Поуп с трудом кивнул.
Джонатан помог ему подняться и, приняв на себя большую часть его веса, довел до дверей. Чтобы не упасть, Поуп прислонился к косяку. В Джонатане вдруг пробудился преподаватель:
- "Откепать" - избить, изувечить, применить физические меры воздействия.
Ногтями цепляясь за стену, Поуп вышел. Джонатан закрыл за ним дверь, развинтил футляр своей портативной пишущей машинки и извлек оттуда все компоненты, необходимые для подкурки. Он глубоко погрузился в кресло, удерживая дым в легких как можно дольше при каждой затяжке. Анри Бак был другом. А он пощадил Поупа.
Уже четверть часа Джемайма сидела напротив него в полумраке кафе, храня полное молчание. Ее глаза изучали его лицо, на котором было непонятное, отсутствующее выражение.
- Меня тревожит не молчание, - сказала она наконец. - Меня тревожит вежливость.
Джонатан усилием воли вернул себя в настоящее.
- Прости, пожалуйста?
Она печально улыбнулась.
- Вот именно это я и имела в виду.
Джонатан глубоко вздохнул и все внимание перевел на нее.
- Извини. Я все думаю о завтрашнем дне.
- Все время только и слышу: "извини", да "прости", да "передай, пожалуйста, соль". И, знаешь, что мне меньше всего нравится?
- Что?
- У меня ведь и соли-то нет.
Джонатан рассмеялся.
- Мадам, вы неподражаемы.
- Да, но что я с этого имею? Извинения, прощения и выражения сожаления.
Он улыбнулся.
- Да, ты права. Из меня сегодня компания никудышная. Прошу...
- Только скажи - я тебя так по ноге двину!
Он дотронулся до ее пальцев. Время беззлобного обмена колкостями прошло.
Она стиснула ногами его ногу под столом.
- Как ты намерен поступить со мной, Джонатан?
- Ты о чем?
- Я вся твоя, братишка. Можешь поцеловать меня, пожать руку, переспать со мной, жениться на мне, поговорить со мной, избить меня или... Ты медленно поводишь головой из стороны в сторону. И это означает, что ни бить меня, ни спать со мной ты не собираешься. Так?
- Я хочу, чтобы ты уехала домой, Джем.
Она пристально посмотрела на него с гордостью и обидой во взгляде.
- Черт тебя подери, Джонатан Хэмлок! Ты Бог или кто? Сам себе придумал правила, и, если кто-нибудь тебя обидит и обманет, ты его давишь, как танк.
Она сердилась, потому что в ее глазах стояли совершенно непрошенные слезы. Она смахнула их тыльной стороной ладони.
- Для тебя нет различий между каким-то Майлзом Меллафом и... и мной, которая тебя любит. - Она не повысила голос, но так резко выговаривала согласные, что рассерженность ее не вызывала сомнений.
Джонатан ответил столь же резко.
- Ничего себе! Если бы ты меня не обворовала, я бы ни во что это не вляпался. Я привел тебя в мой дом. Я показал тебе мои картины. И я любил тебя - правда, очень недолго. А что сделала ты? Ты дала Дракону все козыри, чтобы втянуть меня в эту историю. В ситуацию, где у меня чертовски маленький шанс выжить. И еще говорит мне о любви!
- Но когда я получала это задание, я тебя еще не знала!
- Деньги ты взяла утром. Когда уже узнала меня.
Своим молчанием она признала, что временная последовательность ее действий меняет все дело. Потом она попыталась что-то объяснить, но бросила, не сказав и нескольких слов.
Официант принес кофейник, и в его присутствии они замерли самым нелепым образом. За время этой паузы оба успокоились. Когда официант ушел, Джемайма глубоко вздохнула и улыбнулась.
- Прости меня, Джонатан!
- Еще раз попросишь прощенья - я тебя так по ноге двину!
Конфликт утратил остроту. Она отхлебнула кофе.
- Что там, в горах? Будет очень трудно?
- Надеюсь, что до горы дело не дойдет.
- Но будет очень трудно?
- Будет очень мокро. Ее передернуло.
- Я всегда ненавидела это сочетание - "мокрое дело". Я могу чем-нибудь помочь?
- Ничем, Джемайма. Просто держись в стороне. Отправляйся домой.
Когда она вновь заговорила, голос ее был сух, как будто она трезво взглянула на ситуацию со стороны.
- Боюсь, Джонатан, что между нами все кончено. Люди вроде нас так редко влюбляются. Даже смешно подумать о нас, как о "влюбленных". Но вышло так, что мы любим друг друга. И было бы так мерзко... так чертовски мерзко... - Она пожала плечами и потупилась.
- Джем, со мной что-то происходит. Я... - Ему было почти стыдно говорить об этом. - Сегодня я пощадил Поупа. Даже не знаю почему. Мне просто... было все равно.
- Что ты хочешь сказать? Как это ты "пощадил Поупа"?
- Детали не имеют значения. Но происходит что-то странное... непривычное... Может быть, через несколько лет...
- Нет!
Столь моментальный отказ удивил его.
- Нет, Джонатан, я взрослая, привлекательная женщина. Я не представляю, как я буду сидеть и ждать тебя, пока ты не созреешь или не устанешь настолько, что постучишься в мою дверь.
Он подумал над этим и ответил:
- Ты исключительно права, Джем.
Они молча пили кофе. И потом она посмотрела на него, и в ее арлекинских глазах отразилось постепенное осознание того, что сейчас произошло.
- Господи! - изумленно прошептала она. - И это наяву. Сейчас между нами действительно все кончится. Мы скажем друг другу "прощай". И все.
- Джонатан ласково спросил:
- Ты сможешь сегодня вылететь в Штаты?
Она внимательно изучала салфетку, лежащую у нее на коленях.
- Не знаю. Вероятно.
Джонатан встал, кончиками пальцев тронул ее за щеку и вышел из кафе.
Последний ужин альпинистов в отеле прошел как-то напряженно. Никто не ел много, кроме Андерля, у которого вообще отсутствовал орган, вырабатывающий страх, и Бена, которому в любом случае не нужно было идти в гору. Джонатан высматривал у каждого из завтрашних спутников признаки хоть какой-то реакции на появление Клемента Поупа, и, хотя волнение проявлялось в изобилии, естественные тяготы предстоящего восхождения не оставляли никакой возможности разобраться в причинах волнений. Утреннее отвратительное настроение Биде дозрело до стадии холодной официальности, а Анна предпочла не покидать свой привычный кокон замкнутости. Карл слишком серьезно относился к принятым самим на себя обязанностям руководителя и не мог уделять внимания мелочам этикета. Несмотря на бутылку шампанского, присланную со стола греческого купчины, весь ужин был прямо-таки заряжен паузами, которых никто не замечал, пока их тяжесть не становилась внезапно ощутимой для всех, и все начинали облегчать ее поверхностно-веселой светской трепотней, постепенно переходившей в обрывки полуфраз и бессмысленные словесные завитушки.
Хотя столовая была забита Айгерскими Пташками в ярком, полупраздничном оперении, в самой тональности разговоров ощущалась заметная перемена. Да по временам девичий смех - "аллегро виваче сфорцандо" - рассыпался поверх привычного "пондерозо" мужчин средних лет. Но фоном всему был "бассо остинато" нетерпения. Когда же начнется это самое восхождение? Они уже сидят здесь два дня. А ведь надо еще и сделки заключать и прочие удовольствия ловить. Когда же, наконец, ждать этих падений - избави, конечно, Бог от них?
Актер и его цветастая партнерша вошли в столовую поздно, как обычно, и размашисто помахали альпинистам, надеясь создать впечатление, что их как-то выделили из прочих, приняв их приветствие.
Ужин завершился на деловой ноте, когда Карл безо всякой надобности распорядился, чтобы все легли спать как можно раньше. Он поведал коллегам, что пройдет по всем номерам за два часа до рассвета и разбудит каждого, чтобы они успели тихонько выйти до того, как постояльцы и репортеры заметят их отсутствие.
Свет не горел в комнате Джонатана. От лунного сияния, отраженного снегом за окном, накрахмаленное постельное белье испускало собственное свечение. Джонатан сидел в темноте. На коленях у него лежал пистолет, который оставил ему Поуп, тяжелый и неуклюжий из-за глушителя, придававшего оружию вид какого-то мутанта из скобяной лавки. Забирая его у стойки (при виде коробки конфет в подарок от мужчины мужчине администратор выразительно выгнул брови), Джонатан узнал, что Поуп отбыл в Соединенные Штаты, получив первую медицинскую помощь, необходимость которой возникла после того, как он, по его же словам, - изобретательности Поупа оставалось только позавидовать - поскользнулся в ванной несколько раз подряд.
Хотя перед восхождением определенно надо было бы поспать, Джонатан не рискнул принять таблетку. Этой ночью у объекта будет последний шанс нанести упреждающий удар - если только он не решил подождать, пока они не окажутся на скале. Хотя убийство одного из участников столь опасного восхождения поставит под угрозу жизни остальных, оно не вызовет никаких подозрений и не оставит никаких следов. Всё зависело от того, насколько объекту хватит решительности - и сообразительности.
Но какой смысл сидеть и трепыхаться по этому поводу! Джонатан резко поднялся с кресла и развернул спальный мешок напротив двери, чтобы силуэт каждого входящего был четко виден на фоне света в коридоре. Забравшись в мешок, он снял пистолет с предохранителя и взвел курок, чтобы не пришлось издавать эти два звука позднее, когда любой звук будет, возможно, иметь решающее значение. Он положил пистолет на пол возле себя и постарался заснуть.
В приготовления такого типа он никогда особо не верил. Объекты санкций всегда прибегали к подобным мерам и всегда тщетно. Его неверие было вполне обоснованным. Пока он ворочался и находил удобную позу, чтобы хоть немножечко поспать, он оказался прямо поверх пистолета, быстро извлечь который из-под спального мешка было просто невозможно.
Должно быть, он задремал, потому что совершенно явственно вздрогнул, когда, не раскрывая глаз, почувствовал в комнате свет и движение.
Он открыл глаза. Дверь была настежь раскрыта, и человек - Биде - был отчетливо виден в рамке желтого прямоугольника. Пистолет в руке Биде сверкнул серебром на фоне черного края двери, когда француз осторожно прикрыл ее за собой. Джонатан не шелохнулся. Он почувствовал, как его собственный пистолет уперся ему в поясницу, и проклял злую судьбу, которая его туда засунула. Темная фигура Биде приблизилась к кровати.
Хотя Джонатан заговорил тихо, казалось, что его голос заполнил собой всю комнату, погруженную во тьму.
- Не двигайтесь, Жан-Поль.
Биде замер, не понимая, откуда исходит голос.
Джонатан понял, как ему нужно разыграть эту партию. Он должен продолжать говорить тихо, властно, монотонно.
- Я прекрасно вас вижу, Жан-Поль. И без колебаний убью вас при малейшем движении вопреки моей команде.
- Да. - Голос Биде был хриплым от страха.
- Справа от вас ночник. Нащупайте его, но не включайте, пока я не скажу.
Послышался шорох, потом Жан-Поль сказал:
- Нащупал.
Джонатан, не меняя монотонной интонации чревовещателя, все же понял, что долго блефовать ему не удастся.
- Включите лампу. Но не оборачивайтесь. Продолжайте смотреть на свет. Поняли? - Джонатан не решался сделать лишнее движение, необходимое для того, чтобы вытащить руки из спальника и нашарить пистолет. - Поняли, Жан-Поль?
- Да.
- Тогда так и делайте, только медленно. Давайте! - Джонатан понял, что это не сработает!
И был прав. Биде сделал, как ему велели, только отнюдь не медленно. В то мгновение, когда комната залилась ослепительным светом, он развернулся к Джонатану и навел пистолет туда, где тот лежал самым неподобающим образом в своем коконе из гагачьего пуха. Он смотрел на Джонатана, и в его взгляде примерно поровну было страха и ярости.
Очень медленно, Джонатан поднял руку, не вынимая ее из мешка, и направил указательный палец на Биде, который, сглотнув, понял, что выпуклость на мешке направлена ему прямо в живот. В течение нескольких секунд ни один не шевельнулся. Джонатана прямо-таки бесило, что его настоящий пистолет довольно болезненно давит его под плечо. Но он улыбнулся.
- В моей стране это называется "мексиканская ничья". Кто бы из нас ни выстрелил первым, умрут оба.
Джонатан не мог не оценить самообладания Биде.
- И как же обычно выходят из такой ситуации? В вашей стране?
- По традиции оба должны убрать пистолеты и все обговорить. Таким образом было спасено немалое количество спальных мешков.
Биде рассмеялся.
- У меня не было намерения стрелять в вас, Джонатан.
- Извините. Вероятно, меня сбил с толку ваш пистолет, Жан-Поль.
- Я только хотел произвести на вас впечатление. Может быть, испугать. Не знаю. Это был жест глупца. Пистолет даже не заряжен.
- В таком случае, вас не затруднит бросить его на кровать?
Биде на мгновение замер, потом весь обмяк, ссутулился и уронил пистолет на кровать. Джонатан медленно приподнялся на локте, продолжая указывать на Жан-Поля пальцем, спрятанным в мешке, просунул вторую руку под мешок и извлек пистолет. Когда Биде увидел, как из-под водонепроницаемой ткани показалась рука с пистолетом, он пожал плечами, чисто по-галльски изображая покорность судьбе.
- Вы очень смелый, Джонатан.
- Просто у меня иного выбора не было.
- В любом случае, вы очень изобретательны. Но в этом не было никакой надобности. Как я уже сказал вам, мой пистолет даже не заряжен.
Джонатан выбрался из мешка и подошел к креслу, в которое уселся, не отводя пистолета от Биде.
- Хорошо, что вы решили не стрелять. Я бы чувствовал себя полным идиотом, если бы мне пришлось, согнувши палец, орать "пиф-паф!".
- Разве не оба должны убрать оружие после этой самой мексиканской... как ее?
- Никогда не верьте гринго. - Джонатан обрел спокойствие и уверенность. Было ясно одно - Жан-Поль был непрофессионалом. - Вы пришли сюда с какой-то целью, я полагаю?
Жан-Поль смотрел на собственную ладонь, водя большим пальцем по ее линиям.
- Я думаю, что мне надо вернуться к себе в номер, если вы не против. Он отвернулся. - Я и так уже выставил себя перед вами полным ослом. Я ничего не добьюсь, усиливая это впечатление.
- Мне кажется, я имею право на некоторые разъяснения. Ваш визит в мою комнату был... несколько необычен.
Биде тяжко уселся на кровать, ссутулившись, пряча глаза, и были в его облике такая тоска и подавленность, что Джонатана ничуть не встревожило, что Биде теперь вполне мог дотянуться до своего пистолета.
- Нет в мире ничего более жалкого и смешного, Джонатан, чем разъяренный рогоносец. - Биде печально улыбнулся. - Никогда не думал, что окажусь в роли Панталоне.
Джонатана охватило неприятное смешанное чувство жалости и презрения, которое он всегда испытывал к людям, психологически слабым, в особенности к тем, кто не мог самостоятельно совладать со своими интимными проблемами.
- Я и так уж выставил себя перед вами в самом смешном свете, и больше терять мне нечего, - продолжал Биде. - Полагаю, вы уже в курсе моих физических недостатков. Анна взяла за правило посвящать в них всех своих жеребцов. Это их почему-то еще больше распаляет.
- Вы ставите меня в неловкое положение, Жан-Поль, вынуждая заявить о моей непричастности.
Жан-Поль посмотрел на Джонатана так, будто его вот-вот вырвет.
- Не трудитесь.
- Пожалуй, потружусь. Нам вместе участвовать в восхождении. Давайте скажем просто: я не спал с Анной и не имею ни малейших оснований полагать, что мои поползновения на сей счет встретили бы что-нибудь, кроме презрительной усмешки.
- Но прошлой ночью...
- Что прошлой ночью?
- Она была здесь.
- Откуда вам это известно?
- Мне было одиноко без нее... Я искал ее... Я слушал у вашей двери. Он отвернулся. - Это самое омерзительное, да?
- Да. Вчера ночью Анна была здесь. Я встретил ее в холле и предложил ей выпить. Любовью мы не занимались.
Жан-Поль с рассеянным видом взял свой пистолет и, разговаривая, вертел его в руках. Джонатан не ощущал опасности - он уже не рассматривал Жан-Поля как потенциального убийцу.
- Неправда. Она вчера совокуплялась. Я ее трогал. Я могу определить по...
- Я не желаю об этом слушать. Клиническое любопытство мне чуждо, а здесь не исповедальня.
Жан-Поль вертел в руках маленький итальянский автоматический пистолет.
- Не нужно мне было приходить сюда. Я повел себя весьма вульгарно и тем самым оказался хуже Анны, которая вела себя всего лишь аморально. Позвольте списать это на стресс, вызванный предстоящим восхождением. Мне казалось, что, если Анна увидит, как я штурмую гору, до которой очень немногие мужчины осмелятся даже дотронуться... это могло бы... как-то... Не знаю. Как бы то ни было, все оказалось лишь несбыточной надеждой. - Он посмотрел на Джонатана глазами побитой собаки. - Вы меня презираете?
- Мое восхищение вами обрело новые границы.
- Вы хорошо строите фразу. Но у вас же есть одно неоспоримое интеллектуальное преимущество - вы бесчувственны.
- Вы мне верите насчет Анны?
Жан-Поль печально улыбнулся.
- Нет, Джонатан, я вам не верю. Я рогоносец, но не дурак. Если бы вам нечего было меня опасаться, тогда с какой стати вы улеглись бы на пол в ожидании, что я приду мстить вам?
Этого Джонатан объяснить не мог и даже не старался.
Жан-Поль вздохнул.
- Что ж, я вернусь к себе и буду сгорать от стыда в одиночестве, а вы будете избавлены от необходимости жалеть и презирать меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34