Междуусобица племен шла непрерывно, затихая на четыре месяца в году – время обязательного паломничества. Изображения богов уживались в храме вполне мирно, тут уже был даже Христос.
В месяцы поклонения богам в Мекку стягивались десятки тысяч паломников – естественно, сюда же приезжали и купцы, шла оживленная торговля. В двух соседних городах в эти месяцы происходили состязания поэтов-певцов. Произведения тех, кто лучше угодил правящему племени (в Мекке распоряжался один самый сильный род) вышивались золотом и вывешивались на стенах храма Каабы. Напечататься в такой золоченой стенгазете любой из поэтов почитал, естественно, за счастье, а неудачники ссылались на непонимание.
Каждое племя имело своего бога. Заменить их всех одним значило бы не только (и не столько) упорядочить религию, как провести политическое объединение страны. Когда история, текущая по своим неуклонным и еще далеко не познанным законам, подходит к такому месту, всегда находится человек, совершающий объединение под тем или иным флагом. На Аравийском полуострове им стал Магомет. А флагом – единый аллах.
Далее пойдет речь о реально существовавшем человеке. Он был настоящий пророк – в меру демагог, чуть фокусник, когда надо – обманщик, без излишков жалости к ближнему. И достаточно малообразован, чтобы верить в единственность и истинность своих идей. Кроме того, он был душевнобольным – но потому-то и стал пророком. Об этом ниже. А сейчас нам необходимо оградиться от возможных упреков в неуважении к распространенной и почитаемой религии. Это было бы обидно и не по адресу.
Возможность таких необоснованных упреков проистекает из того, что обычно отождествляют религию с людьми, ее насаждавшими. Это неверно в корне. Религия веками была присуща человечеству – то в виде веры в бога невидимого и бестелесного, то – во вполне земную личность, то просто в свод специфических идей. Вера в эти идеалы существовала всегда, и к ней безусловно следует относиться со вниманием (хотя и скептически), какие бы формы она ни принимала (за исключением человеконенавистнических, естественно).
Но насаждавшие веру, пользующиеся ею как рычагом власти всегда были людьми вполне земными и в большинстве случаев гуманизмом не отличались. Биографии римских пап – это картотека кровавых убийств и подлых предательств, цепь ограблений, провокаций и уничтожения неповинных. Земные поверенные бога (любого) очень редко сами следовали заветам, которые проповедовали. И к исконной вере человека в идеи вечной справедливости люди эти никакого отношения не имеют. Они подсудны людскому, земному суду, а набор догм, которые исповедует любая религия, может лишь обсуждаться. Наша тема – Магомет, а не магометанство.
Естественно, что впоследствии появились десятки легенд о знамениях, сопровождавших его рождение. Почему они предвещали появление пророка, не очень ясно, но любая вера, как известно, зиждется не на логике.
Так вот знамения: где-то сгорел дворец, потухли священные огни в храмах, пересохло озеро, персидский шах увидел страшный сон (нашествие верблюдов и лошадей) – свяжи-ка это, читатель, с появлением пророка.
В шесть лет у него был первый приступ эпилепсии. Он упал, забился в судорогах, испуганные сверстники побежали за матерью. Позднее появилась легенда: спустившийся с неба архангел рассек ему грудь (от приступа остался рубец) и очистил сердце.
Потом он пас стада, был погонщиком караванов, много ездил, стал приказчиком сорокалетней вдовы и вскоре женился на ней, несмотря на разницу лет. И был, очевидно, счастлив. Читать и писать он едва умел, а ряд исследователей полагает, что не умел вовсе, но это лишь помогает, как известно, категоричности мнений и оценок. Часто и подолгу расспрашивал встречаемых караванщиков, беседовал с ними о христианстве и едином боге – библейские рассказы, сообщаемые ему устно, впоследствии часто выдавал за свои видения, в чем бывал многократно уличен. Так пятнадцать лет он провел в торговых путешествиях и семейных досугах.
Болезнь возобновилась в сорок лет. Во время месячного поста и непрерывных изнурительных молений в пещере скалистой горы Хира (такой образ жизни не проходит даром) снова начались галлюцинации и приступы судорог. Взглянув на какой-нибудь предмет, он потом долго видел его повсюду, чей-то голос непрерывно звал его, а в один из вечеров некто невидимый протянул ему из темноты шелковый лоскут и сказал: «Читай!» Это было принято им как первое божье откровение. На лоскуте были написаны слова о единственности бога у всех арабов.
Разночтения, возможные в языке, заставляют ряд историков утверждать, что голос велел не читать, а проповедовать. Так или иначе, Магомет вернулся домой в полной уверенности, что он пророк, посланный с неба.
– Было видение! Я пророк! – закричал он еще с порога своей жене.
– Несомненно, – подтвердила любящая старая женщина.
По легенде, Магомет в ту ночь поседел. Искривленная логика душевной болезни говорила ему, что он пророк, а остатки рассудка совершенно не хотели брать на себя эту новую, буквально свалившуюся с неба ответственность. Тем более, что прибежавший родственник жены (он был стар и умудрен) сказал, что пророков всегда бьют и преследуют.
С тех пор Магомет много бродил в одиночестве. Тоска и страх, отчаяние и нерешительность терзали его. А видения возникали снова и снова. Мучили головокружения. Повторялись припадки. Застигнутый судорогами, Магомет падал на землю, глаза его дико вращались, лицо бледнело и покрывалось потом. Потом судороги спадали, и в странном, еще ненормальном состоянии он непрерывно галлюцинировал. Голоса утверждали, что есть бог, что Магомет пророк, изредка появлялись архангелы. Они были немногословны. Однажды белая фигура, возникшая в раскрывшемся облаке, лишь приветливо представилась ему: «Ты, Магомет, посланник божий! А я архангел Михаил». И исчезла.
Магомет созвал родственников. Те охотно пришли, ожидая предложения о новом набеге или торговой сделке. Представляете себе их разочарование? Они очень огорчились и разошлись, на хорошем арабском языке обозвав его полоумным. В других местах его осмеяли и избили. От расправы (многобожие было очень выгодно – Мекка была центром торговли, какой тут единый бог!) его спасло покровительство дяди и снисходительность кочевников к одержимым и больным.
Непризнанный и осмеянный, твердо уверенный в своем предназначении, Магомет становился городским сумасшедшим – его никто не принимал всерьез. Так прошло лет десять. Повинуясь видениям, он то признавал главных идолов, то снова отвергал их в пользу единого бога. У него появилось несколько десятков последователей – они были вынуждены бежать в Абиссинию: блаженного Магомета защищал жалеющий и любящий его влиятельный дядя, а с прочими нарушителями спокойствия можно было не церемониться.
Но, повторяю, историческая необходимость объединения уже существовала, и Магомет подходил для этой цели – в таких ситуациях история всегда устраивает встречи, над которыми впоследствии историки зря ломают голову – они закономерны, эти случайности.
На одной из ярмарок Магомет познакомился с двумя погонщиками верблюдов из другого племени, живущего в городе Ятрибе (впоследствии знаменитая Медина). Погонщики, зная от соседей – христиан – о неминуемом пришествии прoрока, очевидно, решили, что если городской сумасшедший и не окажется пророком, то рискуют они немногим, а если окажется, невероятно выиграют. Через год они вернулись, вполне готовые обратиться в новую веру. Родственники Магомета, буквально подтверждая правоту тезиса, что невозможен пророк в своем отечестве, без сожаления уступили его соседям. В Медине Магомет был принят с почестями и, став повелителем духовным, а следовательно, и светским, быстро разделил всех на верных и неверных, четко определив этим, кого можно и нельзя ущемлять.
Ограбили первый караван, потом второй. При втором захвате убили поэта, некогда утверждавшего, что его сказания о древних богатырях куда интересней, чем вариации на тему библии, выдаваемые Магометом за откровения. Интересно, что убиваемый поэт попросил заступничества у своего бывшего друга, принявшего ислам. Тот ответил, что ислам уничтожает прежние отношения. Трусливая подлость всегда оправдывалась разницей мировоззрений.
Магомет диктовал коран – переложенные библейские истории с элементами собственной биографии. Правила нравственные, религиозные, политические вперемежку с увещеваниями, наставлениями, угрозами и посулами. Правоверным коран обещал в загробном будущем рай по-восточному: источники воды, зелень садов, приятная прохлада и нестареющие женщины.
Потом было несколько битв (одна из которых чуть не похоронила божественную репутацию Магомета, ибо была проиграна), и вскоре он победителем вступил в Мекку. Скорость, с которой жители захваченного города принимали ислам, нет нужды описывать. Когда религию насаждает победитель, готовность побежденных переметнуться обычно прямо пропорциональна их былому фанатизму.
Идолы были разрушены, покоренная Аравия объединена исламом. Расправ было немного – по личному распоряжению Магомета казнили только очень уж погрязших в заблуждениях, в их числе певицу, исполнявшую сатиры на Магомета. Пророки никогда не любили сатиру, но, в отличие от смертных, часто имели возможность на нее влиять.
Надо сказать, что Магомет был добрым монархом. За него усердствовала быстро возникшая прослойка, которая была преданней мусульманству, чем он сам. Усилиями этих апостолов того, кто упорствовал в заблуждении, подвергали строгому общественному порицанию: с помощью меча и кинжала. Это убеждало остальных, демонстрируя силу новой веры, а следовательно, ее истинность. Действовало это куда сильнее, чем устные убеждения, ибо в фундаменте словесного арсенала тогдашнего ислама лежало единственное логическое доказательство божественности пророка: «Магомет – пророк, ибо это написано в Коране, который – святая книга, так как писал ее Магомет».
Приступы судорог и видения не оставляли Магомета. Однако их содержание послужило ряду историков основой утверждения, что пророк был обманщиком и шарлатаном. Ибо теперь видения непрерывно служили оправданием его поступков (если их неблаговидность нуждалась в оправданиях).
Были и другие случаи утилитарного использования болезни. А ряд галлюцинаций лежит, возможно, в основе некоторых из сотен легенд. Магомет чувствовал, как невесомым возносился на седьмое небо за короткое мгновение, пока упал на пол кувшин (очень похоже на ощущения в момент краткого возбуждения перед приступом). Видел рай, ад и архангелов. С ним говорили газели, волки и ящерицы, а однажды даже беседовал уже почти зажаренный козленок. Встречные камни и деревья говорили ему: «Благо тебе, пророк!»
Умер он в почтенной старости, причем помутившееся сознание работало на всегдашней волне: попросил чернил и бумаги, обещая оставить писание, которое навеки избавило бы исламистов от греха.
Очень конфузились историки прошлых веков, описывая его болезнь. И все-таки мужественно признавали, что именно ей он обязан своей судьбой, добавляя при этом, что из-за примешивания болезни основателя к биографии целой религии они рискуют «заслужить упрек в материализме». Благодаря их честной объективности мы и знаем сегодня правду о Магомете.
В перерывах между приступами Магомет был рассудителен и трезв. Энергия и природный разум – эти присущие ему высокие свойства – работали на идею, порожденную болезнью. Потому и интересен для истории психиатрии этот безусловно незаурядный человек.
Его биография – яркая иллюстрация к властному воздействию галлюцинаций на поведение и судьбу человека.

Узнать, обдумать, сочинить


Глава о способностях, которые мы всю жизнь проявляем столь же естественно, как дышим, говорим и пьем. А также о срывах этого великолепного дара

Вот это стул, на нем сидят.
Вот это стол, за ним едят.
Маршак


Нашим уделом является создание картин, движущихся панорам, фигур, образов; составление или умственное построение моделей существующего и совершающегося.
Умов (физик)


Когда стало известно, что фотографии преступника нет, следователь решил прибегнуть к методу словесного портрета. Разработанный в конце прошлого века французскими криминалистами словесный портрет – это точное описание человеческой внешности: лица, головы, рук, фигуры. Каждый когда-либо видевший преступника сообщает о нем свои наблюдения, а в результате из десятков показаний начинает вырисовываться образ.
Так выяснилось, что преступник – среднего роста, полный, лицо овальное, низкий и скошенный лоб, дугообразные сросшиеся рыжеватые брови, длинный, с горбинкой нос, толстые губы и опущенные углы рта, тупой раздвоенный подбородок и рыжие волосы.
Не правда ли, очень много примет? И особенно одна – из тех, что зовутся «особыми», за что особо ценятся сыскными агентами всего мира: рыжие волосы.
Однако поиск по приметам был известен еще в давние времена – помните, как дозоры искали Гришку Отрепьева: «А ростом он мал, грудь широкая, одна рука короче другой, глаза голубые…», и так далее. Что же нового внесли в этот метод известные профессора-криминалисты?
В приведенном рассказе Шейнина забавно описана разница между формальным (по списку примет) и верным использованием метода. Старательный начальник одного из отделений милиции, получив опись признаков, немедленно и ретиво арестовал… более десятка рыжих. К ужасу арестованных рыжих (интересно, что ни один даже не помышлял – от страха или по привычке? – жаловаться на незаконность ареста), им еще тщательно измеряли носы, лбы и уши. Преступника среди них не было. Ретивость имеет смысл только в приложении к разуму.
А следователь не носил с собой и не запоминал специально перечень примет. Прочитав его, он постарался выработать мысленный облик разыскиваемого. И, встретив в театре человека среднего роста со жгуче черными (!) волосами, он почувствовал, как знакомо это лицо, хотя мог бы поручиться: раньше он его не видел.
Так был найден перекрасившийся преступник, а рассказ стал очень яркой иллюстрацией к проблеме, которая сейчас волнует сотни ученых планеты.
Не просто сумма признаков (чем больше, тем лучше), механически складываясь, образует облик предмета, – нет, возникает нечто совершенно новое, некий отвлеченный образ, и его уже можно узнать, даже не располагая большой частью присущих ему признаков. Вот простейший пример.
Признаки: массивное, округлое и удлиненное туловище, четыре ноги, хвост, рога, большое вымя, короткая шерстка. Наверно, хватит, вы уже воскликнули: корова! Правильно. Но вот на лугу, досыта нажевавшись травки, корова не стоит, а лежит. Да еще и безрогая… Исчезло большинство признаков. Однако вы еще издали безошибочно говорите: корова!
Стоит человеку один или два раза увидеть какой-нибудь предмет, сооружение, любое живое существо, и он узнает его при следующей встрече. Не только взрослый, запоминающий сознательно, но и ребенок. Как будто после одного-двух показов мы начинаем знать об облике предмета (сооружения, существа) нечто главное, обобщающее, что уже затем бросается в глаза при любом освещении, в прихотливом повороте, при убедительном сходстве с другим объектом по огромному ряду признаков. Уже с детства человек пользуется каким-то безошибочным аппаратом различения и узнавания. Животные тоже обладают им – специально поставленные опыты убедительно показали, что не только обезьяны, но и крысы умеют различать даже геометрические фигуры. В случаях жизненно важных инстинкт узнавания передается по наследству: новорожденные обезьянки в страхе бегут, увидев в, клетке чучело змеи, а выросшие в зоопарке лошади, никогда не видевшие льва и тигра, ревут и храпят от ужаса, понюхав солому, на которой спали хищники. Опыты по узнаванию широко проводились со всеми излюбленными психологией подопытными: в них участвовали крысы и кошки, собаки, обезьяны и кролики.
Знают ли сейчас ученые, как происходит узнавание, какую мысленную модель предмета строит мозг, что за портреты хранит он в памяти? Нет! И путей решения пока не видно.
В процессе поисков, опытов и раздумий выработалось одно чрезвычайно важное понятие: при узнавании надо пользоваться набором вполне определенных признаков, в данной ситуации существенных, и отбрасывать признаки второстепенные, несущественные в заданном классе предметов. Так, при различении быка, лося, оленя и козла наличие рогов не является признаком существенным, ибо рога есть у каждого из различаемых. У каждого четыре ноги, хвост и шерсть – нужны какие-то иные признаки. И мозг находит их. Но зато, увидев изображение козла, зайца, бегемота и волка, мы немедленно выделим козла по существенному признаку – рога, а несущественный, общий, неполезный здесь признак – четыре ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32