Когда я играю, я вижу цвета и предметы. Когда я слушаю чью-то песню, я всегда думаю, почему здесь использована именно эта нота, почему это так сделано. Мое звучание было поставлено Элвудом Быокененом, моим учителем в средней школе. Я любил даже то, как он держал трубу. Мне говорят, что моя труба имитирует человеческий голос, а это и есть то, чего я добиваюсь.
Самые лучшие музыкальные идеи приходили ко мне по ночам. У Дюка Эллингтона было то же самое. Он ночами писал, а потом целыми днями спал. Мне кажется, это оттого, что ночью тихо, шорохи легко блокируются и проще сконцентрироваться. И еще мне кажется, что в Калифорнии гораздо легче писать, там очень тихо, я живу на берегу океана. Во всяком случае, сейчас это так. Когда я пишу музыку, я предпочитаю находиться в Малибу, а не в Нью-Йорке.
Я играю некоторые аккорды, которые ребята из моего оркестра называют «Майлзовы аккорды». Так можно играть любые аккорды, брать любой звук, и они не будут звучать неправильно, если только кто-то не начнет неправильно играть на их фоне. Понимаешь, то, что играют на фоне аккорда, определяет, подходит он или нет. Нельзя создавать скопление не соотнесенных друг с другом аккордов и потом оставлять их висеть в воздухе. Их нужно привести к логическому заключению, разрешить. Например, когда мы играем в миноре, я обычно показываю ребятам много вариантов – от фламенко до пассакалий, так, кажется, это называется. Пассакалья – это когда при одной и той же басовой линии я играю трезвучия, и получается, что солист играет на фоне минорного аккорда. Тут нужно уметь чувствовать. То же самое мы делали с Трейном. Русский композитор Хачатурян и блестящий английский композитор Хернспак играли и сочиняли в миноре. Сыграть можно многое, если начать изучать все это.
По-моему, великие музыканты похожи на великих боксеров, они хорошо защищены. У них в головах есть высшее знание, они владеют высшей теорией, как африканские музыканты. Но мы не в Африке и не ограничиваемся религиозными песнопениями. У всего, что мы делаем, есть научная подоплека. Если опираться на уменьшенные аккорды, то получишь эффект песнопения, причем очень сильный, и это понятно, ведь опора – все эти разнородные звуки. А сейчас это делать даже проще, потому что последние двадцать лет публика слушает великую музыку: Колтрейна, меня, Херби Хэнкока, Джеймса Брауна, Слая, Джими Хендрикса, Принца, Стравинского, Бернстайна. К тому же есть такие музыканты, как Хэрри Парч и Джон Кейдж. У Кейджа музыка звучит так, будто стекло падает. И многие на это западают. Так что сейчас люди готовы воспринимать любой вид музыки. И если уж они способны переварить Марту Грэм и то, что они с Кейджем сделали еще в 1948 году в Джульярде, где я их обоих видел, то им самое разное дерьмо по вкусу придется.
Но в авангарде все же остается именно черная музыка – брейк-данс, хип-хоп и рэп. Господи, сейчас даже в рекламах самая новая музыка. Даже баптистские госпелы идут в ход. Интересно, что именно белые распевают это дерьмо и заезживают эти мелодии до дыр. Без устали стараются выглядеть, как мы: и поют, как мы, и играют, как мы. Так что теперь черным артистам нужно придумать для себя что-то другое. Правда, народ в Европе, Японии и Бразилии не обманешь. Это только здесь, в Америке, пипл все хавает.
Я люблю путешествовать, правда, уже не так, как раньше, – уж слишком много разъезжаю по свету. Но я все еще при этом оттягиваюсь – знаешь, встречаешься с массой разных людей, знакомишься с другими культурами. Одно я понял: черные во многом схожи с японцами. Эти любят посмеяться. И не такие натянутые, как белые. Когда чернокожий улыбается белым, его считают дядей Томом, но к японцам никто так не относится, потому что у них есть деньги и власть. У азиатов неподвижные глаза, особенно у китайцев. Они как-то странно на тебя смотрят.
Но я уловил, как японские женщины искоса, тайком бросают взгляд на мужчин, теперь я их хорошо понимаю. По-моему, самые красивые женщины в мире – бразильянки, эфиопки и японки. Я хочу сказать, что в них сочетаются красота, женственность и ум, походка, умение подать себя и уважение к мужчинам. Японки, эфиопки и бразильянки уважают мужчин и никогда не пытаются подражать им – во всяком случае, те, кого я знал. Большинство американских женщин не знают, как вести себя с мужчинами, особенно чернокожие пожилые бабы этим отличаются. Они постоянно соревнуются с мужчинами, несмотря на все, что те для них делают. Мне кажется, это из-за их курчавых волос. Просто им в этой стране промывают мозги из-за того, что у них нет длинных, светлых, прямых волос. Вот они и считают себя некрасивыми – а ведь на самом деле они очень красивые. Но, мне кажется, это больше относится к старшему поколению, у которых на ушах висит лапша про красоту белых женщин. Большинство моих знакомых молодых черных женщин – настоящие красотки и не озабочены проблемами старух. И все равно они комплексуют из-за своей внешности. Многие из них думают, что все черные мужчины хотят и желают белых женщин, даже если относятся к своим черным подругам как к королевам. И это отравляет им жизнь. Большинство белых женщин относятся к мужчинам лучше, чем черные женщины, у них нет этих комплексов. Я понимаю, что эти мои слова взбесят многих черных женщин, но мне все это так видится.
Понимаешь, многие черные женщины ведут себя с мужчинами как учительницы или матери. Все время их контролируют. Только Франсис этим не занималась. За все семь лет нашей совместной жизни ни разу ничего такого не устроила. Она была выше всего этого, ей не нужно было со мной соперничать, она и так была уверена в себе. А когда женщина уверена в себе – знает, что она красивая и женственная и что мужики тают при ее появлении, она и так может справиться с ними. Франсис в совершенстве владела своим телом, она была танцовщицей и знала, что на улице из-за нее движение останавливается. Она была артисткой, а у артистичных женщин более широкий и глубокий взгляд на жизнь.
А вот многие черные бабы, у которых работа нетворческая, – всякие там исполнительницы в офисах – совсем не верят в себя и превращаются в жутких зануд. Они постоянно с тобой спорят, у них всегда с языка готова сорваться гадость. Если мужчина достанет тебя так, что ты полезешь на стенку, ему, по крайней мере, можно влепить физически. Но с женщиной такой номер не проходит. Она тебя бесит, а ты ее не тронь. И приходится делать вид, что не обращаешь внимания. Но если несколько раз спустить с рук этой всезнающей сучке, которая находится с тобой в постоянной конкуренции, то она буквально полезет на тебя со своими выпяченными губами, со своими гадостями и колкостями. Тогда можно выйти из себя и вдарить ей. Я часто по падал в такие ситуации с очень уж напористыми женщинами и многим из них влеплял. Но мне это вовсе не нравится, я не хочу так поступать с женщинами. Когда дело катится к этому, я до последнего момента пытаюсь сдержаться.
Многие черные женщины не понимают, как себя вести с артистом, – особенно старорежимные тетки и те, что увлечены карьерой. Артисту ведь в любое время может что угодно взбрести в голову. Поэтому нечего все время быть с ним в контрах, нечего мешать ему, отвлекать от того, что
он думает или делает. Совершенно ужасно, когда женщина не дает творческому человеку заниматься творчеством. До многих женщин старшего поколения это вообще не доходит, потому что во времена моей юности артистов и художников вообще не уважали. Но белые женщины уже давно живут бок о бок с творческими личностями и понимают значение искусства для общества. Так что в этом смысле черным женщинам приходится догонять своих белых товарок. В итоге у них все получится. А пока такие люди, как я, вынуждены сами бороться за свое счастье. Я стараюсь иметь дело с женщинами, которые понимают и уважают меня.
Многие африканки, которых я встречал, не похожи на афро-американок. Они совершенно другие и лучше обращаются со своими мужчинами. Я просто восхищаюсь настоящими негритянками из Эфиопии и еще, пожалуй, из Судана. У них великолепные высокие скулы и прямые носы, это их лица я в основном изображаю в своих рисунках и картинах. Моя африканская модель Иман именно такая – красивая, элегантная, грациозная. У африканок есть еще один тип красоты – полные губы, огромные глаза и чуть скошенная линия черепа, как у Сисели. В повседневной жизни Сисели была совсем не похожа на самое себя на экране, особенно когда она была взбешена или когда бесила меня. В ней появлялась какая-то чувственность. Я иногда прикидывался, будто страшно зол, – а на самом деле хотел увидеть на ее лице это выражение. Я его очень любил.
Я люблю флиртовать с женщинами. Стоит им подмигнуть, и они выложат перед тобой все. Это очень приятно – флиртовать, не раскрыв рта и не произнеся ни слова. Я всегда могу по глазам женщины сказать, интересен я ей или нет, особенно если вижу или чувствую в ее взгляде нечто большее, чем просто любопытство. Западные женщины говорят глазами, а японки – телом. Если заметишь это почти неуловимое «что-то» в глазах западной женщины и это тебе приятно, то начинаешь действовать. Если нет, то просто отворачиваешься. Но если вдруг почувствуешь в ее взгляде что-то духовное, что-то близкое тебе, то обязательно идешь навстречу.
Мне нравятся женщины с красивой осанкой, худенькие, с уверенными движениями, как у танцовщиц. Это должно быть видно в ее походке, в том, как она одевается, в любом ее движении.
Я это сразу же замечаю. На свете есть много прекрасных женщин, но не у всех есть это, такое важное для меня, качество. В женщинах должна быть сексуальность, какое-то электричество, которое говорило бы, что в них кроется что-то особенное. У некоторых это проявляется в губах, как, например, у Жаклин Биссет. У нее сексуальность разлита по всему лицу, в Сисели я тоже это видел какое-то время. У меня от этого аж кишки сводит. Это как кайф, как затяжка кокаином –причем большая затяжка. Предвкушение быть вместе с такой женщиной дает мне чувство счастья.
Это мощное чувство, сильнее оргазма. Ничто с ним не может сравниться.
Мне нравится, как кокетничают японки. Японка никогда не встанет прямо напротив тебя – обязательно там, где ее почти не видно, где за ней можно наблюдать только краем глаза. Она будет там, где ты ее почти не видишь, и все же она будет там. И никаких прямых взглядов. Это очень интересно. Скажем, в комнате четыре азиатки, ты с ними со всеми говоришь, и если вдруг с одной из них ты проговоришь на пять минут дольше, остальные три просто удалятся. Вот так уйдут и начнут прохаживаться в другом месте.
Я люблю женщин. Мне всегда было с ними легко, я находил их сразу. Я люблю бывать с ними, разговаривать и все такое. Но ни разу я ни у одного музыканта не отбил девушку. Никогда. Даже если они уже долгое время не встречались. Неизвестно, в какой момент тебе понадобится этот музыкант в твоем оркестре. И зачем лезть в такое дерьмо – вмешиваться в личную жизнь того, с кем ты, возможно, будешь вместе играть. Но все остальные женщины – кроме подружек хороших друзей – справедливая добыча.
Правда, женщины бывают странными и часто оказываются совсем не тем, чем кажутся. Они путаются друг с другом, причем так, что это практически незаметно. Я часто это наблюдал в клубах. Сначала я думал, что все эти красотки приходят в клуб, чтобы подцепить музыкантов. Но потом понял, что многие из них приходят повидаться друг с другом. А я-то думал, что они здесь
из-за меня, из-за музыки и так далее. Что касается публики, особенно женщин, все музыканты – тщеславные твари. Они зациклены на самих себе больше, чем другие артисты, считают себя самыми крутыми и думают, что их дерьмо – самое важное на свете. И считают себя неотразимыми в глазах женщин хотя бы только потому, что они держат во рту и в руках музыкальные инструменты. Воображают себя подарками судьбы для женщин. Многое из этого справедливо, хотя бы судя по тому количеству людей, которые крутятся вокруг нас и исполняют наши малейшие желания и все такое. По крайней мере, мы, музыканты, думаем, что они к нам так относятся. Но понимаешь, многие женщины, которые любят женщин, тоже это знают. Они знают, что вокруг музыкантов крутится множество разных дам, вот они и присоединяются к этой толпе и начинают там свою охоту.
В прошлом у меня были женщины всех рас – сколько белых, столько и черных. Когда дело касается моей женщины, раса для меня не имеет значения. Как говорится в пословице: «У твердого х… совести нет», и уж, во всяком случае, у меня нет расовой нетерпимости. Правда, все мои черные женщины были замужем, но это не было принципом, просто так получалось. Если бы меня спросили, женщин какого цвета я предпочитаю, я бы ответил, что мне нравятся женщины, у которых кожа как у моей матери или светлее. Не знаю, почему это так, просто я такой. Мне кажется, у меня была всего лишь одна подружка, которая была темнее меня, а я-то ведь просто цвета полуночи. Иссиня-черный.
Когда дело касается мужчин, американские женщины смелее, чем остальные женщины в мире. Если американка на тебя запала, она тут же к тебе подойдет и начнет тебя арканить. Особенно если ты знаменит, как я. Ей плевать на скромность, никакого стыда на этот счет. Но такое мерзкое поведение отталкивает меня. Все, что этим бабам надо, – это влезть в мою постель, а потом попасть в газеты и попытаться засунуть лапу в мой банковский счет или заставить меня покупать им подарки и вещи. Сейчас я стреляный воробей, такое за милю вижу. Раньше-то я попадался. Теперь вообще не связываюсь с женщинами, которые подходят ко мне первыми. Мне это отвратительно. Я хочу, чтобы они хоть какую-то мне иллюзию оставляли, что это я их выбрал.
Белые в Америке имеют наглость выкладывать тебе все в лицо, они считают, что одним своим существованием осчастливили несчастное человечество. И смешно, и жалко смотреть на них, ведь в большинстве своем это отсталый, тупой и неблагодарный народ. Они считают себя вправе в любой момент сунуть нос в твое дело, потому что они белые, а ты нет. В самолетах я это часто на себе испытываю – они совершенно не стесняются говорить гадости. Я летаю первым классом и вижу, как они бывают удивлены моим там присутствием (если не узнают меня). Смотрят на меня как на чудо-юдо. Один раз в самолете я даже сказал одной женщине, которая стала высказывать недоумение по моему поводу: я что, сел на что-то, что ей принадлежит? Она растянула рот в типичной искусственной улыбочке и оставила меня в покое. Конечно, есть и нормальные белые, современные, которые до такого дерьма не опускаются. Во всех расах есть и классные и тупые люди. Вообще-то самые ужасные идиоты, которых я когда-либо видел, – черные. Особенно те из них, кто верит всем тем вракам, которые о них распространяют белые. Наверное, они просто больные.
Америка – жутко расистская страна, жалкое это зрелище. Она как Южная Африка, только в санитарном смысле почище. В остальном точно такая же. У меня всегда было какое-то шестое чувство на расизм. Я его сразу чую. Чувствую его у себя за спиной, где бы он ни проявлялся. С таким характером я нажил себе много врагов среди белых, особенно среди мужчин. Как же они свирепеют, когда я указываю им на их место, если они ведут себя неподобающим образом. Они ведь думают, что в этой стране с чернокожими можно делать все, что угодно.
Смотри, что происходит с нашими детьми, как они втягиваются в наркотики, особенно черные дети. И одна из причин, во всяком случае что касается черных детей, – это незнание своего прошлого, своего наследия. Стыдно смотреть, как наша страна обращается с черными, как она не ценит их вклад в жизнь общества. Мне кажется, во всех школах должны преподаваться основы джаза или черной музыки. Дети должны знать, что единственный оригинальный вклад Америки в мировую культуру – это музыка, которую наши черные предки привезли из Африки и которая менялась и развивалась здесь. Африканская музыка должна изучаться наравне с европейской («классической») музыкой.
Когда дети не изучают наследия своих предков в школе, они вообще не хотят ходить в школу. Начинают увлекаться наркотиками, крэком – ведь до них никому нет дела. К тому же продажа крэка – это легкие деньги, вот они и включаются в подпольную деятельность.
Я об этом хорошо знаю, на себе испытал, сам сидел на наркотиках. Я понимаю этих ребят и их образ мыслей. Я знаю, что многие из них попадают в подполье только потому, что не надеются добиться справедливости у белых. Они идут в спорт и занимаются музыкой, становятся либо атлетами, либо эстрадниками, потому что это для них единственный шанс заработать деньги и выбраться из своего окружения. Либо спорт, либо эстрада, либо подпольная жизнь. Я очень уважаю Билла Косби за то, что он идет по правильному пути – подает правильный пример, покупая картины черных художников и спонсируя черные колледжи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Самые лучшие музыкальные идеи приходили ко мне по ночам. У Дюка Эллингтона было то же самое. Он ночами писал, а потом целыми днями спал. Мне кажется, это оттого, что ночью тихо, шорохи легко блокируются и проще сконцентрироваться. И еще мне кажется, что в Калифорнии гораздо легче писать, там очень тихо, я живу на берегу океана. Во всяком случае, сейчас это так. Когда я пишу музыку, я предпочитаю находиться в Малибу, а не в Нью-Йорке.
Я играю некоторые аккорды, которые ребята из моего оркестра называют «Майлзовы аккорды». Так можно играть любые аккорды, брать любой звук, и они не будут звучать неправильно, если только кто-то не начнет неправильно играть на их фоне. Понимаешь, то, что играют на фоне аккорда, определяет, подходит он или нет. Нельзя создавать скопление не соотнесенных друг с другом аккордов и потом оставлять их висеть в воздухе. Их нужно привести к логическому заключению, разрешить. Например, когда мы играем в миноре, я обычно показываю ребятам много вариантов – от фламенко до пассакалий, так, кажется, это называется. Пассакалья – это когда при одной и той же басовой линии я играю трезвучия, и получается, что солист играет на фоне минорного аккорда. Тут нужно уметь чувствовать. То же самое мы делали с Трейном. Русский композитор Хачатурян и блестящий английский композитор Хернспак играли и сочиняли в миноре. Сыграть можно многое, если начать изучать все это.
По-моему, великие музыканты похожи на великих боксеров, они хорошо защищены. У них в головах есть высшее знание, они владеют высшей теорией, как африканские музыканты. Но мы не в Африке и не ограничиваемся религиозными песнопениями. У всего, что мы делаем, есть научная подоплека. Если опираться на уменьшенные аккорды, то получишь эффект песнопения, причем очень сильный, и это понятно, ведь опора – все эти разнородные звуки. А сейчас это делать даже проще, потому что последние двадцать лет публика слушает великую музыку: Колтрейна, меня, Херби Хэнкока, Джеймса Брауна, Слая, Джими Хендрикса, Принца, Стравинского, Бернстайна. К тому же есть такие музыканты, как Хэрри Парч и Джон Кейдж. У Кейджа музыка звучит так, будто стекло падает. И многие на это западают. Так что сейчас люди готовы воспринимать любой вид музыки. И если уж они способны переварить Марту Грэм и то, что они с Кейджем сделали еще в 1948 году в Джульярде, где я их обоих видел, то им самое разное дерьмо по вкусу придется.
Но в авангарде все же остается именно черная музыка – брейк-данс, хип-хоп и рэп. Господи, сейчас даже в рекламах самая новая музыка. Даже баптистские госпелы идут в ход. Интересно, что именно белые распевают это дерьмо и заезживают эти мелодии до дыр. Без устали стараются выглядеть, как мы: и поют, как мы, и играют, как мы. Так что теперь черным артистам нужно придумать для себя что-то другое. Правда, народ в Европе, Японии и Бразилии не обманешь. Это только здесь, в Америке, пипл все хавает.
Я люблю путешествовать, правда, уже не так, как раньше, – уж слишком много разъезжаю по свету. Но я все еще при этом оттягиваюсь – знаешь, встречаешься с массой разных людей, знакомишься с другими культурами. Одно я понял: черные во многом схожи с японцами. Эти любят посмеяться. И не такие натянутые, как белые. Когда чернокожий улыбается белым, его считают дядей Томом, но к японцам никто так не относится, потому что у них есть деньги и власть. У азиатов неподвижные глаза, особенно у китайцев. Они как-то странно на тебя смотрят.
Но я уловил, как японские женщины искоса, тайком бросают взгляд на мужчин, теперь я их хорошо понимаю. По-моему, самые красивые женщины в мире – бразильянки, эфиопки и японки. Я хочу сказать, что в них сочетаются красота, женственность и ум, походка, умение подать себя и уважение к мужчинам. Японки, эфиопки и бразильянки уважают мужчин и никогда не пытаются подражать им – во всяком случае, те, кого я знал. Большинство американских женщин не знают, как вести себя с мужчинами, особенно чернокожие пожилые бабы этим отличаются. Они постоянно соревнуются с мужчинами, несмотря на все, что те для них делают. Мне кажется, это из-за их курчавых волос. Просто им в этой стране промывают мозги из-за того, что у них нет длинных, светлых, прямых волос. Вот они и считают себя некрасивыми – а ведь на самом деле они очень красивые. Но, мне кажется, это больше относится к старшему поколению, у которых на ушах висит лапша про красоту белых женщин. Большинство моих знакомых молодых черных женщин – настоящие красотки и не озабочены проблемами старух. И все равно они комплексуют из-за своей внешности. Многие из них думают, что все черные мужчины хотят и желают белых женщин, даже если относятся к своим черным подругам как к королевам. И это отравляет им жизнь. Большинство белых женщин относятся к мужчинам лучше, чем черные женщины, у них нет этих комплексов. Я понимаю, что эти мои слова взбесят многих черных женщин, но мне все это так видится.
Понимаешь, многие черные женщины ведут себя с мужчинами как учительницы или матери. Все время их контролируют. Только Франсис этим не занималась. За все семь лет нашей совместной жизни ни разу ничего такого не устроила. Она была выше всего этого, ей не нужно было со мной соперничать, она и так была уверена в себе. А когда женщина уверена в себе – знает, что она красивая и женственная и что мужики тают при ее появлении, она и так может справиться с ними. Франсис в совершенстве владела своим телом, она была танцовщицей и знала, что на улице из-за нее движение останавливается. Она была артисткой, а у артистичных женщин более широкий и глубокий взгляд на жизнь.
А вот многие черные бабы, у которых работа нетворческая, – всякие там исполнительницы в офисах – совсем не верят в себя и превращаются в жутких зануд. Они постоянно с тобой спорят, у них всегда с языка готова сорваться гадость. Если мужчина достанет тебя так, что ты полезешь на стенку, ему, по крайней мере, можно влепить физически. Но с женщиной такой номер не проходит. Она тебя бесит, а ты ее не тронь. И приходится делать вид, что не обращаешь внимания. Но если несколько раз спустить с рук этой всезнающей сучке, которая находится с тобой в постоянной конкуренции, то она буквально полезет на тебя со своими выпяченными губами, со своими гадостями и колкостями. Тогда можно выйти из себя и вдарить ей. Я часто по падал в такие ситуации с очень уж напористыми женщинами и многим из них влеплял. Но мне это вовсе не нравится, я не хочу так поступать с женщинами. Когда дело катится к этому, я до последнего момента пытаюсь сдержаться.
Многие черные женщины не понимают, как себя вести с артистом, – особенно старорежимные тетки и те, что увлечены карьерой. Артисту ведь в любое время может что угодно взбрести в голову. Поэтому нечего все время быть с ним в контрах, нечего мешать ему, отвлекать от того, что
он думает или делает. Совершенно ужасно, когда женщина не дает творческому человеку заниматься творчеством. До многих женщин старшего поколения это вообще не доходит, потому что во времена моей юности артистов и художников вообще не уважали. Но белые женщины уже давно живут бок о бок с творческими личностями и понимают значение искусства для общества. Так что в этом смысле черным женщинам приходится догонять своих белых товарок. В итоге у них все получится. А пока такие люди, как я, вынуждены сами бороться за свое счастье. Я стараюсь иметь дело с женщинами, которые понимают и уважают меня.
Многие африканки, которых я встречал, не похожи на афро-американок. Они совершенно другие и лучше обращаются со своими мужчинами. Я просто восхищаюсь настоящими негритянками из Эфиопии и еще, пожалуй, из Судана. У них великолепные высокие скулы и прямые носы, это их лица я в основном изображаю в своих рисунках и картинах. Моя африканская модель Иман именно такая – красивая, элегантная, грациозная. У африканок есть еще один тип красоты – полные губы, огромные глаза и чуть скошенная линия черепа, как у Сисели. В повседневной жизни Сисели была совсем не похожа на самое себя на экране, особенно когда она была взбешена или когда бесила меня. В ней появлялась какая-то чувственность. Я иногда прикидывался, будто страшно зол, – а на самом деле хотел увидеть на ее лице это выражение. Я его очень любил.
Я люблю флиртовать с женщинами. Стоит им подмигнуть, и они выложат перед тобой все. Это очень приятно – флиртовать, не раскрыв рта и не произнеся ни слова. Я всегда могу по глазам женщины сказать, интересен я ей или нет, особенно если вижу или чувствую в ее взгляде нечто большее, чем просто любопытство. Западные женщины говорят глазами, а японки – телом. Если заметишь это почти неуловимое «что-то» в глазах западной женщины и это тебе приятно, то начинаешь действовать. Если нет, то просто отворачиваешься. Но если вдруг почувствуешь в ее взгляде что-то духовное, что-то близкое тебе, то обязательно идешь навстречу.
Мне нравятся женщины с красивой осанкой, худенькие, с уверенными движениями, как у танцовщиц. Это должно быть видно в ее походке, в том, как она одевается, в любом ее движении.
Я это сразу же замечаю. На свете есть много прекрасных женщин, но не у всех есть это, такое важное для меня, качество. В женщинах должна быть сексуальность, какое-то электричество, которое говорило бы, что в них кроется что-то особенное. У некоторых это проявляется в губах, как, например, у Жаклин Биссет. У нее сексуальность разлита по всему лицу, в Сисели я тоже это видел какое-то время. У меня от этого аж кишки сводит. Это как кайф, как затяжка кокаином –причем большая затяжка. Предвкушение быть вместе с такой женщиной дает мне чувство счастья.
Это мощное чувство, сильнее оргазма. Ничто с ним не может сравниться.
Мне нравится, как кокетничают японки. Японка никогда не встанет прямо напротив тебя – обязательно там, где ее почти не видно, где за ней можно наблюдать только краем глаза. Она будет там, где ты ее почти не видишь, и все же она будет там. И никаких прямых взглядов. Это очень интересно. Скажем, в комнате четыре азиатки, ты с ними со всеми говоришь, и если вдруг с одной из них ты проговоришь на пять минут дольше, остальные три просто удалятся. Вот так уйдут и начнут прохаживаться в другом месте.
Я люблю женщин. Мне всегда было с ними легко, я находил их сразу. Я люблю бывать с ними, разговаривать и все такое. Но ни разу я ни у одного музыканта не отбил девушку. Никогда. Даже если они уже долгое время не встречались. Неизвестно, в какой момент тебе понадобится этот музыкант в твоем оркестре. И зачем лезть в такое дерьмо – вмешиваться в личную жизнь того, с кем ты, возможно, будешь вместе играть. Но все остальные женщины – кроме подружек хороших друзей – справедливая добыча.
Правда, женщины бывают странными и часто оказываются совсем не тем, чем кажутся. Они путаются друг с другом, причем так, что это практически незаметно. Я часто это наблюдал в клубах. Сначала я думал, что все эти красотки приходят в клуб, чтобы подцепить музыкантов. Но потом понял, что многие из них приходят повидаться друг с другом. А я-то думал, что они здесь
из-за меня, из-за музыки и так далее. Что касается публики, особенно женщин, все музыканты – тщеславные твари. Они зациклены на самих себе больше, чем другие артисты, считают себя самыми крутыми и думают, что их дерьмо – самое важное на свете. И считают себя неотразимыми в глазах женщин хотя бы только потому, что они держат во рту и в руках музыкальные инструменты. Воображают себя подарками судьбы для женщин. Многое из этого справедливо, хотя бы судя по тому количеству людей, которые крутятся вокруг нас и исполняют наши малейшие желания и все такое. По крайней мере, мы, музыканты, думаем, что они к нам так относятся. Но понимаешь, многие женщины, которые любят женщин, тоже это знают. Они знают, что вокруг музыкантов крутится множество разных дам, вот они и присоединяются к этой толпе и начинают там свою охоту.
В прошлом у меня были женщины всех рас – сколько белых, столько и черных. Когда дело касается моей женщины, раса для меня не имеет значения. Как говорится в пословице: «У твердого х… совести нет», и уж, во всяком случае, у меня нет расовой нетерпимости. Правда, все мои черные женщины были замужем, но это не было принципом, просто так получалось. Если бы меня спросили, женщин какого цвета я предпочитаю, я бы ответил, что мне нравятся женщины, у которых кожа как у моей матери или светлее. Не знаю, почему это так, просто я такой. Мне кажется, у меня была всего лишь одна подружка, которая была темнее меня, а я-то ведь просто цвета полуночи. Иссиня-черный.
Когда дело касается мужчин, американские женщины смелее, чем остальные женщины в мире. Если американка на тебя запала, она тут же к тебе подойдет и начнет тебя арканить. Особенно если ты знаменит, как я. Ей плевать на скромность, никакого стыда на этот счет. Но такое мерзкое поведение отталкивает меня. Все, что этим бабам надо, – это влезть в мою постель, а потом попасть в газеты и попытаться засунуть лапу в мой банковский счет или заставить меня покупать им подарки и вещи. Сейчас я стреляный воробей, такое за милю вижу. Раньше-то я попадался. Теперь вообще не связываюсь с женщинами, которые подходят ко мне первыми. Мне это отвратительно. Я хочу, чтобы они хоть какую-то мне иллюзию оставляли, что это я их выбрал.
Белые в Америке имеют наглость выкладывать тебе все в лицо, они считают, что одним своим существованием осчастливили несчастное человечество. И смешно, и жалко смотреть на них, ведь в большинстве своем это отсталый, тупой и неблагодарный народ. Они считают себя вправе в любой момент сунуть нос в твое дело, потому что они белые, а ты нет. В самолетах я это часто на себе испытываю – они совершенно не стесняются говорить гадости. Я летаю первым классом и вижу, как они бывают удивлены моим там присутствием (если не узнают меня). Смотрят на меня как на чудо-юдо. Один раз в самолете я даже сказал одной женщине, которая стала высказывать недоумение по моему поводу: я что, сел на что-то, что ей принадлежит? Она растянула рот в типичной искусственной улыбочке и оставила меня в покое. Конечно, есть и нормальные белые, современные, которые до такого дерьма не опускаются. Во всех расах есть и классные и тупые люди. Вообще-то самые ужасные идиоты, которых я когда-либо видел, – черные. Особенно те из них, кто верит всем тем вракам, которые о них распространяют белые. Наверное, они просто больные.
Америка – жутко расистская страна, жалкое это зрелище. Она как Южная Африка, только в санитарном смысле почище. В остальном точно такая же. У меня всегда было какое-то шестое чувство на расизм. Я его сразу чую. Чувствую его у себя за спиной, где бы он ни проявлялся. С таким характером я нажил себе много врагов среди белых, особенно среди мужчин. Как же они свирепеют, когда я указываю им на их место, если они ведут себя неподобающим образом. Они ведь думают, что в этой стране с чернокожими можно делать все, что угодно.
Смотри, что происходит с нашими детьми, как они втягиваются в наркотики, особенно черные дети. И одна из причин, во всяком случае что касается черных детей, – это незнание своего прошлого, своего наследия. Стыдно смотреть, как наша страна обращается с черными, как она не ценит их вклад в жизнь общества. Мне кажется, во всех школах должны преподаваться основы джаза или черной музыки. Дети должны знать, что единственный оригинальный вклад Америки в мировую культуру – это музыка, которую наши черные предки привезли из Африки и которая менялась и развивалась здесь. Африканская музыка должна изучаться наравне с европейской («классической») музыкой.
Когда дети не изучают наследия своих предков в школе, они вообще не хотят ходить в школу. Начинают увлекаться наркотиками, крэком – ведь до них никому нет дела. К тому же продажа крэка – это легкие деньги, вот они и включаются в подпольную деятельность.
Я об этом хорошо знаю, на себе испытал, сам сидел на наркотиках. Я понимаю этих ребят и их образ мыслей. Я знаю, что многие из них попадают в подполье только потому, что не надеются добиться справедливости у белых. Они идут в спорт и занимаются музыкой, становятся либо атлетами, либо эстрадниками, потому что это для них единственный шанс заработать деньги и выбраться из своего окружения. Либо спорт, либо эстрада, либо подпольная жизнь. Я очень уважаю Билла Косби за то, что он идет по правильному пути – подает правильный пример, покупая картины черных художников и спонсируя черные колледжи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59