В качестве прощального жеста он передернул затвор пистолета - и из магазина вылетел патрон, описал дугу в воздухе, ударился о стенку, отскочил на ковер. Оба с удивлением посмотрели на кусочек сверкающей латуни. Жан-Поль невесело усмехнулся.
- Полагаю, что я еще больший простофиля, чем мне казалось. Я ведь готов был присягнуть, что пистолет не заряжен.
Он вышел, не пожелав Джонатану спокойной ночи.
Джонатан закурил, принял таблетку и снова постарался заснуть, на сей раз в кровати, полагая, что теперь это безопасно. С такой же иррациональной верой в "антивозможность" пилоты бомбардировщиков летят прямо в облачка от разрывов зенитных снарядов, а дровосеки спасаются от грозы под деревьями, уже расщепленными молнией.
АЙГЕР, 11 ИЮЛЯ
Когда они цепочкой шли к подошве горы, от них исходило только два звука - тихий усталый шорох шагов и шипение травы на альпийском лугу, мокрой и сверкающей росою травы под их ботинками, подкованными триконями. Идя последним, Джонатан смотрел вверх, на горные звезды, еще яркие и холодные, хотя рассвет уже начал притуплять их сияние. Альпинисты шли налегке, без рюкзаков, веревок и "слесарни". Бен и трое молодых альпинистов, разбивших лагерь на лугу, шли впереди штурмовой четверки и несли тяжелое снаряжение до самой подошвы горы, отмеченной каменной осыпью.
В этот безмолвный, ранний час перед лицом столь трудной задачи вся четверка испытывала ощущение какой-то нереальности происходящего, знакомое каждому, кто хоть раз отваживался на крупное восхождение. Как всегда, перед самым началом восхождения Джонатан жадно вбирал в себя все физические ощущения. Его тело трепетало и прямо-таки искрилось от ожидания. Ноги, уже настроенные на трудный подъем, с головокружительной легкостью несли его по ровной земле. Холодный предрассветный ветер в затылок, запах травы, почти осязаемая густота тьмы, окружающей его - Джонатан сосредоточивался на всем этом по очереди, смакуя свои ощущения, схватывая их скорее памятью тела, нежели памятью ума. Он всегда удивлялся той необъяснимой значимости, которую простые ощущения приобретают непосредственно перед сложным восхождением. Он понимал, что такое обостренное восприятие обыденного являлось следствием внезапной зыбкости, приобретаемой в такие минуты миром ощущений. Он знал, что ни ветру, ни траве, ни ночи не угрожает смерть. Она грозит только ему - животному, способному воспринимать. Но он никогда об этом подолгу не раздумывал.
Жан-Поль замедлил ход и поравнялся с Джонатаном, которому очень не понравилось это вмешательство в его безмолвный разговор с собственными ощущениями.
- Насчет той ночи, Джонатан...
- Забудьте о ней.
- А вы?
- Уже.
- Сомневаюсь.
Джонатан ускорил шаг и оставил Жан-Поля позади.
Они приблизились к точечкам света, на которые ориентировались, идя через луг, и увидели Бена и его группу добровольных помощников, которые раскладывали и проверяли снаряжение с помощью карманных фонариков. Карл посчитал нужным в своем качестве руководителя дать пару совершенно излишних указаний, пока группа в темпе снаряжалась. Бен мрачно брюзжал насчет холода и дикой рани, но все его слова, имели единственную цель - нарушить гнетущую тишину. Он чувствовал себя опустошенным и ненужным. Его участие в восхождении закончилось, теперь он вернется в Кляйне Шайдегг, где будет управляться с репортерами и следить за продвижением группы через телескоп, который он с этой целью и привез. Он снова станет активным участником лишь в том случае, если что-то произойдет и ему придется организовывать спасательный отряд.
Стоя рядом с Джонатаном, но глядя в сторону, на гору, выделявшуюся на фоне тьмы еще большей темнотой, Бен потянул своим большим носом и шмыгнул им.
- Теперь послушай меня, старик. Вздумай только вернуться с горки по частям, я тебе таких пинков надаю!
- Бен, ты слезлив и сентиментален.
- Да, пожалуй.
Бен отошел и ворчливо распорядился, чтобы его молодые помощники отправлялись вместе с ним обратно в отель. Если бы они оба были помоложе и более склонны к мелодраматическим жестам, Бен бы не преминул пожать руку Джонатану.
Группа двинулась дальше, в темноте, карабкаясь по осыпям на груду камней у подошвы горы. К тому времени, как они вышли на сам склон, первый свет начал уже выхватывать из тьмы очертания предметов. В этом свете, робком и как бы раболепном, скала и заплатки снега на ней казались заурядными, грязно-серыми. Но айгерская скала имеет органичный серый тон, порожденный смешением разных цветовых элементов, а не тот элементарный грязно-серый цвет, который является просто смесью белого и черного. А снег на самом деле был ослепительно белым, без следов пыли, не изъеденный оттепелью. Грязь нес в себе сам свет, и он марал все предметы, которые освещал.
Они обвязались веревками согласно плану - пройти нижнюю часть склона двумя отдельными, параллельными связками. Одну связку составили Фрейтаг и Биде - большая часть их крючьев бренчала на поясе у Карла. Он намеревался постоянно идти первым, и чтобы Биде доставал все крючья, которые потребуется вбить. Джонатан и Андерль поделили свое железо пополам, поскольку по взаимной негласной договоренности они предпочли идти перекатами, поочередно выдвигаясь вперед. Естественно, таким образом, они продвигались значительно быстрее.
Было девять утра, и солнце ненадолго тронуло - как случалось дважды в каждый погожий день - вогнутый склон Айгерванда. Основной темой разговора среди Айгерских Пташек была та шуточка, которой накануне угостил своих гостей на вечеринке греческий купчина - он намочил водой все рулоны туалетной бумаги. Его американская жена сочла эту шутку весьма низкопробной и - что более существенно - чрезмерно расточительной.
Завтрак Бена был прерван воплем с террасы, за которым последовало всеобщее бегство взволнованных Айгерских Птах к телескопам. Пришел в действие тщательно отлаженный и заранее продуманный коммерческий механизм. Возле каждого телескопа (за исключением того, который был за огромные деньги зарезервирован для грека с супругой) тут же появились служители в ливреях. С типично швейцарской расторопностью и предусмотрительностью служители моментально зашуршали билетиками - для каждого телескопа предусматривались билетики своего цвета. На каждом из них было напечатано, на какие именно три минуты они действительны. Билеты продавались Айгерским Пташкам по цене, вдесятеро превышающей обычную плату за пользование телескопом-автоматом, но возле каждого телескопа стали тут же образовываться очереди и толчея. Билеты продавались с тем условием, что администрация не станет возвращать деньги в случае плохой погоды или облачности, которая скроет альпинистов из виду.
Бен почувствовал, как в глотке у него встает горький комок омерзения при виде этих щебечущих некрофилов, но он также испытал облегчение - группу увидели! Теперь он мог установить на лугу свой собственный телескоп, подальше от отеля, и недреманным оком следить за группой.
Он как раз поднимался из-за стола, выпив кофе, когда полдюжины репортеров, протолкавшись сквозь возбужденную толпу, хлынувшую в противоположном направлении, пробились в столовую, окружили Бена и наперебой кинулись задавать ему вопросы о восхождении и его участниках. Бен раздал краткие машинописные биографии каждого из спортсменов. Они были заготовлены специально, чтобы репортеры не особенно прибегали к собственному пылкому воображению. Но эти биографические справки, содержащие лишь даты и места рождения, род занятий и альпинистские достижения восходителей, оказались слишком скудны для тех репортеров, которые жаждали сенсаций или "человеческого интереса", поэтому они продолжали осыпать Бена градом агрессивных вопросов. Забрав с собой утреннюю порцию пива и сжав зубы в мрачном молчании, Бен начал протискиваться сквозь них, но тут один журналист-американец ухватил его за рукав и попытался удержать.
- Эй, а ты уверен, что тебе эта рука больше не нужна? - спросив Бен и был немедленно выпущен.
Они настойчиво шли за ним, пока он шел через вестибюль своей энергичной подпрыгивающей походкой, но спокойно добраться до дверей лифта он не успел: английская газетная дама в твидовом костюме - мускулистая, жилистая, бесполая, с четкой отрывистой дикцией - встала между ним и дверью лифта.
- Скажите, мистер Боумен, по-вашему, эти люди поднимаются в гору вследствие необходимости утвердить себя как настоящих мужчин, или это скорее компенсация за чувство неполноценности. - Ее карандаш застыл над книжечкой в ожидании ответа Бена.
- А почему бы вам не трахнуться с кем-нибудь? Вам бы это сильно на пользу пошло.
Она записала первые слова, потом суть сказанного дошла до нее, и карандаш ее замер, а Бен тем временем вскочил в лифт.
Джонатан и Андерль нашли узенький выступ прямо к западу от, устья того желоба, который по плану Карла должен был стать ключевым участком нового маршрута. Они вбили крючья и подвязались, ожидая прибытия Карла и Жан-Поля. Хотя с нависшего над ними утеса капала ледяная талая вода, он защищал их от камнепада, который последние полчаса сильно мешал восхождению. Чтобы не сидеть на мокром, они подложили под себя мотки веревки, а осколки камней и льда пролетали над гребнем утеса, со свистом проносились мимо в каких-то трех-четырех футах и ударялись о скалы внизу с громкими разрывами и брызгами осколков - настоящая горная шрапнель.
Их выступ был таким узким, что им пришлось сидеть, прижавшись бедром к бедру, и свесив ноги над бездной. До сих пор подъем был быстрым и прекрасным, а вид открывался такой, что дух захватывало. Поэтому, когда Андерль достал из кармана куртки плитку твердого шоколада и поделился с Джонатаном, они принялись самозабвенно и молча жевать, испытывая радость и большой душевный подъем.
Джонатан не мог обойти вниманием те звуки, которые, как и тишина, обступали их со всех сторон. Рев мчащейся воды постоянно усиливался за тот последний час, когда они продвигались к устью желоба чуть справа от него. Джонатан представил себе, хотя со своего насеста видеть этого не мог, что желоб превратился в сплошной водопад. Ему и раньше приходилось пробираться через подобные водопады (Ледяной Шланг на классическом маршруте был тому изрядным примером), но его опыт нисколько не уменьшил уважительного отношения к опасностям таких переходов.
Он исподволь посмотрел на Андерля - не ощущает ли тот такую же тревогу. Но блаженная, отсутствующая улыбка на лице австрийца показывала, что он чувствует себя в своей родной стихии и всем доволен. Некоторым людям присуще органичное сродство с горами, долина для них существует лишь как некий отдаленный центр упорного и постоянного тяготения, которому надо противостоять до конца. Джонатан не мог погрузиться в такое же довольное созерцание. Если он шел в гору, весь мир действительно сужался до веревки, скалы, опоры, ритмов собственного движения. Но сейчас, на привале, когда было время подумать, его вновь стали одолевать долинные заботы.
Например, объектом мог быть Андерль. А теперь еще и охотником. За последние три часа было по меньшей мере полдесятка случаев, когда Андерлю оставалось только перерезать веревку и немножко дернуть - и Джонатан больше не представлял бы никакой угрозы. То, что Андерль до сих пор так не сделал, никоим образом не исключало его из числа потенциальных объектов. Они находились еще слишком близко от основания, нашлись бы неопровержимые улики, да и обрезанная веревка выглядит совсем не так, как перетертая. Кроме того, за ним могли постоянно наблюдать. Оттуда, снизу, с игрушечной террасы миниатюрного отеля на них смотрит, по меньшей мере с десяток глаз, и их зоркость многократно увеличена выпуклым стеклом.
Джонатан решил, что может спокойно отдыхать. Если что и случится, то это будет выше, там, где расстояние превратит их в маленькие точки, едва заметные даже в самый сильный телескоп. Вероятно, это произойдет, когда опустятся облака и туман скроет их совершенно. Там, наверху, тело и перерезанную веревку найдут лишь через несколько месяцев, а возможно и лет.
- Что нахмурился? - спросил Андерль.
Джонатан рассмеялся.
- Мрачные мысли. А вдруг упаду?
- Я никогда не думаю о падении. Какой смысл? Если оно захочет случиться, оно случится и без моих раздумий. Я думаю о восхождении - вот об этом стоит подумать. - Он закончил это философское рассуждение, засунув в рот остаток шоколада.
Такой длинной речи Джонатан от Андерля еще никогда не слышал. Совершенно ясно, что перед ним был человек, полностью оживающий только в горах.
Над выступом нижней скалы в поле зрения показалась сначала рука Карла, потом его голова. Вскоре он весь появился на выступе прямо под ними, постоянно выбирая веревку, ведущую еще ниже, к Жан-Полю. Вскоре тот тоже перекинул себя через гребень, раскрасневшийся, но торжествующий. Вновь прибывшие нашли для себя узенький карниз, вбили крючья для страховки и уселись отдохнуть.
- И что вы теперь думаете о моем маршруте, герр доктор? - крикнул Карл.
- Пока что все прекрасно. - Джонатан подумал о ревущей талой воде прямо над ними.
- Я знал, что все так и будет.
Жан-Поль жадно приложился к фляге с водой, потом откинулся на, веревку, закрепленную на крюке карабином.
- Я и не предполагал, что вы, джентльмены, намереваетесь бежать в гору! Поимейте снисхождение к моим сединам! - Он поспешил рассмеяться, пока никто не успел подумать, что он шутит.
- Сейчас вам вполне хватит времени на отдых, - сказал Карл. - Мы пробудем здесь час как минимум.
- Час! - возмутился Жан-Поль. - Вот здесь вот нам целый час придется сидеть?
- Мы отдохнем и немного позавтракаем. Подниматься по желобу еще слишком рано.
Джонатан согласился с Карлом. Хотя альпинист на Айгере должен ожидать, что гора будет обстреливать его камнями и льдом относительно регулярно, принимать на себя настоящую канонаду не было никакого смысла - а именно так гора реагирует на пришельцев в середине утра. Камни и прочий "мусор", вмерзший в гору за ночь, высвобождаются утренним солнцем, вызывающим таяние, и летят вниз с грохотом, по непредсказуемым дугам, с рикошетами, от самой мульды Белого Паука, расположенного прямо над группой, хотя и значительно выше. Классический маршрут подъема проходит намного западней этой естественной линии огня.
- Сначала мы дадим горе провести утреннюю приборочку, а потом пойдем на желоб, - объявил Карл. - Тем временем давайте полюбуемся природой и немного перекусим, да?
По искусственному оживлению Карла Джонатан понял, что на руководителя рев воды, мчащейся над ними по желобу, тоже произвел сильное впечатление. Но было не менее очевидно, что к критике или советам он не будет восприимчив.
И все-таки:
- Похоже, у нас впереди неплохое купание, Карл.
- Конечно, герр доктор. Что вы имеете против утреннего душа?
- Даже если мы и сможем пройти, нас это здорово вымотает.
- Да, Восхождение требует от человека многого.
- Сопляк.
- Что?
- Ничего.
Жан-Поль снова приложился к фляге, потом передал ее Карлу, который тут же вернул ее, отказавшись от воды. Не без труда затолкав пластмассовую флягу в рюкзак, Жан-Поль с восторгом окинул взглядом долину.
- Прекрасно, да? Просто восхитительно. Наверное, Анна в этот самый момент смотрит на нас в телескоп.
- Наверное, - сказал Джонатан, хотя сильно в этом сомневался.
- Мы пойдем на желоб одной связкой, - сказал Карл. - Я пойду впереди, Андерль будет страховать сзади.
Джонатан снова прислушался к реву воды.
- Такой маршрут был бы легче зимой, когда меньше тает.
Андерль рассмеялся.
- Ты предлагаешь нам подождать?
Бен услышал всплеск речей на террасе под окном своего номера, и отчетливо техасский голос воплотил в себе многоязыкую плачевную песнь разочарования:
- Во бли-ин! Что за дела? Я свои билетики извел, чтоб посмотреть, как они там на скале прохлаждаются, а как только мое время кончилось, так они начинают что-то там делать. Эй, Флойд! Сколько это будет на настоящие деньги?
Бен выбежал из своей комнаты на луг, подальше от отеля и Айгерских Пташек. На установку телескопа ему понадобилось десять минут. С самого начала этот длинный диагональный желоб Карла тревожил его больше, чем какой-либо другой участок восхождения. Попав в фокус, далекий склон стал четко виден, потом опять сделался размытым, потом вновь отчетливо проступил в глазке телескопа. Он начал со дна желоба и повел трубу вверх и вправо, следуя вверх по склону за темным шрамом в теле скалы. На выходе из желоба виднелась шапка пены, и Бену стало ясно, что сейчас в желобе - настоящая горная река. Он знал, что группе придется проходить ее против течения, а поток будет выбивать из-под них опоры, и при этом они будут постоянно открыты для всех опасностей камнепада, беспрерывно грохочущего по этому естественному тоннелю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34