. Здесь другое дело, совсем другое. Кстати, мне от Виктора Кузьмича ничего нет?— Час назад пришло сообщение, работают с ним.— Ну вот, давай подождем.В дверь постучались. Вошел сержант и, покосившись на Данилова и Кравцова, положил на стол начальника папку.— Свободен, — Орлов вынул из папки лист бумаги и начал читать его внимательно и долго, потом опустил его, постоял, словно обдумывая прочитанное, и вновь поднес к глазам. Затем с недоумением поглядел на Кравцова и протянул бумагу Ивану Александровичу. "Данилову, Орлову.На ваш запрос командир партизанского отряда «За Родину», бывший первый секретарь райкома ВКП(б) тов. Васильев сообщил: «Тов. Кравцов из партии исключен неправильно, решение о его восстановлении получено. Тов. Кравцов работал бургомистром по моему заданию, проявил мужество и героизм, спас город от взрыва. Представлен к правительственной награде, которая и поступила к нам в отряд. Поздравляю тов. Кравцова с награждением орденом „Знак Почета“. Орденский знак и документы переправляю в город. Васильев».Верно: майор госбезопасности Королев".
— Читайте, — Данилов протянул сообщение Кравцову, — читайте и помните, что этот запрос на моем месте послал бы каждый. Я не отрицаю, разное было, но все равно людям надо верить, только тогда они, в свою очередь, поверят вам.Но Кравцов не слушал его, он плакал.— Тихонова ко мне, — приказал Орлов, открыв дверь.Через несколько минут в кабинет вошел его заместитель.— Вот что, Борис Петрович, немедленно распорядитесь прекратить розыски Кравцова.— Бургомистра?— Нет никакого бургомистра, ошибка это. Был наш товарищ, выполнявший задание.— А основание?— Сообщение из Москвы.— Хорошо. Есть.Когда Тихонов вышел, Орлов подошел к Кравцову, приподнял его со стула.— Ну, брось, брось мокроту-то разводить, ведь не баба ты. Такое дело для людей сделал… Ну что с ним делать, Данилов, как ты думаешь?— Товарищ Кравцов, успокойтесь, выпейте воды, напишите подробно все, о чем вы мне рассказали, особенно о кирпичном заводе.— Я сделаю… А потом… потом я могу идти домой?— Пока нет. Еще пару дней для всех вы бургомистр Кравцов. Да, кстати, возьмите ваше оружие, я думаю, оно вам пригодится и очень скоро.— Я его провожу, — сказал Орлов. Он обнял инженера за плечи и повел к двери. — Сейчас напишешь, потом поешь, поспишь, — ласково, как ребенку, говорил он Кравцову.Уже выйдя из кабинета, Кравцов обернулся:— Спасибо вам, товарищи, спасибо. Я сегодня словно заново родился.Орлов вернулся минут через десять, посмотрел на Данилова, развел руками.— Ну, Александрыч, ты даешь. Как ты вышел-то на него?— А чего проще. Я все показания о нем прочел. Смотрю, пособник, а крови на нем нет. Потом газетку достал со статьей Ерохина. Там его ругают сильно, а он в это время на финской мерз. Ну, а потом мне его жена многое рассказала.— Да, дела… Слушай, что ты о заводе-то говорил?— Неси карту, сейчас покажу. Глава седьмаяМосква. 14 августа Начальник Начальник МУРа внимательно прочитал рапорт Муравьева. Подчеркнул красным карандашом то место, где говорилось о столкновении Кострова с патрулем, и написал наискось: «Тов. Парамонову. Муравьеву поставить на вид. Думать надо».
И в самом деле, глупо было начинать операцию, не предусмотрев такой мелочи. Конечно, ничего страшного не случилось, даже наоборот, версия Кострова в глазах «игроков» стала еще более прочной, да и вел себя Мишка, в общем, правильно, четко сориентировался в обстановке. Но все равно Муравьеву надо указать. Пусть учится. Быть настоящим оперативником совсем не значит стрелять хорошо да задерживать. Вон Муштаков, работает, как шахматист, психологию изучает. Но тем не менее, понимая достоинства Муштакова, начальник в душе ценил в сыске элемент риска, силы, напора. Он пришел в розыск в те далекие времена, когда смелость и хладнокровие считались самыми главными качествами агентов угро, когда ничего не было, кроме наганов, а эксперты, в лучшем случае, могли установить время наступления смерти.Отложив рапорт Муравьева, он ознакомился с бумагой, присланной из отделения Муштакова, и еще раз удивился необыкновенной организованности в этом человеке. Муштакову удалось установить, что Сутулый был неким Фоминым Сергеем Сергеевичем, крупным мошенником и скупщиком золота. Оперативными данными подтверждалось, что именно с ним и был связан Гомельский. Таким образом, пока все развивалось точно по плану.На столе звякнул внутренний телефон.— Товарищ начальник, — докладывал Осетров, — сообщение от Данилова.— Давай. "Начальнику МУРа.Срочно!Спецсообщение.Совместными с органами на местах усилиями нами обнаружена база бандгруппы Музыки — «ювелиров». Вступив в контакт с подразделениями войск по охране тыла действующей Красной Армии, готовим войсковую операцию, о результатах доложу по выполнении. Данилов".
«Молодец, вот молодец, — подумал начальник. Как всегда, не торопясь, но точно в срок». В спецсообщении не было никаких подробностей, но он знал точно, что база банды блокирована, что ее участники находятся под пристальным наблюдением и что взяты они будут с наименьшими потерями. Начальник поднял телефонную трубку:— Муравьева ко мне.Игорь появился минут через десять. Вошел, доложил по форме, вытянулся у порога.— Что стоишь? Вырасти хочешь? Хватит уже, эко вымахал. Садись. Ну, чем порадуешь?— Жду данных.— Жди, а вот Данилов вышел на банду, брать ее будет.— Вышел? — обрадовано спросил Игорь.— Вышел. Но это ничего не значит, ты свое дело делай. Гомельского хоть из-под земли, а представь мне.— Вы так говорите, товарищ начальник, будто я ничего не делаю.— Если бы ты ничего не делал, я тебя давно уже из угрозыска уволил бы. А дело я с тебя требую, на то я и начальник. Где Костров?— Гуляет по рынку.— Один или с Зоей?— Один. Страхуем его тремя группами.— Серьезно. Прямо как коронованную особу. И долго он с бытом Тишинки знакомиться собирается?— Это как повезет.— Ох, и смел ты, Муравьев, не по чину смел.— А у меня другого выхода нет.— Тоже правда. Что ты думаешь делать дальше?— Хочу туда поехать.— Не надо. Ты операцией руководи. Получай данные и решения принимай. Пойми, что ты не просто старший уполномоченный, а руководитель операции. Привыкай. Руководить — наука трудная, если делать это как следует.И опять зазвонил телефон. Начальник снял трубку, молча выслушал, потом поманил пальцем Муравьева:— Это тебя, — и протянул ему трубку.— Игорь Сергеевич, — голос Муштакова звучал приглушенно, — сейчас мне передали: Костров находится в пивной на углу Большого и Малого Кондратьевских переулков, только что к нему подошел Фомин. Костров Костюм на нем был шоколадного цвета, с чуть заметной клеточкой. Брюки что надо, тридцать сантиметров, рубашка из крученого шелка, галстук. Особенно хороши оказались ботинки: тупоносые, простроченные, темно-вишневые, ну и, конечно, буклевая кепка-лондонка.Все, что надо было, Мишка переложил в карманы, пистолет засунул за пояс сбоку. Теперь по переулку он шел спокойно. День будний был, народу немного, не то что в прошлый раз. Но наметанным взглядом Костров сразу определил: крутится кое-кто здесь. Выросший в блатном мире и познавший его законы, Мишка безошибочно научился отличать своих бывших «коллег» от нормальных людей.На углу сидела старуха и торговала семечками. Мишка хотел было купить стакан, да раздумал. Новое обличье удачливого налетчика делало свои поправки на его поведение. Он должен был теперь соизмерять поступки в соответствии со своей «воровской профессией». Солидный блатной не может себе позволять того, что разрешает какая-то мелкота. Вот папиросы он купил у инвалида с пропитым лицом — за тридцатку пачку «Казбека». Инвалид, протягивая папиросы, внимательно поглядел на Мишку.— На мне нарисовано чего или как? — спросил Костров.— А что, глянуть нельзя, вроде новый человек…— Ты гляди осторожно, — Мишка распечатал пачку, постучал мундштуком папиросы по крышке и улыбнулся, блеснув золотой коронкой, — а то вполне можно сделать тебе полное солнечное затмение.— Ты чего это? Чего? — инвалид попятился.— А ничего. Знаю я вас, убогих. Сам на костыле, а к куму раньше других добегаешь.Он повернулся и пошел не спеша вдоль трамвайных путей к Курбатовской площади. День выдался нежаркий, иначе бы пропал он в своем шоколадном костюме и кепке. Небо заволокло тучами, вроде собирался дождик.«Скорей бы, — думал Мишка, — кончить это дело, да Ритку с ребенком повидать. Вот ведь как получается: стоит сесть на трамвай — и через полчаса дома, да никак нельзя этого делать. Правда, Данилов, прощаясь, обещал, что выхлопочет мне отпуск, а Иван никогда не врет. Кремень мужик: сказал — сделал».Мишка вспомнил о Данилове, и ему стало тревожно: зря он уехал из райцентра. Там, видно, дела веселые начались, не то, что здесь: гуляй по улице да на баб глазей. И в том тяжелом деле ему захотелось непременно быть рядом с Даниловым. Но тот просил его найти Гомельского, и он, Костров, обещал, а раз обещал, значит, найдет.Володю Гомельского Мишка знал давно, в тридцать четвертом им пришлось даже сидеть в одном лагере. Володя был человек не злой, но чрезвычайно ушлый, он даже в лагере ухитрялся скупать золотые коронки. Как он это делал, никому неведомо было, но важен факт — делал. Отношения у них с Мишкой всегда были нормальными, и пару раз Володя взял у него кое-что, правда, мелочь. Золото Мишка не любил, всегда предпочитал наличные.Так, задумавшись, он шел по знакомым переулкам мимо старых деревянных домов, палисадников. Он и не заметил, как вновь оказался в Большом Кондратьевском, рядом с пивной. И только здесь понял, что за два часа никого не встретил, вернее, не увидел. Мишка не торопясь огляделся. Что-то все же ему было здесь неуютно. Год фронтовой жизни, разведрота приучили его чувствовать опасность как бы кожей. Нет, что-то здесь не так. Он достал спички, чтобы прикурить, и, словно случайно, уронил коробок; наклонясь за ним, незаметно посмотрел назад. Вот она, рожа прыщавая в малокозырке. Так и есть, топает за ним, глаз не спускает.«Шакал, — подумал Мишка. Присосался к кому-то, служит честно за блатной авторитет, за водку, за денежки, за то, чтобы во дворе пацаны со страхом и уважением на него глядели».Он поднял коробок, чиркнул спичкой, прикурил папиросу. Что ж, пора создать им условия для встречи. Пора. Мишка усмехнулся внутренне и толкнул дощатую облезлую дверь пивной.В лицо ударил душный, застоявшийся запах. В маленьком зале было шесть столиков, покрытых несвежими, потерявшими цвет клеенками. За стойкой, занимавшей всю стену, стояла могучая блондинка с необъятным бюстом. Она равнодушно взглянула на вошедшего, взяла перевернутую вверх дном кружку, поставила ее под кран.— А может, я не пью пиво, — небрежно протянул Костров.— Тогда сюда и ходить незачем.— Может, я шампанское пью.— А по мне хоть «Шартрез». Не хочешь пива, другие выпьют, а с такими запросами в «Гранд-отель» ходить надо.— Ладно уж, поесть что-нибудь имеется?— Сюда обедать не ходят, по нынешнем временам есть дома надо.Мишка оглядел стойку. За стеклом сиротливо приткнулось несколько тарелочек с кусками селедки, обложенной кружочками вареной картошки.— Ну ладно, пару пива, селедочку. А если?.. — Мишка подмигнул.Буфетчица внимательно посмотрела на него, подумала. Костров видел, что она внутренне боролась с собой. Но, вероятно, профессиональная интуиция взяла верх, она поняла, что этот молодой пижон никак не может причинить ей вред. Да и вообще, видать, паренек тертый, много таких забегало к ней, а потом исчезало бесследно. Чем они занимались, она не знала, да и не хотела знать, у нее своих забот хватало.— Ладно, — буфетчица осклабилась. — Сколько?«Как укусит — полруки нет», — подумал Мишка и ответил:— Как положено, к кружечке прицеп — сто грамм, а кружек-то две.Буфетчица наклонилась под стойку и, выпрямившись, поставила перед Костровым граненый стакан, до краев наполненный водкой.Мишка полез в карман, положил на стойку четыре радужных тридцатки, потом подумал и добавил еще одну.Он сел за столик в самом углу, спиной к стене, и внимательно оглядел пивную. За соседним столом удобно устроилась компания здоровенных мужчин в темных костюмах, они тихо переговаривались, не обращая ни на кого внимания, только один из них, седоватый, коротко стриженный, поймав Мишкин взгляд, чуть заметно подмигнул и почесал щеку.«Наши», — понял Костров, и ему сразу же стало легко и спокойно. Теперь здесь он был не один. Ребята из МУРа, его друзья и друзья Данилова, были рядом, и он чувствовал свое единение с ними, и от этого ощущения к нему приходила уверенность.Мишка сел поудобнее и выпил полстакана, потом сдул с кружки белоснежную шапку и с наслаждением потянул пиво. Водка теплом разлилась по телу, и ему стало совсем хорошо. Шум в пивной находил морским прибоем, то накрывая его, то вновь откатываясь. Иногда он слышал обрывки фраз, чей-то смех. На какое-то время ему показалось, что войны нет вовсе и что сидит он просто так: шел по улице да и заглянул сюда. Но постепенно первый хмель начал проходить. Так с ним и раньше бывало: чуть ударит в голову, а потом пей сколько влезет — и ничего. Мишка решил заказать еще пива и было совсем поднялся из-за стола. Но в это время увидел, как от буфетной стойки к нему направляется юркий паренек в кепочке-малокозырке с четырьмя кружками пива в обеих руках. Нес он их аккуратно, стараясь не расплескать.— Свободно? — Не дожидаясь ответа, паренек поставил кружки на стол и присел осторожно, словно кот.— А может, у меня занято? Может, я подругу жду, к примеру, — Мишка, прищурившись, в упор поглядел на парня, — тогда как, а?— Тогда я уйду, ты чего, уйду я, — парень отодвинулся вместе со стулом.— Ладно уж, сиди. — Мишка полез в карман, вытащил тридцатку. — Ну, в железку зарядим?— С тобой-то. Нет. С тобой пусть другие играют.— По маленькой, чтоб время провести.— Не буду.— Не знаешь ты закона, сявка. Когда тебе деловой говорит, все исполнять надо. Запомни: в блатную жизнь вход рупь стоит, вошел туда — исполняй закон, тогда в авторитете ходить будешь.— Так я всегда. Как кликуха-то твоя будет? Может, я слышал.— Червонец я. Мишка Червонец.— Как же, — в голосе парня послышались уважительные нотки, — много слышал от старших. Говорили, что вы по самому краю пошли.— Говорили, — Мишка выплеснул в рот остатки водки, лениво пожевал картошку, — они много чего говорят. Сами падаль жрут, а нам завидуют. Значит, так, — он вынул из кармана скомканные деньги, — организуй выпить, закуску, ну, пива, конечно.— Это мы в момент, прямо сейчас, — парень метнулся к стойке, о чем-то зашептался с буфетчицей, показывая на Мишку. Минуты через две он вернулся, присел у стола: — Сейчас все будет в лучшем виде.— В компанию не примете? — спросил кто-то. Мишка поднял глаза и увидел Сутулого.— Садись.— Спасибо. Ну, как там? — Сутулый обратился к пареньку.— Все сейчас принесут, Сергей Сергеевич, вот Червонец гуляет.— Ладно, потом я отвечу. Здорово, Михаил. Не признаешь?— Теперь я тебя, Фомин, признал. А тогда нет, больно исхудал ты, что чахотка бьет?— Она. Врачи говорят: питаться лучше надо. Да где там… Каждую копейку горбом выбиваешь, прямо чистый лесоповал, — Фомин вздохнул, потянулся к кружке.— Что-то я тебя на повале-то не видел, — ехидно сказал Мишка, — ты больше в нарядчиках придуривался.— Кто как может, Миша, кому какая жизненная линия.— А что ты меня пасешь, чего твои за мной бегают? Может, ты для МУРа стараешься?— Ты меня за стукача держал когда разве? Нет. Мне мальчики мои сказали, что есть у тебя золотишко. Вот я прицениться и хотел. Может, сторгуемся?— Может.— Так покажи.— Прямо здесь? — насмешливо спросил Костров.— Зачем здесь, можем выйти.— Золото есть и камни, только я им цену знаю.— Про цену сейчас разговора нет. Слушок прошел, будто ты с каэрами спутался, у Резаного в банде был.— Слушай меня внимательно, Фомин, — твердо сказал Мишка, — я сейчас и тебя и твою шестерку шлепну и уйду. — Он выдернул из-под пиджака пистолет. — На мне крови много, чуть больше, чуть меньше — роли не играет.— Погоди, погоди, спрячь примус. Ты меня знаешь, а я тебя. Живи как хочешь, я тебе не судья, я о другом: есть товар — возьму, нет — разошлись. Годится?— Добро, — Мишка сунул пистолет в карман, огляделся и вытащил кожаный мешочек. — Гляди, Сергей, вот что имеем, — он вытряхнул на ладонь осыпь.Фомин весь подался вперед, стараясь получше рассмотреть. Мишка подержал ее немного и опять положил в мешочек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Читайте, — Данилов протянул сообщение Кравцову, — читайте и помните, что этот запрос на моем месте послал бы каждый. Я не отрицаю, разное было, но все равно людям надо верить, только тогда они, в свою очередь, поверят вам.Но Кравцов не слушал его, он плакал.— Тихонова ко мне, — приказал Орлов, открыв дверь.Через несколько минут в кабинет вошел его заместитель.— Вот что, Борис Петрович, немедленно распорядитесь прекратить розыски Кравцова.— Бургомистра?— Нет никакого бургомистра, ошибка это. Был наш товарищ, выполнявший задание.— А основание?— Сообщение из Москвы.— Хорошо. Есть.Когда Тихонов вышел, Орлов подошел к Кравцову, приподнял его со стула.— Ну, брось, брось мокроту-то разводить, ведь не баба ты. Такое дело для людей сделал… Ну что с ним делать, Данилов, как ты думаешь?— Товарищ Кравцов, успокойтесь, выпейте воды, напишите подробно все, о чем вы мне рассказали, особенно о кирпичном заводе.— Я сделаю… А потом… потом я могу идти домой?— Пока нет. Еще пару дней для всех вы бургомистр Кравцов. Да, кстати, возьмите ваше оружие, я думаю, оно вам пригодится и очень скоро.— Я его провожу, — сказал Орлов. Он обнял инженера за плечи и повел к двери. — Сейчас напишешь, потом поешь, поспишь, — ласково, как ребенку, говорил он Кравцову.Уже выйдя из кабинета, Кравцов обернулся:— Спасибо вам, товарищи, спасибо. Я сегодня словно заново родился.Орлов вернулся минут через десять, посмотрел на Данилова, развел руками.— Ну, Александрыч, ты даешь. Как ты вышел-то на него?— А чего проще. Я все показания о нем прочел. Смотрю, пособник, а крови на нем нет. Потом газетку достал со статьей Ерохина. Там его ругают сильно, а он в это время на финской мерз. Ну, а потом мне его жена многое рассказала.— Да, дела… Слушай, что ты о заводе-то говорил?— Неси карту, сейчас покажу. Глава седьмаяМосква. 14 августа Начальник Начальник МУРа внимательно прочитал рапорт Муравьева. Подчеркнул красным карандашом то место, где говорилось о столкновении Кострова с патрулем, и написал наискось: «Тов. Парамонову. Муравьеву поставить на вид. Думать надо».
И в самом деле, глупо было начинать операцию, не предусмотрев такой мелочи. Конечно, ничего страшного не случилось, даже наоборот, версия Кострова в глазах «игроков» стала еще более прочной, да и вел себя Мишка, в общем, правильно, четко сориентировался в обстановке. Но все равно Муравьеву надо указать. Пусть учится. Быть настоящим оперативником совсем не значит стрелять хорошо да задерживать. Вон Муштаков, работает, как шахматист, психологию изучает. Но тем не менее, понимая достоинства Муштакова, начальник в душе ценил в сыске элемент риска, силы, напора. Он пришел в розыск в те далекие времена, когда смелость и хладнокровие считались самыми главными качествами агентов угро, когда ничего не было, кроме наганов, а эксперты, в лучшем случае, могли установить время наступления смерти.Отложив рапорт Муравьева, он ознакомился с бумагой, присланной из отделения Муштакова, и еще раз удивился необыкновенной организованности в этом человеке. Муштакову удалось установить, что Сутулый был неким Фоминым Сергеем Сергеевичем, крупным мошенником и скупщиком золота. Оперативными данными подтверждалось, что именно с ним и был связан Гомельский. Таким образом, пока все развивалось точно по плану.На столе звякнул внутренний телефон.— Товарищ начальник, — докладывал Осетров, — сообщение от Данилова.— Давай. "Начальнику МУРа.Срочно!Спецсообщение.Совместными с органами на местах усилиями нами обнаружена база бандгруппы Музыки — «ювелиров». Вступив в контакт с подразделениями войск по охране тыла действующей Красной Армии, готовим войсковую операцию, о результатах доложу по выполнении. Данилов".
«Молодец, вот молодец, — подумал начальник. Как всегда, не торопясь, но точно в срок». В спецсообщении не было никаких подробностей, но он знал точно, что база банды блокирована, что ее участники находятся под пристальным наблюдением и что взяты они будут с наименьшими потерями. Начальник поднял телефонную трубку:— Муравьева ко мне.Игорь появился минут через десять. Вошел, доложил по форме, вытянулся у порога.— Что стоишь? Вырасти хочешь? Хватит уже, эко вымахал. Садись. Ну, чем порадуешь?— Жду данных.— Жди, а вот Данилов вышел на банду, брать ее будет.— Вышел? — обрадовано спросил Игорь.— Вышел. Но это ничего не значит, ты свое дело делай. Гомельского хоть из-под земли, а представь мне.— Вы так говорите, товарищ начальник, будто я ничего не делаю.— Если бы ты ничего не делал, я тебя давно уже из угрозыска уволил бы. А дело я с тебя требую, на то я и начальник. Где Костров?— Гуляет по рынку.— Один или с Зоей?— Один. Страхуем его тремя группами.— Серьезно. Прямо как коронованную особу. И долго он с бытом Тишинки знакомиться собирается?— Это как повезет.— Ох, и смел ты, Муравьев, не по чину смел.— А у меня другого выхода нет.— Тоже правда. Что ты думаешь делать дальше?— Хочу туда поехать.— Не надо. Ты операцией руководи. Получай данные и решения принимай. Пойми, что ты не просто старший уполномоченный, а руководитель операции. Привыкай. Руководить — наука трудная, если делать это как следует.И опять зазвонил телефон. Начальник снял трубку, молча выслушал, потом поманил пальцем Муравьева:— Это тебя, — и протянул ему трубку.— Игорь Сергеевич, — голос Муштакова звучал приглушенно, — сейчас мне передали: Костров находится в пивной на углу Большого и Малого Кондратьевских переулков, только что к нему подошел Фомин. Костров Костюм на нем был шоколадного цвета, с чуть заметной клеточкой. Брюки что надо, тридцать сантиметров, рубашка из крученого шелка, галстук. Особенно хороши оказались ботинки: тупоносые, простроченные, темно-вишневые, ну и, конечно, буклевая кепка-лондонка.Все, что надо было, Мишка переложил в карманы, пистолет засунул за пояс сбоку. Теперь по переулку он шел спокойно. День будний был, народу немного, не то что в прошлый раз. Но наметанным взглядом Костров сразу определил: крутится кое-кто здесь. Выросший в блатном мире и познавший его законы, Мишка безошибочно научился отличать своих бывших «коллег» от нормальных людей.На углу сидела старуха и торговала семечками. Мишка хотел было купить стакан, да раздумал. Новое обличье удачливого налетчика делало свои поправки на его поведение. Он должен был теперь соизмерять поступки в соответствии со своей «воровской профессией». Солидный блатной не может себе позволять того, что разрешает какая-то мелкота. Вот папиросы он купил у инвалида с пропитым лицом — за тридцатку пачку «Казбека». Инвалид, протягивая папиросы, внимательно поглядел на Мишку.— На мне нарисовано чего или как? — спросил Костров.— А что, глянуть нельзя, вроде новый человек…— Ты гляди осторожно, — Мишка распечатал пачку, постучал мундштуком папиросы по крышке и улыбнулся, блеснув золотой коронкой, — а то вполне можно сделать тебе полное солнечное затмение.— Ты чего это? Чего? — инвалид попятился.— А ничего. Знаю я вас, убогих. Сам на костыле, а к куму раньше других добегаешь.Он повернулся и пошел не спеша вдоль трамвайных путей к Курбатовской площади. День выдался нежаркий, иначе бы пропал он в своем шоколадном костюме и кепке. Небо заволокло тучами, вроде собирался дождик.«Скорей бы, — думал Мишка, — кончить это дело, да Ритку с ребенком повидать. Вот ведь как получается: стоит сесть на трамвай — и через полчаса дома, да никак нельзя этого делать. Правда, Данилов, прощаясь, обещал, что выхлопочет мне отпуск, а Иван никогда не врет. Кремень мужик: сказал — сделал».Мишка вспомнил о Данилове, и ему стало тревожно: зря он уехал из райцентра. Там, видно, дела веселые начались, не то, что здесь: гуляй по улице да на баб глазей. И в том тяжелом деле ему захотелось непременно быть рядом с Даниловым. Но тот просил его найти Гомельского, и он, Костров, обещал, а раз обещал, значит, найдет.Володю Гомельского Мишка знал давно, в тридцать четвертом им пришлось даже сидеть в одном лагере. Володя был человек не злой, но чрезвычайно ушлый, он даже в лагере ухитрялся скупать золотые коронки. Как он это делал, никому неведомо было, но важен факт — делал. Отношения у них с Мишкой всегда были нормальными, и пару раз Володя взял у него кое-что, правда, мелочь. Золото Мишка не любил, всегда предпочитал наличные.Так, задумавшись, он шел по знакомым переулкам мимо старых деревянных домов, палисадников. Он и не заметил, как вновь оказался в Большом Кондратьевском, рядом с пивной. И только здесь понял, что за два часа никого не встретил, вернее, не увидел. Мишка не торопясь огляделся. Что-то все же ему было здесь неуютно. Год фронтовой жизни, разведрота приучили его чувствовать опасность как бы кожей. Нет, что-то здесь не так. Он достал спички, чтобы прикурить, и, словно случайно, уронил коробок; наклонясь за ним, незаметно посмотрел назад. Вот она, рожа прыщавая в малокозырке. Так и есть, топает за ним, глаз не спускает.«Шакал, — подумал Мишка. Присосался к кому-то, служит честно за блатной авторитет, за водку, за денежки, за то, чтобы во дворе пацаны со страхом и уважением на него глядели».Он поднял коробок, чиркнул спичкой, прикурил папиросу. Что ж, пора создать им условия для встречи. Пора. Мишка усмехнулся внутренне и толкнул дощатую облезлую дверь пивной.В лицо ударил душный, застоявшийся запах. В маленьком зале было шесть столиков, покрытых несвежими, потерявшими цвет клеенками. За стойкой, занимавшей всю стену, стояла могучая блондинка с необъятным бюстом. Она равнодушно взглянула на вошедшего, взяла перевернутую вверх дном кружку, поставила ее под кран.— А может, я не пью пиво, — небрежно протянул Костров.— Тогда сюда и ходить незачем.— Может, я шампанское пью.— А по мне хоть «Шартрез». Не хочешь пива, другие выпьют, а с такими запросами в «Гранд-отель» ходить надо.— Ладно уж, поесть что-нибудь имеется?— Сюда обедать не ходят, по нынешнем временам есть дома надо.Мишка оглядел стойку. За стеклом сиротливо приткнулось несколько тарелочек с кусками селедки, обложенной кружочками вареной картошки.— Ну ладно, пару пива, селедочку. А если?.. — Мишка подмигнул.Буфетчица внимательно посмотрела на него, подумала. Костров видел, что она внутренне боролась с собой. Но, вероятно, профессиональная интуиция взяла верх, она поняла, что этот молодой пижон никак не может причинить ей вред. Да и вообще, видать, паренек тертый, много таких забегало к ней, а потом исчезало бесследно. Чем они занимались, она не знала, да и не хотела знать, у нее своих забот хватало.— Ладно, — буфетчица осклабилась. — Сколько?«Как укусит — полруки нет», — подумал Мишка и ответил:— Как положено, к кружечке прицеп — сто грамм, а кружек-то две.Буфетчица наклонилась под стойку и, выпрямившись, поставила перед Костровым граненый стакан, до краев наполненный водкой.Мишка полез в карман, положил на стойку четыре радужных тридцатки, потом подумал и добавил еще одну.Он сел за столик в самом углу, спиной к стене, и внимательно оглядел пивную. За соседним столом удобно устроилась компания здоровенных мужчин в темных костюмах, они тихо переговаривались, не обращая ни на кого внимания, только один из них, седоватый, коротко стриженный, поймав Мишкин взгляд, чуть заметно подмигнул и почесал щеку.«Наши», — понял Костров, и ему сразу же стало легко и спокойно. Теперь здесь он был не один. Ребята из МУРа, его друзья и друзья Данилова, были рядом, и он чувствовал свое единение с ними, и от этого ощущения к нему приходила уверенность.Мишка сел поудобнее и выпил полстакана, потом сдул с кружки белоснежную шапку и с наслаждением потянул пиво. Водка теплом разлилась по телу, и ему стало совсем хорошо. Шум в пивной находил морским прибоем, то накрывая его, то вновь откатываясь. Иногда он слышал обрывки фраз, чей-то смех. На какое-то время ему показалось, что войны нет вовсе и что сидит он просто так: шел по улице да и заглянул сюда. Но постепенно первый хмель начал проходить. Так с ним и раньше бывало: чуть ударит в голову, а потом пей сколько влезет — и ничего. Мишка решил заказать еще пива и было совсем поднялся из-за стола. Но в это время увидел, как от буфетной стойки к нему направляется юркий паренек в кепочке-малокозырке с четырьмя кружками пива в обеих руках. Нес он их аккуратно, стараясь не расплескать.— Свободно? — Не дожидаясь ответа, паренек поставил кружки на стол и присел осторожно, словно кот.— А может, у меня занято? Может, я подругу жду, к примеру, — Мишка, прищурившись, в упор поглядел на парня, — тогда как, а?— Тогда я уйду, ты чего, уйду я, — парень отодвинулся вместе со стулом.— Ладно уж, сиди. — Мишка полез в карман, вытащил тридцатку. — Ну, в железку зарядим?— С тобой-то. Нет. С тобой пусть другие играют.— По маленькой, чтоб время провести.— Не буду.— Не знаешь ты закона, сявка. Когда тебе деловой говорит, все исполнять надо. Запомни: в блатную жизнь вход рупь стоит, вошел туда — исполняй закон, тогда в авторитете ходить будешь.— Так я всегда. Как кликуха-то твоя будет? Может, я слышал.— Червонец я. Мишка Червонец.— Как же, — в голосе парня послышались уважительные нотки, — много слышал от старших. Говорили, что вы по самому краю пошли.— Говорили, — Мишка выплеснул в рот остатки водки, лениво пожевал картошку, — они много чего говорят. Сами падаль жрут, а нам завидуют. Значит, так, — он вынул из кармана скомканные деньги, — организуй выпить, закуску, ну, пива, конечно.— Это мы в момент, прямо сейчас, — парень метнулся к стойке, о чем-то зашептался с буфетчицей, показывая на Мишку. Минуты через две он вернулся, присел у стола: — Сейчас все будет в лучшем виде.— В компанию не примете? — спросил кто-то. Мишка поднял глаза и увидел Сутулого.— Садись.— Спасибо. Ну, как там? — Сутулый обратился к пареньку.— Все сейчас принесут, Сергей Сергеевич, вот Червонец гуляет.— Ладно, потом я отвечу. Здорово, Михаил. Не признаешь?— Теперь я тебя, Фомин, признал. А тогда нет, больно исхудал ты, что чахотка бьет?— Она. Врачи говорят: питаться лучше надо. Да где там… Каждую копейку горбом выбиваешь, прямо чистый лесоповал, — Фомин вздохнул, потянулся к кружке.— Что-то я тебя на повале-то не видел, — ехидно сказал Мишка, — ты больше в нарядчиках придуривался.— Кто как может, Миша, кому какая жизненная линия.— А что ты меня пасешь, чего твои за мной бегают? Может, ты для МУРа стараешься?— Ты меня за стукача держал когда разве? Нет. Мне мальчики мои сказали, что есть у тебя золотишко. Вот я прицениться и хотел. Может, сторгуемся?— Может.— Так покажи.— Прямо здесь? — насмешливо спросил Костров.— Зачем здесь, можем выйти.— Золото есть и камни, только я им цену знаю.— Про цену сейчас разговора нет. Слушок прошел, будто ты с каэрами спутался, у Резаного в банде был.— Слушай меня внимательно, Фомин, — твердо сказал Мишка, — я сейчас и тебя и твою шестерку шлепну и уйду. — Он выдернул из-под пиджака пистолет. — На мне крови много, чуть больше, чуть меньше — роли не играет.— Погоди, погоди, спрячь примус. Ты меня знаешь, а я тебя. Живи как хочешь, я тебе не судья, я о другом: есть товар — возьму, нет — разошлись. Годится?— Добро, — Мишка сунул пистолет в карман, огляделся и вытащил кожаный мешочек. — Гляди, Сергей, вот что имеем, — он вытряхнул на ладонь осыпь.Фомин весь подался вперед, стараясь получше рассмотреть. Мишка подержал ее немного и опять положил в мешочек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20