В Форт-Орде было уже тепло, и к семи часам, когда закончилась ежедневная трехмильная пробежка, все солдаты взвода выглядели изрядно взмыленными. Затем наступило время завтрака.Этим утром офицеры ели вместе, и разговоры за столом ничем не отличались от того, о чём говорили по всей стране.— Так им и надо, этим ублюдкам, — заметил один капитан.— По телевидению говорили, что бомбу привезли в автомобиле, — добавил другой.— Будьте уверены, в ЦРУ знают толк в таких вещах. У них такой опыт в Ливане, да и в других местах, — послышался голос помощника командира роты.— Это не так просто, как тебе кажется, — заметил батальонный 8-2, начальник разведки. Раньше он командовал ротой в подразделении «рейнджеров» и неплохо разбирался в бомбах и минах-ловушках. — Но кто бы это ни сделал, работа — блеск.— Жаль, что нас там нет, — сказал лейтенант. Младшие офицеры согласно закивали. Те, что постарше, помалкивали. Планы, предусматривающие в случае необходимости развёртывание военных действий, обсуждались при штабных учениях на уровне дивизии и корпуса уже несколько лет. Проблема ведения военных действий — а именно об этом и шла речь — обсуждалась очень серьёзно, хотя большинство старших офицеров придерживались мнения, что такое возможно... разумеется, при условии согласия правительства этих стран. А вот на это рассчитывать, конечно, не приходилось, хотя, по мнению офицеров, правительство можно было понять. Трудно переоценить уровень отвращения, которое армия испытывает к наркотикам. Старшие офицеры, командующие батальонами, майоры и чины повыше слишком хорошо помнили семидесятые годы, когда армия страдала от наркотиков ничуть не меньше, чем её обвиняли, и были известны случаи, когда офицерам кое-где приходилось бывать только в сопровождении вооружённой охраны.Понадобилось много лет упорной борьбы, чтобы справиться с этой болезнью. Даже сегодня каждый американский военнослужащий мог быть подвергнут неожиданной проверке. Для старших сержантов и всех офицеров прощения не существовало, следовало немедленное увольнение из армии. В отношении рядового состава и сержантов ранга Е-5 и ниже были некоторые послабления: в случае, если обнаруживались в крови следы наркотиков, виновный получал строгий выговор и наказание в соответствии со статьёй 15 Военного кодекса; за следующим нарушением следовало немедленное увольнение. Официальным лозунгом было: «Только не в нашей армии!» Были и другие причины ненависти к наркотикам. Многие из сидевших за столом офицеров имели семьи, и рано или поздно мог настать момент, когда торговцы наркотиками попытаются предложить свой товар их детям. Тут все придерживались единой точки зрения: всякий, кто попытается продать наркотики детям профессиональных военных, подвергает свою жизнь смертельной опасности.Подобные случаи происходили редко: военные — народ дисциплинированный, однако стремление покончить с торговцами наркотиками было налицо. И не только стремление, но и реальная возможность.Когда всё-таки происходило неизбежное и торговцы наркотиками исчезали, это событие всегда приписывали ссорам за сферы влияния. Большинство таких убийств оставались нераскрытыми.И сейчас Чавез занимается именно этим, внезапно понял Тим Джексон. В конце концов, произошло слишком много совпадений. Чавез, Муньос и Леон. Все говорят по-испански. Все уехали в один и тот же день. Значит, они принимали участие в специальной операции, скорее всего, по поручению ЦРУ. Такое задание является, несомненно, опасным, но все они солдаты, такова их профессия. Лейтенант Джексон вздохнул теперь свободнее — он знал то, чего знать ему не полагалось. Чем бы ни занимался Чавез, это его работа, а значит, с ним всё будет в порядке. Тим Джексон впредь не станет выяснять его местонахождение. По-видимому, Чавез справится с заданием. Лейтенант помнил, что Динг — превосходный солдат. Если операция вообще кому-то по силам, Чавез с ней справится. * * * Телевизионщики вскоре закончили съёмку, им надоело пребывание в разрушенной цитадели, и они уехали, чтобы подготовить комментарии и сопроводительный текст. Как только последний телевизионный фургон скрылся из виду, направляясь к Медельину, на вершине горы тут же появился Кортес. На этот раз он приехал на «джипе». Он устал, испытывал раздражение, но его снедало любопытство. Произошло нечто в высшей степени странное, и он не мог понять, что именно. Кортес знал — он не успокоится, пока не выяснит все до конца. Два человека из находившихся внутри дома во время взрыва чудом уцелели и уже были доставлены в Медельин, где находились в руках надёжного врача. Кортес позже собирался допросить их, но сначала ему нужно было выяснить ещё одно обстоятельство. Отряд полицейских, находившихся вблизи развалин, подчинялся капитану, который уже давно нашёл общий язык с картелем. Феликс не сомневался, что капитан не будет испытывать горя от смерти Унтивероса и остальных главарей картеля, но какое это имеет значение, правда? Кубинец остановил «джип», вышел из него и направился к капитану, который беседовал с двумя полицейскими.— Доброе утро, капитан. Вы уже выяснили, что это была за бомба?— Без сомнения, она находилась внутри автомобиля, — заверил его капитан.— Да, у меня тоже возникло такое подозрение, — терпеливо согласился Кортес. — А что за взрывчатое вещество?— Не имею представления, — пожал плечами капитан.— Может быть, вам удастся выяснить это, — подсказал Кортес, — в ходе вашего расследования.— Хорошо. Я займусь этим.— Спасибо, капитан. — Кортес направился к своему «джипу», чтобы отправиться теперь на север. При изготовлении кустарной бомбы могли использовать динамит — здесь было немало этого взрывчатого вещества, используемого в рудниках и горных разработках, — или пластическую взрывчатку, производимую для промышленных целей, или даже азотную селитру, необходимую для удобрения полей. Но если бомбу изготовила М-19, то, по мнению Кортеса, для неё использовали бы семтекс, чешскую разновидность RDX, популярную сейчас среди марксистских террористических организаций из-за большой мощности, доступности и дешевизны. Если удастся определить, что за взрывчатое вещество использовалось, возможно, он узнает, кто её изготовил. Кортес удовлетворённо улыбнулся — ведь он заставил капитана полиции получить для него эту информацию. Спускаясь по крутому горному склону, он подумал, что это лишь одно из нескольких обстоятельств, являющихся поводом для удовлетворения.Действительно, были и другие. Гибель четырех главарей картеля причинила ему ничуть не больше грусти, чем капитану полиции. В конце концов, они были всего лишь бизнесмены, а не личности, по отношению к которым Кортес испытывал уважение. Они только платили ему, вот и все. Те, кто взорвал эту мощную бомбу, обнаружили удивительный профессионализм. Кортес снова задумался над тем, что вряд ли всё-таки это могло быть делом рук ЦРУ. Американцы не умеют убивать людей. Он не был испуган тем, что сам едва не погиб. Тайные операции являлись его профессией, в конце концов, и он отдавал себе отчёт в угрожающей ему опасности. К тому же если бы именно он был главной целью такого изощрённого и элегантного плана, то вряд ли смог бы сейчас искать виновников. Как бы то ни было, гибель Унтивероса, Фернандеса, Д'Алехандро и Вагнера означала, что в руководстве картеля образовались четыре вакантных места, там стало на четыре человека, обладавших властью, деньгами и престижем, меньше... Если бы Кортес захотел, ему теперь не понадобилось бы одолевать их сопротивление. Если...Почему бы и нет? Ведь ему хочется завоевать для себя место за столом, где сидят руководители картеля. Несомненно, место. А может быть, нечто большее. А пока ему предстояла работа, в ходе которой нужно было найти виновников совершенного «преступления».Когда он приехал в Медельин, двоих, что уцелели при взрыве в доме, уже перевязали и вместе с полудюжиной слуг погибшего главаря приготовили для допроса. Их поместили на верхнем этаже многоэтажного здания в Медельине, прочного и пожаростойкого, со звуконепроницаемыми стенами и полом, что было в данном случае очень кстати. Кортес вошёл в комнату. Все восемь преданных слуг сидели, прикованные наручниками к стульям с высокими спинками.— Кто из вас знал о предстоящей встрече? — спросил он тихим приятным голосом.Все закивали. Разумеется, о намеченном на вчерашний вечер совещании знали все. Унтиверос любил поговорить, а слуги поневоле выслушивали его.— Отлично. Кто из вас рассказал об этом и кому? — Теперь голос Кортеса звучал бесстрастно — голос образованного человека. — Ни один из вас не выйдет отсюда, пока я не получу ответ на этот вопрос.Тут же послышались бессвязные возражения. Он ожидал этого. Большинство отрицаний соответствовало действительности. Кортес в этом не сомневался.Очень жаль.Феликс взглянул на старшего охранника и показал на служанку, прикованную к стулу, крайнему слева.— Начнём с неё. * * * Губернатор Фаулер вышел из номера отеля, уверенный, что цель, которой он посвятил последние три года жизни, теперь в пределах досягаемости. Почти в пределах, напомнил он себе, — в политике не бывает стопроцентно определённого.Однако конгрессмен из Кентукки, который, на удивление всем, сопротивлялся крайне успешно, только что согласился уступить голоса делегатов, обещавших ему поддержку, в обмен на пост в кабинете министров. В результате Фаулер не только получил гарантированное большинство голосов, но и несколько сотен их на всякий непредвиденный случай. Разумеется, он умолчал об этом. Фаулер дал возможность конгрессмену из Кентукки самому выступить с заявлением, намеченным на второй день съезда, чтобы покрасоваться ещё раз в ослепительных лучах солнца — или, вернее, юпитеров. Новости просочатся из лагерей обоих соперников, но конгрессмен только улыбнётся по-мальчишески и скажет слушателям, что, если им нравится, пусть придумают что угодно, — все равно лишь он один знает правду.Политика, подумал Фаулер, бывает иногда такой фальшивой. Это казалось особенно странным, потому что сам Фаулер был прежде всего очень честным человеком, что, впрочем, отнюдь не мешало ему нарушать все правила игры.И сейчас, стоя перед сияющими юпитерами телевизионщиков и не сказав ничего за все шесть минут непрерывных ответов на вопросы, он пользовался этими правилами. Да, они вели «интересные дискуссии» о «важных проблемах, стоящих перед нашей страной». Губернатор и конгрессмен придерживались «одинаковой точки зрения в своём стремлении видеть новое руководство» для страны, которая — оба были уверены, хотя и не могли пока сказать более определённо, — будет процветать независимо от того, кто одержит победу в ноябре. Действительно, незначительные политические расхождения между президентами и политическими партиями терялись в шуме Капитолия, к тому же американские партии становились столь дезорганизованными, что от раза к разу выборы президента все больше превращались в конкурс красоты. Возможно, это и к лучшему, подумал Фаулер, хотя не очень приятно сознавать, что власть, к которой так стремишься, на самом деле всего лишь иллюзия. Затем пришло время вопросов.Первый же вопрос удивил его. Фаулер не видел, кто его задал. Лучи юпитеров и вспышки фотоаппаратов слепили его — после нескольких месяцев бесчисленных выступлений и пресс-конференций Фаулер начал сомневаться, что у него когда-нибудь полностью восстановится зрение, — но это был мужской голос, и губернатору показалось, что он принадлежит репортёру какой-то крупной газеты.— Господин губернатор, из Колумбии поступило сообщение, что мощный взрыв бомбы в автомобиле уничтожил дом одного из главарей Медельинского картеля вместе с его семьёй. Поскольку это событие последовало сразу же после убийства директора ФБР и нашего посла в Колумбии, нам хотелось бы знать ваше мнение на этот счёт.— Боюсь, что у меня не было времени выслушать утренние новости, потому что я завтракал с конгрессменом. Что вы хотите сказать этим вопросом? — спросил Фаулер. Его манера поведения изменилась — теперь он был уже не полный оптимизма кандидат, а осторожный политик, рассчитывающий стать государственным деятелем, что бы ни подразумевалось под этим, черт побери, подумал Фаулер. Когда-то всё было так ясно.— Ходят слухи, сэр, что в этом покушении может быть замешана Америка, — пояснил репортёр.— Вот как? Вы знаете, что между мной и президентом немало расхождений во мнениях, причём отдельные расхождения по весьма важным вопросам, но я не могу предположить, чтобы наш президент способен был пойти на заранее обдуманное хладнокровное убийство, и уж, вне всякого сомнения, я не могу обвинить в этом нашего теперешнего президента, — произнёс Фаулер голосом, присущим, по его мнению, настоящему государственному деятелю. Вообще-то, он не собирался говорить ничего; в конце концов, именно для этого и даны государственным деятелям голоса — ими или произносят совершенно очевидные вещи, или не вкладывают в слова никакого значения. На протяжении почти всей кампании Фаулеру удавалось добиваться этого. Даже злейшие враги — а таких было несколько даже в его собственной партии, не говоря про оппозиционную, — считали, что он честный мыслящий человек, обращающий внимание на важные проблемы и избегающий оскорбительных выпадов. Только что сделанное заявление лишь подтверждало это.Он не собирался менять политику, проводимую американским правительством, и не думал о том, чтобы загнать в ловушку своего будущего оппонента. Однако, сам не сознавая этого, Фаулер сделал и то, и другое. * * * Свою поездку президент запланировал заранее. По традиции было принято, чтобы глава исполнительной власти не проявлял особой инициативы во время проведения съезда оппозиционной партии Работать в Кэмп-Дэвиде было так же просто, как и в Вашингтоне, — даже проще, потому что здесь не требовалось отвечать на вопросы журналистов. Но чтобы попасть в Кэмп-Дэвид, приходилось преодолевать сложные препятствия. Пока вертолёт корпуса морской пехоты VН-З ждал президента на лужайке Белого дома, он вышел из дверей первого этажа вместе с супругой и двумя сопровождающими сотрудниками. И тут же их встретила толпа репортёров и множество телевизионных камер. Интересно, промелькнуло в голове президента, понимают ли русские со своей гласностью, что их ожидает.— Господин президент! — выкрикнул один из самых старших телерепортёров. — Губернатор Фаулер заявил, что надеется, мы не имеем никакого отношения к взрыву этой бомбы в Колумбии! Что можете сказать вы по этому поводу?Уже по пути к канату, отгораживающему его от журналистов, президент понял, что совершил ошибку, но вопрос притягивал его к журналистам, как лемминг стремится к гибели в море. У президента не было выбора. Вопрос был задан так громко, что все слышали его, и не ответить — значило дать определённый ответ.Президент отказался ответить на вопрос о... Он не мог покинуть Вашингтон на неделю, уступив главную роль на политической сцене сопернику, если оставить этот вопрос без ответа на лужайке Белого дома.— Соединённые Штаты, — произнёс президент, — не убивают невинных женщин и детей. Соединённые Штаты воюют против тех, кто так поступает. Мы не можем опуститься до такого отвратительного уровня, как эти люди. Это достаточно ясный ответ? — Голос президента был спокойным и размеренным, но взгляд, который он бросил на репортёра, задавшего вопрос, заставил этого опытного журналиста упасть духом прямо на глазах. Как приятно, подумал президент, что его власть иногда заставляет этих сукиных сынов почувствовать глупость собственных вопросов.Это была вторая крупная политическая ложь, выпущенная на свободу в этот день, к тому же в день, когда не было особенных новостей. Губернатор Фаулер отлично помнил, что Джон и Роберт Кеннеди разрабатывали план убийства Кастро и других политических деятелей с увлечением дилетантов, начитавшихся романов Яна Флеминга, и вскоре поняли, причём поняли на собственной шкуре, что политические убийства — дело грязное и не из приятных. Даже очень неприятное, потому что, как правило, рядом оказываются люди, которых вам не хотелось бы убивать.Теперешнему президенту было известно все о «попутном уроне» — этот термин казался ему отвратительным, хотя одновременно чётко говорил о чём-то и совершенно необходимом, что невозможно объяснить людям, не понимающим жестокую реальность современного мира: террористы, преступники и самые разные трусы — а жестокие люди являются, как правило, трусами — стараются спрятаться за спины невинных или среди них, бросая вызов закону, используя альтруизм своих врагов в качестве оружия против них же. Вы не смеете тронуть нас. Мы — преступники, тогда как вы — на стороне закона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104