Сегодня все мутики смотрят « Санта— Барбару».— Мутики? — спросил Кофи, входя в гостиную и оглядываясь по сторонам; Господи, наконец-то он вернулся!— Это новое слово, — пояснил Борис, разливая из запотевшей бутылки водку. — Неологизм по-научному. Происходит от слова «мутант».— Мутант? — Кофи наморщил лоб. — Это, кажется, из биологии.— Присаживайся давай… Катька, тащи салат… Да, из биологии. Мутант — это человек, который очень сильно отличается от нормы. Например, с шестью пальцами на руке.Кофи не нравилось, когда в русском языке появлялись новые слова. Неологизмы. Он был уверен, что для обозначения всего на свете вполне достаточно старых слов.Лексикон его родного языка состоял из пятисот слов, не считая нескольких тысяч французских заимствований. Примерно по пять сотен русских слов узнавал Кофи ежегодно, но неизвестных слов от этого меньше не становилось. Русский язык был неисчерпаем.Однако сейчас Кофи был заинтригован:— Разве почтальонами работают только люди с шестью пальцами?Брат с сестрой захохотали.— Дорогой Кофи! — Борис поднялся, спешно стирая с лица улыбку. — Разреши нам помянуть твоего деда. Мы с Катей знаем, что это был самый близкий тебе человек. Знаем, что он заменил тебе и отца, и мать. Пусть земля ему будет пухом!Катя отдернула свою рюмку:— Нет-нет, Кофи, русские не чокаются, когда поминают. Чокаются, когда пьют за здоровье, а не за упокой.Борис взял с тарелки кусочек сыра, сунул в рот, придвинул тарелку к другу:— Закусывай давай. Сколько деду летто было?Зажевывая ледяную водку, Кофи ответил:— Точно никто не знает. Дед родился очень давно. В бенинских деревнях тогда не знали календаря. Кое-где было принято высаживать пальмовую косточку, когда рождался ребенок. Тогда в год смерти можно было спилить пальму…— И узнать по годичным кругам, сколько лет прожил человек! — догадался Кондратьев-младший.— Ну и догадливые эти белые люди! — Кофи покачал головой и продолжил: — Иногда высаживали несколько косточек, чтобы можно было время от времени установить возраст. В моем родном языке выражение «спилить пальму» имеет второй смысл — «умереть».— Ну так сколько колец было на спиле пальмы твоего деда? — напомнила Катя.Кофи положил в рот ломтик колбасы.Нигде в мире такой вкуснятины не делают.Вареная колбаса! Поистине гениальное открытие великого русского народа. Как он истосковался по вареной колбасе! Пускай и состоит она из крахмала, соли, туалетной бумаги и вкусовых добавок, как утверждают сами русские.— Видите ли, ребята, пальмы, которые растут вместе с человеком, — очень ненадежный хранитель информации о возрасте. Пальмы гибнут от ураганов, наводнений. Их вырубают чужестранцы. Мой дед рассказывал, что, когда он, будущий вождь, родился, посадили сразу десять пальм. Он пережил их все. В деревне думают, что ему было от семидесяти до девяноста лет.— Ничего себе разбежка в двадцать лет! — воскликнул Борис. — Неважно у вас там дела со временем обстоят.— Да, — серьезно сказал Кофи. — В тропиках времени нет.Борис, не забывая о роли хозяина, вновь наполнил рюмки. Встал. Навис над столом.— Внимание! — сказал он. — Дорогой Кофи! Разреши на этот раз выпить за твое благополучное возвращение на землю великой России.— Чокаться можно, — подсказала Катя деревянным голосом суфлера.Кофи тоже вскочил. Господи, как хорошо! На глаза наворачивались слезы, поэтому он промолчал. Чтоб не заметили. Здесь не африканская деревня. Здесь мужчинам плакать не положено. Он благодарно кивнул и прикоснулся к рюмкам Кати и Бориса. "Ледяная водка обожгла пищевод. Зазвенели стаканы с лимонадом. Заскрипели вилки.— Ах, я и забыл! — Кофи вскочил со стула и метнулся в прихожую. — Гостинцы! Из Западной Африки!Катя захлопала в ладоши:— Ой, как интересно!— Ну-ка давай посмотрим, что он там привез. Может, спичечный коробок с мухами цеце.— Это тебе, — молодой вождь протянул Кате странного вида пакет, перевязанный странного вида бечевкой.— Какая тяжесть! Что там?— Разверни посмотри… А это, Борька, тебе.— Экзотика, блин, — пробормотал Борис, вертя в руках еще один странного вида пакет.— А это для общего пользования, — сказал Кофи, выкладывая на стол еще два странных пакета и не менее странный кувшин.— Боже мой! — раздался Катин голос. — По-моему, это украшения африканской женщины… Нет, не может быть.Это весит несколько килограммов!— А во что завернуто, ты хоть поняла? — воскликнул Борис, справившись со странного вида бечевкой. — Это же натуральный пальмовый лист! Должно быть, и бечевка из натуральной пальмовой пеньки…— Точно! — в восхищении закричала Катя. — У них вместо бумаги или полиэтилена пальмовые листья!— Я родился в доме, где стены и крыша тоже были из пальмовых листьев, — скромно заметил Кофи. — Сейчас, правда, таких домов не осталось.— Мать честная! — сказал Борис. — А эт-то что такое?!Он держал в руке повязку с сотнями торчащих из нее толстых нитей. Катя догадалась раньше брата:— Да это же мужской головной убор!Верно, Кофи? Какая прелесть… Надевайка…Спустя полминуты Борис Кондратьев стоял в зелено-желто-красной головной повязке, над которой высоко колосился пышный султан из разноцветных хлопковых нитей.— Это не просто мужской головной убор, — пояснил Кофи. — Это праздничный убор воина! Тебе очень к лицу.— А это, это из чего? — Катя прыгала от нетерпения.— Это из разноцветного хлопка. Белым людям удается вырастить только белый хлопок. А у нас в тропиках растет хлопок розовый и голубой.— Друзья, я хочу водки. Хочу прямо в африканском боевом уборе, — объявил Борис. — Сперва выпьем за здоровье нашего гостя, а потом продолжим изучение гостинцев. Катька, надень хоть что-нибудь!Катя просунула голову в ожерелье. Оно представляло собой кованое железное кольцо, на котором болтались чьи-то огромные зубы.— Простенько, но со вкусом… За тебя, Кофи!— Спасибо, но что все за меня да за меня, — смутился Кофи. — Давайте уж за вас…Брат с сестрой замахали руками.— Когда тост произнесен, уже нельзя переигрывать, — сказал Борис Кондратьев и осушил рюмку. — Ну-с, а теперь займемся вот этим.— Должно быть, жрачка, — предположила Катя, морщась от водки.Они принялись развязывать пакеты, лежащие на столе.В одном пальмовом листе оказались клубни побольше. В другом пальмовом листе были клубни поменьше.— Похоже на картошку, — сказал Борис.— Ну да, — поддержала брата Катя. — Это у вас такая странная картошка растет?— С вами неинтересно, — махнул рукой молодой вождь. — Все сразу угадали.Это бататы. А это — ямс. Африканский картофель. Только бататы сладкие. Зато ямс очень на русскую картошку похож.— А в кувшине что? — спросила Катя.— Стратегический продукт, — усмехнулся Кофи.— А из чего кувшин? — спросил Борис. — Шершавый.— Из стратегического продукта, — снова усмехнулся гость.— Борька, смотри, там масло! — Катя уже вытащила зубами затычку и принюхивалась. — Ну да. Растительное масло. Никогда не задумывалась, растут ли в Африке подсолнухи.Борис озадаченно покрутил головой в боевом головном уборе.— Если подсолнечное масло — стратегический товар Бенина, то из чего сделан этот шершавый горшок? Не из подсолнухов же… Что-то я в таком прикиде плохо соображать стал. Слушай, а может, в тропиках подсолнухи величиной с деревья, а?Может, твои земляки из стволов подсолнечника горшки выдалбливают?Кофи обнял Катю за талию и прикоснулся губами к нежной белой шее:— Подсолнухи в Африке не растут. Это пальмовое масло. Главная статья экспорта.Все остальное в нашей стране импорт. Неужели вам отец ничего про Западную Африку не рассказывал? Он же бывал где-то в наших краях.— Меня черным колдуном в детстве пугал, — вспомнила девушка. — Но как-то шутя, я не боялась. И даже, как видишь, не выросла расисткой. Папа говорил: «А ну ешь манную кашу! А то придет черный колдун и унесет тебя в мангровый лес!»Кофи прикрыл глаза. «Молчи, будь хитрым!» — умолял он самого себя. В висках колотили конические барабанные палочки. Уши будто забились серными пробками. Голос Бориса донесся издалека, глухо:— Со старшими детьми отцы больше времени проводят. Меня1 он уже манной кашей не кормил. И слава Богу. Я ее терпеть не могу. Катька меня раз попробовала накормить, так я всю манную кашу по ее голове растер. Помнишь, Кать?— А ты помнишь, какую трепку я тебе тогда задала? Хорошо помнишь?— Помню, — буркнул Борис и сделал обиженное лицо. — Маленького отлупить дело нехитрое…Кофи пододвинул Кате стул. Уселся рядом. Поднял рюмку.— У меня оригинальный тост, — сказал он. — За хозяев этого дома. За вас!Они выпили еще по чуть-чуть. Закусили сыром, вареной колбасой и капустным салатом.— А что, если мы что-нибудь из этого приготовим? — Катя покатала по столу африканскую картофелину. — Я голодна, как сто китайцев.— Кофи, напомни нам, беспамятным, где здесь ямс, а где эти… пататы.— Не пататы, а бататы! — поправила Катя.— У ямса клубни мельче, — сказал Кофи. — Ямс лучше жарить, как обычную картошку. Бататы лучше варить и кушать с чаем. Вместо булки. Странно, что Василий Константинович об этом не рассказывал.Кстати, где он? Где мама?— Докладываю: матушка в деревне, завтра вернется. Папа заступил в ночной дозор на складах фирмы «Тоусна».Катя поднялась, собрала на пальмовом листе ямс и отправилась на кухню. Оттуда крикнула:— Кофи, а кожуру тоже, как у картошки, срезать?— Точь-в-точь! — крикнул в ответ Кофи и вернулся к славному боевому прошлому отставного полковника Кондратьева. — И еще, Борька, мне странно вот что. Из Африки люди стремятся привезти сувениры.Маски везут, наконечники копий, стрел.Всё это развешивают на стенах, показывают гостям. А у вас ничего такого не видно.Африканские похождения отца очень мало заботили Кондратьева-младшего.У нового поколения новые ценности. Новые интересы.Африканские сувениры заботили Борьку еще меньше. Он действительно видел ритуальные африканские маски в некоторых домах и не испытывал к этим предметам ни малейшей тяги.— По-моему, отцу было в Африке не до этого. Он там государственными переворотами, насколько я знаю, занимался. Правительственные резиденции захватывал…Впрочем, Кофи, одна штучка у папы имеется. Сейчас покажу.Борис встал из-за стола и скрылся в родительской спальне. Кофи Догме налил себе водки и выпил одним махом, чему научился прежде, чем овладел русским языком.Борис прикрыл за собой дверь спальни и молча протянул Кофи какой-то предмет.Нож! Деревянная рукоятка в форме змеи, покрытая черным лаком. Страшное обоюдоострое лезвие тридцатисантиметровой длины. И крупные буквы гравировки, протянувшиеся от рукояти к острию:«А LА GUERRE СОММЕ A LA GUERRE».А ля гер ком а ля гер — на войне как на войне. Такими штуками французские парашютисты вспарывали животы недовольным по всей Африке. В начале шестидесятых.Когда французы ушли, то ножи, как водится, остались. Парашютисты меняли их на золото и алмазы. Дарили чернокожим возлюбленным. Отдавали черным колдунам в награду за амулеты бессмертия.Нож задрожал в руках молодого вождя.Он закусил губу. В голове грянули с беспощадной силой барабаны судьбы.
34 За окном угасал один из последних летних дней. Белые ночи были далеко позади.Неумолимо надвигался учебный семестр, и это дело надо было как следует отметить.На вечеринку Бориса, Катю и Кофи двоечник Дима привез в собственном джипе «Шевроле». Привез не куда-нибудь, а в чейто бывший дворец в центре Петербурга.Собственно говоря, это в школе Дима был двоечником, которого тащили из класса в класс благодаря папе, одному из секретарей Ленинградского горкома КПСС. Затем папа стал «новым русским» и купил двоечнику Диме джип и квартиру во дворце.Большое помещение с непривычки угнетает. Первым пример подал Борис: плюхнулся в кресло. И утонул. Катя постояла у картин и потащила Кофи за руку. Они осторожно примостились на краешке кожаного диванчика. Кофи посмотрел на часы.Половина девятого. За огромными окнами сгущались сумерки.— Сейчас я вам что-нибудь для души поставлю, — сказал двоечник Дима, подходя к стойке с радиоаппаратурой; он только что закончил разговор и небрежно швырнул трубку сотового телефона в одно из огромных кожаных кресел. — Пока народ не подвалил.Раздался мелодичный бой часов, и гости завертели головами, пытаясь обнаружить источник где-нибудь на стене.— Куда ты их запрятал, Димыч? — озадаченно пробормотал Борис.Хозяин выбрал компакт-диск, вставил под крышку проигрывателя и нажал пуск.Растянул удовольствие.— Никуда я их не прятал. Просто вы ищете часы настенные, а у меня напольные. Во-о-он там стоят. Начало девятнадцатого века. Штук на десять, думаю, потянут.Гостиная медленно наполнялась странными звуками. Скрежет, повизгивание, побрякивание, позванивание, постанывание. Какие-то удары, не связанные единым ритмом… И повторы, повторы, повторы.— Ты что поставил? — заорал Борис. — У меня от это" какофонии крыша едет!Голос хозяина долетел откуда-то из коридорных далей. Делаясь, однако, все громче и громче.— И с этим человеком я сидел за одной партой! И этого человека я принимал за интеллектуала! А у него от психоделической музыки крыша едет. — С этими словами хозяин дворца вернулся в гостиную, толкая перед собой столик на колесах, уставленный бутылками. — Я сокрушен и растоптан. Катя, что произошло с твоим братом?«У, сноб! — подумала Катя. — Так бы моргал ы и повыколола!»— У нас отец солдафон, мать — домохозяйка, — сказала она. — Как надену портупею, все тупею и тупею, слыхал? Это про нас. Откуда тут интеллекту взяться?Отца Димы она смутно помнила по той, прежней жизни. Юного двоечника привозила в школу черная горкомовская «Волга»."Смотрите, какой ежик! — подумал двадцатилетний сноб Дима. — А хороша!Фигура, морда… Такая баба, что черному гиббону и отдавать жалко".Резкий звонок в дверь заставил вздрогнуть всех, включая хозяина.— Стремный флэт. Открыта дверь. На пороге что за зверь? А-а-а, да это мент в натуре! — паясничая, продекламировал Борис.— Началось, — вздохнул Дима и, крутнув напоследок регулятор громкости, отправился открывать. — Просвещайтесь!Борис с ненавистью посмотрел на его туго обтянутую задницу. Подошел к проигрывателю и убрал звук совсем.— Борька, — Катя потянула брата за рукав, — он хоть где-нибудь учится, этот твой одноклассник?Борис наморщил лоб:— Ну естественно, — сказал Борис. — Ты что, не знаешь, где все папенькины сынки учатся? Если не в Штатах, то в МГИМО.— Что такое мгимо? — оживился вдруг Кофи.Это слово в его родной речи означало то, что медики называют «анусом». Порусски — задний проход.— МГИМО расшифровывается как Московский государственный институт международных отношений.В коридоре нарастал гул голосов. Делался все ближе и ближе. Наконец в гостиную вошел «бедный парень». А за ним — целая вереница молодежи, шесть или семь человек. Они тут же столпились вокруг колесного столика.Вот кто действительно чувствовал себя как дома! Парни и девушки, не обращая внимания на новичков, хватали фужеры, наполняли их из теснящихся бутылок, чокались и отхлебывали. При этом они обменивались быстрыми фразами. О последних видеофильмах. Об Уимблдонском турнире по теннису. О последнем показе мод в Париже. О последнем автосалоне в Детройте.— Золотая молодежь, — шепнула Катя брату. — Посмотри, какие шмотки.— Чтобы определить, что это за публика, необязательно смотреть на шмотки, — приблизившись к уху сестры, ответил Борис. — Они говорят на воровском жаргоне.Копируют родителей.— Боря, Катя, Кофи! — раздался призыв Димыча. — А вы что сидите, как на похоронах?Из шумной пьющей компании вылетело несколько любопытных взглядов. Борис взял в руку бутылку водки. Естественно, «Finlandia». Они выпили.— Извините, мой господин, — раздалось над ухом у Бориса. — Я вас в первый раз вижу в нашей компании.Девчушка лет семнадцати присела на подлокотник его кресла. На ней был короткий сарафан цыплячьего цвета.Он хмуро сказал:— Я резидент ЦРУ. Мне нужно вас завербовать.Это была шлюха. Только золотая. Ей не надо денег, потому что она сама может заплатить кому угодно. Этот желтый сарафанчик, должно быть, от Версаччи и стоит… Цен на одежду от Версаччи Борис не знал. Он не любил считать чужие деньги.Он любил иметь свои.Юная соблазнительница радостно улыбнулась и прошептала ему на ухо:— Я подумаю о вербовке.И вернулась к золотой молодежи.Борис налил еще. Когда чокались, взглянул на девицу в сарафанчике. Пару раз прежде ему доводилось за один вечер проделать с девушкой путь от знакомства до постели. Его самого снимали впервые.— Вы знакомы? — спросила Катя.— Нет. Первый раз вижу.— Если хочешь проверить, что у нее под сарафаном, будь осторожен. Она тебе нравится?Борис глянул еще раз.— Красивая. Похожа на молодую лисичку.Кто-то вспомнил о танцах. Сделали погромче, услышали какофонию и замахали загнутыми пальцами, как креветками:— Димыч, ты отвечаешь за свой базар?Ты обещал не бомбить нас больше этой лажей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
34 За окном угасал один из последних летних дней. Белые ночи были далеко позади.Неумолимо надвигался учебный семестр, и это дело надо было как следует отметить.На вечеринку Бориса, Катю и Кофи двоечник Дима привез в собственном джипе «Шевроле». Привез не куда-нибудь, а в чейто бывший дворец в центре Петербурга.Собственно говоря, это в школе Дима был двоечником, которого тащили из класса в класс благодаря папе, одному из секретарей Ленинградского горкома КПСС. Затем папа стал «новым русским» и купил двоечнику Диме джип и квартиру во дворце.Большое помещение с непривычки угнетает. Первым пример подал Борис: плюхнулся в кресло. И утонул. Катя постояла у картин и потащила Кофи за руку. Они осторожно примостились на краешке кожаного диванчика. Кофи посмотрел на часы.Половина девятого. За огромными окнами сгущались сумерки.— Сейчас я вам что-нибудь для души поставлю, — сказал двоечник Дима, подходя к стойке с радиоаппаратурой; он только что закончил разговор и небрежно швырнул трубку сотового телефона в одно из огромных кожаных кресел. — Пока народ не подвалил.Раздался мелодичный бой часов, и гости завертели головами, пытаясь обнаружить источник где-нибудь на стене.— Куда ты их запрятал, Димыч? — озадаченно пробормотал Борис.Хозяин выбрал компакт-диск, вставил под крышку проигрывателя и нажал пуск.Растянул удовольствие.— Никуда я их не прятал. Просто вы ищете часы настенные, а у меня напольные. Во-о-он там стоят. Начало девятнадцатого века. Штук на десять, думаю, потянут.Гостиная медленно наполнялась странными звуками. Скрежет, повизгивание, побрякивание, позванивание, постанывание. Какие-то удары, не связанные единым ритмом… И повторы, повторы, повторы.— Ты что поставил? — заорал Борис. — У меня от это" какофонии крыша едет!Голос хозяина долетел откуда-то из коридорных далей. Делаясь, однако, все громче и громче.— И с этим человеком я сидел за одной партой! И этого человека я принимал за интеллектуала! А у него от психоделической музыки крыша едет. — С этими словами хозяин дворца вернулся в гостиную, толкая перед собой столик на колесах, уставленный бутылками. — Я сокрушен и растоптан. Катя, что произошло с твоим братом?«У, сноб! — подумала Катя. — Так бы моргал ы и повыколола!»— У нас отец солдафон, мать — домохозяйка, — сказала она. — Как надену портупею, все тупею и тупею, слыхал? Это про нас. Откуда тут интеллекту взяться?Отца Димы она смутно помнила по той, прежней жизни. Юного двоечника привозила в школу черная горкомовская «Волга»."Смотрите, какой ежик! — подумал двадцатилетний сноб Дима. — А хороша!Фигура, морда… Такая баба, что черному гиббону и отдавать жалко".Резкий звонок в дверь заставил вздрогнуть всех, включая хозяина.— Стремный флэт. Открыта дверь. На пороге что за зверь? А-а-а, да это мент в натуре! — паясничая, продекламировал Борис.— Началось, — вздохнул Дима и, крутнув напоследок регулятор громкости, отправился открывать. — Просвещайтесь!Борис с ненавистью посмотрел на его туго обтянутую задницу. Подошел к проигрывателю и убрал звук совсем.— Борька, — Катя потянула брата за рукав, — он хоть где-нибудь учится, этот твой одноклассник?Борис наморщил лоб:— Ну естественно, — сказал Борис. — Ты что, не знаешь, где все папенькины сынки учатся? Если не в Штатах, то в МГИМО.— Что такое мгимо? — оживился вдруг Кофи.Это слово в его родной речи означало то, что медики называют «анусом». Порусски — задний проход.— МГИМО расшифровывается как Московский государственный институт международных отношений.В коридоре нарастал гул голосов. Делался все ближе и ближе. Наконец в гостиную вошел «бедный парень». А за ним — целая вереница молодежи, шесть или семь человек. Они тут же столпились вокруг колесного столика.Вот кто действительно чувствовал себя как дома! Парни и девушки, не обращая внимания на новичков, хватали фужеры, наполняли их из теснящихся бутылок, чокались и отхлебывали. При этом они обменивались быстрыми фразами. О последних видеофильмах. Об Уимблдонском турнире по теннису. О последнем показе мод в Париже. О последнем автосалоне в Детройте.— Золотая молодежь, — шепнула Катя брату. — Посмотри, какие шмотки.— Чтобы определить, что это за публика, необязательно смотреть на шмотки, — приблизившись к уху сестры, ответил Борис. — Они говорят на воровском жаргоне.Копируют родителей.— Боря, Катя, Кофи! — раздался призыв Димыча. — А вы что сидите, как на похоронах?Из шумной пьющей компании вылетело несколько любопытных взглядов. Борис взял в руку бутылку водки. Естественно, «Finlandia». Они выпили.— Извините, мой господин, — раздалось над ухом у Бориса. — Я вас в первый раз вижу в нашей компании.Девчушка лет семнадцати присела на подлокотник его кресла. На ней был короткий сарафан цыплячьего цвета.Он хмуро сказал:— Я резидент ЦРУ. Мне нужно вас завербовать.Это была шлюха. Только золотая. Ей не надо денег, потому что она сама может заплатить кому угодно. Этот желтый сарафанчик, должно быть, от Версаччи и стоит… Цен на одежду от Версаччи Борис не знал. Он не любил считать чужие деньги.Он любил иметь свои.Юная соблазнительница радостно улыбнулась и прошептала ему на ухо:— Я подумаю о вербовке.И вернулась к золотой молодежи.Борис налил еще. Когда чокались, взглянул на девицу в сарафанчике. Пару раз прежде ему доводилось за один вечер проделать с девушкой путь от знакомства до постели. Его самого снимали впервые.— Вы знакомы? — спросила Катя.— Нет. Первый раз вижу.— Если хочешь проверить, что у нее под сарафаном, будь осторожен. Она тебе нравится?Борис глянул еще раз.— Красивая. Похожа на молодую лисичку.Кто-то вспомнил о танцах. Сделали погромче, услышали какофонию и замахали загнутыми пальцами, как креветками:— Димыч, ты отвечаешь за свой базар?Ты обещал не бомбить нас больше этой лажей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22