Незадолго до рассвета Мари поднялась с глубоким вздохом, чуть похожим на всхлип.
- Надо продолжать жить, Джонатан. Ради маленьких. Пойдем. Пойдем со мной в постель.
Нет ничего столь жизнеутверждающего, как акт любви - недаром те, кто замыслил самоубийство, почти никогда не бывают способны к плотской любви. Две недели Джонатан жил у Баков, и каждую ночь Мари принимала его, как принимают лекарство. Однажды вечером она спокойно сказала:
- Теперь уходи, Джонатан. Мне кажется, теперь я справлюсь без тебя. А если мы будем продолжать после того, как самая острая необходимость отпала, это уже будет совсем другое.
Он кивнул.
Когда самый младший сын услышал, что Джонатан уходит, он очень расстроился - он собирался попросить Джонатана сводить его в Зимний Цирк.
Через несколько недель Джонатан узнал, что убийство организовал Майлз Меллаф. Поскольку одновременно с этим Майлз ушел со службы в ЦИРе, Джонатан так и не смог определить, какая сторона приказала убрать Анри.
- Хорошо же вы встречаете поезд! - сказала Джемайма, заглядывая в окошечко у переднего пассажирского сиденья.
Он вздрогнул.
- Извините. Я не заметил, как пришел поезд.
Не успев сказать, он понял, насколько неестественно звучит этот довод - на платформе было тихо и безлюдно, и не заметить поезд было невозможно.
По пути к его дому она выставила ладонь из окна, по-детски ловя ветер. Он подумал, насколько элегантно и молодо она выглядит в белом льняном платье с высоким, в китайском стиле, воротником. Она сидела, глубоко вжавшись в кресло - то ли отдыхала, то ли демонстрировала свою полнейшую индифферентность.
- Вы никаких нарядов, кроме того, что на вас, не привезли? - спросил он, повернувшись к ней, но глазами продолжая следить за дорогой.
- Нет, конечно. Держу пари, что вы ожидали увидеть у меня в руках коричневый бумажный мешок с парадным ночным бельишком.
- Мешок мог бы быть любого цвета. Это для меня несущественно.
Он притормозил и свернул на боковую дорогу, потом снова вырулил на магистраль, но уже в обратном направлении.
- Забыли что-нибудь?
- Нет. Мы возвращаемся в поселок. Купить вам одежду.
- А эта вам не по вкусу?
- Более чем. Но для работы она не годится.
- Работы?
- Конечно. Вы что же, решили, что приехали отдыхать?
- Какая работа? - настороженно спросила она.
Я подумал, может быть, вы были бы не прочь помочь мне покрасить лодку.
- Поэксплуатировать меня решили?
Джонатан задумчиво кивнул.
Они остановились возле единственного в поселке магазина, который работал по воскресеньям. Это был домик в стиле "ложный Кейп-Код", украшенный рыбачьими сетями и стеклянными шариками, рассчитанными на то, чтобы привести в восторг воскресных туристов из города. Владелец магазина явно не принадлежал к породе сдержанных новоанглийских рыбаков. Это был весьма эксцентричный полноватый мужчина за сорок, одетый в явно узкий для него костюм а-ля принц Эдуард, дополненный широченным голубовато-серым галстуком. При разговоре он выбрасывал вперед нижнюю челюсть и с явным удовольствием произносил все гласные в нос.
Пока Джемайма выбирала себе шорты, рубашку и пару парусиновых туфель, Джонатан прикупил еще кое-что, пользуясь рекомендациями магазинщика при определении размера. Советы давались не очень дружелюбно, в интонациях ощущалось какое-то сварливое недовольство.
- Примерно десятый, по-моему, - сказал хозяин, а потом сжал губы и отвел глаза. - Конечно, все поменяется, когда она нарожает парочку детей. С этими бабами всегда так.
Его брови пребывали в постоянном движении, причем независимо друг от друга.
Джонатан и Джем отъехали на некоторое расстояние, и тогда она сказала:
- К расовым предрассудкам мне не привыкать, нос таким я сталкиваюсь впервые.
- Я знал многих женщин и был от них в восторге, - произнес Джонатан, точно копируя голос магазинщика. - Некоторые из лучших моих друзей женщины.
- Но вы же не хотите, чтобы ваш брат женился на одной из них? подхватила игру Джемайма.
- И к тому же вы прекрасно знаете, как падают цены на землю, если по соседству поселится женщина.
Тени деревьев, высаженных вдоль дороги, ритмично проносились над капотом машины, и солнечный свет то вспыхивал, то угасал в уголках глаз Джемаймы и Джонатана.
Она пощупала один из свертков.
- Эй, это что такое?
- Увы, там не нашлось коричневого бумажного мешка.
Она секунду помолчала.
- Понятно.
Машина свернула в подъездную аллею и объехала строй платанов, закрывающих вид на церковь. Он раскрыл дверь и пропустил ее в дом первой. Она остановилась посреди корабля и осмотрелась, стараясь ничего не упустить.
- Это не дом, Джонатан. Это голливудская декорация.
Он обошел лодку, желая посмотреть, как у нее движется работа. Почти придав носом к дощатой поверхности, с сосредоточенно высунутым и зажатым между зубами языком, она старательно возила кистью по площади примерно в один квадратный фут, что и составляло все ее достижения.
- Этот фрагмент вам очень удался, - сказал он, - но о лодке в целом этого не скажешь.
- Молчите. Переходите на свою сторону и красьте себе.
- Уже сделано.
Она хмыкнула.
- Кое-как, шаляй-валяй, представляю себе.
- Есть шанс, что вы к зиме справитесь?
- За меня, человече, не беспокойтесь. Для меня важен результат. Не брошу, пока не закончу. Ничто не заставит меня сойти с достойного и честного трудового пути.
- А я-то собирался предложить отобедать.
- Продано.
Она бросила кисть в банку с растворителем и вытерла руки тряпкой.
Приняв ванну и переодевшись, она присоединилась к нему у стоечки выпить мартини перед обедом.
- Ванна у вас потрясающая.
- Весьма польщен.
Они проехали через весь остров и пообедали в "Местечке Получше", где подавали дары моря и шампанское. В заведении было почти пусто, тенисто и прохладно. Они беседовали о детстве, о том, где джаз лучше - в Чикаго или в Сан-Франциско, о "подпольном" кино, о том, что на десерт они оба очень любят мороженые канталупки.
Они лежали бок о бок на теплом песке под небом, которое уже не было безоблачно-синим, а слегка подернулось высокой дымкой, за которой с севера неумолимо надвигалась стена тяжелых серых облаков. Вернувшись, они переоделись было в рабочую одежду, но к работе так и не приступили.
- Мне уже хватило и солнца, и песка в избытке, сэр, - сказала наконец Джемайма и, оттолкнувшись от песка, села. - А попасть под грозу я не очень жажду. Я, пожалуй, встану и поброжу по дому, ладно?
Он сонно согласился.
- Ничего, если я позвоню? Надо же известить авиакомпанию, где я нахожусь.
Он не открыл глаза, боясь нарушить блаженную полудрему.
- Больше трех минут не говорить, - сказал он, еле раскрывая рот.
Она поцеловала его в сонные губы.
- Ладно, - сказал он. - Не больше четырех.
Домой он вернулся под вечер, когда тучи заволокли все небо, от горизонта до горизонта. Джемайму он застал в библиотеке, в глубоком кресле, за папкой с эстампами Хокусаи. Некоторое время он смотрел ей через плечо, потом продефилировал к бару.
- Холодает. Хересу не угодно ли? - Голос его эхом разносился по всему нефу.
- Угодно. Хотя мне и не нравится ваш бар. - Да?
Она прошлась с ним до перил алтаря.
- Он какой-то очень уж выпендронистый, если хотите.
- То есть инфантильный?
- Да. Вот именно. - Она приняла из его рук потирс вином и уселась на перила, прихлебывая. Он смотрел на нее с довольством собственника.
- Да, кстати. - Она резко отставила потир. - Вам известно, что в ваших владениях разгуливает сумасшедший?
- Да ну?
- Да. Я его встретила, когда шла сюда. Он рычал, как пес, и рыл яму, до ужаса похожую на могилу.
Джонатан нахмурился.
- Не представляю себе, кто бы это мог быть.
- Он еще бормотал себе под нос.
- Да?
- Нечто очень вульгарное.
Джонатан покачал головой.
- Надо бы этим заняться.
Пока он жарил бифштексы, она приготовила салат. Вернувшись домой, он первым делом положил фрукты в морозильник, и теперь, соприкоснувшись с влажным воздухом сада, пурпурные виноградины подернулись дымкой инея. Ужин был сервирован в саду, за столом из кованого железа, невзирая на вероятность дождя. Джонатан откупорил бутылку вина под названием "пишон-лонгвиль-барон", и они сели за трапезу. Наступающая ночь плавно перевела источник света с вершин деревьев на мерцающие фонарики-"молнии", расставленные на столе. Постепенно огоньки ламп перестали дрожать, воздух сделался плотным и неподвижным, лишь время от времени на севере вспыхивали всполохи зарниц, обозначавшие край грозы. Небо, по которому стремительно неслись тучи, темнело, а небольшие порывы ветра - вестового грозы заставляли огоньки в лампах дрожать и ерошили серебристо-черную листву вокруг. Потом Джонатан еще долго помнил подобный метеору след от тлеющей сигареты Джемаймы, когда та поднесла ее ко рту.
После длительного молчания он заговорил:
- Пойдемте со мной. Я хочу вам кое-что показать.
Она последовала за ним в дом.
- Знаете, во всем этом есть что-то от фантасмагории, - сказала она, когда он извлек ключ из самой глубины ящика кухонного стола и повел ее вниз по полувинтовым каменным ступеням. - В катакомбы? Может быть, в яму с негашеной известью в подвале? Что я о вас на самом деле знаю? Возможно, мне следовало бы запастись кусочком хлеба и бросать крошки, чтобы потом выйти назад.
Джонатан включил свет и пропустил ее вперед. Она прошла мимо него, притягиваемая источаемой стенами волшебной силой картин.
- Ого! Господи! О, Джонатан!
Он сидел в рабочем кресле и глядел на нее. Она двигалась от полотна к полотну в неровном, пульсирующем ритме: очередная картина притягивала ее, а предыдущая не отпускала от себя. От удовольствия и восторга она даже жужжала - такие звуки издает проголодавшийся ребенок, когда уминает завтрак в одиночку.
Исполненная зрительными впечатлениями, она села на резной фортепианный табурет и некоторое время смотрела вниз, на кашанский ковер.
- Вы неподражаемый человек, Хэмлок.
Он кивнул.
- И все это - вам одному... Этот дом, страдающий манией величия, эти... - Она широко повела рукой, повторяя этот же жест глазами. - И все это вы держите при себе.
- Я исключительный эгоист. Хотите шампанского?
- Нет.
Она вновь опустила глаза и печально покачала головой.
- И это все для вас так важно... Даже важнее, чем убеждал меня мистер Дракон.
- Да, важно, но...
...И оба замолчали на несколько минут. Она не поднимала глаз, а он, после первого ошеломленного взгляда на нее, пытался ослабить свой гнев и замешательство, заставляя себя смотреть только на картины.
Наконец он вздохнул и, оттолкнувшись, встал с кресла.
- Так, мадам, пожалуй, отвезу-ка я вас на станцию. Последний поезд, знаете ли... - Громко начав, он закончил еле слышным шепотом.
Она послушно пошла вслед за ним по каменным ступеням. Пока они были в галерее, наверху разразилась жуткая гроза, которую они даже не слышали. Теперь они поднимались как бы сквозь слои нарастающего, но еще приглушенного шума - дождь металлом стучал о стекло, ветер выл, что-то хлопало, как флаг на ветру, вдалеке басовито ворчал гром.
На кухне она спросила:
- У нас хватит времени на бокал шампанского, который вы мне недавно предлагали?
Он прикрыл свою боль сухим холодом вежливости.
- О, разумеется. В библиотеке?
Он понимал, что и она расстроена, и постарался добить ее, используя в качестве дубинки подчеркнуто искусственную нарочитую светскость. Он весело болтал о нехватке транспортных средств в этой части Лонг-Айленда, об особых трудностях, вызванных грозой. Они сидели в тяжелых кожаных креслах, лицом друг к другу - а дождь под прямым углом лупил по витражам, стены и пол рябили красным, зеленым, голубым. Джемайма вмешалась в поток его речей, направленных лишь на то, чтобы исключить всякую возможность настоящего общения.
- Мне, наверное, не следовало вас так сразу ошарашивать, Джонатан.
- О? А как же вам следовало меня ошарашить, Джемайма?
- Я не могла продолжать... не могла, чтобы мы продолжали... оставляя вас в неведении. А более мягкого способа я найти не могла...
- Могли бы огреть меня кирпичом, Джемайма, - предложил он и рассмеялся. - На меня, наверное, затмение нашло. Что-что, а голову вскружить вы умеете. Мне давно бы следовало понять, что никакого совпадения тут быть не могло. Вы на самолете в Монреале. Вы в такси около конторы Дракона... Как все планировалось, Джемайма? Вы должны были распалить во мне желание, распалить до белого каления, а потом отказывать мне, пока я не соглашусь провести для Дракона эту санкцию? Или вы собирались нашептывать мне в ухо коварные речи, пока я лежал бы расслабленный и блаженный после совокупления?
- Нет, все гораздо примитивнее. Мне было велено украсть деньги, полученные вами за последнюю санкцию.
- М-да, прямо скажем, лобовой подход.
- Я видела - деньги лежат у вас внизу, на столе. Мистер Дракон сказал, что эти деньги вам очень нужны.
- Он прав. Но почему именно вы? Почему не кто-то другой из его холуев?
- Он решил, что я смогу быстро войти к вам в доверие.
- Ясно. И как давно вы работаете на Дракона?
- Фактически я на него не работаю. Я состою в ЦИРе, но не в Спецрозыске и Санкциях. Они выбрали кого-то из другого отдела, чтобы исключить возможность узнавания.
- Разумно. Чем же вы занимаетесь?
- Я курьер. Работа стюардессы - очень подходящее прикрытие для этого.
- И часто вам приходилось выполнять подобные задания? Забираться к кому-то в постель в служебных целях?
Она подумала и все же решила воздержаться от заведомой лжи.
- Пару раз.
Он немного помолчал, потом рассмеялся.
- До чего же мы друг другу под стать! Убийца-эгоцентрик и патриотическая шлюха. Нам бы спариться, да и посмотреть, кого мы породим. Эгоцентричная шлюха - еще куда ни шло, ничего против не имею, но убийца-патриот... Гаже ничего быть не может.
Джонатан, - она склонилась к нему, неожиданно рассерженная.
- Вы хоть представляете себе, насколько важно это задание и почему мистер Дракон так настойчиво добивается вашего согласия?
Он посмотрел на нее молча и без всякого выражения - в его намерения не входило помогать ей вести этот тяжелый и неприятный разговор.
- Я знаю, что он не посвятил вас в детали. Он и не мог этого сделать, пока у него не будет гарантий, что вы согласны. Но если бы вы только знали, что поставлено на карту, вы согласились бы.
- Вот в этом я сомневаюсь.
- Мне бы так хотелось рассказать вам. Но мои инструкции...
- Понимаю.
После паузы она сказала:
- Я старалась от этого отвертеться.
- О? Неужели?
- Днем, когда мы лежали на пляже, я поняла, что было бы гадко так поступить теперь, когда мы с вами...
- Когда мы с вами что? - Он приподнял брови, любопытствуя.
Она поморщилась - одними глазами.
- Словом, я тогда оставила вас, пришла сюда, позвонила Дракону и попросила освободить меня от этого задания.
- Он отказал, я полагаю?
- Он не мог говорить со мной. Ему делали переливание или что-то вроде. Но его помощник отказал... Как его?
- Поуп. - Он допил вино и поставил бокал на стол. - Мне, знаете ли, в это как-то трудно поверить. Ведь вы с самого Монреаля в этом участвовали. И притом вы, похоже, убеждены, что мне надо согласиться на эту работу...
- Вы должны, Джонатан!
- ... и несмотря на все это вы хотите, чтобы я поверил, будто один приятный денек в моем обществе заставил вас резко изменить позицию. И я просто не могу не чувствовать, что вы совершаете ошибку, стараясь одну ложь замазать другой.
- Ничего я не изменяла! Все дело только в том, что мне очень не захотелось делать это самой... И вы прекрасно знаете, что это не только приятный денек, а нечто большее.
Он посмотрел ей в глаза, сначала в один, потом в другой, и кивнул.
- Да, нечто большее.
- И для меня все началось не сегодня. Я целыми днями сидела за вашим досье, кстати, полным до неприличия. Я знаю, каким было ваше детство. Я знаю, как ЦИР изначально втянул вас в работу. Я знаю об убийстве вашего друга во Франции. И даже еще до того, как я получила это задание, я видела вас по телевизору, в учебной программе. - Она еле заметно улыбнулась. - Вы читали лекцию об искусстве с таким нахальным высокомерием. Да я уже на девяносто процентов втрескалась в вас еще до встречи. А потом, внизу, в вашей галерее... мне было так приятно, что вы меня туда пригласили... и я просто не могла не рассказать вам все. Я же знала из досье, что вы туда никого не приглашаете... В общем, там, внизу... и вы сидите, такой счастливый, и все эти прекрасные картины, и этот голубой конверт с деньгами лежит на столе, такой беззащитный... Я должна была сказать вам, вот и все.
- Еще что-нибудь добавить можете?
- Нет.
- "О башмаках, о сургуче, капусте, королях" поговорить не желаете?
- Нет.
- В таком случае, - он подошел к ней и поднял за руки из кресла, побежали наверх - кто быстрее?
- Побежали.
Мерцающий в дожде столб света падал на ее глаза, высвечивая в самые неожиданные моменты золотые арлекинские блестки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
- Надо продолжать жить, Джонатан. Ради маленьких. Пойдем. Пойдем со мной в постель.
Нет ничего столь жизнеутверждающего, как акт любви - недаром те, кто замыслил самоубийство, почти никогда не бывают способны к плотской любви. Две недели Джонатан жил у Баков, и каждую ночь Мари принимала его, как принимают лекарство. Однажды вечером она спокойно сказала:
- Теперь уходи, Джонатан. Мне кажется, теперь я справлюсь без тебя. А если мы будем продолжать после того, как самая острая необходимость отпала, это уже будет совсем другое.
Он кивнул.
Когда самый младший сын услышал, что Джонатан уходит, он очень расстроился - он собирался попросить Джонатана сводить его в Зимний Цирк.
Через несколько недель Джонатан узнал, что убийство организовал Майлз Меллаф. Поскольку одновременно с этим Майлз ушел со службы в ЦИРе, Джонатан так и не смог определить, какая сторона приказала убрать Анри.
- Хорошо же вы встречаете поезд! - сказала Джемайма, заглядывая в окошечко у переднего пассажирского сиденья.
Он вздрогнул.
- Извините. Я не заметил, как пришел поезд.
Не успев сказать, он понял, насколько неестественно звучит этот довод - на платформе было тихо и безлюдно, и не заметить поезд было невозможно.
По пути к его дому она выставила ладонь из окна, по-детски ловя ветер. Он подумал, насколько элегантно и молодо она выглядит в белом льняном платье с высоким, в китайском стиле, воротником. Она сидела, глубоко вжавшись в кресло - то ли отдыхала, то ли демонстрировала свою полнейшую индифферентность.
- Вы никаких нарядов, кроме того, что на вас, не привезли? - спросил он, повернувшись к ней, но глазами продолжая следить за дорогой.
- Нет, конечно. Держу пари, что вы ожидали увидеть у меня в руках коричневый бумажный мешок с парадным ночным бельишком.
- Мешок мог бы быть любого цвета. Это для меня несущественно.
Он притормозил и свернул на боковую дорогу, потом снова вырулил на магистраль, но уже в обратном направлении.
- Забыли что-нибудь?
- Нет. Мы возвращаемся в поселок. Купить вам одежду.
- А эта вам не по вкусу?
- Более чем. Но для работы она не годится.
- Работы?
- Конечно. Вы что же, решили, что приехали отдыхать?
- Какая работа? - настороженно спросила она.
Я подумал, может быть, вы были бы не прочь помочь мне покрасить лодку.
- Поэксплуатировать меня решили?
Джонатан задумчиво кивнул.
Они остановились возле единственного в поселке магазина, который работал по воскресеньям. Это был домик в стиле "ложный Кейп-Код", украшенный рыбачьими сетями и стеклянными шариками, рассчитанными на то, чтобы привести в восторг воскресных туристов из города. Владелец магазина явно не принадлежал к породе сдержанных новоанглийских рыбаков. Это был весьма эксцентричный полноватый мужчина за сорок, одетый в явно узкий для него костюм а-ля принц Эдуард, дополненный широченным голубовато-серым галстуком. При разговоре он выбрасывал вперед нижнюю челюсть и с явным удовольствием произносил все гласные в нос.
Пока Джемайма выбирала себе шорты, рубашку и пару парусиновых туфель, Джонатан прикупил еще кое-что, пользуясь рекомендациями магазинщика при определении размера. Советы давались не очень дружелюбно, в интонациях ощущалось какое-то сварливое недовольство.
- Примерно десятый, по-моему, - сказал хозяин, а потом сжал губы и отвел глаза. - Конечно, все поменяется, когда она нарожает парочку детей. С этими бабами всегда так.
Его брови пребывали в постоянном движении, причем независимо друг от друга.
Джонатан и Джем отъехали на некоторое расстояние, и тогда она сказала:
- К расовым предрассудкам мне не привыкать, нос таким я сталкиваюсь впервые.
- Я знал многих женщин и был от них в восторге, - произнес Джонатан, точно копируя голос магазинщика. - Некоторые из лучших моих друзей женщины.
- Но вы же не хотите, чтобы ваш брат женился на одной из них? подхватила игру Джемайма.
- И к тому же вы прекрасно знаете, как падают цены на землю, если по соседству поселится женщина.
Тени деревьев, высаженных вдоль дороги, ритмично проносились над капотом машины, и солнечный свет то вспыхивал, то угасал в уголках глаз Джемаймы и Джонатана.
Она пощупала один из свертков.
- Эй, это что такое?
- Увы, там не нашлось коричневого бумажного мешка.
Она секунду помолчала.
- Понятно.
Машина свернула в подъездную аллею и объехала строй платанов, закрывающих вид на церковь. Он раскрыл дверь и пропустил ее в дом первой. Она остановилась посреди корабля и осмотрелась, стараясь ничего не упустить.
- Это не дом, Джонатан. Это голливудская декорация.
Он обошел лодку, желая посмотреть, как у нее движется работа. Почти придав носом к дощатой поверхности, с сосредоточенно высунутым и зажатым между зубами языком, она старательно возила кистью по площади примерно в один квадратный фут, что и составляло все ее достижения.
- Этот фрагмент вам очень удался, - сказал он, - но о лодке в целом этого не скажешь.
- Молчите. Переходите на свою сторону и красьте себе.
- Уже сделано.
Она хмыкнула.
- Кое-как, шаляй-валяй, представляю себе.
- Есть шанс, что вы к зиме справитесь?
- За меня, человече, не беспокойтесь. Для меня важен результат. Не брошу, пока не закончу. Ничто не заставит меня сойти с достойного и честного трудового пути.
- А я-то собирался предложить отобедать.
- Продано.
Она бросила кисть в банку с растворителем и вытерла руки тряпкой.
Приняв ванну и переодевшись, она присоединилась к нему у стоечки выпить мартини перед обедом.
- Ванна у вас потрясающая.
- Весьма польщен.
Они проехали через весь остров и пообедали в "Местечке Получше", где подавали дары моря и шампанское. В заведении было почти пусто, тенисто и прохладно. Они беседовали о детстве, о том, где джаз лучше - в Чикаго или в Сан-Франциско, о "подпольном" кино, о том, что на десерт они оба очень любят мороженые канталупки.
Они лежали бок о бок на теплом песке под небом, которое уже не было безоблачно-синим, а слегка подернулось высокой дымкой, за которой с севера неумолимо надвигалась стена тяжелых серых облаков. Вернувшись, они переоделись было в рабочую одежду, но к работе так и не приступили.
- Мне уже хватило и солнца, и песка в избытке, сэр, - сказала наконец Джемайма и, оттолкнувшись от песка, села. - А попасть под грозу я не очень жажду. Я, пожалуй, встану и поброжу по дому, ладно?
Он сонно согласился.
- Ничего, если я позвоню? Надо же известить авиакомпанию, где я нахожусь.
Он не открыл глаза, боясь нарушить блаженную полудрему.
- Больше трех минут не говорить, - сказал он, еле раскрывая рот.
Она поцеловала его в сонные губы.
- Ладно, - сказал он. - Не больше четырех.
Домой он вернулся под вечер, когда тучи заволокли все небо, от горизонта до горизонта. Джемайму он застал в библиотеке, в глубоком кресле, за папкой с эстампами Хокусаи. Некоторое время он смотрел ей через плечо, потом продефилировал к бару.
- Холодает. Хересу не угодно ли? - Голос его эхом разносился по всему нефу.
- Угодно. Хотя мне и не нравится ваш бар. - Да?
Она прошлась с ним до перил алтаря.
- Он какой-то очень уж выпендронистый, если хотите.
- То есть инфантильный?
- Да. Вот именно. - Она приняла из его рук потирс вином и уселась на перила, прихлебывая. Он смотрел на нее с довольством собственника.
- Да, кстати. - Она резко отставила потир. - Вам известно, что в ваших владениях разгуливает сумасшедший?
- Да ну?
- Да. Я его встретила, когда шла сюда. Он рычал, как пес, и рыл яму, до ужаса похожую на могилу.
Джонатан нахмурился.
- Не представляю себе, кто бы это мог быть.
- Он еще бормотал себе под нос.
- Да?
- Нечто очень вульгарное.
Джонатан покачал головой.
- Надо бы этим заняться.
Пока он жарил бифштексы, она приготовила салат. Вернувшись домой, он первым делом положил фрукты в морозильник, и теперь, соприкоснувшись с влажным воздухом сада, пурпурные виноградины подернулись дымкой инея. Ужин был сервирован в саду, за столом из кованого железа, невзирая на вероятность дождя. Джонатан откупорил бутылку вина под названием "пишон-лонгвиль-барон", и они сели за трапезу. Наступающая ночь плавно перевела источник света с вершин деревьев на мерцающие фонарики-"молнии", расставленные на столе. Постепенно огоньки ламп перестали дрожать, воздух сделался плотным и неподвижным, лишь время от времени на севере вспыхивали всполохи зарниц, обозначавшие край грозы. Небо, по которому стремительно неслись тучи, темнело, а небольшие порывы ветра - вестового грозы заставляли огоньки в лампах дрожать и ерошили серебристо-черную листву вокруг. Потом Джонатан еще долго помнил подобный метеору след от тлеющей сигареты Джемаймы, когда та поднесла ее ко рту.
После длительного молчания он заговорил:
- Пойдемте со мной. Я хочу вам кое-что показать.
Она последовала за ним в дом.
- Знаете, во всем этом есть что-то от фантасмагории, - сказала она, когда он извлек ключ из самой глубины ящика кухонного стола и повел ее вниз по полувинтовым каменным ступеням. - В катакомбы? Может быть, в яму с негашеной известью в подвале? Что я о вас на самом деле знаю? Возможно, мне следовало бы запастись кусочком хлеба и бросать крошки, чтобы потом выйти назад.
Джонатан включил свет и пропустил ее вперед. Она прошла мимо него, притягиваемая источаемой стенами волшебной силой картин.
- Ого! Господи! О, Джонатан!
Он сидел в рабочем кресле и глядел на нее. Она двигалась от полотна к полотну в неровном, пульсирующем ритме: очередная картина притягивала ее, а предыдущая не отпускала от себя. От удовольствия и восторга она даже жужжала - такие звуки издает проголодавшийся ребенок, когда уминает завтрак в одиночку.
Исполненная зрительными впечатлениями, она села на резной фортепианный табурет и некоторое время смотрела вниз, на кашанский ковер.
- Вы неподражаемый человек, Хэмлок.
Он кивнул.
- И все это - вам одному... Этот дом, страдающий манией величия, эти... - Она широко повела рукой, повторяя этот же жест глазами. - И все это вы держите при себе.
- Я исключительный эгоист. Хотите шампанского?
- Нет.
Она вновь опустила глаза и печально покачала головой.
- И это все для вас так важно... Даже важнее, чем убеждал меня мистер Дракон.
- Да, важно, но...
...И оба замолчали на несколько минут. Она не поднимала глаз, а он, после первого ошеломленного взгляда на нее, пытался ослабить свой гнев и замешательство, заставляя себя смотреть только на картины.
Наконец он вздохнул и, оттолкнувшись, встал с кресла.
- Так, мадам, пожалуй, отвезу-ка я вас на станцию. Последний поезд, знаете ли... - Громко начав, он закончил еле слышным шепотом.
Она послушно пошла вслед за ним по каменным ступеням. Пока они были в галерее, наверху разразилась жуткая гроза, которую они даже не слышали. Теперь они поднимались как бы сквозь слои нарастающего, но еще приглушенного шума - дождь металлом стучал о стекло, ветер выл, что-то хлопало, как флаг на ветру, вдалеке басовито ворчал гром.
На кухне она спросила:
- У нас хватит времени на бокал шампанского, который вы мне недавно предлагали?
Он прикрыл свою боль сухим холодом вежливости.
- О, разумеется. В библиотеке?
Он понимал, что и она расстроена, и постарался добить ее, используя в качестве дубинки подчеркнуто искусственную нарочитую светскость. Он весело болтал о нехватке транспортных средств в этой части Лонг-Айленда, об особых трудностях, вызванных грозой. Они сидели в тяжелых кожаных креслах, лицом друг к другу - а дождь под прямым углом лупил по витражам, стены и пол рябили красным, зеленым, голубым. Джемайма вмешалась в поток его речей, направленных лишь на то, чтобы исключить всякую возможность настоящего общения.
- Мне, наверное, не следовало вас так сразу ошарашивать, Джонатан.
- О? А как же вам следовало меня ошарашить, Джемайма?
- Я не могла продолжать... не могла, чтобы мы продолжали... оставляя вас в неведении. А более мягкого способа я найти не могла...
- Могли бы огреть меня кирпичом, Джемайма, - предложил он и рассмеялся. - На меня, наверное, затмение нашло. Что-что, а голову вскружить вы умеете. Мне давно бы следовало понять, что никакого совпадения тут быть не могло. Вы на самолете в Монреале. Вы в такси около конторы Дракона... Как все планировалось, Джемайма? Вы должны были распалить во мне желание, распалить до белого каления, а потом отказывать мне, пока я не соглашусь провести для Дракона эту санкцию? Или вы собирались нашептывать мне в ухо коварные речи, пока я лежал бы расслабленный и блаженный после совокупления?
- Нет, все гораздо примитивнее. Мне было велено украсть деньги, полученные вами за последнюю санкцию.
- М-да, прямо скажем, лобовой подход.
- Я видела - деньги лежат у вас внизу, на столе. Мистер Дракон сказал, что эти деньги вам очень нужны.
- Он прав. Но почему именно вы? Почему не кто-то другой из его холуев?
- Он решил, что я смогу быстро войти к вам в доверие.
- Ясно. И как давно вы работаете на Дракона?
- Фактически я на него не работаю. Я состою в ЦИРе, но не в Спецрозыске и Санкциях. Они выбрали кого-то из другого отдела, чтобы исключить возможность узнавания.
- Разумно. Чем же вы занимаетесь?
- Я курьер. Работа стюардессы - очень подходящее прикрытие для этого.
- И часто вам приходилось выполнять подобные задания? Забираться к кому-то в постель в служебных целях?
Она подумала и все же решила воздержаться от заведомой лжи.
- Пару раз.
Он немного помолчал, потом рассмеялся.
- До чего же мы друг другу под стать! Убийца-эгоцентрик и патриотическая шлюха. Нам бы спариться, да и посмотреть, кого мы породим. Эгоцентричная шлюха - еще куда ни шло, ничего против не имею, но убийца-патриот... Гаже ничего быть не может.
Джонатан, - она склонилась к нему, неожиданно рассерженная.
- Вы хоть представляете себе, насколько важно это задание и почему мистер Дракон так настойчиво добивается вашего согласия?
Он посмотрел на нее молча и без всякого выражения - в его намерения не входило помогать ей вести этот тяжелый и неприятный разговор.
- Я знаю, что он не посвятил вас в детали. Он и не мог этого сделать, пока у него не будет гарантий, что вы согласны. Но если бы вы только знали, что поставлено на карту, вы согласились бы.
- Вот в этом я сомневаюсь.
- Мне бы так хотелось рассказать вам. Но мои инструкции...
- Понимаю.
После паузы она сказала:
- Я старалась от этого отвертеться.
- О? Неужели?
- Днем, когда мы лежали на пляже, я поняла, что было бы гадко так поступить теперь, когда мы с вами...
- Когда мы с вами что? - Он приподнял брови, любопытствуя.
Она поморщилась - одними глазами.
- Словом, я тогда оставила вас, пришла сюда, позвонила Дракону и попросила освободить меня от этого задания.
- Он отказал, я полагаю?
- Он не мог говорить со мной. Ему делали переливание или что-то вроде. Но его помощник отказал... Как его?
- Поуп. - Он допил вино и поставил бокал на стол. - Мне, знаете ли, в это как-то трудно поверить. Ведь вы с самого Монреаля в этом участвовали. И притом вы, похоже, убеждены, что мне надо согласиться на эту работу...
- Вы должны, Джонатан!
- ... и несмотря на все это вы хотите, чтобы я поверил, будто один приятный денек в моем обществе заставил вас резко изменить позицию. И я просто не могу не чувствовать, что вы совершаете ошибку, стараясь одну ложь замазать другой.
- Ничего я не изменяла! Все дело только в том, что мне очень не захотелось делать это самой... И вы прекрасно знаете, что это не только приятный денек, а нечто большее.
Он посмотрел ей в глаза, сначала в один, потом в другой, и кивнул.
- Да, нечто большее.
- И для меня все началось не сегодня. Я целыми днями сидела за вашим досье, кстати, полным до неприличия. Я знаю, каким было ваше детство. Я знаю, как ЦИР изначально втянул вас в работу. Я знаю об убийстве вашего друга во Франции. И даже еще до того, как я получила это задание, я видела вас по телевизору, в учебной программе. - Она еле заметно улыбнулась. - Вы читали лекцию об искусстве с таким нахальным высокомерием. Да я уже на девяносто процентов втрескалась в вас еще до встречи. А потом, внизу, в вашей галерее... мне было так приятно, что вы меня туда пригласили... и я просто не могла не рассказать вам все. Я же знала из досье, что вы туда никого не приглашаете... В общем, там, внизу... и вы сидите, такой счастливый, и все эти прекрасные картины, и этот голубой конверт с деньгами лежит на столе, такой беззащитный... Я должна была сказать вам, вот и все.
- Еще что-нибудь добавить можете?
- Нет.
- "О башмаках, о сургуче, капусте, королях" поговорить не желаете?
- Нет.
- В таком случае, - он подошел к ней и поднял за руки из кресла, побежали наверх - кто быстрее?
- Побежали.
Мерцающий в дожде столб света падал на ее глаза, высвечивая в самые неожиданные моменты золотые арлекинские блестки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34