Может, сейчас он уже растерял свою прыть, но все еще любит девушек.
– Ну хорошо, а как насчет Роксанны? Держу пари, она не прочь заманить тебя в свои сети.
– Выглядит заманчиво.
– Майлз!
– Брось. Ты знаешь, что я не юбочник. Вдобавок, если понадобится любовник, то бегать за ним не придется. Ведь она не лишена некоторой привлекательности…
– Знаю. Именно это и заставляет меня нервничать.
– Не стоит. Они всего лишь обычные приветливые люди – и точка. Такие типы все еще встречаются, даже в Нью-Йорке.
Пола слезла с его коленей и вернулась к раковине.
– Все же мне бы хотелось, чтобы они оставили нас в покое, кроме того, ты отвлекаешься от романа ежедневными упражнениями на рояле.
– Не так уж много я упражняюсь.
– Майлз, вспомни! Я – Пола. Пола, которая все видит.
И приходя домой, находит на пианино пепельницу, забитую сигаретными окурками, причем пепельница у пишущей машинки – пуста, словно карман нищего. Мы достаточно поиграли в бирюльки на прошлой неделе, не закончить ли на этой? Роман гораздо важнее вашей игры дуэтом с Дунканом Эли.
Майлз помрачнел, как обычно, когда речь заходила о его самодисциплине.
– Ну, а если он познакомит меня с Сиднеем Рэймонтом? Разве это менее важно?
Нет, если у тебя не будет готового романа, чтобы показать ему. Господин Рэймонт не станет печатать шестнадцать глав.
Оба помолчали; Пола продолжала управляться с посудой, а Майлз погрузился в раздумье. Ей не хотелось пенять ему за неоконченную работу, но она чувствовала, что в данный момент это оправдано. Через пару минут Майлз стряхнул с себя грусть и, подойдя к раковине, обнял жену.
– Не беспокойся. Старая муза уже бьет копытом. На этой неделе я сделаю еще три главы.
– Обещаешь?
– Честное скаутское. Ты согласна помириться с Дунканом Эли, старым юбочником?
Она поставила в раковину, последнюю тарелку.
– Хорошо. Перемирие с Дунканом Эли.
– Глянь, Поли! У тебя на кухне голубь – настоящий голубь мира!
Посмотрев на пустой стол, она со смехом обернулась.
– Ты чокнутый, но на тебя невозможно сердиться.
– Осторожнее со своими мокрыми руками…
– Поцелуй же меня, болван! Унеси меня прочь от мелочных дрязг в свою палатку, поставленную в пустыне, и полюби как следует!
– А может, снизойдешь до спальни? Она поцеловала его, расслабленно ощущая настойчивость его губ.
– Сойду вниз, как только закончу, – промурлыкала она.
– Забудь эти проклятые тарелки!
– Уговорил, – она пробежала ладонью по густым черным волосам. – Майлз, я люблю тебя.
– Я тоже. Чао-чао. Но если ты при этом не полощешь мои волосы в грязной воде.
Оставив посуду в раковине, она пошла следом за ним вниз, в спальню.
Глава 3
Владельцы магазинов превзошли самих себя, украшая витрины к Рождеству. «Сакс» выставил огромную сверкающую елку вместо привычного органа, а расположенный напротив «Рокфеллер центр» превратился в веселую ярмарку в стиле барокко, с доминирующей над ней гигантской елью. Однажды вечером, отправляясь за покупками. Пола захватила с собой Эбби, чтобы показать ей сверкающий городской центр. А на днях утром она вышла из «Бич Бама»: чтобы купить кое-что по секрету: настояв, чтобы Майлз потратил не более сотни, Пола ухитрилась скопить на Рождество двести долларов. И теперь она купила ему в «Картье» пару золотых запонок и три рубашки у Брукса. Затем отправилась в магазин Шварца и приобрела роскошного игрушечного пуделя для долларов она пустила на книги, игрушки и симпатичное коричневое пальто для дочери. Разорившаяся, но счастливая, она вернулась в «Бич Бам» с надеждой заработать немного денег.
Она больше не заговаривала с Майлзом о Дункане Эли, решив, что, вероятно, была несправедлива к человеку, которого не в чем было упрекнуть, не считая излишнего любопытства. И чем больше она думала о встрече с Сиднеем Рэймонтом, тем больше нравилась ей эта идея. Пола знала цену нужным связям в издательском мире. Впрочем, она догадывалась, что Майлз все еще валяет дурака. Он набрасывал окурки в пепельницу рядом с пишущей машинкой, но ее не обмануть. Однако, сейчас Рождество, и он уже довольно долго работал над романом, – возможно, будет лучше, если он немного отвлечется. У Полы хватало ума, чтобы понимать, что никто не в силах заставить писателя работать, если ему не хочется.
Пола прочла статью Майлза, предназначенную для журнала «Тайме». Она была живой и интересной, представляя собой получасовой разговор с Дунканом. Диалог перемежался биографическими данными: рождение пианиста в Лондоне в 1893 году, его учеба у Мандичевского, известность в качестве «вундеркинда», блестящий дебют в канун первой мировой войны, работа в британской разведке в войну, триумфальное возвращение к музыкальному поприщу, первая женитьба – на француженке, завершившаяся разводом, и вторая – на американке с последующей поездкой в Нью-Йорк в 20-е годы и «американизацией», смерть второй жены и рождение образа «великого старого маэстро фортепиано».
Несмотря на интересный материал, Пола чувствовала, что нечто, не поддающееся определению, было опущено. В очерке присутствовал Дункан Эли, привычный публике и играющий роль любимца. Настоящего Дункана там не было.
Но где он, подлинный Дункан Эли? Этого Пола не знала.
* * *
Утром двадцать первого они с Майлзом отправились в аэропорт Кеннеди, чтобы встретить его мать. Жанет Кларксон – динамичная блондинка, схоронившая трех мужей, жила в Форт-Лодердейле и занималась продажей домов, одновременно приглядывая себе мужа номер четыре. Она ежегодно приезжала на Рождество к сыну в Нью-Йорк. И ежегодно сходила с самолета загорелой и пошатывающейся, словно зомби, благодаря проглоченному перед полетами для подавления страха немыслимому количеству транквилизаторов.
– Слава Богу, что вы меня встретили! – задыхаясь, выдавила она, когда Майлз подхватил ее под руку. – Еще один «либриум», и мне конец.
– Как прошел полет?
– Ужасно. Трясло всю дорогу. Вдобавок, там оказался некий злой человечек, замышляющий, как мне показалось, захватить самолет и угнать нас на Кубу. Если не сглуплю, то отправлюсь обратно на автобусе. Кто-нибудь слышал о захвате автобуса?
В тот же вечер Жанет пришла к ним пообедать и помочь подготовить к празднику купленную Майлзом елку. Эбби обожала бабушку и с трудом подавляла желание поскорее сорвать красные и зеленые обертки с больших рождественских подарков, привезенных для нее феей-крестной из Форт-Лодердейла. Чтобы успокоить Эбби, ей поручили укрепить на ветках шведских деревянных ангелочков и стеклянные шары. Украшение заняло три часа. Когда все было готово. Пола включила гирлянду из крошечных белых лампочек. Елка ожила, и Эбби восторженно заохала. Потом мать спросила, знает ли юная леди, который час, и дочь, стоически приняв удар судьбы, позволила уложить себя в постель.
– Ей Богу, своими подарками вы принесли Эбби настоящее Рождество, – заметила свекровь, вернувшаяся из детской Пола. – У нее сейчас одна тема разговора – о бабушке.
– Скорее, она дарит Рождество мне, – возразила Жанет, пробуя шотландское виски. – Кстати, она сказала, что не прочь получить собаку. Я подумала, что прежде чем удовлетворить ее просьбу, мне следует посоветоваться с вами.
Майлз поднял руку.
– Никакой собаки – и точка. У нас не хватит для нее места. И меньше всего мне хотелось бы прогуливать щенка по кварталу каждые десять минут.
– Ну хорошо, никаких собак… Были ли у вас на прошлое Рождество друзья Эбби?
– Да, вместе с родителями, – ответила Пола.
– Пожалуй, это великолепно. Ей это понравилось… Кто такой Д.М.Э.?
Взяв черную спичечную книжечку, принесенную Полой из дома Дункана, она зажгла сигарету.
– О, должно быть Дункан Эли.
– Где это вы с ним познакомились? – заинтересовалась Жанет.
Майлз объяснил.
– Уж если ты брал у него интервью, то наверняка знаешь об убийстве! – заявила Жанет.
– О каком убийстве? – изумилась Пола.
– О том самом! Конечно, об убийстве его жены, – в сорок восьмом или сорок девятом году, не помню точно.
– В статье ты ни словом не обмолвился о том, что его жена была убита, – сказала Пола мужу, – Ты просто сообщил, что она умерла.
– Так просил Дункан, – пожал плечами Майлз. – Естественно, это задевает его чувства. К тому же, зачем говорить об убийстве. Доказано, что произошел несчастный случай.
– Черта с два! – отрезала Жанет. – Помню, как писали о происшедшем в газетах, тогда все утверждали, что жену Дункана Эли убили. Хотя позже дело постарались замять.
– Это случилось со второй женой?
– Да. Она была наследницей и весьма знаменитой…
– И матерью Роксанны?
– Да, – подтвердил Майлз.
– В общем, в то время они находились в Сент-Морице или Церматте, или где-то в этом роде…
– В Сент-Морице.
– Ну да, на лыжном курорте. И однажды утром Эли с женой отправились покататься на склон горы, но она так и не спустилась вниз. Поисковые партии нашли ее на горе в тот же день. У нее было вырвано горло.
– Вырвано!
– Вот именно. Волком или собакой, или кем-то еще.
– Великий Боже! Но почему они решили, что это убийство?
– Потому что рядом с телом оказались не только многочисленные следы лап, но и ног. Какого-то человека.
– И его не нашли?
– Да.
– Но, возможно, он появился после нападения на нее животного? А потом, знаете ли, он мог сбежать, чтобы не сообщать в полицию…
Жанет допила виски.
– Возможно, но все же это не так.
– Мама, – ядовито вмешался Майлз. – Ты же знаешь, что полиция отбросила версию о таинственных человеческих следах. Они пришли к выводу, что это была собака – и точка. На том дело и кончилось.
– Для них, может, и кончилось, но на мой взгляд, они закончили дело, потому что не смогли его объяснить.
– Объяснить что! – настойчиво спросила Пола.
– Объяснить тот факт, что множество находившихся поблизости человеческих следов не направлялись к телу, но и не уходили от него. Прочь вели лишь следы лап.
– Вы хотите сказать, что некто просто побывал рядом? Появился из ниоткуда, а затем исчез?
– Верно. И там была свежая снежная пороша.
– А-га, – усмехнулся Майлз. – Это был оборотень. Лон Чейни Младший или Бэтмэн. Он улетел. Но ты забыла добавить, мама, что кроме свежевыпавшего снега, дул сильный ветер.
– О, ерунда. В таком случае, почему не все следы оказались скрытыми? Почему не исчезли следы лап? Нет, версия с ветром не годится. И не говори мне, будто тот человек уехал на лыжах, потому что тогда остались бы следы лыж…
– Но они-то и были найдены!
– Да, но после того, как полиция и репортеры истоптали все вокруг. Те, кто побывал там в первый раз, вовсе не заметили их.
– И полиция решила, что тот человек, кем бы он ни был, случайно обнаружив тело, испугался и укатил прочь на лыжах – абсолютно резонное предположение. Кстати, на следующий день в Сент-Морице обнаружили бешеную собаку с окровавленной мордой и пристрелили ее, вот и конец «таинственно исчезающим следам» и истории с «загадочным убийством». Разве можно обвинять Дункана в умалчивании этой истории, если его окружают упыри, наподобие тебя?
– Может, я и упырь, но по-моему, никто так и не объяснил ничего по-настоящему. А господину Эли достался «золотой дождь»: ведь он унаследовал состояние жены – пару миллионов, если не ошибаюсь.
– Что за намеки, – простонав, заметил Майлз. – Да, мама. Именно так все и случилось, сам Дункан рассказал мне. У него были особые ботинки, дающие отпечатки лап; он надел их, подкрался к жене, вырвал ей горло, снял их и наделал множество обычных следов, а затем вновь обулся, сбежал и унаследовал миллионы. За исключением крошечного нюанса: весь тот день он находился в поле зрения по меньшей мере шести человек. Жанет поднялась.
– Ну хорошо, не Дункан. Не знаю, кто там был, но все же считаю, что это – убийство, а не несчастный случай. – Она поцеловала Майлза и направилась к лестнице.
– Назавтра у меня запланированы сотни покупок, и лучше будет, если я сейчас же возвращусь в гостиницу. Я смогу поймать такси, если пройду пешком до Шестой авеню, да?
– Пожалуй. Я провожу тебя.
Пола поцеловала свекровь и принялась собирать коробки из-под елочных украшений. Она думала над тем, что же на самом деле произошло на склоне швейцарской горы двадцать лет назад и ощущала досаду на бесхребетного мужа-писателя, не отметившего этого случая, лишь бы не обидеть ненароком Дункана Эли.
И еще подумала о том, не было ли двадцать лет назад у пианиста собаки, похожей на Робина?
Глава 4
Наступившее Рождество не было белым; оно было серым – серым, промозглым и ветренным, словно в ожидании снегопада. Но Эбби это совершенно не трогало. Поднявшись в шесть утра, она стащила сонных родителей с постели и, щебеча, будто птичка, взбежала вверх по лестнице. Включив гирлянду на елке, принялась открывать подарки. К десяти начали приходить ее друзья, внося новые подарки и новую сумятицу. Первыми явились Джордж и Мира Шульманы с сыновьями-близнецами по имени Боб и Рон, затем Мэгги и Чак с тремя своими «индейцами», затем Лен ди Сильвио с восьмилетним монстром Барбарой, немедленно учинившей драку с Эбби и, наконец, семья Риггсов с восьмилетним Джимми и десятилетней Энн. Когда подошла Жанет, дети носились по этажам, словно обезьяны.
– Боже мой, вот так детский сад – или зоопарк! – вскричала она, ускользая от скатившегося по лестнице Рона Шульмана в индейском уборе из перьев, с ужасно похожим на настоящий автоматом и пластиковой мумией в руках.
– Уж, скорее, зоопарк, – простонала Пола, торопясь на кухню, чтобы приготовить горячее какао и печенье. – Иногда, я кажусь себе мазохисткой, – кто еще способен этим заниматься?
Уровень шума превышал дискотеку, но, когда подали угощение, он значительно снизился. В тот момент, когда Барбара ди Сильвио сунула печенье за шиворот Эбби, раздался звонок в дверь.
– Мне казалось, все уже в сборе, – заметил Майлз.
– Дорогой, сейчас твоя очередь открывать дверь. Майлз заторопился вниз и через минуту возвратился в сопровождении нагруженных подарками Дункана и Роксанны.
– Веселого Рождества! – загремел Дункан в лучших традициях Санта-Клаусов. – Мы весело гуляем и елку украшаем – все такое прочее… Майлз, эта зеленая коробка для тебя…
– А синяя – для вас. Пола, – добавила Роксанна, протягивая ей коробочку, по бирюзовой обертке которой Пола определила магазин «Тиффани».
– Эбби, а тебе предназначено пять коробок, – сообщил Дункан.
– Пять, – взвизгнула Эбби, округляя глаза и походя на собаку из сказки про огниво.
– Пять! Старый Санта сказал, что ты – настолько хорошая девочка, что он дарит тебе целых пять. Как тебе это нравится?
Волнение Эбби проявилось в той быстроте, с которой она вскрывала коробки с игрушками от Шварца. Майлз замычал в восторге, разворачивая подарочный альбом из тридцати двух сонат Бетховена под редакцией Артура Шнабеля.
– Как вы догадались, что я всегда о них мечтал? – спросил он.
– О них мечтают все пианисты, – ответил Дункан. – И никто не знал их лучше Артура. Впрочем, побывав здесь в прошлый раз, я заметил их отсутствие. Понимаешь? Я ничего не упускаю. Пола? Вы не открыли свой подарок.
Пола отчаянно прикидывала, чем можно наскоро отдарить Дункана и Роксанну, поскольку ей и в голову не пришло купить что-либо для них. Растянув губы в улыбке, она открыла коробочку: там находилась изящная круглая брошь чеканного золота.
– Какая прелесть!
– Знаю, что правила не позволяют едва знакомому мужчине, такому, как я, покупать драгоценности чужой жене, но в моем возрасте это не возбраняется. А кто эта очаровательная леди с южным загаром? Мать Майлза?
Пока Майлз знакомил их с присутствующими, Пола взяла соболиную шубу Роксанны и заспешила вниз вместе с Мэгги.
– Что же им подарить? – прошептала она. – Я совершенно об этом не подумала.
– Заверни тот художественный альбом, который принесли мы с Чаком.
– Ни за что! Он прекрасен, а Эндрю Уайет – мой любимый художник.
– Потом ты сможешь купить другой. Главное – он дорогой и у тебя нет времени для капризов. Слава Богу, я его не надписала… Ты видела когда-нибудь такого роскошного соболя? – Она провела ладонью по отлично выделанным шкуркам шубы, которую Пола уложила на постель. – Не украсть ли мне ее?
– А ты видела когда-нибудь такую роскошную женщину, как Роксанна? – сухо осведомилась Пола, добавив, что не прочь была бы украсть саму Роксанну.
– Зачем?
– Она мне не нравится. Впрочем, ее отец тоже. Пола извлекла из шкафа золотистую оберточную бумагу и красную ленту и принялась отрезать лист.
– Почему не нравятся? – удивленно взглянула на нее Мэгги. – Мне они кажутся вполне очаровательными;
– Не знаю, – пожала плечами Пола. – Просто, они слишком любезны. Слишком раскованы. Назови меня циником, но я не доверяю людям, ни с того ни с сего бросающимся тебе на шею.
– Понимаю, почему она тебе не нравится, – улыбнулась Мэгги. – Ты боишься, что она похитит твоего сексуального мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
– Ну хорошо, а как насчет Роксанны? Держу пари, она не прочь заманить тебя в свои сети.
– Выглядит заманчиво.
– Майлз!
– Брось. Ты знаешь, что я не юбочник. Вдобавок, если понадобится любовник, то бегать за ним не придется. Ведь она не лишена некоторой привлекательности…
– Знаю. Именно это и заставляет меня нервничать.
– Не стоит. Они всего лишь обычные приветливые люди – и точка. Такие типы все еще встречаются, даже в Нью-Йорке.
Пола слезла с его коленей и вернулась к раковине.
– Все же мне бы хотелось, чтобы они оставили нас в покое, кроме того, ты отвлекаешься от романа ежедневными упражнениями на рояле.
– Не так уж много я упражняюсь.
– Майлз, вспомни! Я – Пола. Пола, которая все видит.
И приходя домой, находит на пианино пепельницу, забитую сигаретными окурками, причем пепельница у пишущей машинки – пуста, словно карман нищего. Мы достаточно поиграли в бирюльки на прошлой неделе, не закончить ли на этой? Роман гораздо важнее вашей игры дуэтом с Дунканом Эли.
Майлз помрачнел, как обычно, когда речь заходила о его самодисциплине.
– Ну, а если он познакомит меня с Сиднеем Рэймонтом? Разве это менее важно?
Нет, если у тебя не будет готового романа, чтобы показать ему. Господин Рэймонт не станет печатать шестнадцать глав.
Оба помолчали; Пола продолжала управляться с посудой, а Майлз погрузился в раздумье. Ей не хотелось пенять ему за неоконченную работу, но она чувствовала, что в данный момент это оправдано. Через пару минут Майлз стряхнул с себя грусть и, подойдя к раковине, обнял жену.
– Не беспокойся. Старая муза уже бьет копытом. На этой неделе я сделаю еще три главы.
– Обещаешь?
– Честное скаутское. Ты согласна помириться с Дунканом Эли, старым юбочником?
Она поставила в раковину, последнюю тарелку.
– Хорошо. Перемирие с Дунканом Эли.
– Глянь, Поли! У тебя на кухне голубь – настоящий голубь мира!
Посмотрев на пустой стол, она со смехом обернулась.
– Ты чокнутый, но на тебя невозможно сердиться.
– Осторожнее со своими мокрыми руками…
– Поцелуй же меня, болван! Унеси меня прочь от мелочных дрязг в свою палатку, поставленную в пустыне, и полюби как следует!
– А может, снизойдешь до спальни? Она поцеловала его, расслабленно ощущая настойчивость его губ.
– Сойду вниз, как только закончу, – промурлыкала она.
– Забудь эти проклятые тарелки!
– Уговорил, – она пробежала ладонью по густым черным волосам. – Майлз, я люблю тебя.
– Я тоже. Чао-чао. Но если ты при этом не полощешь мои волосы в грязной воде.
Оставив посуду в раковине, она пошла следом за ним вниз, в спальню.
Глава 3
Владельцы магазинов превзошли самих себя, украшая витрины к Рождеству. «Сакс» выставил огромную сверкающую елку вместо привычного органа, а расположенный напротив «Рокфеллер центр» превратился в веселую ярмарку в стиле барокко, с доминирующей над ней гигантской елью. Однажды вечером, отправляясь за покупками. Пола захватила с собой Эбби, чтобы показать ей сверкающий городской центр. А на днях утром она вышла из «Бич Бама»: чтобы купить кое-что по секрету: настояв, чтобы Майлз потратил не более сотни, Пола ухитрилась скопить на Рождество двести долларов. И теперь она купила ему в «Картье» пару золотых запонок и три рубашки у Брукса. Затем отправилась в магазин Шварца и приобрела роскошного игрушечного пуделя для долларов она пустила на книги, игрушки и симпатичное коричневое пальто для дочери. Разорившаяся, но счастливая, она вернулась в «Бич Бам» с надеждой заработать немного денег.
Она больше не заговаривала с Майлзом о Дункане Эли, решив, что, вероятно, была несправедлива к человеку, которого не в чем было упрекнуть, не считая излишнего любопытства. И чем больше она думала о встрече с Сиднеем Рэймонтом, тем больше нравилась ей эта идея. Пола знала цену нужным связям в издательском мире. Впрочем, она догадывалась, что Майлз все еще валяет дурака. Он набрасывал окурки в пепельницу рядом с пишущей машинкой, но ее не обмануть. Однако, сейчас Рождество, и он уже довольно долго работал над романом, – возможно, будет лучше, если он немного отвлечется. У Полы хватало ума, чтобы понимать, что никто не в силах заставить писателя работать, если ему не хочется.
Пола прочла статью Майлза, предназначенную для журнала «Тайме». Она была живой и интересной, представляя собой получасовой разговор с Дунканом. Диалог перемежался биографическими данными: рождение пианиста в Лондоне в 1893 году, его учеба у Мандичевского, известность в качестве «вундеркинда», блестящий дебют в канун первой мировой войны, работа в британской разведке в войну, триумфальное возвращение к музыкальному поприщу, первая женитьба – на француженке, завершившаяся разводом, и вторая – на американке с последующей поездкой в Нью-Йорк в 20-е годы и «американизацией», смерть второй жены и рождение образа «великого старого маэстро фортепиано».
Несмотря на интересный материал, Пола чувствовала, что нечто, не поддающееся определению, было опущено. В очерке присутствовал Дункан Эли, привычный публике и играющий роль любимца. Настоящего Дункана там не было.
Но где он, подлинный Дункан Эли? Этого Пола не знала.
* * *
Утром двадцать первого они с Майлзом отправились в аэропорт Кеннеди, чтобы встретить его мать. Жанет Кларксон – динамичная блондинка, схоронившая трех мужей, жила в Форт-Лодердейле и занималась продажей домов, одновременно приглядывая себе мужа номер четыре. Она ежегодно приезжала на Рождество к сыну в Нью-Йорк. И ежегодно сходила с самолета загорелой и пошатывающейся, словно зомби, благодаря проглоченному перед полетами для подавления страха немыслимому количеству транквилизаторов.
– Слава Богу, что вы меня встретили! – задыхаясь, выдавила она, когда Майлз подхватил ее под руку. – Еще один «либриум», и мне конец.
– Как прошел полет?
– Ужасно. Трясло всю дорогу. Вдобавок, там оказался некий злой человечек, замышляющий, как мне показалось, захватить самолет и угнать нас на Кубу. Если не сглуплю, то отправлюсь обратно на автобусе. Кто-нибудь слышал о захвате автобуса?
В тот же вечер Жанет пришла к ним пообедать и помочь подготовить к празднику купленную Майлзом елку. Эбби обожала бабушку и с трудом подавляла желание поскорее сорвать красные и зеленые обертки с больших рождественских подарков, привезенных для нее феей-крестной из Форт-Лодердейла. Чтобы успокоить Эбби, ей поручили укрепить на ветках шведских деревянных ангелочков и стеклянные шары. Украшение заняло три часа. Когда все было готово. Пола включила гирлянду из крошечных белых лампочек. Елка ожила, и Эбби восторженно заохала. Потом мать спросила, знает ли юная леди, который час, и дочь, стоически приняв удар судьбы, позволила уложить себя в постель.
– Ей Богу, своими подарками вы принесли Эбби настоящее Рождество, – заметила свекровь, вернувшаяся из детской Пола. – У нее сейчас одна тема разговора – о бабушке.
– Скорее, она дарит Рождество мне, – возразила Жанет, пробуя шотландское виски. – Кстати, она сказала, что не прочь получить собаку. Я подумала, что прежде чем удовлетворить ее просьбу, мне следует посоветоваться с вами.
Майлз поднял руку.
– Никакой собаки – и точка. У нас не хватит для нее места. И меньше всего мне хотелось бы прогуливать щенка по кварталу каждые десять минут.
– Ну хорошо, никаких собак… Были ли у вас на прошлое Рождество друзья Эбби?
– Да, вместе с родителями, – ответила Пола.
– Пожалуй, это великолепно. Ей это понравилось… Кто такой Д.М.Э.?
Взяв черную спичечную книжечку, принесенную Полой из дома Дункана, она зажгла сигарету.
– О, должно быть Дункан Эли.
– Где это вы с ним познакомились? – заинтересовалась Жанет.
Майлз объяснил.
– Уж если ты брал у него интервью, то наверняка знаешь об убийстве! – заявила Жанет.
– О каком убийстве? – изумилась Пола.
– О том самом! Конечно, об убийстве его жены, – в сорок восьмом или сорок девятом году, не помню точно.
– В статье ты ни словом не обмолвился о том, что его жена была убита, – сказала Пола мужу, – Ты просто сообщил, что она умерла.
– Так просил Дункан, – пожал плечами Майлз. – Естественно, это задевает его чувства. К тому же, зачем говорить об убийстве. Доказано, что произошел несчастный случай.
– Черта с два! – отрезала Жанет. – Помню, как писали о происшедшем в газетах, тогда все утверждали, что жену Дункана Эли убили. Хотя позже дело постарались замять.
– Это случилось со второй женой?
– Да. Она была наследницей и весьма знаменитой…
– И матерью Роксанны?
– Да, – подтвердил Майлз.
– В общем, в то время они находились в Сент-Морице или Церматте, или где-то в этом роде…
– В Сент-Морице.
– Ну да, на лыжном курорте. И однажды утром Эли с женой отправились покататься на склон горы, но она так и не спустилась вниз. Поисковые партии нашли ее на горе в тот же день. У нее было вырвано горло.
– Вырвано!
– Вот именно. Волком или собакой, или кем-то еще.
– Великий Боже! Но почему они решили, что это убийство?
– Потому что рядом с телом оказались не только многочисленные следы лап, но и ног. Какого-то человека.
– И его не нашли?
– Да.
– Но, возможно, он появился после нападения на нее животного? А потом, знаете ли, он мог сбежать, чтобы не сообщать в полицию…
Жанет допила виски.
– Возможно, но все же это не так.
– Мама, – ядовито вмешался Майлз. – Ты же знаешь, что полиция отбросила версию о таинственных человеческих следах. Они пришли к выводу, что это была собака – и точка. На том дело и кончилось.
– Для них, может, и кончилось, но на мой взгляд, они закончили дело, потому что не смогли его объяснить.
– Объяснить что! – настойчиво спросила Пола.
– Объяснить тот факт, что множество находившихся поблизости человеческих следов не направлялись к телу, но и не уходили от него. Прочь вели лишь следы лап.
– Вы хотите сказать, что некто просто побывал рядом? Появился из ниоткуда, а затем исчез?
– Верно. И там была свежая снежная пороша.
– А-га, – усмехнулся Майлз. – Это был оборотень. Лон Чейни Младший или Бэтмэн. Он улетел. Но ты забыла добавить, мама, что кроме свежевыпавшего снега, дул сильный ветер.
– О, ерунда. В таком случае, почему не все следы оказались скрытыми? Почему не исчезли следы лап? Нет, версия с ветром не годится. И не говори мне, будто тот человек уехал на лыжах, потому что тогда остались бы следы лыж…
– Но они-то и были найдены!
– Да, но после того, как полиция и репортеры истоптали все вокруг. Те, кто побывал там в первый раз, вовсе не заметили их.
– И полиция решила, что тот человек, кем бы он ни был, случайно обнаружив тело, испугался и укатил прочь на лыжах – абсолютно резонное предположение. Кстати, на следующий день в Сент-Морице обнаружили бешеную собаку с окровавленной мордой и пристрелили ее, вот и конец «таинственно исчезающим следам» и истории с «загадочным убийством». Разве можно обвинять Дункана в умалчивании этой истории, если его окружают упыри, наподобие тебя?
– Может, я и упырь, но по-моему, никто так и не объяснил ничего по-настоящему. А господину Эли достался «золотой дождь»: ведь он унаследовал состояние жены – пару миллионов, если не ошибаюсь.
– Что за намеки, – простонав, заметил Майлз. – Да, мама. Именно так все и случилось, сам Дункан рассказал мне. У него были особые ботинки, дающие отпечатки лап; он надел их, подкрался к жене, вырвал ей горло, снял их и наделал множество обычных следов, а затем вновь обулся, сбежал и унаследовал миллионы. За исключением крошечного нюанса: весь тот день он находился в поле зрения по меньшей мере шести человек. Жанет поднялась.
– Ну хорошо, не Дункан. Не знаю, кто там был, но все же считаю, что это – убийство, а не несчастный случай. – Она поцеловала Майлза и направилась к лестнице.
– Назавтра у меня запланированы сотни покупок, и лучше будет, если я сейчас же возвращусь в гостиницу. Я смогу поймать такси, если пройду пешком до Шестой авеню, да?
– Пожалуй. Я провожу тебя.
Пола поцеловала свекровь и принялась собирать коробки из-под елочных украшений. Она думала над тем, что же на самом деле произошло на склоне швейцарской горы двадцать лет назад и ощущала досаду на бесхребетного мужа-писателя, не отметившего этого случая, лишь бы не обидеть ненароком Дункана Эли.
И еще подумала о том, не было ли двадцать лет назад у пианиста собаки, похожей на Робина?
Глава 4
Наступившее Рождество не было белым; оно было серым – серым, промозглым и ветренным, словно в ожидании снегопада. Но Эбби это совершенно не трогало. Поднявшись в шесть утра, она стащила сонных родителей с постели и, щебеча, будто птичка, взбежала вверх по лестнице. Включив гирлянду на елке, принялась открывать подарки. К десяти начали приходить ее друзья, внося новые подарки и новую сумятицу. Первыми явились Джордж и Мира Шульманы с сыновьями-близнецами по имени Боб и Рон, затем Мэгги и Чак с тремя своими «индейцами», затем Лен ди Сильвио с восьмилетним монстром Барбарой, немедленно учинившей драку с Эбби и, наконец, семья Риггсов с восьмилетним Джимми и десятилетней Энн. Когда подошла Жанет, дети носились по этажам, словно обезьяны.
– Боже мой, вот так детский сад – или зоопарк! – вскричала она, ускользая от скатившегося по лестнице Рона Шульмана в индейском уборе из перьев, с ужасно похожим на настоящий автоматом и пластиковой мумией в руках.
– Уж, скорее, зоопарк, – простонала Пола, торопясь на кухню, чтобы приготовить горячее какао и печенье. – Иногда, я кажусь себе мазохисткой, – кто еще способен этим заниматься?
Уровень шума превышал дискотеку, но, когда подали угощение, он значительно снизился. В тот момент, когда Барбара ди Сильвио сунула печенье за шиворот Эбби, раздался звонок в дверь.
– Мне казалось, все уже в сборе, – заметил Майлз.
– Дорогой, сейчас твоя очередь открывать дверь. Майлз заторопился вниз и через минуту возвратился в сопровождении нагруженных подарками Дункана и Роксанны.
– Веселого Рождества! – загремел Дункан в лучших традициях Санта-Клаусов. – Мы весело гуляем и елку украшаем – все такое прочее… Майлз, эта зеленая коробка для тебя…
– А синяя – для вас. Пола, – добавила Роксанна, протягивая ей коробочку, по бирюзовой обертке которой Пола определила магазин «Тиффани».
– Эбби, а тебе предназначено пять коробок, – сообщил Дункан.
– Пять, – взвизгнула Эбби, округляя глаза и походя на собаку из сказки про огниво.
– Пять! Старый Санта сказал, что ты – настолько хорошая девочка, что он дарит тебе целых пять. Как тебе это нравится?
Волнение Эбби проявилось в той быстроте, с которой она вскрывала коробки с игрушками от Шварца. Майлз замычал в восторге, разворачивая подарочный альбом из тридцати двух сонат Бетховена под редакцией Артура Шнабеля.
– Как вы догадались, что я всегда о них мечтал? – спросил он.
– О них мечтают все пианисты, – ответил Дункан. – И никто не знал их лучше Артура. Впрочем, побывав здесь в прошлый раз, я заметил их отсутствие. Понимаешь? Я ничего не упускаю. Пола? Вы не открыли свой подарок.
Пола отчаянно прикидывала, чем можно наскоро отдарить Дункана и Роксанну, поскольку ей и в голову не пришло купить что-либо для них. Растянув губы в улыбке, она открыла коробочку: там находилась изящная круглая брошь чеканного золота.
– Какая прелесть!
– Знаю, что правила не позволяют едва знакомому мужчине, такому, как я, покупать драгоценности чужой жене, но в моем возрасте это не возбраняется. А кто эта очаровательная леди с южным загаром? Мать Майлза?
Пока Майлз знакомил их с присутствующими, Пола взяла соболиную шубу Роксанны и заспешила вниз вместе с Мэгги.
– Что же им подарить? – прошептала она. – Я совершенно об этом не подумала.
– Заверни тот художественный альбом, который принесли мы с Чаком.
– Ни за что! Он прекрасен, а Эндрю Уайет – мой любимый художник.
– Потом ты сможешь купить другой. Главное – он дорогой и у тебя нет времени для капризов. Слава Богу, я его не надписала… Ты видела когда-нибудь такого роскошного соболя? – Она провела ладонью по отлично выделанным шкуркам шубы, которую Пола уложила на постель. – Не украсть ли мне ее?
– А ты видела когда-нибудь такую роскошную женщину, как Роксанна? – сухо осведомилась Пола, добавив, что не прочь была бы украсть саму Роксанну.
– Зачем?
– Она мне не нравится. Впрочем, ее отец тоже. Пола извлекла из шкафа золотистую оберточную бумагу и красную ленту и принялась отрезать лист.
– Почему не нравятся? – удивленно взглянула на нее Мэгги. – Мне они кажутся вполне очаровательными;
– Не знаю, – пожала плечами Пола. – Просто, они слишком любезны. Слишком раскованы. Назови меня циником, но я не доверяю людям, ни с того ни с сего бросающимся тебе на шею.
– Понимаю, почему она тебе не нравится, – улыбнулась Мэгги. – Ты боишься, что она похитит твоего сексуального мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19