— Может, тут и воюют из-за жары? Ты когда-нибудь слышал, чтобы эскимосы сцепились из-за какой-нибудь льдины или кладки пингвиньих яиц?
— Я бывал на побережье Берингова залива, — сказал Катцен. — Инуиты не знают войн, поскольку смотрят на мир другими глазами. Религия состоит из двух элементов: веры и культуры. Так вот вера инуитов лишена фанатизма и является глубоко личным делом каждого. Зато культура принадлежит всем. Они делятся своей мудростью, традициями и преданиями и никому не доказывают, что идут единственно правильным путем. Такая позиция характерна и для многих народов субтропической Африки и Дальнего Востока. К климату это не имеет никакого отношения.
— Насчет климата ты меня не убедил, — проворчал Коффи и вытащил из тающего льда банку с лимонадом.
Глотая холодную жидкость, он покосился в сторону длинного блестящего фургона. На мгновение ему стало веселее. По виду машины догадаться о ее предназначении было трудно, но выглядела она по-настоящему круто. Можно было гордиться уже тем, что имеешь к ней какое-то отношение.
Юрист оторвался от банки и перевел дыхание.
— Вспомни тюремные бунты. Или города, где люди рвут друг друга на части из-за расхождений в языке или культуре. Подобное никогда не случается в холодный период или во время дождей. Только в жару. Посмотри на библейских персонажей. Они уходили в пустыню обычными людьми, а возвращались пророками и святыми. Жара воспламеняет наши души.
— Ты не допускаешь, что души Моисея и Иисуса воспламенил Бог? — торжественно спросил Катцен.
Коффи молча запрокинул банку.
Катцен повернулся к стоящей справа от него молодой темнокожей женщине. На ней были защитного цвета шорты, пропитанная потом рубашка такого же цвета и белая повязка на голове. Подобное одеяние считалось «стерильным». Не было ни щита с молниями и крыльями, символа элитного десантного подразделения, в котором она служила, ни других признаков военной формы. Со стороны женщина смотрелась как обыкновенный сотрудник археологической экспедиции. Так же выглядел и трейлер. Огромное боковое зеркало ничем не напоминало параболическую антенну; стенки его были специально зазубрены и выкрашены под ржавчину.
— А ты как считаешь, Сондра? — поинтересовался Катцен.
— При всем моем уважении, — ответила темнокожая женщина, — вы оба не правы. Посмотрите на этот старинный город. — Она говорила со спокойным благоговением. — Тридцать столетий назад здесь родился пророк Авраам. Именно здесь. Он жил в этих краях до тех пор, пока Господь не велел ему перебраться вместе с семьей в Ханаан. Этот человек был отмечен Святым Духом. Он основал народ, мораль, нацию. Я уверена, что Аврааму было жарко, как и нам, когда Господь приказал ему вонзить кинжал в грудь родного сына. Я уверена, что на лицо испуганного Исаака падали не только слезы, но и пот Авраама. — Она взглянула на Катцена и Коффи. — Он руководил людьми при помощи любви и веры, и его одинаково почитали как евреи, так и мусульмане.
— Хорошо сказано, рядовая Девонн, — заметил Катцен.
— Очень хорошо, — подтвердил Коффи, — хотя это не противоречит моему утверждению. Не все такие послушные и решительные, как Авраам. Кое-кто от жары просто бесится. — Он сделал большой глоток лимонада. — И еще. Я пробыл здесь двадцать семь часов и пятнадцать минут, но уже успел люто возненавидеть это место. Я люблю кондиционеры и холодную воду. И ванну. Ванна — великая вещь.
Катцен улыбнулся.
— Скоро ты оценишь ее еще больше.
— Честно говоря, я не понимаю, почему нельзя было испытать этот агрегат в Штатах. У нас достаточно внутренних врагов. Я сумел бы пробить согласие на слежку за подозреваемыми в терроризме, военизированными группировками, мафиози... Да за кем угодно!
— Ты лучше меня знаешь, почему это было невозможно, — ответил Катцен.
— Знаю, — проворчал Коффи, допил лимонад и швырнул пустую банку в пластиковый мешок для мусора. — Если мы не поможем Партии верного пути, верх возьмут исламские фундаменталисты и партия Благоденствия. Нельзя забывать также и Социально-демократическую популистскую партию, Левую демократическую партию, Демократическую партию центра, Партию рефах, Партию социалистического единства и Великую анатолийскую партию, каждая из которых стремится получить свой кусок от маленького турецкого пирога. Я уже не говорю о курдах, намеренных получить независимость от турок, иракцев и сирийцев. — Коффи смахнул пот с бровей. — Если к власти в Турции придет партия Благоденствия, над Грецией нависнет серьезная угроза. Обострятся отношения между государствами эгейского бассейна, другими словами, начнется раскол в НАТО. Всколыхнутся Европа и Ближний Восток, причем все обратятся за помощью к США. А мы, естественно, не можем в таких конфликтах принимать чью-либо сторону.
— Прекрасный обзор, адвокат.
— Ситуация уходит корнями в глубокое прошлое, — продолжал Лоуэлл. — На пятьдесят столетий. Этнические группировки всегда воевали друг с другом и всегда будут воевать. Мы не сумеем их остановить, и не стоит транжирить на это драгоценные средства и время.
— Не согласен, — покачал головой Катцен. — Мы способны существенно смягчить ситуацию. Кто знает, может быть, следующие пять тысяч лет пройдут гораздо спокойнее.
— А может, они втянут США в религиозную бойню, из которой нам не выбраться, — упрямо возразил Коффи. — В глубине души я изоляционист, Фил. В этом я похож на сенатора Фоке. Нам досталась самая замечательная в истории человечества страна. А те, кто не желает присоединиться к нашей демократии, могут стрелять, бомбить, травить газом и забрасывать друг друга ядерными снарядами, пока не попадут в рай. Мне на них наплевать.
Катцен нахмурился.
— Наверное, и такая точка зрения имеет право на существование.
— Черт побери, я и не думаю оправдываться! — проворчал Коффи. — Скажи лучше другое.
— Что?
— Какая разница между морской свиньей и дельфином?
Прежде чем Катцен ответил, дверь распахнулась и из трейлера выпрыгнул Майк Роджерс. Коффи успел почувствовать благодатную волну охлажденного воздуха, а потом генерал захлопнул дверь. На Роджерсе были джинсы и тесная футболка. В ярком солнечном свете карие глаза генерала казались почти золотыми.
Майк Роджерс улыбался редко, но сейчас Коффи заметил играющую в уголках его рта ухмылку.
— И?.. — поинтересовался Коффи.
— Работает, — откликнулся Роджерс. — Удалось подключиться ко всем пяти разведывательным спутникам. Теперь мы можем осуществлять видео-, аудио-и термонаблюдение за нужным нам районом. Мэри Роуз связалась с Мэтом Столлом.
Надо убедиться, что вся информация проходит без искажений. — Улыбка Роджерса обозначилась яснее. — Даже не верится, что чертов фургон заработал!
Катцен протянул руку.
— Примите мои поздравления, генерал. Представляю, как радуется Мэт.
— Да, он ужасно доволен. После всех мучений с РОЦом я сам готов прыгать от счастья.
Коффи приветственно помахал банкой с лимонадом.
— Забудьте все, что я говорил, фил. Если Майк Роджерс доволен, значит, мы действительно хорошо сработали.
— Отлично сработали, — кивнул Роджерс. — И это хорошая новость. Теперь плохая. Вертолет, который должен был забрать вас и фила на озеро Ван, задерживается.
— Надолго? — спросил Катцен, — Навсегда, — ответил Роджерс. — Похоже, турки не поверили нашей экологической легенде и усомнились в том, что мы действительно собираемся замерять уровень щелочи в их реках. Партия Родины подняла сильный шум.
— О черт! — простонал Катцен. — Чем же мы здесь тогда занимаемся?
— Держитесь крепче, — сказал Роджерс. — Они решили, что мы ищем Ноев ковчег и собираемся переправить его в Штаты. Настаивают, чтобы совет министров пересмотрел наши полномочия.
Катцен сердито пнул ком сухой земли.
— Я давно мечтал взглянуть на это озеро. Там живет интересный вид рыб, называется дарек. Так вот они приспособились к жизни в насыщенной углекислым газом воде. Интереснейший пример адаптации.
— Сожалею, — произнес Роджерс. — Теперь нам самим придется подумать об адаптации. — Он перевел взгляд на Коффи. — Что вам известно о Партии Родины, Лоуэлл? Хватит ли у них сил, чтобы испортить наши планы?
Коффи вытер платком сильную челюсть и шею.
— Скорее всего нет, хотя вам не помешает проконсультироваться с Мартой.
Они достаточно сильны и находятся значительно правее центра. Любая проблема, которую они поднимут, превратится в трехдневное препирательство между ними и премьер-министром, после чего дело перейдет на рассмотрение Великого национального собрания. Мне ничего не известно об экскурсии Фила, но я думаю, она помогла бы нам отыграть необходимое время.
Роджерс кивнул и повернулся к Сондре.
— Рядовая Девонн, из разговора с заместителем премьер-министра мне стало также известно, что на улицах распространяются слухи, будто мы собираемся выкрасть у Турции ее культурное наследие. На случай неожиданных инцидентов правительство высылает к нам секретного агента, полковника Неджата Седена.
Предупредите рядового Папшоу, что местные жители могут оказаться весьма враждебно настроены. Пусть сохраняет спокойствие.
— Слушаюсь, сэр.
Сондра отдала честь и побежала в сторону здоровяка Папшоу, который стоял на посту с другой стороны палаточного лагеря.
Катцен нахмурился.
— Ну и дела. Оказывается, есть вещи посерьезнее рыбы дарек. В трейлере одной электроники на сотни миллионов долларов. А охраняют его два десантника с винтовками «М-21», которые они все равно не смогут применить, потому что стрелять им запрещено.
— Верно, — кивнул Коффи. — Мы являемся иностранцами и работаем по заказу непопулярного правительства, с нашей помощью стремящегося осуществлять контроль за исламскими фанатиками. У нас нет даже морального права применять оружие против местного населения. Если на нас нападут, мы должны запереться в трейлере и вызывать полицию. Она и решит все вопросы.
— Если, конечно, полиция не симпатизирует Партии Родины, — заметил Катцен.
— Нет, — покачал головой Коффи. — Силы правопорядка здесь весьма цивилизованны. Они могут нас не любить, но они придерживаются законов.
— Как бы то ни было, — сказал Роджерс, — подобные осложнения маловероятны. В худшем случае нас закидают арбузами, яйцами и навозом.
— Замечательно! — воскликнул Коффи. — В Вашингтоне швыряются только грязью.
— Если пойдет дождь, нам достанется и грязи, — заверил Коффи.
Роджерс протянул руку, и Коффи передал ему бутылку с водой. Сделав большой глоток, генерал произнес:
— Веселее, ребята! Не забывайте, что сказал Теннесси Уильяме: «Не ждите того дня, когда прекратятся ваши страдания, ибо это будет день вашей смерти...»
Глава 3
Понедельник, шесть часов сорок восемь минут утра
Чеви-Чейз, Мэриленд
Пол Худ потягивал черный кофе, наслаждаясь уютом своего загородного коттеджа. Он распахнул белоснежные занавески и чуть приоткрыл скользящую стеклянную дверь. Худ немало поездил по белому свету и неплохо знал многие его части. Но больше всего ему нравилось смотреть на отгороженный белым заборчиком кусок мира, принадлежащий лично ему.
Трава отливала зеленью, теплый ветерок доносил аромат роз из крошечного садика жены. Синие восточные пичуги и желтые попугаи радовали слух веселым Щебетом, а белки передвигались по двору, как маленькие шерстистые морские пехотинцы: бросок — замерли, осмотрелись, снова бросок... Деревенское благолепие временами оживлялось звуками, которые обожающий джаз Худ называл утренним дверным джемом: треск входной двери, скрип гаражных ворот, хлопанье автомобильных дверей.
Справа от Худа возвышался темный дубовый шкаф с потрепанными книгами Шарон по садоводству и кулинарии. На полках стояли тома энциклопедий, атласы и словари, которыми дети давно не пользовались, поскольку все материалы имелись на лазерных дисках. Часть шкафа была отведена под любимые романы Худа:
«Бен-Гур», «Отсюда и в вечность», «Война миров», «Ночь нежна». Произведения Айна Рэнда, Рэя Брэдбери и Роберта Луиса Стивенсона. Старинные романы Фрэна Страйка об одиноком рейнджере, которые Худ прочел в раннем детстве, а потом много раз перечитывал.
Слева на полках красовались предметы, напоминающие о его пребывании в должности мэра Лос-Анджелеса: памятные пластины, кубки, ключи от других городов, фотографии местных и заезжих знаменитостей.
Кофе доставлял особое наслаждение на свежем воздухе. Слегка накрахмаленная рубашка приятно сидела на теле, а новые ботинки смотрелись по-настоящему дорого, хотя стоили совсем не много. Худ помнил дни, когда его отец не мог позволить своему сыну новой обуви.
Это было тридцать пять лет назад — Полу исполнилось девять, а на президента Кеннеди только что совершили покушение. Его отец Фрэнк Худ, по прозвищу Фрегат, воевавший моряком во время второй мировой войны, только что бросил работу, чтобы устроиться бухгалтером на другую фирму. Худы продали дом на Лонг-Айленде и собирались перебраться в Лос-Анджелес, когда новая фирма вдруг объявила о прекращении найма на работу. Руководство фирмы очень-очень сожалело, но они не знали, что будет с компанией, экономикой и страной. Отец не мог устроиться в течение тринадцати месяцев. Пришлось перебраться в крошечную квартирку. Ночами Пол слышал, как мать утешает плачущего отца.
И вот он вырос и стал директором Оп-центра. Менее чем за год Худ и его люди превратили агентство, ранее известное как Национальный кризисный центр, в мощную команду, способную разрешить любую ситуацию. До его прихода Центр был обыкновенным связующим звеном между ЦРУ и Белым домом. Среди ближайших сотрудников нередко возникали серьезные разногласия, особенно когда дело касалось заместителя директора Майка Роджерса, офицера разведки Боба Херберта и начальницы политического и экономического отделов Марты Маколл. Худ приветствовал различие взглядов. Он считал, что человеку, который не может справиться с проблемами в собственной фирме, нечего даже пытаться улаживать военные столкновения на расстоянии тысяч миль. Кабинетные стычки поддерживали его в форме.
Худ медленно пил кофе. Каждое утро он удобно устраивался на диване и размышлял о своей жизни. Худ пытался создать вокруг себя островок спокойствия.
Между тем всегда оставалась тревожная лагуна. Неожиданно для него самого она оказалась заполнена страстью. На этот раз к Нэнси, с которой он встретился в Гамбурге спустя двадцать лет после их бурного романа. Страсть превратилась в костер на берегу его маленького острова — ночью он не давал ему спать, а днем отвлекал от дел.
Изменить, однако, Худ ничего не мог. Если, конечно, не разрушить жизнь близких ему людей. Детей, для которых он давно являлся постоянным и надежным источником силы и эмоциональной стабильности. Жены, которая уважала его, верила ему и говорила, что любит. Может, так оно и было.
Худ осушил чашку, сожалея о том, что последний глоток никогда не имеет такого великолепного вкуса, как первый. Ни в кофе, ни в жизни. Он поднялся, поставил чашку в раковину, вытащил из шкафа пиджак и вышел на яркий солнечный свет.
Худ поехал на юго-восток, через Вашингтон, в штаб-квартиру Операционного центра, расположенную на военно-воздушной базе Эндрюс. Он продирался сквозь заторы, начиная мало-помалу раздражаться из-за обилия грузовиков и фургонов, спешащих развезти продукты к утренней распродаже. Худ подумал, что многие водители, как и он, проклинают дорожные пробки, хотя есть и такие, кто с удовольствием крутит руль и слушает хорошую музыку.
Он включил кассету с песнями испанских цыган, любовь к которым перенял от родившегося на Кубе деда. Машина наполнилась романскими лирическими страданиями. Слов Худ не понимал, но страстность исполнения ему импонировала.
Купаясь в пленительных звуках, он в очередной раз попытался заполнить брешь в своем спокойствии.
Глава 4
Понедельник, семь часов восемнадцать минут утра
Вашингтон, округ Колумбия
Мэт Столл отвергал традиционные ярлыки, которыми награждали людей «его типа». Он ненавидел их наравне с хроническими оптимистами, необъяснимо высокими ценами на программное обеспечение и блюда, приправленные кэрри. С самого раннего детства, когда его считали вундеркиндом, — против чего" он, кстати, не возражал, — Мэт объяснял своим друзьям, что он не компьютерный червь, не очкарик и не яйцеголовый.
Университет он окончил с лучшими показателями, и его тут же заманила к себе компания «Корпоративная Америка». Как бы то ни было, ему быстро надоело разрабатывать легко управляемые бытовые видеомагнитофоны или мониторы сердечной мышцы для домашних тренажеров. Столл мечтал работать с самыми современными компьютерами и спутниками и заниматься исследованиями, на которые у частной компании никогда не хватило бы денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Я бывал на побережье Берингова залива, — сказал Катцен. — Инуиты не знают войн, поскольку смотрят на мир другими глазами. Религия состоит из двух элементов: веры и культуры. Так вот вера инуитов лишена фанатизма и является глубоко личным делом каждого. Зато культура принадлежит всем. Они делятся своей мудростью, традициями и преданиями и никому не доказывают, что идут единственно правильным путем. Такая позиция характерна и для многих народов субтропической Африки и Дальнего Востока. К климату это не имеет никакого отношения.
— Насчет климата ты меня не убедил, — проворчал Коффи и вытащил из тающего льда банку с лимонадом.
Глотая холодную жидкость, он покосился в сторону длинного блестящего фургона. На мгновение ему стало веселее. По виду машины догадаться о ее предназначении было трудно, но выглядела она по-настоящему круто. Можно было гордиться уже тем, что имеешь к ней какое-то отношение.
Юрист оторвался от банки и перевел дыхание.
— Вспомни тюремные бунты. Или города, где люди рвут друг друга на части из-за расхождений в языке или культуре. Подобное никогда не случается в холодный период или во время дождей. Только в жару. Посмотри на библейских персонажей. Они уходили в пустыню обычными людьми, а возвращались пророками и святыми. Жара воспламеняет наши души.
— Ты не допускаешь, что души Моисея и Иисуса воспламенил Бог? — торжественно спросил Катцен.
Коффи молча запрокинул банку.
Катцен повернулся к стоящей справа от него молодой темнокожей женщине. На ней были защитного цвета шорты, пропитанная потом рубашка такого же цвета и белая повязка на голове. Подобное одеяние считалось «стерильным». Не было ни щита с молниями и крыльями, символа элитного десантного подразделения, в котором она служила, ни других признаков военной формы. Со стороны женщина смотрелась как обыкновенный сотрудник археологической экспедиции. Так же выглядел и трейлер. Огромное боковое зеркало ничем не напоминало параболическую антенну; стенки его были специально зазубрены и выкрашены под ржавчину.
— А ты как считаешь, Сондра? — поинтересовался Катцен.
— При всем моем уважении, — ответила темнокожая женщина, — вы оба не правы. Посмотрите на этот старинный город. — Она говорила со спокойным благоговением. — Тридцать столетий назад здесь родился пророк Авраам. Именно здесь. Он жил в этих краях до тех пор, пока Господь не велел ему перебраться вместе с семьей в Ханаан. Этот человек был отмечен Святым Духом. Он основал народ, мораль, нацию. Я уверена, что Аврааму было жарко, как и нам, когда Господь приказал ему вонзить кинжал в грудь родного сына. Я уверена, что на лицо испуганного Исаака падали не только слезы, но и пот Авраама. — Она взглянула на Катцена и Коффи. — Он руководил людьми при помощи любви и веры, и его одинаково почитали как евреи, так и мусульмане.
— Хорошо сказано, рядовая Девонн, — заметил Катцен.
— Очень хорошо, — подтвердил Коффи, — хотя это не противоречит моему утверждению. Не все такие послушные и решительные, как Авраам. Кое-кто от жары просто бесится. — Он сделал большой глоток лимонада. — И еще. Я пробыл здесь двадцать семь часов и пятнадцать минут, но уже успел люто возненавидеть это место. Я люблю кондиционеры и холодную воду. И ванну. Ванна — великая вещь.
Катцен улыбнулся.
— Скоро ты оценишь ее еще больше.
— Честно говоря, я не понимаю, почему нельзя было испытать этот агрегат в Штатах. У нас достаточно внутренних врагов. Я сумел бы пробить согласие на слежку за подозреваемыми в терроризме, военизированными группировками, мафиози... Да за кем угодно!
— Ты лучше меня знаешь, почему это было невозможно, — ответил Катцен.
— Знаю, — проворчал Коффи, допил лимонад и швырнул пустую банку в пластиковый мешок для мусора. — Если мы не поможем Партии верного пути, верх возьмут исламские фундаменталисты и партия Благоденствия. Нельзя забывать также и Социально-демократическую популистскую партию, Левую демократическую партию, Демократическую партию центра, Партию рефах, Партию социалистического единства и Великую анатолийскую партию, каждая из которых стремится получить свой кусок от маленького турецкого пирога. Я уже не говорю о курдах, намеренных получить независимость от турок, иракцев и сирийцев. — Коффи смахнул пот с бровей. — Если к власти в Турции придет партия Благоденствия, над Грецией нависнет серьезная угроза. Обострятся отношения между государствами эгейского бассейна, другими словами, начнется раскол в НАТО. Всколыхнутся Европа и Ближний Восток, причем все обратятся за помощью к США. А мы, естественно, не можем в таких конфликтах принимать чью-либо сторону.
— Прекрасный обзор, адвокат.
— Ситуация уходит корнями в глубокое прошлое, — продолжал Лоуэлл. — На пятьдесят столетий. Этнические группировки всегда воевали друг с другом и всегда будут воевать. Мы не сумеем их остановить, и не стоит транжирить на это драгоценные средства и время.
— Не согласен, — покачал головой Катцен. — Мы способны существенно смягчить ситуацию. Кто знает, может быть, следующие пять тысяч лет пройдут гораздо спокойнее.
— А может, они втянут США в религиозную бойню, из которой нам не выбраться, — упрямо возразил Коффи. — В глубине души я изоляционист, Фил. В этом я похож на сенатора Фоке. Нам досталась самая замечательная в истории человечества страна. А те, кто не желает присоединиться к нашей демократии, могут стрелять, бомбить, травить газом и забрасывать друг друга ядерными снарядами, пока не попадут в рай. Мне на них наплевать.
Катцен нахмурился.
— Наверное, и такая точка зрения имеет право на существование.
— Черт побери, я и не думаю оправдываться! — проворчал Коффи. — Скажи лучше другое.
— Что?
— Какая разница между морской свиньей и дельфином?
Прежде чем Катцен ответил, дверь распахнулась и из трейлера выпрыгнул Майк Роджерс. Коффи успел почувствовать благодатную волну охлажденного воздуха, а потом генерал захлопнул дверь. На Роджерсе были джинсы и тесная футболка. В ярком солнечном свете карие глаза генерала казались почти золотыми.
Майк Роджерс улыбался редко, но сейчас Коффи заметил играющую в уголках его рта ухмылку.
— И?.. — поинтересовался Коффи.
— Работает, — откликнулся Роджерс. — Удалось подключиться ко всем пяти разведывательным спутникам. Теперь мы можем осуществлять видео-, аудио-и термонаблюдение за нужным нам районом. Мэри Роуз связалась с Мэтом Столлом.
Надо убедиться, что вся информация проходит без искажений. — Улыбка Роджерса обозначилась яснее. — Даже не верится, что чертов фургон заработал!
Катцен протянул руку.
— Примите мои поздравления, генерал. Представляю, как радуется Мэт.
— Да, он ужасно доволен. После всех мучений с РОЦом я сам готов прыгать от счастья.
Коффи приветственно помахал банкой с лимонадом.
— Забудьте все, что я говорил, фил. Если Майк Роджерс доволен, значит, мы действительно хорошо сработали.
— Отлично сработали, — кивнул Роджерс. — И это хорошая новость. Теперь плохая. Вертолет, который должен был забрать вас и фила на озеро Ван, задерживается.
— Надолго? — спросил Катцен, — Навсегда, — ответил Роджерс. — Похоже, турки не поверили нашей экологической легенде и усомнились в том, что мы действительно собираемся замерять уровень щелочи в их реках. Партия Родины подняла сильный шум.
— О черт! — простонал Катцен. — Чем же мы здесь тогда занимаемся?
— Держитесь крепче, — сказал Роджерс. — Они решили, что мы ищем Ноев ковчег и собираемся переправить его в Штаты. Настаивают, чтобы совет министров пересмотрел наши полномочия.
Катцен сердито пнул ком сухой земли.
— Я давно мечтал взглянуть на это озеро. Там живет интересный вид рыб, называется дарек. Так вот они приспособились к жизни в насыщенной углекислым газом воде. Интереснейший пример адаптации.
— Сожалею, — произнес Роджерс. — Теперь нам самим придется подумать об адаптации. — Он перевел взгляд на Коффи. — Что вам известно о Партии Родины, Лоуэлл? Хватит ли у них сил, чтобы испортить наши планы?
Коффи вытер платком сильную челюсть и шею.
— Скорее всего нет, хотя вам не помешает проконсультироваться с Мартой.
Они достаточно сильны и находятся значительно правее центра. Любая проблема, которую они поднимут, превратится в трехдневное препирательство между ними и премьер-министром, после чего дело перейдет на рассмотрение Великого национального собрания. Мне ничего не известно об экскурсии Фила, но я думаю, она помогла бы нам отыграть необходимое время.
Роджерс кивнул и повернулся к Сондре.
— Рядовая Девонн, из разговора с заместителем премьер-министра мне стало также известно, что на улицах распространяются слухи, будто мы собираемся выкрасть у Турции ее культурное наследие. На случай неожиданных инцидентов правительство высылает к нам секретного агента, полковника Неджата Седена.
Предупредите рядового Папшоу, что местные жители могут оказаться весьма враждебно настроены. Пусть сохраняет спокойствие.
— Слушаюсь, сэр.
Сондра отдала честь и побежала в сторону здоровяка Папшоу, который стоял на посту с другой стороны палаточного лагеря.
Катцен нахмурился.
— Ну и дела. Оказывается, есть вещи посерьезнее рыбы дарек. В трейлере одной электроники на сотни миллионов долларов. А охраняют его два десантника с винтовками «М-21», которые они все равно не смогут применить, потому что стрелять им запрещено.
— Верно, — кивнул Коффи. — Мы являемся иностранцами и работаем по заказу непопулярного правительства, с нашей помощью стремящегося осуществлять контроль за исламскими фанатиками. У нас нет даже морального права применять оружие против местного населения. Если на нас нападут, мы должны запереться в трейлере и вызывать полицию. Она и решит все вопросы.
— Если, конечно, полиция не симпатизирует Партии Родины, — заметил Катцен.
— Нет, — покачал головой Коффи. — Силы правопорядка здесь весьма цивилизованны. Они могут нас не любить, но они придерживаются законов.
— Как бы то ни было, — сказал Роджерс, — подобные осложнения маловероятны. В худшем случае нас закидают арбузами, яйцами и навозом.
— Замечательно! — воскликнул Коффи. — В Вашингтоне швыряются только грязью.
— Если пойдет дождь, нам достанется и грязи, — заверил Коффи.
Роджерс протянул руку, и Коффи передал ему бутылку с водой. Сделав большой глоток, генерал произнес:
— Веселее, ребята! Не забывайте, что сказал Теннесси Уильяме: «Не ждите того дня, когда прекратятся ваши страдания, ибо это будет день вашей смерти...»
Глава 3
Понедельник, шесть часов сорок восемь минут утра
Чеви-Чейз, Мэриленд
Пол Худ потягивал черный кофе, наслаждаясь уютом своего загородного коттеджа. Он распахнул белоснежные занавески и чуть приоткрыл скользящую стеклянную дверь. Худ немало поездил по белому свету и неплохо знал многие его части. Но больше всего ему нравилось смотреть на отгороженный белым заборчиком кусок мира, принадлежащий лично ему.
Трава отливала зеленью, теплый ветерок доносил аромат роз из крошечного садика жены. Синие восточные пичуги и желтые попугаи радовали слух веселым Щебетом, а белки передвигались по двору, как маленькие шерстистые морские пехотинцы: бросок — замерли, осмотрелись, снова бросок... Деревенское благолепие временами оживлялось звуками, которые обожающий джаз Худ называл утренним дверным джемом: треск входной двери, скрип гаражных ворот, хлопанье автомобильных дверей.
Справа от Худа возвышался темный дубовый шкаф с потрепанными книгами Шарон по садоводству и кулинарии. На полках стояли тома энциклопедий, атласы и словари, которыми дети давно не пользовались, поскольку все материалы имелись на лазерных дисках. Часть шкафа была отведена под любимые романы Худа:
«Бен-Гур», «Отсюда и в вечность», «Война миров», «Ночь нежна». Произведения Айна Рэнда, Рэя Брэдбери и Роберта Луиса Стивенсона. Старинные романы Фрэна Страйка об одиноком рейнджере, которые Худ прочел в раннем детстве, а потом много раз перечитывал.
Слева на полках красовались предметы, напоминающие о его пребывании в должности мэра Лос-Анджелеса: памятные пластины, кубки, ключи от других городов, фотографии местных и заезжих знаменитостей.
Кофе доставлял особое наслаждение на свежем воздухе. Слегка накрахмаленная рубашка приятно сидела на теле, а новые ботинки смотрелись по-настоящему дорого, хотя стоили совсем не много. Худ помнил дни, когда его отец не мог позволить своему сыну новой обуви.
Это было тридцать пять лет назад — Полу исполнилось девять, а на президента Кеннеди только что совершили покушение. Его отец Фрэнк Худ, по прозвищу Фрегат, воевавший моряком во время второй мировой войны, только что бросил работу, чтобы устроиться бухгалтером на другую фирму. Худы продали дом на Лонг-Айленде и собирались перебраться в Лос-Анджелес, когда новая фирма вдруг объявила о прекращении найма на работу. Руководство фирмы очень-очень сожалело, но они не знали, что будет с компанией, экономикой и страной. Отец не мог устроиться в течение тринадцати месяцев. Пришлось перебраться в крошечную квартирку. Ночами Пол слышал, как мать утешает плачущего отца.
И вот он вырос и стал директором Оп-центра. Менее чем за год Худ и его люди превратили агентство, ранее известное как Национальный кризисный центр, в мощную команду, способную разрешить любую ситуацию. До его прихода Центр был обыкновенным связующим звеном между ЦРУ и Белым домом. Среди ближайших сотрудников нередко возникали серьезные разногласия, особенно когда дело касалось заместителя директора Майка Роджерса, офицера разведки Боба Херберта и начальницы политического и экономического отделов Марты Маколл. Худ приветствовал различие взглядов. Он считал, что человеку, который не может справиться с проблемами в собственной фирме, нечего даже пытаться улаживать военные столкновения на расстоянии тысяч миль. Кабинетные стычки поддерживали его в форме.
Худ медленно пил кофе. Каждое утро он удобно устраивался на диване и размышлял о своей жизни. Худ пытался создать вокруг себя островок спокойствия.
Между тем всегда оставалась тревожная лагуна. Неожиданно для него самого она оказалась заполнена страстью. На этот раз к Нэнси, с которой он встретился в Гамбурге спустя двадцать лет после их бурного романа. Страсть превратилась в костер на берегу его маленького острова — ночью он не давал ему спать, а днем отвлекал от дел.
Изменить, однако, Худ ничего не мог. Если, конечно, не разрушить жизнь близких ему людей. Детей, для которых он давно являлся постоянным и надежным источником силы и эмоциональной стабильности. Жены, которая уважала его, верила ему и говорила, что любит. Может, так оно и было.
Худ осушил чашку, сожалея о том, что последний глоток никогда не имеет такого великолепного вкуса, как первый. Ни в кофе, ни в жизни. Он поднялся, поставил чашку в раковину, вытащил из шкафа пиджак и вышел на яркий солнечный свет.
Худ поехал на юго-восток, через Вашингтон, в штаб-квартиру Операционного центра, расположенную на военно-воздушной базе Эндрюс. Он продирался сквозь заторы, начиная мало-помалу раздражаться из-за обилия грузовиков и фургонов, спешащих развезти продукты к утренней распродаже. Худ подумал, что многие водители, как и он, проклинают дорожные пробки, хотя есть и такие, кто с удовольствием крутит руль и слушает хорошую музыку.
Он включил кассету с песнями испанских цыган, любовь к которым перенял от родившегося на Кубе деда. Машина наполнилась романскими лирическими страданиями. Слов Худ не понимал, но страстность исполнения ему импонировала.
Купаясь в пленительных звуках, он в очередной раз попытался заполнить брешь в своем спокойствии.
Глава 4
Понедельник, семь часов восемнадцать минут утра
Вашингтон, округ Колумбия
Мэт Столл отвергал традиционные ярлыки, которыми награждали людей «его типа». Он ненавидел их наравне с хроническими оптимистами, необъяснимо высокими ценами на программное обеспечение и блюда, приправленные кэрри. С самого раннего детства, когда его считали вундеркиндом, — против чего" он, кстати, не возражал, — Мэт объяснял своим друзьям, что он не компьютерный червь, не очкарик и не яйцеголовый.
Университет он окончил с лучшими показателями, и его тут же заманила к себе компания «Корпоративная Америка». Как бы то ни было, ему быстро надоело разрабатывать легко управляемые бытовые видеомагнитофоны или мониторы сердечной мышцы для домашних тренажеров. Столл мечтал работать с самыми современными компьютерами и спутниками и заниматься исследованиями, на которые у частной компании никогда не хватило бы денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35