Знаешь, как они крутятся?
— Крутятся-вертятся, — печально сказал Гиви. — Чего волнуешься? Не вернемся мы домой. Не пустят нас. Покажите, скажут, паспорта, а где паспорта? Нету паспортов?
— Господи, — выдохнул Шендерович, — да причем тут паспорта? Не мы первые, не мы последние. Пойдем в посольство, скажем, так мол и так… Синяки покажем.
— В полицию надо заявить, Миша, — твердо сказал Гиви. — Без этого — никак. Полиция даст нам бумагу, мы с ней пойдем в посольство, они нам дадут другую бумагу…
— Подотрись ты своей бумагой, — отрезал Шендерович. Он медленно возврашался в исходное вертикальное положение, по прежнему упираясь спиной в стену ангара.
— Ты как хочешь, — твердо сказал Гиви, — а я пойду в полицию. Пускай они разбираются. Надоели мне, Миша, авантюры эти. Все путем, все путем, не боись, прорвемся… А вот оно, во что все вылилось…
— Ну иди, — вздохнул Шендерович, отряхивая колени, — иди в полицию. Расскажи им про Грецию, про свою историческую родину расскажи…
— И расскажу…
— Давай-давай. Турки знаешь как греков любят! До гроба!
Гиви на миг задумался.
— Миша, послушай, — сказал он наконец… — Ты Али этому задаток давал?
— А то, — горько ответил Шендерович, — треть суммы, все путем.
— Он товар отгрузил? Где товар? Пусть вернет деньги.
— С Али какой спрос? — вздохнул Шендерович, — говорю тебе, Лысюк это… Выследил нас и…
— Ага… Только они, Миша, склад очистили раньше, чем мы сюда подошли. А вот откуда они номер склада узнали? Кто его еще знал? Мы да Али, вот и все. Их Али навел. Так что пусть отдает задаток. Так дела не делают.
Шендерович напряженно задумался.
— А и верно, — сказал он наконец. — Ну я его, паршивца… Всю душу вытрясу. «Надежный человек, надежный человек»! Ну, Яни! Ну, Ставраки! Ну, сволочь!
— Где он живет, знаешь?
— Итальянская угол Канатной.
— Да не Ставраки! Али!
— Откуда? Ставраки, может, знает.
— В кофейню надо. Сам говорил, он туда как на работу ходит.
— Верно! — еще раз обрадовался Шендерович. — В кофейню. Прижмем его, гада ползучего. Пусть бабки отдаст! Все! А не отдаст, в полицию на него настучу. Пошли отсюда, брат мой мудрый, пока мы еще в какое-нибудь дерьмо не вляпались.
— Куда? — с надеждой спросил Гиви, — в полицию?
Шендерович вновь задумался.
— Не-а… с полицией погодим. Они приметы начнут спрашивать… Ты этого урода хорошо разглядел?
— Как тебя, — сказал Гиви.
— Ну?
— В черном чулке, понимаешь…
— Это, — сухо сказал Шендерович, — я и без тебя заметил. Еще что?
— Сам в черном…
— Это я тоже заметил.
— Машину видел.
— Цвет? — деловито спросил Шендерович, — марка? Номер?
— Зверь машина, — печально сказал Гиви.
— И все?
— Ага.
— Ну вот. А ты — полиция, полиция… Что мы им скажем?
— В луже отпечаток протектора остался.
— Это плюс, конечно, — согласился Шендерович. — Только мы вот как сделаем… Вернемся на теплоход, придем в себя, залечим нервы, а завтра, с утра, Алку под мышку — и в кофейню. На теплоход, так на теплоход, — покорно ответил Гиви, — расклад, в общем приемлемый. Толковый расклад. А нас пустят туда, на теплоход-то?
— А то, — пожал плечами Шендерович.
Ночь обнимала их, темная и горячая, точно смола. В черном далеком море мерцали огоньки стоявших ра рейде судов — точно драгоценные камни из рассыпанного ожерелья. Гиви вдруг очень захотелось оказаться там — как можно подальше от берега.
Он вздохнул и, насколько мог, расправил плечи.
— А я своему тоже оч-чень неплохо врезал, — сказал он Шендеровичу.
* * *
На теплоходе было тихо — так тихо, что Гиви различал слабый плеск ударяющихся о борт крохотных волн. Пассажиры — и беспечные туристы, и деловитые челноки разбрелись по Стамбулу в поисках относительно дешевых развлечений, пили кофе за белыми столиками на увитых виноградом террасах, поглощали кебаб и лукум, парились в хамамах, любовались на танец живота… Да мало ли чем можно заняться вечером в благословенном городе, столице благословенной страны, омываемой с трех сторон тремя морями…
Гиви вновь стало жалко себя.
Он с тоской поглядел на освещенные окна салона, потом горько махнул рукой — все выданные Шендеровичем командировочные исчезли в алчных лапах грабителей.
Каюта, к удивлению Гиви, была освещена — Варвара Тимофеевна, о которой Гиви успел напрочь позабыть, с деловитым видом выкладывала на койку какое-то пестрое барахло. Барахло струилось и сверкало в тусклом свете корабельного фонаря.
Она обернулась, расцвела, было, при виде красавца Шендеровича, но тут же всплеснула полными руками.
— Ой, голубчик! Да где ж тебя так?
— Да вот так, — неопределенно отозвался Шендерович, — а я-то думал, мамочка, что вы давно уж в Анталии. Бэбиситтерствуете.
— А я, золотко мое, подумала — когда я еще Стамбул увижу? — благодушно отозвалась Варвара Тимофеевна, — вот и позвонила в Анталию, дайте мне, говорю, еще пару денечков догулять. Понравилось мне тут. Люди приятные, вежливые. Не то, что наши.
Даже в экономном каютном освещении было видно, что за день пребывания в вольном городе Стамбуле, Варвара Тимофеевна переменилась разительно. Волосы ее завились баранчиком и приобрели богатый рубенсовский оттенок, брови изогнулись дугой, уютные круглые плечи лукаво высовывались из винно-алой, с искрой, блузки с таким глубоким вырезом, что Гиви застеснялся и отвел глаза. На ногах у Варвары Тимофеевны красовались добротные но изящные черные лаковые туфельки на низком каблучке, а сами ноги переливались шелком, гордясь своими круглыми, аккуратными коленками.
— Похорошели вы, мамочка, — удивился Шендерович. — просто роза персидская!
— А я в хамам сходила. Вежливые они там, в хамаме. И девочки у них толковые. Любезные… Вы, говорят, красавица-ханум, услада очей, только приодеться немножко… В магазин направили, одна даже со мной пошла, помогла, вот, кофточку подобрать…
— Да она с этого проценты стрижет, — прозаически заметил Шендерович.
— А хоть бы и так. Им хорошо — и мне хорошо. В косметический кабинет отвела, кофем напоила. Заходите, говорит, еще, ханум-красавица, к нам, говорит, в хамам наш люди приличные заглядывают, состоятельные… А вы женщина молодая, интересная…
И Варвара Тимофевна застенчиво одернула юбку, сверкнув круглой коленкой.
— Вот так-то брат Яни, — загрустил Шендерович, — кому война, а кому мать родна…
— А что ж вы Аллочку оставили? — полюбопытствовала Варвара Тимофеевна.
— Это она нас оставила, — сухо сказал Шендерович, — Аллочка с капитаном гуляет.
— Это с таким высоким? Красивым?
Гиви поник.
— Да, — согласился беспристрастный Шендерович, — высоким-красивым.
— Так он же тут, — удивилась Варвара Тимофеевна. — Тут наш капитан. В салоне сидит. И злющий! Сидит, пальцами по скатерти барабанит.
Шендерович вскочил.
— Где сидит? В салоне? Пошли, Гиви!
— Опять Гиви? — удивилась Варвара Тимофеевна.
Варвара Тимофеевна не ошиблась — капитан одиноко сидел за столиком, раздраженно барабаня пальцами по накрахмаленной скатерти. Он действительно был высоким и красивым и так холодно посмотрел на ворвавшегося в салон Шендеровича, что тот тут же выпустил воздух и съежился.
— Ну? — сухо, но вежливо спросил Шендерович.
Он пододвинул ногой стул и опустился на него. Гиви робко топтался за спиной друга, так и не решаясь сесть.
— Это я вас должен спросить — ну? — не менее сухо отозвался капитан. — что у вас с глазом такое? И что вообще стряслось? Где Алла Сергеевна?
— Откуда я знаю — где Алка? — обиделся Шендерович, — это вы должны знать. Вы ж с ней встречались, разве нет?
— Нет, — отрезал капитан. — Алла ушла с вами утром и не вернулась. Я, знаете ли, не привык…
— Блин! — Шендерович покрутил головой. При этом он беспомощно таращился то на капитана, то на Гиви, — Вот это номер! Неужто кто-то еще склеил? Когда, блин, успел?
— Я вас попрошу, — холодно сказал капитан, — не говорить об Алле в таком тоне.
— Тон ему не такой! — Шендерович постепенно начал наглеть, — А вы, извиняюсь, куда смотрели? Ограбили тут нас — раз! Избили и ограбили! Девка пропала — два! Товар пропал — три! — он покрутил перед носом капитана оставшимися двумя пальцами, — Янычары! Дикий народ! Вот ты капитан, ты и скажи — куда нам теперь? Паспорта, бабки — все взяли.
— Погодите, — капитан беспомощно поглядел на Гиви, — Вас что, и правда ограбили?
— Да, — печально подтвердил Гиви, — куда, понимаешь, их полиция смотрит?
— А Алена где? — встревожился капитан, — что они с ней сделали?
Он пружинисто подскочил к Шендеровичу и мощным рывком поднял его в воздух. Шендерович крутил головой, хрипел и пытался отмахнуться.
— Я т-тебя, сволочь! — орал тем временем капитан, — куда Алену дел, мерзавец?
Путем нехитрых логических операция капитан явно пришел к выводу, что Алка, без сомнения, окончила свой земной путь на дне морском. То ли бандиты, ограбившие Шендеровича, потешившись вдоволь, бросили ее, еще живую, в мутную воду доков, то ли сам температментный Шендерович со своим дружком сугубо кавказской национальности, надругались над бедняжкой, решили свалить все на мифических грабителей, а сами убрали ее с глаз долой, от греха подальше… Темное, в общем дело… И мокрое. В прямом и переносном смысле. И, что хуже всего, каким-то боком он, капитан, оказался в это замешан. Шендерович этот, бесстыжие его глаза…
Гиви крутился вокруг капитана, робко теребя его за рукав.
Капитан, не глядя, отмахивался от него локтем.
— Господи, Боже ж ты мой! — Варвара Тимофеевна, возникшая в дверях салона, всплеснула руками. — За что ж вы его так, Абрамыча?
— За Аллу! — сквозь зубы сказал капитан. — Ну, говори, членистоногое! Где она?
— Ы-ых! — Шендерович отчаянно пытался вдохнуть. Наконец, он выкрутился из цепких объятий капитана, размахнулся, и, в свою очередь, аккуратно вмазал ему в подвздошную область. Капитан лишь брезгливо поправил китель.
— Милый ты мой! — в ужасе восклицала Варвара Тимофеевна, вслед за Гиви выйдя на круговую орбиту, — Михаил Абрамович! Юрочка! Юрочка, да что ж это делается? Да при чем же тут он, Юрочка? Аллочка сама ушла! Я ж ее видела! Не было там Мишеньки! И этого, не пойми кого, там тоже не было!
— Где она была? — на всякий случай капитан вновь вцепился в Шендеровича и начал равномерно, аккуратно его трясти, — с кем?
— Да не с ними, не с ними, — торопливо говорила Варвара Тимофеевна, — одна была. Отпусти его, Юрочка! Смотри, он же посинел уже…
Капитан неохотно ослабил захват. Шендерович упал на стул и бурно задышал.
— Рядом с вами, — наконец выговорил он — те бандиты просто отдыхают.
— Мало тебе врезали, гад, — отозвался капитан, оправляя манжеты. — Так где вы ее видели?
— В музее, вот где — пояснила Варвара Тимофеевна, — в этом их… краеведческом…
* * *
— Где-где? — ошеломленно переспросил Гиви.
Алка и музей в его голове как-то не складывались.
Но Шендерович и капитан мерно кивали головами — капитан веря в глубокую Алкину интеллигентность, а Шендерович — в не менее глубокую Алкину же непредсказуемость.
— Что вы подразумеваете под краеведческим музеем, душечка? — любезно спросил капитан, приведя, наконец, манжеты в симметричное состояние, — тут их как собак нерезанных.
— Который же это был? — поджала губы Варвара Тимофеевна, — У парка, что ли… Гюль-ханым, что ли? Уж и не помню. Столько всего тут в этом Стамбуле… И бутики дешевые… И базар у них, Юрочка, хороший, багатый базар… Синенькие, перчик… Скумбрия свежая и то есть, представляете? В Одессе ее днем с огнем не сыщещь.
— Не отвлекайтесь — напомнил Шендерович.
Варвара Тимофеевна села за столик, положив на скатерть аккуратные пухлые локти с ямочками.
— Чайку бы, — сказала она, завладев всеобщим вниманием.
Капитан, вновь выпростав мускулистое запястье из манжета щелкнул пальцами, привлекая внимание официантки.
— Один чай, — коротко сказал он, и, оглядев угрюмого Шендеровича и печального Гиви, бросил, сжалившись, — и два пива… три пива!
— Да ты садись, золотко, — пригласила Варвара Тимофеевна, видимо, вписавшись в роль хозяйки салона, — садись, Яни… Или не Яни… Все равно, садись.
Официантка бесшумно расставила высокие, холодно блестящие стаканы, но Шендерович, зубами сорвав крышку, уже припал к горлышку бутылки.
— Так в каком, мамочка? — оторвавшись от пива, спросил Шендерович.
— Не так сразу, — задумалась Варвара Тимофеевна, — сейчас, погоди, Мишенька… Где ковры? Нет… Ох, скажу я вам, и ковры… Нет, это тот, где гроб стоит…
— Какой конкретно гроб? — напирал Шендерович.
— Ну, сракофаг этот… царя Александра… Они еще врут, что он рогатый был… Не знаю, на крышке ничего такого не нарисовано…
— Искандер Двурогий, — на всякий случай пояснил капитан, — ну, Александр Македонский. Саркофаг его тут, в Стамбуле… Нашли при раскопках в Сидоне. И что характерно, пустой.
— Он же, вроде, в Индии умер, — удивился Шендерович. — Я у Ивана Ефремова читал.
— Кто его знает, где он там умер, — неопределенно отозвался капитан, — А вот где вы Аллу Сергеевну видели? Там?
— Там, вроде, — вновь задумалась Варвара Тимофеевна, — или не там…
— Надел черную корону, отшибающую память, расстроился и умер… — гнул свое Шендерович.
— Еще пива, — вновь щелкнул пальцами капитан.
— А вам, мамочка? — озаботился Шендерович.
— А мне вина… полусладкого… красненького…
— И вина… — согласился капитан.
— У нас деньги отобрали, — на всякий случай напомнил Гиви.
— А! — отмахнулся капитан, — за счет пароходства!
— Тогда коньяку, — Шендерович привольно раскинулся на стуле.
— Коньяку, — покорно сказал капитан.
Гиви любовался врожденной наглостью Шендеровича.
— Точно! — воскликнула, наконец, Варвара Тимофеевна, — там! Еще мне рукой помахала.
Она смущенно повела плечиком.
— И была она, уж извините, Юрочка, не одна…
— Как не одна? — напрягся капитан, — вы ж говорили…
— Я говорила, что без этих вот, — пояснила Варвара Тимофеевна. — А с ней человек был. Держал ее под ручку. Вежливо так…
Капитан помрачнел.
— Ну ладно, — сказал он сквозь зубы, глядя на Шендеровича с непонятной укоризной, — все ясно.
И начал выбираться из-за столика.
— Погодите-погодите, — забеспокоился Шендерович, — что вам ясно? А как же с нами? А мы?
Капитан вновь выпростал запястье из-под манжеты и демонстративно взглянул на часы.
— Что — вы? — очень вежливо спросил он.
— Нас обокрали! — завопил Шендерович, тоже вскакивая из-за стола. — Избили!!! Вот, они, доказательства — на лицо! Вот!
Он сгоряча тыкнул пальцем в фонарь под глазом и болезненно застонал.
— Обокрали, так обращайтесь в полицию, — отрезал капитан, — Я-то тут причем? Господи, да за что ж мне это? Что ни рейс, то полные лохи…
И он, гордо расправив плечи, направился к выходу из салона. Шендерович припустил, было, за ним, но передумал и, горько махнув рукой, плюхнулся обратно за столик.
— Полный аллес, — уныло сказал он. — Алка, гадюка… Это ж он из-за нее озверел! Ну о чем она думала, лисица эта японская? Променять такого капитана на какого-то турка. К утру вернется, убью ее, моллюску голоногую. А вот нам что делать? Что делать, друг Гиви?
Он щедро плеснул в бокал из-под пива остатки коньяка.
— Миша, — робко сказал Гиви, — я кушать хочу.
— А хрен тебе, — злорадно отозвался Шендерович. — Денежек-то нет! Тю-тю денежки!
— Так я его накормлю, Мишенька, — успокоила Варвара Тимофеевна, — сейчас накормлю. Валечка! Солнышко! Что у тебя там есть на ночь глядя?
— Ничего нет, — мрачно сказала девушка в белой наколке, брезгливо оглядывая Гиви.
— Ну тогда яишенку им сделай. С помидорчиками. Буженинки там нарежь… Уж ты постарайся, золотко.
Девушка, не говоря ни слова, развернулась, нахально вильнув перед носом у Гиви коротким подолом, и направилась в подсобку.
— А ты пока тоже выпей, Яни. Или как там тебя?
— Изначально он — Гиви, — признался Шендерович.
Варвара Тимофеевна прикрыла рот ладошкой и в ужасе посмотрела на Шендеровича.
— И этот с ума стронулся, — печально констатировала она.
— Ни боже мой, — уверил Шендерович. — Повороты судьбы, мамочка. Извивы рока. Что такое имя?
— То что в паспорте, — твердо сказала Варвара Тимофеевна.
— Паспорт, — здраво заметил Шендерович, — величина переменная.
Вот— вот! -тем временем молча печалился Гиви. — Что у меня есть?Даже имени нет. Избили, как мальчишку, деньги отобрали, кинжал, игрушку новую — отобрали… Все отобрали, а девушка сама ушла. И правильно сделала, что ушла — зачем такой нужен?
— Для друзей — Гиви, — тем временем интимно пояснял Шендерович, — для посторонних — Яни. А для недругов… для недругов он страшен…
— Ну-ну, — покачала Варвара Тимофеевна головой, — сложно как у вас! Все равно… Гиви, Яни, какая разница? Главное, наш он, русский! А потому покушать ему нужно… да и выпить еще невредно — вон, с лица совсем спал!
Она поглядела в печальные, собачьи глаза Гиви.
— Ромочка, налей ему.
— Сей момент, — сонно отреагировал бармен, покорно откупоривая очередную бутылку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Крутятся-вертятся, — печально сказал Гиви. — Чего волнуешься? Не вернемся мы домой. Не пустят нас. Покажите, скажут, паспорта, а где паспорта? Нету паспортов?
— Господи, — выдохнул Шендерович, — да причем тут паспорта? Не мы первые, не мы последние. Пойдем в посольство, скажем, так мол и так… Синяки покажем.
— В полицию надо заявить, Миша, — твердо сказал Гиви. — Без этого — никак. Полиция даст нам бумагу, мы с ней пойдем в посольство, они нам дадут другую бумагу…
— Подотрись ты своей бумагой, — отрезал Шендерович. Он медленно возврашался в исходное вертикальное положение, по прежнему упираясь спиной в стену ангара.
— Ты как хочешь, — твердо сказал Гиви, — а я пойду в полицию. Пускай они разбираются. Надоели мне, Миша, авантюры эти. Все путем, все путем, не боись, прорвемся… А вот оно, во что все вылилось…
— Ну иди, — вздохнул Шендерович, отряхивая колени, — иди в полицию. Расскажи им про Грецию, про свою историческую родину расскажи…
— И расскажу…
— Давай-давай. Турки знаешь как греков любят! До гроба!
Гиви на миг задумался.
— Миша, послушай, — сказал он наконец… — Ты Али этому задаток давал?
— А то, — горько ответил Шендерович, — треть суммы, все путем.
— Он товар отгрузил? Где товар? Пусть вернет деньги.
— С Али какой спрос? — вздохнул Шендерович, — говорю тебе, Лысюк это… Выследил нас и…
— Ага… Только они, Миша, склад очистили раньше, чем мы сюда подошли. А вот откуда они номер склада узнали? Кто его еще знал? Мы да Али, вот и все. Их Али навел. Так что пусть отдает задаток. Так дела не делают.
Шендерович напряженно задумался.
— А и верно, — сказал он наконец. — Ну я его, паршивца… Всю душу вытрясу. «Надежный человек, надежный человек»! Ну, Яни! Ну, Ставраки! Ну, сволочь!
— Где он живет, знаешь?
— Итальянская угол Канатной.
— Да не Ставраки! Али!
— Откуда? Ставраки, может, знает.
— В кофейню надо. Сам говорил, он туда как на работу ходит.
— Верно! — еще раз обрадовался Шендерович. — В кофейню. Прижмем его, гада ползучего. Пусть бабки отдаст! Все! А не отдаст, в полицию на него настучу. Пошли отсюда, брат мой мудрый, пока мы еще в какое-нибудь дерьмо не вляпались.
— Куда? — с надеждой спросил Гиви, — в полицию?
Шендерович вновь задумался.
— Не-а… с полицией погодим. Они приметы начнут спрашивать… Ты этого урода хорошо разглядел?
— Как тебя, — сказал Гиви.
— Ну?
— В черном чулке, понимаешь…
— Это, — сухо сказал Шендерович, — я и без тебя заметил. Еще что?
— Сам в черном…
— Это я тоже заметил.
— Машину видел.
— Цвет? — деловито спросил Шендерович, — марка? Номер?
— Зверь машина, — печально сказал Гиви.
— И все?
— Ага.
— Ну вот. А ты — полиция, полиция… Что мы им скажем?
— В луже отпечаток протектора остался.
— Это плюс, конечно, — согласился Шендерович. — Только мы вот как сделаем… Вернемся на теплоход, придем в себя, залечим нервы, а завтра, с утра, Алку под мышку — и в кофейню. На теплоход, так на теплоход, — покорно ответил Гиви, — расклад, в общем приемлемый. Толковый расклад. А нас пустят туда, на теплоход-то?
— А то, — пожал плечами Шендерович.
Ночь обнимала их, темная и горячая, точно смола. В черном далеком море мерцали огоньки стоявших ра рейде судов — точно драгоценные камни из рассыпанного ожерелья. Гиви вдруг очень захотелось оказаться там — как можно подальше от берега.
Он вздохнул и, насколько мог, расправил плечи.
— А я своему тоже оч-чень неплохо врезал, — сказал он Шендеровичу.
* * *
На теплоходе было тихо — так тихо, что Гиви различал слабый плеск ударяющихся о борт крохотных волн. Пассажиры — и беспечные туристы, и деловитые челноки разбрелись по Стамбулу в поисках относительно дешевых развлечений, пили кофе за белыми столиками на увитых виноградом террасах, поглощали кебаб и лукум, парились в хамамах, любовались на танец живота… Да мало ли чем можно заняться вечером в благословенном городе, столице благословенной страны, омываемой с трех сторон тремя морями…
Гиви вновь стало жалко себя.
Он с тоской поглядел на освещенные окна салона, потом горько махнул рукой — все выданные Шендеровичем командировочные исчезли в алчных лапах грабителей.
Каюта, к удивлению Гиви, была освещена — Варвара Тимофеевна, о которой Гиви успел напрочь позабыть, с деловитым видом выкладывала на койку какое-то пестрое барахло. Барахло струилось и сверкало в тусклом свете корабельного фонаря.
Она обернулась, расцвела, было, при виде красавца Шендеровича, но тут же всплеснула полными руками.
— Ой, голубчик! Да где ж тебя так?
— Да вот так, — неопределенно отозвался Шендерович, — а я-то думал, мамочка, что вы давно уж в Анталии. Бэбиситтерствуете.
— А я, золотко мое, подумала — когда я еще Стамбул увижу? — благодушно отозвалась Варвара Тимофеевна, — вот и позвонила в Анталию, дайте мне, говорю, еще пару денечков догулять. Понравилось мне тут. Люди приятные, вежливые. Не то, что наши.
Даже в экономном каютном освещении было видно, что за день пребывания в вольном городе Стамбуле, Варвара Тимофеевна переменилась разительно. Волосы ее завились баранчиком и приобрели богатый рубенсовский оттенок, брови изогнулись дугой, уютные круглые плечи лукаво высовывались из винно-алой, с искрой, блузки с таким глубоким вырезом, что Гиви застеснялся и отвел глаза. На ногах у Варвары Тимофеевны красовались добротные но изящные черные лаковые туфельки на низком каблучке, а сами ноги переливались шелком, гордясь своими круглыми, аккуратными коленками.
— Похорошели вы, мамочка, — удивился Шендерович. — просто роза персидская!
— А я в хамам сходила. Вежливые они там, в хамаме. И девочки у них толковые. Любезные… Вы, говорят, красавица-ханум, услада очей, только приодеться немножко… В магазин направили, одна даже со мной пошла, помогла, вот, кофточку подобрать…
— Да она с этого проценты стрижет, — прозаически заметил Шендерович.
— А хоть бы и так. Им хорошо — и мне хорошо. В косметический кабинет отвела, кофем напоила. Заходите, говорит, еще, ханум-красавица, к нам, говорит, в хамам наш люди приличные заглядывают, состоятельные… А вы женщина молодая, интересная…
И Варвара Тимофевна застенчиво одернула юбку, сверкнув круглой коленкой.
— Вот так-то брат Яни, — загрустил Шендерович, — кому война, а кому мать родна…
— А что ж вы Аллочку оставили? — полюбопытствовала Варвара Тимофеевна.
— Это она нас оставила, — сухо сказал Шендерович, — Аллочка с капитаном гуляет.
— Это с таким высоким? Красивым?
Гиви поник.
— Да, — согласился беспристрастный Шендерович, — высоким-красивым.
— Так он же тут, — удивилась Варвара Тимофеевна. — Тут наш капитан. В салоне сидит. И злющий! Сидит, пальцами по скатерти барабанит.
Шендерович вскочил.
— Где сидит? В салоне? Пошли, Гиви!
— Опять Гиви? — удивилась Варвара Тимофеевна.
Варвара Тимофеевна не ошиблась — капитан одиноко сидел за столиком, раздраженно барабаня пальцами по накрахмаленной скатерти. Он действительно был высоким и красивым и так холодно посмотрел на ворвавшегося в салон Шендеровича, что тот тут же выпустил воздух и съежился.
— Ну? — сухо, но вежливо спросил Шендерович.
Он пододвинул ногой стул и опустился на него. Гиви робко топтался за спиной друга, так и не решаясь сесть.
— Это я вас должен спросить — ну? — не менее сухо отозвался капитан. — что у вас с глазом такое? И что вообще стряслось? Где Алла Сергеевна?
— Откуда я знаю — где Алка? — обиделся Шендерович, — это вы должны знать. Вы ж с ней встречались, разве нет?
— Нет, — отрезал капитан. — Алла ушла с вами утром и не вернулась. Я, знаете ли, не привык…
— Блин! — Шендерович покрутил головой. При этом он беспомощно таращился то на капитана, то на Гиви, — Вот это номер! Неужто кто-то еще склеил? Когда, блин, успел?
— Я вас попрошу, — холодно сказал капитан, — не говорить об Алле в таком тоне.
— Тон ему не такой! — Шендерович постепенно начал наглеть, — А вы, извиняюсь, куда смотрели? Ограбили тут нас — раз! Избили и ограбили! Девка пропала — два! Товар пропал — три! — он покрутил перед носом капитана оставшимися двумя пальцами, — Янычары! Дикий народ! Вот ты капитан, ты и скажи — куда нам теперь? Паспорта, бабки — все взяли.
— Погодите, — капитан беспомощно поглядел на Гиви, — Вас что, и правда ограбили?
— Да, — печально подтвердил Гиви, — куда, понимаешь, их полиция смотрит?
— А Алена где? — встревожился капитан, — что они с ней сделали?
Он пружинисто подскочил к Шендеровичу и мощным рывком поднял его в воздух. Шендерович крутил головой, хрипел и пытался отмахнуться.
— Я т-тебя, сволочь! — орал тем временем капитан, — куда Алену дел, мерзавец?
Путем нехитрых логических операция капитан явно пришел к выводу, что Алка, без сомнения, окончила свой земной путь на дне морском. То ли бандиты, ограбившие Шендеровича, потешившись вдоволь, бросили ее, еще живую, в мутную воду доков, то ли сам температментный Шендерович со своим дружком сугубо кавказской национальности, надругались над бедняжкой, решили свалить все на мифических грабителей, а сами убрали ее с глаз долой, от греха подальше… Темное, в общем дело… И мокрое. В прямом и переносном смысле. И, что хуже всего, каким-то боком он, капитан, оказался в это замешан. Шендерович этот, бесстыжие его глаза…
Гиви крутился вокруг капитана, робко теребя его за рукав.
Капитан, не глядя, отмахивался от него локтем.
— Господи, Боже ж ты мой! — Варвара Тимофеевна, возникшая в дверях салона, всплеснула руками. — За что ж вы его так, Абрамыча?
— За Аллу! — сквозь зубы сказал капитан. — Ну, говори, членистоногое! Где она?
— Ы-ых! — Шендерович отчаянно пытался вдохнуть. Наконец, он выкрутился из цепких объятий капитана, размахнулся, и, в свою очередь, аккуратно вмазал ему в подвздошную область. Капитан лишь брезгливо поправил китель.
— Милый ты мой! — в ужасе восклицала Варвара Тимофеевна, вслед за Гиви выйдя на круговую орбиту, — Михаил Абрамович! Юрочка! Юрочка, да что ж это делается? Да при чем же тут он, Юрочка? Аллочка сама ушла! Я ж ее видела! Не было там Мишеньки! И этого, не пойми кого, там тоже не было!
— Где она была? — на всякий случай капитан вновь вцепился в Шендеровича и начал равномерно, аккуратно его трясти, — с кем?
— Да не с ними, не с ними, — торопливо говорила Варвара Тимофеевна, — одна была. Отпусти его, Юрочка! Смотри, он же посинел уже…
Капитан неохотно ослабил захват. Шендерович упал на стул и бурно задышал.
— Рядом с вами, — наконец выговорил он — те бандиты просто отдыхают.
— Мало тебе врезали, гад, — отозвался капитан, оправляя манжеты. — Так где вы ее видели?
— В музее, вот где — пояснила Варвара Тимофеевна, — в этом их… краеведческом…
* * *
— Где-где? — ошеломленно переспросил Гиви.
Алка и музей в его голове как-то не складывались.
Но Шендерович и капитан мерно кивали головами — капитан веря в глубокую Алкину интеллигентность, а Шендерович — в не менее глубокую Алкину же непредсказуемость.
— Что вы подразумеваете под краеведческим музеем, душечка? — любезно спросил капитан, приведя, наконец, манжеты в симметричное состояние, — тут их как собак нерезанных.
— Который же это был? — поджала губы Варвара Тимофеевна, — У парка, что ли… Гюль-ханым, что ли? Уж и не помню. Столько всего тут в этом Стамбуле… И бутики дешевые… И базар у них, Юрочка, хороший, багатый базар… Синенькие, перчик… Скумбрия свежая и то есть, представляете? В Одессе ее днем с огнем не сыщещь.
— Не отвлекайтесь — напомнил Шендерович.
Варвара Тимофеевна села за столик, положив на скатерть аккуратные пухлые локти с ямочками.
— Чайку бы, — сказала она, завладев всеобщим вниманием.
Капитан, вновь выпростав мускулистое запястье из манжета щелкнул пальцами, привлекая внимание официантки.
— Один чай, — коротко сказал он, и, оглядев угрюмого Шендеровича и печального Гиви, бросил, сжалившись, — и два пива… три пива!
— Да ты садись, золотко, — пригласила Варвара Тимофеевна, видимо, вписавшись в роль хозяйки салона, — садись, Яни… Или не Яни… Все равно, садись.
Официантка бесшумно расставила высокие, холодно блестящие стаканы, но Шендерович, зубами сорвав крышку, уже припал к горлышку бутылки.
— Так в каком, мамочка? — оторвавшись от пива, спросил Шендерович.
— Не так сразу, — задумалась Варвара Тимофеевна, — сейчас, погоди, Мишенька… Где ковры? Нет… Ох, скажу я вам, и ковры… Нет, это тот, где гроб стоит…
— Какой конкретно гроб? — напирал Шендерович.
— Ну, сракофаг этот… царя Александра… Они еще врут, что он рогатый был… Не знаю, на крышке ничего такого не нарисовано…
— Искандер Двурогий, — на всякий случай пояснил капитан, — ну, Александр Македонский. Саркофаг его тут, в Стамбуле… Нашли при раскопках в Сидоне. И что характерно, пустой.
— Он же, вроде, в Индии умер, — удивился Шендерович. — Я у Ивана Ефремова читал.
— Кто его знает, где он там умер, — неопределенно отозвался капитан, — А вот где вы Аллу Сергеевну видели? Там?
— Там, вроде, — вновь задумалась Варвара Тимофеевна, — или не там…
— Надел черную корону, отшибающую память, расстроился и умер… — гнул свое Шендерович.
— Еще пива, — вновь щелкнул пальцами капитан.
— А вам, мамочка? — озаботился Шендерович.
— А мне вина… полусладкого… красненького…
— И вина… — согласился капитан.
— У нас деньги отобрали, — на всякий случай напомнил Гиви.
— А! — отмахнулся капитан, — за счет пароходства!
— Тогда коньяку, — Шендерович привольно раскинулся на стуле.
— Коньяку, — покорно сказал капитан.
Гиви любовался врожденной наглостью Шендеровича.
— Точно! — воскликнула, наконец, Варвара Тимофеевна, — там! Еще мне рукой помахала.
Она смущенно повела плечиком.
— И была она, уж извините, Юрочка, не одна…
— Как не одна? — напрягся капитан, — вы ж говорили…
— Я говорила, что без этих вот, — пояснила Варвара Тимофеевна. — А с ней человек был. Держал ее под ручку. Вежливо так…
Капитан помрачнел.
— Ну ладно, — сказал он сквозь зубы, глядя на Шендеровича с непонятной укоризной, — все ясно.
И начал выбираться из-за столика.
— Погодите-погодите, — забеспокоился Шендерович, — что вам ясно? А как же с нами? А мы?
Капитан вновь выпростал запястье из-под манжеты и демонстративно взглянул на часы.
— Что — вы? — очень вежливо спросил он.
— Нас обокрали! — завопил Шендерович, тоже вскакивая из-за стола. — Избили!!! Вот, они, доказательства — на лицо! Вот!
Он сгоряча тыкнул пальцем в фонарь под глазом и болезненно застонал.
— Обокрали, так обращайтесь в полицию, — отрезал капитан, — Я-то тут причем? Господи, да за что ж мне это? Что ни рейс, то полные лохи…
И он, гордо расправив плечи, направился к выходу из салона. Шендерович припустил, было, за ним, но передумал и, горько махнув рукой, плюхнулся обратно за столик.
— Полный аллес, — уныло сказал он. — Алка, гадюка… Это ж он из-за нее озверел! Ну о чем она думала, лисица эта японская? Променять такого капитана на какого-то турка. К утру вернется, убью ее, моллюску голоногую. А вот нам что делать? Что делать, друг Гиви?
Он щедро плеснул в бокал из-под пива остатки коньяка.
— Миша, — робко сказал Гиви, — я кушать хочу.
— А хрен тебе, — злорадно отозвался Шендерович. — Денежек-то нет! Тю-тю денежки!
— Так я его накормлю, Мишенька, — успокоила Варвара Тимофеевна, — сейчас накормлю. Валечка! Солнышко! Что у тебя там есть на ночь глядя?
— Ничего нет, — мрачно сказала девушка в белой наколке, брезгливо оглядывая Гиви.
— Ну тогда яишенку им сделай. С помидорчиками. Буженинки там нарежь… Уж ты постарайся, золотко.
Девушка, не говоря ни слова, развернулась, нахально вильнув перед носом у Гиви коротким подолом, и направилась в подсобку.
— А ты пока тоже выпей, Яни. Или как там тебя?
— Изначально он — Гиви, — признался Шендерович.
Варвара Тимофеевна прикрыла рот ладошкой и в ужасе посмотрела на Шендеровича.
— И этот с ума стронулся, — печально констатировала она.
— Ни боже мой, — уверил Шендерович. — Повороты судьбы, мамочка. Извивы рока. Что такое имя?
— То что в паспорте, — твердо сказала Варвара Тимофеевна.
— Паспорт, — здраво заметил Шендерович, — величина переменная.
Вот— вот! -тем временем молча печалился Гиви. — Что у меня есть?Даже имени нет. Избили, как мальчишку, деньги отобрали, кинжал, игрушку новую — отобрали… Все отобрали, а девушка сама ушла. И правильно сделала, что ушла — зачем такой нужен?
— Для друзей — Гиви, — тем временем интимно пояснял Шендерович, — для посторонних — Яни. А для недругов… для недругов он страшен…
— Ну-ну, — покачала Варвара Тимофеевна головой, — сложно как у вас! Все равно… Гиви, Яни, какая разница? Главное, наш он, русский! А потому покушать ему нужно… да и выпить еще невредно — вон, с лица совсем спал!
Она поглядела в печальные, собачьи глаза Гиви.
— Ромочка, налей ему.
— Сей момент, — сонно отреагировал бармен, покорно откупоривая очередную бутылку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42