одну с копытом, другую — с когтями, взошел на ступеньку.
Ничего не произошло.
Постояв так с минуту, Шендерович вновь испытующе занес ногу. Следующая пара животных заволновалась и протянула лапы в его сторону.
Повторяя процедуру, Шендерович постепенно добрался до верхней ступени и застыл. Затем, на глазах ошеломленного Гиви, он вдруг начал расти. Гиви не сразу понял, что его друг стоит на переплетенных крыльях двух огромных металлических орлов, которые медленно вздымаясь, подсаживают свою ношу на престол. Где-то серебряными голосами запели трубы, а сверху, с балдахина, слетел еще один орел и возложил на гордую голову Шендеровича сверкающий венец.
По бокам трона Джамаль и Дубан обменялись холодными взглядами.
Затем Дубан неторопливо поднялся, встал перед подножием и широко взмахнул руками, отчего распахнувшиеся рукава черного балахона растянулись, точно крылья гигантской летучей мыши.
— А-ах! — пронеслось по залу.
— С возвращением тебя, о, Искандер! — звучно произнес звездочет и опустился на колени.
* * *
Шендерович повелительно махнул рукой с высоты Престола, и сановники встали с колен и начали рассаживаться по местам. Гиви немножко подумал, и уселся рядом с Джамалем, который благосклонно кивал головой и приветливо улыбался. Гиви его улыбка не понравилась — у Джамаля были хорошие острые зубы…
— Итак, о, собрание людей! — величественно кивнул Шендерович, — поведайте мне без утайки о невзгодах и затруднениях! Ибо если все идет хорошо — зачем тогда правитель!
Джамаль рядом с Гиви оживленно зашевелился.
— Если правитель сам не ведает о невзгодах своего народа, зачем тогда правитель? — переспросил он.
Ох, в испуге думал Гиви, не надо ему так… Он Мишу не знает!
— Неназванного не существует, — строго сказал Шендерович и отчетливо скрипнул зубами, демонстрируя хорошо сдерживаемую ярость.
Джамаль и Дубан в очередной раз переглянулись.
Затем Дубан вновь поднялся и склонился в поклоне.
— Дошло до меня, о, великий царь… — начал он.
— Короче, — перебил Шендерович.
— Как ты, заметил, о, Возвышенный, — несколько обиженно продолжил Дубан, — Ирам стоит словно бы и не на твердой земле, но качается, как бы на волнах. И еще предшественник моего предшественника узнал от своего предшественника, что сии колебания будут увеличиваться, покуда не разверзнется земля, Ирам не рухнет в огненную пропасть…
Так я и знал, в ужасе подумал Гиви, нестабильное место…
— И впал тогда народ в скорбь великую. Ибо неисчислимые беды предвещает гибель Ирама для всего подлунного мира, да и сама по себе она печальна весьма, ибо кому же хочется копить богатства и умножать свой род, ежели будущее погибельно? Однако ж, путем сложных и многотрудных исчислений постиг предшественник моего предшественника, что колеблет Ирам потому, что нет у него истинного царя — ибо начала сия земля колебаться с тех пор, как ты покинул нас, о, Вернувшийся. С тех пор жители Ирама проводят свою жизнь в ожидании и надежде. И вот, недавно, сия надежда расцвела осуществлением!
— Ну вот, — величественно кивнул Шендерович, — я пришел!
— Вижу, — произнес Дубан несколько неуверенно.
— Пришел-пришел, — успокоил его Шендерович. — Поведай же мне, о, звездозаконник, что надлежит мне исполнить, дабы прекратить сие бедствие?
Дубан явно растерялся.
— Не знаю, о, Избавитель, — смущенно произнес он. — Я провожу ночи в наблюдениях, а дни — в вычислениях, однако ж, свидетельства небесных сфер весьма невнятны. Да еще и царская звезда, звезда-близнец путает все показания астролябии… Однако же, звезды совершенно определенно говорят, что ключ и замок от бедствий Ирама в руках истинного царя! Я полагал, ты сам знаешь, что тебе надлежит делать!
— Ладно, — Шендерович похлопал ладонью по подлокотнику, — разберемся!
— Будь у меня еще немного времени, возможно, я бы и разобрался что к чему, — задумался Дубан, — таблицы почти готовы…
— Вот и займись этим, — повелел Шендерович, — потом доложишь мне о результатах.
— Да, о, Двурогий, — коротко поклонился Дубан. Шендерович набычился, было, подозрительно взглянув на звездозаконника, но лицо Дубана не выражало ничего, кроме почтения.
— На сегодня все? — Шендерович был великолепен.
— Если бы, — вздохнул Дубан, — хотя и этого было бы достаточно. Однако ж, полагаю, сия забота столь же и джамалева сколь моя.
— Джамаль? — спросил с высоты Шендерович.
— Мелочь, о, повелитель, — сладким голосом проговорил Джамаль, — столь мелкая мелочь, что и неловко отвлекать твое царственное внимание.
— Ну, так и не отвлекай, — кисло проговорил Шендерович.
Гиви его понимал. Лично ему очень хотелось выпить и закусить. И, желательно, без посторонних глаз.
— Но… — Джамаль какое-то время молча хватал ртом воздух. По рядам пробежал тихий шепот — видно, подумал Гиви, Миша все-таки выпал из образа. Чуткий Шендерович тут же отреагировал адекватно.
— Впрочем, — сказал он, для удобства поерзав по сиденью, — для царя нет мелочей. Что там у вас? Докладывайте.
— Старшина купцов поведает тебе о сей мелкой мелочи, — с явным удовольствием произнес Джамаль, — я ж поправлю его, ежели он ошибется.
Седобородый человек в роскошной фарджии встал со своего места и поклонился.
— Какая мелкая бы она ни была, о, Джамаль, великие беды происходят от нее. И не тебе называть то мелочью, ибо не в твоих силах было устранить сию досаду.
— И ни в чьих более. — столь же сладко заметил Джамаль.
Что— то они крутят, подумал Гиви. Дело, видно, серьезное.
— Быть может, — осторожно произнес Шендерович, видимо, думавший точно так же, — я сумею помочь вашей беде?
— Воистину беда, — вздохнул старшина купцов, — и воистину само небо своевременно послало тебя сюда, о, царь времен! Я, старшина купцов, послан сюда своими людьми, чтобы передать тебе, что больше не идут в Ирам караваны, везущие отрезы рисованной ткани с золотыми прошивками и шелка алого цвета, и шерсть, крашенную индиго, и караваны, груженые неддом, алоэ и мускусом, и караваны румским мукаркаром, китайской кубебой, с корицей и гвоздикой, с кардамоном и имбирем, и белым перцем, и лишившись украшений и тканей и притираний, возбуждающих пряностей женщины Ирама скоро потеряют свою красоту, а мужчины — силу. Собственно говоря, о, светоч мира, никакие караваны не идут в Ирам.
— Воистину неприятно и горестно то, что происходит с Ирамом — подтвердил Джамаль, который на протяжение этой речи одобрительно кивал головой, как китайский болванчик.
— Ну, так в чем же дело, о, почтеннейший? — вопросил Шендерович, демонстрируя несколько утомленное терпение, — слишком высоки торговые пошлины на вывоз поименованных товаров? Поставщики взвинтили цены? Ирам не расплатился за предыдущие поставки?
— Что ты, царь царей! — искренне изумился старшина купцов, — такие дела легко улаживаются при помощи даров, и просьб, и уговоров, и мзды, и мудрых бесед за чашкой плова — ибо и в сопредельных краях есть купцы и караванщики, которые продают и покупают, приумножают и тратят, — неужто отказались бы они везти товары в Ирам, коли была бы на то возможность?
— Тогда, — воззвал Шендерович к свежим впечатлениям, — уж не засели ли на караванных тропах разбойники, гибельные для караванщиков и губительные для товара?
— Нет, о, свет вселенной, — вздохнул старшина купцов, — эта беда была бы немногим страшнее, ибо на силу всегда найдется сила, а эмир наш искушен в битвах и воины его — воистину львы пустыни…
— Ну, так в чем проблема? — уже несколько раздраженно вопросил Шендерович.
— Не гневайся, о, источник алоэ и мирры! — старшина купцов склонился еще ниже, — ибо если войско наше в силах справиться с творениями из плоти и крови, оно бессильно перед порождениями воздуха и огня. Сие под силу лишь благословенному, по праву занимающему Престол Ирама, владыке владык, повелителю миров…
— Э… — Гиви с некоторым внутренним удовлетворением увидел, что на лице Шендеровича отобразилась растерянность, — ты хочешь сказать… Дубан, что он хочет сказать?
— Меж Ирамом и указанными городами не так давно обосновались джинны, — буднично пояснил звездозаконник, — причем, самой зловредной своей разновидности. Не ведаю, каковы их подлые намерения, но каковы бы ни были, они губительны для Ирама, ибо сии твари засели как раз в проходе меж горами Каф, через который и идет караванная тропа.
— Гули? — деловитым тоном приглашенного специалиста осведомился Шендерович.
— О нет, — Дубан пожал острыми плечами, — полагаю, ифриты. Будь то гули, мы бы сумели справились с ними, о, властитель.
— Они что? — осторожно спросил Шендерович, — э… пожирают путников?
— Сие мне не ведомо, о, сидящий на престоле, — ответил Дубан, — однако ж, полагаю, да, раз ни один из караванов не дошел, а в песках находят белеющие кости людей и животных… Впрочем, костей там всегда хватало — ибо опасным сие место слывет испокон веку. Да то и тебе самому ведомо!
— Как же, как же… — кивнул Шендерович, — А те, кто нашли эти кости, они что… живы? — продолжал допрашивать он.
— Масрур храбрейший, — Дубан обернулся к эмиру, в ответ на что тот коротко поклонился, — самолично ходил туда с отрядом наилучших своих храбрецов.
— Однако ж, — проницательно заметил Шендерович, — тебя не съели, а, Масрур?
Гиви поглядел на эмира. Тот был бледен и глядел как-то затравленно, поминутно облизывая губы. Ох, неладно что-то с ним, подумал Гиви. Перетрусил, что ли, а теперь стыдно признаться?
— В полдень подошел я туда, повелитель и в полдень же уехал оттуда, — хрипло сказал Масрур.
— И? — недоумевал Шендерович.
— Так они ж боятся солнечного света, сии порождения ночи, — пояснил Дубан.
— Ну, так почему бы и купцам не ходить днем?
— Но повелитель, — изумленно проговорил Дубан, — они и ходят днем! Но в горах Каф есть такие области, куда не проникает солнечный свет! Недаром их прозывают еще и горы Мрака! Они засели там, оттуда и нападают на караваны, ибо караванная тропа мимо сиих областей проходит…
— Засели-засели, — брюзгливо повторил Шендерович, — Кто-то их вообще видел?
— Я же и видел, — терпеливо пояснил Дубан, — в хрустальном шаре.
— Ах, в хрустальном шаре! — Шендерович вновь ударил руками по подлокотникам, отчего звери у лестницы закрутили головами, — ладно, разберемся. Масрур!
— Да, повелитель, — смуглое лицо Масрура сейчас было серым. Неужто, думал Гиви, он и впрямь боится? Ох, если уж и он так боится!
— Завтра с утра выступаем! Собери людей!
— За… с утра? — недоуменно повторил Дубан, — Вы ж там будете к закату, о, повелитель!
— Вот и хорошо, — благосклонно кивнул Шендерович, — Мы их выманим, этих ифритов!
— Но к ночи их сила упрочится!
— Ничего-ничего! Пусть упрочается. Положись на своего царя. Делай, о, Масрур!
— На голове и на глазах, о, повелитель, — неуверенно произнес Масрур. Он прижал в знак почтения руку к сердцу, и вдруг, покачнувшись и закатив глаза, рухнул на ковер.
— Ну что это, — укоризненно произнес Шендерович со своего сиденья, — ну, нельзя же так…
— Это он от страха! — прошептал Гиви, чувствуя, как по спине ползут противные липкие мурашки.
— Масруру страх неведом, — укоризненно сказал чуткий Дубан. Отстранив воинов, кинувшихся к своему начальнику, он склонился над упавшим и стал щупать ему запястье, печально покачивая головой. Затем обернулся к Шендеровичу.
— Ему надобно сделать кровопускание, о, великий, — сказал он, — твой недостойный слуга, если позволишь, займется этим незамедлительно. Ибо, — он вновь покачал головой, на сей раз зловеще, — я вижу дурные признаки…
— Хорошо, — нетерпеливо сказал Шендерович, — потом доложишь о его состоянии. Все?
Кушать хочет, — подумал Гиви, глядя, как четверо крепких воинов укладывают Масрура на импровизированные носилки из копий.
— Не все, о, радость народа! — сказал Джамаль ласково.
— Ну, что там еще? — вопросил Шендерович голосом утомленной кинозвезды.
— А судебные дела? А неразрешимые судебные дела? Кому как не тебе развязывать узлы, каковые никто более развязать не способен?
— Такие узлы обычно рубят, — сухо сказал Шендерович.
— Только не в суде, — возразил Джамаль. — Впрочем, сие дело мелкое и именно посему трудноразрешимое. И ежели ты откажешься, ибо утомлен и желаешь приступить к трапезе…
Придворные вновь начали осторожно переглядываться друг с другом. Странный обморок Масрура явно произвел на них неблагоприятное впечатление. Быть может, думал Гиви, они сочли его за дурной знак? Лично я бы счел…
— И кто посмеет меня за то осудить? — загремел Шендерович, — вы тут обабились совершенно, сами ни на что не способны! Да, меня утомили ваши жалобы!
— Прости, о, луноподобный!
— Да, ваше судебное дело не стоит выеденного яйца!
— Такая мелочь, — подсказал Джамаль.
— Воистину мелочь! Сейчас увидите, как надобно разбираться с неразрешимыми проблемами. Излагайте!
Бедный Миша, сокрушенно думал Гиви, не хотел бы я быть на его месте! Это же ни покушать, ни отдохнуть… А ему, вроде, нравится… Или, просто, лицо держит — разве у Миши поймешь?
— Вот почтенный кади и изложит тебе суть сего запутанного дела.
Кади вскочил, поклонился, прижав руки к груди, потом неловко, оставаясь в согнутом положении, размотал свиток.
— Дело-то простое, опора справедливости, — запинаясь проговорил он, — однако ж добром решить его никак не удается. Трое лоточников ходили торговать по дорогам, а в караван-сарае встретились, подружились и решили дальше ходить вместе. И вот удача улыбнулась им, о, радость мира, и они наторговали большую сумму денег. Однако ж показалось им того мало, и решили они пойти с товаром дальше, а деньги, убоявшись, спрятали в месте, ведомом им одним, дабы на обратном пути выкопать их и разделить. Однако ж, когда вернулись они, то обнаружили, что тайник их пуст, а деньги пропали. Видно, ночью одного из них обуяла жадность и, пока друзья и спутники спали, пошел он и выкопал все накопленное. И вот, теперь показывают они друг на друга и кричат, и обвиняют друг друга и готовы выцарапать друг другу глаза, однако ж никто не сознается в краже и как разобраться с сей жалобой — неведомо, ибо жалуются все они и на одно и то же, однако каждый отводит от себя подозрения, кивая на других.
Шендерович несколько ошеломленно почесал в затылке.
— И все? — спросил он.
— Все, о, суд совести, — ответил кади.
— А это… может, кто другой позаимствовал накопления? Подглядел, да и откопал сокрытое?
— Они уверяют, что сие невозможно, о, праведный! И это единственное, в чем они показывают согласно!
— А следственный эксперимент проводили?
— Что, повелитель? — озадаченно спросил кади.
— Ну, там, на место преступления, отпечатки пальцев там, может, это… грязь под ногтями. Кто-то ведь отрыл, перезахоронил?
— Что до грязи под ногтями, то сие у них имеется в избытке, — вздохнул кади, — ибо люди это низкие и нечистоплотные. А что до отпечатков пальцев, то что ты под сим разумеешь, мне не ведомо. Они там все залапали, пока раскапывали пустой тайник — и друг друга в том числе. Ибо хватали друг друга за рукава и полы, да и за грудки тоже, крича: «Ты виноват!», «Нет, ты виноват!», «Вор!», «Разбойник!» и прочие оскорбления.
— А допросить? — ласково, наподобие Джамаля, осведомился Шендерович.
— Ну, немного допросили, не без того, — вздохнул кади, — ну, так они то сознаются, когда уж совсем невтерпеж, то опять спохватываются, отказываются от своих слов и начинают валить друг на друга.
— Ну, так осудите всех! — нетерпеливо сказал голодный Шендерович.
Гиви внутренне содрогнулся. Кади содрогнулся наружно.
— Как можно? — воскликнул он, позабыв прибавить «повелитель», — Все они жулики, ежели честно, но виноват-то один!
Джамаль громко и протяжно, явно демонстративно вздохнул. На честном лице кади постепенно проступало глубокое разочарование, как у ребенка, у которого обманом отобрали конфету. Гиви стало стыдно.
Бедный Миша, думал он, ему же еще хуже! Он же на виду! Как же он выкрутится, бедняга?
Шендерович замер на миг, прикрыв глаза.
У подножия трона замер кади.
Пол чуть-чуть покачнулся.
Придворные вновь начали перешептываться.
Шендерович открыл глаза.
— Мелкое это дело, о, кади! — произнес он звучно. — Незначительное это дело!
— Э? — оживился кади, в глазах которого вновь вспыхнула надежда.
— Столь незначительное, что оно недостойно моего времени. С ним и мой везирь справится, причем в один миг, — Шендерович величественно кивнул в сторону Гиви, — ибо мудрость его велика и превосходит вашу, хотя и не достигает моей. В чем вы сейчас и убедитесь.
Гиви в ужасе зажмурился, ощущая, как пол уходит из-под ног. Или это опять землетрясение?
Он осторожно открыл один глаз.
Все смотрели на него.
Ну и сволочь же Мишка, подумал он.
Он открыл второй глаз.
Сверху благосклонно кивал Шендерович.
— Э? — сказал Гиви.
— Вот!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Ничего не произошло.
Постояв так с минуту, Шендерович вновь испытующе занес ногу. Следующая пара животных заволновалась и протянула лапы в его сторону.
Повторяя процедуру, Шендерович постепенно добрался до верхней ступени и застыл. Затем, на глазах ошеломленного Гиви, он вдруг начал расти. Гиви не сразу понял, что его друг стоит на переплетенных крыльях двух огромных металлических орлов, которые медленно вздымаясь, подсаживают свою ношу на престол. Где-то серебряными голосами запели трубы, а сверху, с балдахина, слетел еще один орел и возложил на гордую голову Шендеровича сверкающий венец.
По бокам трона Джамаль и Дубан обменялись холодными взглядами.
Затем Дубан неторопливо поднялся, встал перед подножием и широко взмахнул руками, отчего распахнувшиеся рукава черного балахона растянулись, точно крылья гигантской летучей мыши.
— А-ах! — пронеслось по залу.
— С возвращением тебя, о, Искандер! — звучно произнес звездочет и опустился на колени.
* * *
Шендерович повелительно махнул рукой с высоты Престола, и сановники встали с колен и начали рассаживаться по местам. Гиви немножко подумал, и уселся рядом с Джамалем, который благосклонно кивал головой и приветливо улыбался. Гиви его улыбка не понравилась — у Джамаля были хорошие острые зубы…
— Итак, о, собрание людей! — величественно кивнул Шендерович, — поведайте мне без утайки о невзгодах и затруднениях! Ибо если все идет хорошо — зачем тогда правитель!
Джамаль рядом с Гиви оживленно зашевелился.
— Если правитель сам не ведает о невзгодах своего народа, зачем тогда правитель? — переспросил он.
Ох, в испуге думал Гиви, не надо ему так… Он Мишу не знает!
— Неназванного не существует, — строго сказал Шендерович и отчетливо скрипнул зубами, демонстрируя хорошо сдерживаемую ярость.
Джамаль и Дубан в очередной раз переглянулись.
Затем Дубан вновь поднялся и склонился в поклоне.
— Дошло до меня, о, великий царь… — начал он.
— Короче, — перебил Шендерович.
— Как ты, заметил, о, Возвышенный, — несколько обиженно продолжил Дубан, — Ирам стоит словно бы и не на твердой земле, но качается, как бы на волнах. И еще предшественник моего предшественника узнал от своего предшественника, что сии колебания будут увеличиваться, покуда не разверзнется земля, Ирам не рухнет в огненную пропасть…
Так я и знал, в ужасе подумал Гиви, нестабильное место…
— И впал тогда народ в скорбь великую. Ибо неисчислимые беды предвещает гибель Ирама для всего подлунного мира, да и сама по себе она печальна весьма, ибо кому же хочется копить богатства и умножать свой род, ежели будущее погибельно? Однако ж, путем сложных и многотрудных исчислений постиг предшественник моего предшественника, что колеблет Ирам потому, что нет у него истинного царя — ибо начала сия земля колебаться с тех пор, как ты покинул нас, о, Вернувшийся. С тех пор жители Ирама проводят свою жизнь в ожидании и надежде. И вот, недавно, сия надежда расцвела осуществлением!
— Ну вот, — величественно кивнул Шендерович, — я пришел!
— Вижу, — произнес Дубан несколько неуверенно.
— Пришел-пришел, — успокоил его Шендерович. — Поведай же мне, о, звездозаконник, что надлежит мне исполнить, дабы прекратить сие бедствие?
Дубан явно растерялся.
— Не знаю, о, Избавитель, — смущенно произнес он. — Я провожу ночи в наблюдениях, а дни — в вычислениях, однако ж, свидетельства небесных сфер весьма невнятны. Да еще и царская звезда, звезда-близнец путает все показания астролябии… Однако же, звезды совершенно определенно говорят, что ключ и замок от бедствий Ирама в руках истинного царя! Я полагал, ты сам знаешь, что тебе надлежит делать!
— Ладно, — Шендерович похлопал ладонью по подлокотнику, — разберемся!
— Будь у меня еще немного времени, возможно, я бы и разобрался что к чему, — задумался Дубан, — таблицы почти готовы…
— Вот и займись этим, — повелел Шендерович, — потом доложишь мне о результатах.
— Да, о, Двурогий, — коротко поклонился Дубан. Шендерович набычился, было, подозрительно взглянув на звездозаконника, но лицо Дубана не выражало ничего, кроме почтения.
— На сегодня все? — Шендерович был великолепен.
— Если бы, — вздохнул Дубан, — хотя и этого было бы достаточно. Однако ж, полагаю, сия забота столь же и джамалева сколь моя.
— Джамаль? — спросил с высоты Шендерович.
— Мелочь, о, повелитель, — сладким голосом проговорил Джамаль, — столь мелкая мелочь, что и неловко отвлекать твое царственное внимание.
— Ну, так и не отвлекай, — кисло проговорил Шендерович.
Гиви его понимал. Лично ему очень хотелось выпить и закусить. И, желательно, без посторонних глаз.
— Но… — Джамаль какое-то время молча хватал ртом воздух. По рядам пробежал тихий шепот — видно, подумал Гиви, Миша все-таки выпал из образа. Чуткий Шендерович тут же отреагировал адекватно.
— Впрочем, — сказал он, для удобства поерзав по сиденью, — для царя нет мелочей. Что там у вас? Докладывайте.
— Старшина купцов поведает тебе о сей мелкой мелочи, — с явным удовольствием произнес Джамаль, — я ж поправлю его, ежели он ошибется.
Седобородый человек в роскошной фарджии встал со своего места и поклонился.
— Какая мелкая бы она ни была, о, Джамаль, великие беды происходят от нее. И не тебе называть то мелочью, ибо не в твоих силах было устранить сию досаду.
— И ни в чьих более. — столь же сладко заметил Джамаль.
Что— то они крутят, подумал Гиви. Дело, видно, серьезное.
— Быть может, — осторожно произнес Шендерович, видимо, думавший точно так же, — я сумею помочь вашей беде?
— Воистину беда, — вздохнул старшина купцов, — и воистину само небо своевременно послало тебя сюда, о, царь времен! Я, старшина купцов, послан сюда своими людьми, чтобы передать тебе, что больше не идут в Ирам караваны, везущие отрезы рисованной ткани с золотыми прошивками и шелка алого цвета, и шерсть, крашенную индиго, и караваны, груженые неддом, алоэ и мускусом, и караваны румским мукаркаром, китайской кубебой, с корицей и гвоздикой, с кардамоном и имбирем, и белым перцем, и лишившись украшений и тканей и притираний, возбуждающих пряностей женщины Ирама скоро потеряют свою красоту, а мужчины — силу. Собственно говоря, о, светоч мира, никакие караваны не идут в Ирам.
— Воистину неприятно и горестно то, что происходит с Ирамом — подтвердил Джамаль, который на протяжение этой речи одобрительно кивал головой, как китайский болванчик.
— Ну, так в чем же дело, о, почтеннейший? — вопросил Шендерович, демонстрируя несколько утомленное терпение, — слишком высоки торговые пошлины на вывоз поименованных товаров? Поставщики взвинтили цены? Ирам не расплатился за предыдущие поставки?
— Что ты, царь царей! — искренне изумился старшина купцов, — такие дела легко улаживаются при помощи даров, и просьб, и уговоров, и мзды, и мудрых бесед за чашкой плова — ибо и в сопредельных краях есть купцы и караванщики, которые продают и покупают, приумножают и тратят, — неужто отказались бы они везти товары в Ирам, коли была бы на то возможность?
— Тогда, — воззвал Шендерович к свежим впечатлениям, — уж не засели ли на караванных тропах разбойники, гибельные для караванщиков и губительные для товара?
— Нет, о, свет вселенной, — вздохнул старшина купцов, — эта беда была бы немногим страшнее, ибо на силу всегда найдется сила, а эмир наш искушен в битвах и воины его — воистину львы пустыни…
— Ну, так в чем проблема? — уже несколько раздраженно вопросил Шендерович.
— Не гневайся, о, источник алоэ и мирры! — старшина купцов склонился еще ниже, — ибо если войско наше в силах справиться с творениями из плоти и крови, оно бессильно перед порождениями воздуха и огня. Сие под силу лишь благословенному, по праву занимающему Престол Ирама, владыке владык, повелителю миров…
— Э… — Гиви с некоторым внутренним удовлетворением увидел, что на лице Шендеровича отобразилась растерянность, — ты хочешь сказать… Дубан, что он хочет сказать?
— Меж Ирамом и указанными городами не так давно обосновались джинны, — буднично пояснил звездозаконник, — причем, самой зловредной своей разновидности. Не ведаю, каковы их подлые намерения, но каковы бы ни были, они губительны для Ирама, ибо сии твари засели как раз в проходе меж горами Каф, через который и идет караванная тропа.
— Гули? — деловитым тоном приглашенного специалиста осведомился Шендерович.
— О нет, — Дубан пожал острыми плечами, — полагаю, ифриты. Будь то гули, мы бы сумели справились с ними, о, властитель.
— Они что? — осторожно спросил Шендерович, — э… пожирают путников?
— Сие мне не ведомо, о, сидящий на престоле, — ответил Дубан, — однако ж, полагаю, да, раз ни один из караванов не дошел, а в песках находят белеющие кости людей и животных… Впрочем, костей там всегда хватало — ибо опасным сие место слывет испокон веку. Да то и тебе самому ведомо!
— Как же, как же… — кивнул Шендерович, — А те, кто нашли эти кости, они что… живы? — продолжал допрашивать он.
— Масрур храбрейший, — Дубан обернулся к эмиру, в ответ на что тот коротко поклонился, — самолично ходил туда с отрядом наилучших своих храбрецов.
— Однако ж, — проницательно заметил Шендерович, — тебя не съели, а, Масрур?
Гиви поглядел на эмира. Тот был бледен и глядел как-то затравленно, поминутно облизывая губы. Ох, неладно что-то с ним, подумал Гиви. Перетрусил, что ли, а теперь стыдно признаться?
— В полдень подошел я туда, повелитель и в полдень же уехал оттуда, — хрипло сказал Масрур.
— И? — недоумевал Шендерович.
— Так они ж боятся солнечного света, сии порождения ночи, — пояснил Дубан.
— Ну, так почему бы и купцам не ходить днем?
— Но повелитель, — изумленно проговорил Дубан, — они и ходят днем! Но в горах Каф есть такие области, куда не проникает солнечный свет! Недаром их прозывают еще и горы Мрака! Они засели там, оттуда и нападают на караваны, ибо караванная тропа мимо сиих областей проходит…
— Засели-засели, — брюзгливо повторил Шендерович, — Кто-то их вообще видел?
— Я же и видел, — терпеливо пояснил Дубан, — в хрустальном шаре.
— Ах, в хрустальном шаре! — Шендерович вновь ударил руками по подлокотникам, отчего звери у лестницы закрутили головами, — ладно, разберемся. Масрур!
— Да, повелитель, — смуглое лицо Масрура сейчас было серым. Неужто, думал Гиви, он и впрямь боится? Ох, если уж и он так боится!
— Завтра с утра выступаем! Собери людей!
— За… с утра? — недоуменно повторил Дубан, — Вы ж там будете к закату, о, повелитель!
— Вот и хорошо, — благосклонно кивнул Шендерович, — Мы их выманим, этих ифритов!
— Но к ночи их сила упрочится!
— Ничего-ничего! Пусть упрочается. Положись на своего царя. Делай, о, Масрур!
— На голове и на глазах, о, повелитель, — неуверенно произнес Масрур. Он прижал в знак почтения руку к сердцу, и вдруг, покачнувшись и закатив глаза, рухнул на ковер.
— Ну что это, — укоризненно произнес Шендерович со своего сиденья, — ну, нельзя же так…
— Это он от страха! — прошептал Гиви, чувствуя, как по спине ползут противные липкие мурашки.
— Масруру страх неведом, — укоризненно сказал чуткий Дубан. Отстранив воинов, кинувшихся к своему начальнику, он склонился над упавшим и стал щупать ему запястье, печально покачивая головой. Затем обернулся к Шендеровичу.
— Ему надобно сделать кровопускание, о, великий, — сказал он, — твой недостойный слуга, если позволишь, займется этим незамедлительно. Ибо, — он вновь покачал головой, на сей раз зловеще, — я вижу дурные признаки…
— Хорошо, — нетерпеливо сказал Шендерович, — потом доложишь о его состоянии. Все?
Кушать хочет, — подумал Гиви, глядя, как четверо крепких воинов укладывают Масрура на импровизированные носилки из копий.
— Не все, о, радость народа! — сказал Джамаль ласково.
— Ну, что там еще? — вопросил Шендерович голосом утомленной кинозвезды.
— А судебные дела? А неразрешимые судебные дела? Кому как не тебе развязывать узлы, каковые никто более развязать не способен?
— Такие узлы обычно рубят, — сухо сказал Шендерович.
— Только не в суде, — возразил Джамаль. — Впрочем, сие дело мелкое и именно посему трудноразрешимое. И ежели ты откажешься, ибо утомлен и желаешь приступить к трапезе…
Придворные вновь начали осторожно переглядываться друг с другом. Странный обморок Масрура явно произвел на них неблагоприятное впечатление. Быть может, думал Гиви, они сочли его за дурной знак? Лично я бы счел…
— И кто посмеет меня за то осудить? — загремел Шендерович, — вы тут обабились совершенно, сами ни на что не способны! Да, меня утомили ваши жалобы!
— Прости, о, луноподобный!
— Да, ваше судебное дело не стоит выеденного яйца!
— Такая мелочь, — подсказал Джамаль.
— Воистину мелочь! Сейчас увидите, как надобно разбираться с неразрешимыми проблемами. Излагайте!
Бедный Миша, сокрушенно думал Гиви, не хотел бы я быть на его месте! Это же ни покушать, ни отдохнуть… А ему, вроде, нравится… Или, просто, лицо держит — разве у Миши поймешь?
— Вот почтенный кади и изложит тебе суть сего запутанного дела.
Кади вскочил, поклонился, прижав руки к груди, потом неловко, оставаясь в согнутом положении, размотал свиток.
— Дело-то простое, опора справедливости, — запинаясь проговорил он, — однако ж добром решить его никак не удается. Трое лоточников ходили торговать по дорогам, а в караван-сарае встретились, подружились и решили дальше ходить вместе. И вот удача улыбнулась им, о, радость мира, и они наторговали большую сумму денег. Однако ж показалось им того мало, и решили они пойти с товаром дальше, а деньги, убоявшись, спрятали в месте, ведомом им одним, дабы на обратном пути выкопать их и разделить. Однако ж, когда вернулись они, то обнаружили, что тайник их пуст, а деньги пропали. Видно, ночью одного из них обуяла жадность и, пока друзья и спутники спали, пошел он и выкопал все накопленное. И вот, теперь показывают они друг на друга и кричат, и обвиняют друг друга и готовы выцарапать друг другу глаза, однако ж никто не сознается в краже и как разобраться с сей жалобой — неведомо, ибо жалуются все они и на одно и то же, однако каждый отводит от себя подозрения, кивая на других.
Шендерович несколько ошеломленно почесал в затылке.
— И все? — спросил он.
— Все, о, суд совести, — ответил кади.
— А это… может, кто другой позаимствовал накопления? Подглядел, да и откопал сокрытое?
— Они уверяют, что сие невозможно, о, праведный! И это единственное, в чем они показывают согласно!
— А следственный эксперимент проводили?
— Что, повелитель? — озадаченно спросил кади.
— Ну, там, на место преступления, отпечатки пальцев там, может, это… грязь под ногтями. Кто-то ведь отрыл, перезахоронил?
— Что до грязи под ногтями, то сие у них имеется в избытке, — вздохнул кади, — ибо люди это низкие и нечистоплотные. А что до отпечатков пальцев, то что ты под сим разумеешь, мне не ведомо. Они там все залапали, пока раскапывали пустой тайник — и друг друга в том числе. Ибо хватали друг друга за рукава и полы, да и за грудки тоже, крича: «Ты виноват!», «Нет, ты виноват!», «Вор!», «Разбойник!» и прочие оскорбления.
— А допросить? — ласково, наподобие Джамаля, осведомился Шендерович.
— Ну, немного допросили, не без того, — вздохнул кади, — ну, так они то сознаются, когда уж совсем невтерпеж, то опять спохватываются, отказываются от своих слов и начинают валить друг на друга.
— Ну, так осудите всех! — нетерпеливо сказал голодный Шендерович.
Гиви внутренне содрогнулся. Кади содрогнулся наружно.
— Как можно? — воскликнул он, позабыв прибавить «повелитель», — Все они жулики, ежели честно, но виноват-то один!
Джамаль громко и протяжно, явно демонстративно вздохнул. На честном лице кади постепенно проступало глубокое разочарование, как у ребенка, у которого обманом отобрали конфету. Гиви стало стыдно.
Бедный Миша, думал он, ему же еще хуже! Он же на виду! Как же он выкрутится, бедняга?
Шендерович замер на миг, прикрыв глаза.
У подножия трона замер кади.
Пол чуть-чуть покачнулся.
Придворные вновь начали перешептываться.
Шендерович открыл глаза.
— Мелкое это дело, о, кади! — произнес он звучно. — Незначительное это дело!
— Э? — оживился кади, в глазах которого вновь вспыхнула надежда.
— Столь незначительное, что оно недостойно моего времени. С ним и мой везирь справится, причем в один миг, — Шендерович величественно кивнул в сторону Гиви, — ибо мудрость его велика и превосходит вашу, хотя и не достигает моей. В чем вы сейчас и убедитесь.
Гиви в ужасе зажмурился, ощущая, как пол уходит из-под ног. Или это опять землетрясение?
Он осторожно открыл один глаз.
Все смотрели на него.
Ну и сволочь же Мишка, подумал он.
Он открыл второй глаз.
Сверху благосклонно кивал Шендерович.
— Э? — сказал Гиви.
— Вот!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42